Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви

Глава 6 И последствия

После нескольких дней слякоти сегодня утро впервые порадовало прозрачным и лёгким небом, солнечные зайчики бегали по полу как шаловливые котята. А ещё сегодня утром за завтраком впервые никто не ворчал, что Михаил читает прессу, ибо сейчас газетами шуршали все. Даже младшие сёстры. Обсуждали и сравнивали разные статьи, кто из журналистов в зависимости от издания на что старался поставить акцент и направить внимание читателя. Ибо написали про вчерашний суд абсолютно все, включая те СМИ, кто не прислал корреспондента. В том числе и мелкие газеты локальным тиражом всего лишь внутри той или иной префектуры Москвы. Нигде имя Румянцевых прямо не звучало. Формально обвиняли исключительно дирекцию, которая сначала жадностью и наплевательством на закон и рабочих довела производство до аварии, а потом решила замазать грехи, обвинив человека, чьим только героизмом глобальную катастрофу и удалось остановить. Однако буквально каждая газета не удержалась от «историко-географической справки»: чтобы, значит, читатели понимали — где предприятие стоит, кем построено, и какие за тридцатилетнюю историю у завода были владельцы.

Неожиданно Аня положила очередной газетный лист, посмотрела на брата круглыми от удивления глазами и сказала:

— Мишка, ну ты даёшь, такое устроить.

— Анька, ты меня опередила. То же самое хотела сказать, — поддержала Маша.

— Стоп, — Михаил от восхищённого взгляда сестёр аж бутербродом поперхнулся. — Вы о чём?

— Епископ Адриан…

— Я про Борятинских…

— Всё равно не понимаю. Ладно, про владыку Адриана слышал, он сейчас как раз проездом в Москве. Хотя кто про него не слышал… При чём тут Борятинские?

— Вот, — Аня протянула «Православный вестник», официальный печатный орган Церкви. — Владыка Адриан пока в Москве, выступает с проповедями на вечерних службах по очереди в разных церквях города. Вчера вечером он целых десять минут говорил про Землячкиных, фактически прямым текстом обвиняя хозяев завода, что они готовы были продавать православные души в обмен на золото.

Михаил с искренней растерянностью лишь развёл руками. Непосредственно с отцом Адрианом понятно. Начинал с обычного полкового священника, был в хорошем смысле истово верующим и одновременно буквально фанатиком русской армии. Участвовал во всех локальных конфликтах последних двадцати лет, где воевали русские солдаты. Там и приобрёл известность с одной стороны, как пастыря, не боявшегося вдохновлять солдат чуть ли не в окопах, а с другой как неутомимого борца с неправдой, приписками и попытками обидеть простого солдата ради чинов и званий. Отца Адриана буквально боготворила армия, его уважили по всей стране. То, что он с жаром вступился за обиженного Игоря Даниловича — понятно, но официальная проповедь не могла прозвучать без одобрения Церкви: церковную дисциплину владыка Адриан соблюдал не менее строго, чем военную.

— А Борятинские причём?

— Вот, смотри, — Маша показала «Новостной деловой вестник». — Они вчера вечером подали в Земской собор петицию о необходимости ужесточения контроля за наймом дворянами вооружённых людей. Это же шавки Воронцовых, а после вчерашнего заседания и сегодняшних статей все же подумают, что Воронцовы нас против Румянцевых поддерживают. Миша, это же Воронцовы! Как ты их сумел уговорить выступить за нас?..

— Не уверен, с Воронцовыми, думаю, простое совпадение. Они копают под Суворовых — или совпало, или повод удачный нашли с петицией. Ну или хотят надавить на Румянцевых, те, говорят, с лета претендуют войти в Боярскую думу. А вот владыка Адриан… Честное слово, ничего я не устраивал. Мне кажется — он сам, просто не смог пройти мимо несправедливости, он такой.

Было заметно, что сёстры не очень поверили, но дальше выспрашивать не станут. Решили, что брат использовал какие-то тайные договорённости и сделки, про которые не может сказать открыто. Михаил на это мысленно тяжко вздохнул. Если бы всё именно так и было… Потому что он и в самом деле перестал ситуацию понимать. Это Румянцевы всех так допекли, что, едва получив возможности, окружающие принялись сводить с ними счёты? Какие-то хитросплетения высокой политики, очередные войны высшего дворянства? Возможно, интриги Церкви, которая начала ответное наступление на тех, кто пытался ограничить её свободу? Или же Тёмниковы просто случайно ткнули в перезревший общественный нарыв и стронули лавину, а дальше оно всё уже само?

Ответа Михаил так и не нашёл. Зато в топку размышлений подбросила дров неожиданная встреча, случившаяся в гимназии. Во время большой перемены старшие классы получали возможность сходить в столовую и пообедать. Возле входа в корпус столовой Михаила и поймал Виктор Демидов, с которым были четверо парней из параллельных классов:

— Слушай, Миша, мы тут собрались… В общем, от всех классов хотим сказать тебе — ты молодец, и мы тобой гордимся.

— Извини, — растерялся Михаил. — Я тут как белка в колесе уже несколько дней, немного не понимаю.

— Мы про то, как ты за этого Игоря Даниловича Землячкина заступился. Если бы не ты — ведь и в самом деле его бы засудили. А ведь он герой, он о людях думал. И когда рабочих выводил, и потом. Мог ведь просто спасателей ждать, а он пошёл посёлок спасать. Я сегодня утром как раз с отцом спорил. А мы все не согласны. Если они простолюдины, то всё? Пусть погибают? Другой бы Румянцевых испугался, а ты — нет. Это правда, что у этого Игоря Даниловича хотели дочь выкрасть, чтобы заставить вину признать?

— Да, — вздохнул Михаил. — Я на допросе был сам и могу дать слово — ничего из главаря банды, которая полезла в мой дом, силой не выбивали. Он как попался, сразу решил, что ему проще признаться в похищении дочери Землячкина, чем в покушении на меня.

— Румянцы вообще совесть потеряли, — подал голос один из парней. Он учился в параллельном классе, поэтому Михаил только с небольшой задержкой вспомнил, как его зовут — Юрий Ивачев. — Нанимать уголовников для шантажа.

— Ну их вообще-то директор нанимал… — заикнулся было Михаил, которому не понравилось направление разговора.

— Миша, ну ты же не простолюдин, ты же сам из старших семей, — отрезал Виктор. — Я понимаю, ты, как глава рода, не имеешь права говорить такое вслух. Но мы же с тобой оба знаем, что без ведома семьи такие вещи не делаются. Я за тебя вслух скажу: это Румянцевы. Отсюда мы решили уже. Собираем народ, многие с нами согласны. И хотим прийти на следующий суд, поддержать тебя.

— Тогда завтра, — вздохнул Михаил. Не можешь остановить — возглавь. — На завтрашнее заседание суда идёт дочь Землячкина, с ней едет Аня: нужен повод отправить десяток гвардейцев для охраны на всякий случай. Думаю, ваша поддержка как раз пригодится.

— Отлично. Как раз до завтра всё организуем, — подвёл итог Юра Ивачев.

Дальше говорить стало некогда, большая перемена не резиновая, надо успеть пообедать. Михаил весь обед крутил в голове короткий разговор с Виктором и остальными и пытался понять. Вроде радоваться надо, с такой поддержкой, когда на заседание как зрители придут дети знатнейших фамилий страны — судья Румянцевых первый в землю по маковку загонит, наплевав на взятку и обещания. Почему «непонятно чего» скребётся на задворках памяти, а от разговора веет каким-то нехорошим привкусом?

Следующее заседание суда прошло феерично. Сафиуллин, получив настолько впечатляющую зрительскую аудиторию — не только корреспондентов газет, но и сливки московского дворянского общества — превзошёл себя, блистая красноречием и юридическими талантами. И хотя окончательное разбирательство должно будет тянуться ещё недели две, уже на следующий день стало понятно — это отныне чистая формальность. Хватило бы веса Воронцовых и Церкви, которые из каких-то своих интересов поддержали Михаила. А уж когда на заседание явились дети и наследники половины самых родовитых московских семей… И неважно, сами они пришли или с согласия родителей, воевать со всей Москвой стало бы самоубийством. Румянцевы ситуацию оценили здраво и начали минимизацию убытков, как в финансовом, так и в репутационном плане, сделав козлами отпущения дирекцию завода. Для Михаила же главным стало, что при таких раскладах его трогать не будут. Никто не поверит, что всё получилось случайно. Наоборот, отныне Румянцевы просто уверены: «молодого неопытного мальчика использовали как наживку, и теперь авторы задумки ждут нападения на Тёмниковых как повода для следующей атаки».

Попутно, как им показалось, Румянцевы сделали умный ответный ход, предложив Михаилу завод выкупить. Откажется — можно потом запускать в газетах встречную волну, дескать, защитник простых рабочих Михаил лишь на словах, а сам старался исключительно по личному знакомству. Мог, как грозился, взять и всё наладить, но не хочет возиться. Если всё же поведётся и купит — завод для небольшого рода станет дырой в бюджете, так как требует очень серьёзных вложений. Михаил предложение с удовольствием принял, заранее предвкушая лицо Петра Федосеевича Румянцева. С точки зрения реальных финансовых возможностей их семьи затраты были не самые серьёзные, но главное — в нынешней ситуации завод идеально подходил стать образцовой витриной для следующего проекта.

Выждав ещё день, Михаил уведомил гимназию, что сегодня занятия пропустит из-за дел рода. Дождался, пока сёстры уедут… После чего признался сам себе, что можно бы всё сделать и вечером, девочки у него понятливые, отвлекать не станут. А на самом деле ему понадобился повод не ходить на уроки. Уж больно красноречивые и многообещающие взгляды на Михаила весь вчерашний день бросали одноклассницы. Дети переключаются с одного на другое быстро, так вроде бы говорят детские психологи? Или что-то вроде? В общем, может быть, если на день пропасть из поля зрения, страсти поостынут, и на него передумают устраивать женскую облаву? Дальше посмеявшись над своими страхами — ага, сбылась мечта прежнего Михаила о внимании всех девочек класса, только есть нюанс — вызвал к себе Энрикета.

Первый час они разбирались с накопившейся текучкой — откладывать её не стоило, но и чтобы потом не отвлекало, и, наконец, перешли к главному.

— Знаете, Михаил Юрьевич, ещё раз готов восхититься вашему стратегическому мышлению. Я-то рассматривал ситуацию чисто тактически. Исключительно с точки зрения репутации, показать, что мы своих людей не бросаем и в состоянии за себя постоять. На сегодняшний день я получил уже десять просьб о вассалитете без поглощения, и предварительно ожидаю ещё полтора десятка таких же просьб в течение следующих двух месяцев. Из этих десяти трое готовы прийти со своими отрядами.

— Мы становимся силой… заметной силой. Рано, но и отказывать нельзя. Хорошо, тогда проверяйте их, делайте ваши рекомендации, а по итогам я решу, кого приглашать на собеседование. Ну что же, это приятное добавление к моему основному плану, которое я не ждал. Наверное, так будет и в самом деле лучше.

— Добавление? — удивлённо приподнял бровь Энрикет. — Я так понимаю, пришла пора посвящать в вашу идею остальной клановый совет?

— Пока только вас. И очень прошу меня выслушать, а дальше высказать, если увидите слабые места. Несколько дней назад Землячкин принял моё предложение возглавить что-то вроде внутреннего аудита. Я опасаюсь, что на наших предприятиях с большой вероятностью может повториться то же самое, что и у Румянцевых. Будем честными, они виноваты исключительно своей ленью и тем, что судили о состоянии только по прибылям и отчётам директора. Сколько у нас вот таких же директоров, которые ради места и карьеры готовы лепить и посылать наверх липовые красивые доклады? Получать отчёты внутреннего аудита буду для всех лишь я напрямую, неофициально — ещё и вы. Минуя любые промежуточные звенья и фильтры. Это гарантирует достоверность информации. А на местах работать будут такие же фанатики справедливости, как Землячкин. Я потому и даю ему в этом карт-бланш как по подбору сотрудников, так и с аудитом. При этом он будет исключительно органом надзора, без права решения. Это… ограничит излишний пыл. Что-то потом, но уже без указания источника, мы будем пересылать господину Ругимову, это поможет ему реально оценивать ситуацию на местах. Такова наша задача минимум на ближайший год.

Энрикет молчал довольно долго, потом задумчиво сказал:

— В нынешней ситуации, хотя это и потребует существенных и незапланированных трат… Думаю, вы правы. Когда придёт момент выходить из тени, имея достоверную информацию с мест, мы обойдём противников по скорости реакции на ту или иную ситуацию. Тем более в этот момент нашу основную разведку постараются парализовать, а о существовании скрытой дублирующей сети знать будем лишь мы с вами. Но вы сказали — задача минимум?

— Да. И очень надеюсь… — Михаил неожиданно для себя поперхнулся. Пришлось налить воды из графина и выпить сразу полстакана. Дальше он говорил негромко, словно и сам опасался своих слов. — Очень надеюсь, что вторая часть нам никогда не пригодится. Вы слышали выражение: Бог всегда на стороне больших батальонов?

— Да, его ошибочно приписывают основателю династии Наполеонов, хотя на самом деле слова принадлежат тоже французу, Жаку д' Эстамп де Ла-Ферте, который жил на двести лет раньше. А своей популярностью оно вообще обязано основателю Прусской империи Фридриху Великому, — ответил Энрикет и неожиданно рассмеялся. — Маленькое хобби, военная история.

— Тогда вы меня поймёте лучше остальных. Столешниковы проиграли вовсе не в момент нападения Воронцовых и из-за нехватки бойцов, а намного раньше. Когда остались в одиночестве. И я вовсе не про остальные дворянские роды. Если подумать, что нужно большей части людей? Не переживать, чем завтра накормить семью, чтобы дети были здоровы, могли получить образование и имели гарантированный шанс жить лучше, чем родители. Но именно этого сейчас никто из дворян простолюдинам не даст, скорее наоборот. Так зачем им влезать в наши дрязги, если от смены хозяина ничего не изменится? И другое дело, если в нашей семье они будут видеть тот самый шанс на лучшую жизнь, который потеряют с нашим поражением. Точно так же как и все мелкие дворяне и одиночные дворянские семьи, которые приняли наш сеньорат. Если нас попытаются раздавить, мы для Дворянского собрания ещё долго — никто, выскочки. Мы ещё долго не сможем рассчитывать на реальных союзников среди старшего дворянства. Зато на нашей стороне выступят простолюдины. Из фабрики, которую нам продали Румянцевы, сделаем образец, витрину. Аналогично и на остальных наших предприятиях будем добиваться строгого соблюдения имперских законов и некоторого социального стандарта в качестве пряника. В качестве кнута — если ты ленишься, если тебе наплевать на благополучие нашей семьи, ты уходишь с волчьим билетом.

Энрикет опять надолго замолчал, обдумывая и рассчитывая. Напряжение мысли можно было понять хотя бы потому, что обычно привычки вертеть в руках карандаш у него не имелось.

— В целом идея может сработать. Есть одно но. Это всё равно будет достаточно аморфная масса, которая не выдержит удара профессионалов. Сами понимаете, я такое видел не раз во время мятежей рабочих на плантациях.

— Да. Вот для этого нам и понадобится Землячкин и те, кого он наберёт. Раз вы увлекаетесь военной историей, должны помнить попытку отделения от Британии североамериканских колоний. Перевес метрополии был тогда колоссальный, но восстание не могли подавить долгих шесть лет. Повстанцы придумали институт комиссаров, которые где личным примером, где речами, а где и жёсткостью цементировали аморфные отряды вчерашних охотников, горожан и фермеров. Командовать будут наши гвардейцы, а фанатики Землячкина станут при них комиссарами.

— Я очень надеюсь… что это нам не пригодится. Но в целом, обдумав вашу идею, Михаил Юрьевич, вынужден снова признать вашу правоту. Бог всегда на стороне больших батальонов. Если ситуация в итоге дойдёт до повторения летних событий… Центральную резиденцию мы удержим при любых раскладах, Харитонов просто так слов на ветер не бросает. Навязав потом любому противнику войну на истощение, с вашей идеей мы выигрываем гарантированно. Потому над деталями я подумаю и предоставлю свои соображения, но с вашим планом я согласен.

По сложившейся уже традиции, вернувшись из школы обедать и ужинать старались всей семьёй. Как раз закончив все дела, Михаил отправился в столовую. Шёл медленно, обдумывая сегодняшний разговор с Энрикетом. Как бы понять, это такая гениальная идея в голову пришла? Энрикет в силу своего опыта и привычки к самому худшему — страхуется, на всякий пожарный случай готовясь действовать даже при самом неблагоприятном варианте? Или же его начальник безопасности, лучше знакомый с местными реалиями, тоже ощущает надвигающуюся бурю?