Домашние буквально насели на Михаила и Олю, остаток дня пролетел незаметно. И никаких дел: нехорошо перед сёстрами снова их бросать и уходить работать. Текучка ждала, пока Михаила не было — подождёт ещё. За исключением одного разговора… который Михаил как раз рад был бы отложить, но не мог. Потому что в любой момент история с окончательным замирением не на словах, а на деле между Тёмниковыми и Воронцовыми выйдет наружу. И даже то, что Никодим Воронцов сразу после покушения приезжал к ним в поместье не открыто, а инкогнито, всё отсрочило на пару недель — и только.
В Москву окончательно пришла зима, со второй половины дня густыми ватными тучами заволокла небо и радостно продолжила засыпать город снегом, чтобы стало понятно: до весны она больше не уйдёт. Как груды костей павших и забытых в степи животных, стояли голые скелеты парковых деревьев. Они отслужили своё время под осенний плач ветра и под шелест облетающей листвы, теперь их на полгода сменили сугробы под вой вьюг в зимние долгие вечера. По улице растеклись зимние сумерки, а ранняя ночь съела тенями и чернотой всё за окном. В такую погоду хочется не казать носа за порог дома, а сидеть в яркой светлой комнате, укутавшись в плед, и читать книгу. В этот момент, когда все собрались в гостиной, Михаил и решился затеять тот самый неприятный разговор.
Начать говорить было очень трудно, Михаил оттягивал рассказ, сколько мог. И если бы не Оля, сидевшая рядом, и чью поддержку он ощущал — не факт, что смог бы себя пересилить и решиться. Однако выгородить Никодима Воронцова в глазах остальных сестёр было жизненно необходимо. Им ещё работать вместе с теми же Воронцовыми — так пусть сёстры, которые верят брату безоговорочно, услышат именно отредактированную версию. Чтобы когда до них случайно или намеренно донесут всё остальное, девочки уже частично переварили новость, во что-то просто не поверили, а обозвали клеветой. Тогда не сорвутся в психоз, как они с Анькой от шока в конце лета.
— У меня будет ещё одно объявление. Важное, из-за этого я тоже и задержался. Послушайте меня все, пожалуйста.
Видимо, что-то такое прозвучало в его голосе, потому что в комнате разом наступила тишина. И близнецы, которые как раз затеяли возню вокруг Ани, как-то разом угомонились. Все в комнате настороженно посмотрели на Михаила.
— Когда мы летом прорывались к Ярославлю, мы дали друг другу обещание насчёт мести. Но в конце лета мы с Аней сначала обнаружили, что наши родители и дед готовили государственный переворот. Они же шесть лет назад устроили покушение, в результате которого погибли цесаревич Роман и императрица. Следующий удар должен был случиться в ноябре-декабре этого года. Одновременно с убийством цесаревны Юлии и императора Столешниковы выводили преданные им войска и захватывали Москву. Наши догадки подтвердили глава Службы государственного спокойствия и глава Боярской думы. И мне больно говорить, но летняя… война… на самом деле была подавлением мятежа, с ведома и по приказу Его Величества. При этом Его Величество проявил великодушие, официально внёс пункт, что дети за родителей не отвечают. Если бы старшее поколение сложило оружие, то всё ограничилось бы наказанием участвующих в измене. Да, всё совершеннолетнее поколение. Вместо этого наш дед попробовал сначала всё-таки поднять мятеж, а когда его не поддержал никто, кроме клановой гвардии и наёмников — предпочёл, как нихонские самураи убить всех, но не сдаться. Поэтому поместья и штурмовали без выживших… Ну и отморозки на местах, которые решили, что им закон и приказ императора не указ, война всё спишет, можно добивать и детей. Такие, как преследовавший нас Леонид Воронцов и ещё ряд других. Глава Воронцовых официально передо мной извинился, заявил, что мы имели право на самооборону, а всех тех, кто в нарушение приказа добивал детей в отдалённых городах и поместьях, он предаст суду. Это же мне гарантировал и генерал Юсупов. Следствие уже завершается, глава Службы государственного спокойствия показывал мне список виновных и материалы — что случайных людей, назначенных виноватыми, в нём не будет. Отсюда я решил, что наше решение о мести потеряло силу. И мстить мы не имеем права. Столешниковы ушли в историю. А мы с вами — новая семья, которая к ним не имеет отношения.
Михаил сильнее всего боялся за близнецов, всё-таки у них вроде бы с родителями были хорошие отношения. Спокойнее всего было за Машу, так как знал, что она с самого начала не горела энтузиазмом ввязываться в новую резню. Да и возрастом — постарше, отсюда рассудительнее. И тем неожиданнее было услышать от Юны равнодушное:
— И правильно. Не нужна нам эта война. Прав Миша, ушло в историю — и ладно, не трогай. Да не смотрите вы так, папе с мамой плевать на нас с Янкой было. Папа у нас, ах, весь в работе, ах, сами Столешниковы его приняли. Надо оправдать доверие. Мы его видели-то раз в пару месяцев. И матери мы не нужны были. Она до смерти рада была, что смогла выбраться из той глуши, где росла, и на всё была готова, лишь бы в Москве оставаться. Нас родила, только потому, что так надо, без детей брак аннулируют и её обратно под Благовещенск выкинут. Зато на людях обязана быть идеальная семья, чтобы выглядело красиво, как на открытке.
— Правильно говоришь, — добавила Яна. — Мы для них были только как выгодное вложение, вроде и есть, но при этом особо стараться не надо. Не мальчишки же, которые наследники и которых родители сами воспитывать должны? Денег на прислугу хватает, вот на неё и спихнуть можно. Мы Юной только рядом с вами поняли, что такое семья настоящая. И что мы кому-то сами по себе нужны, а не как мебель похвалиться перед соседями или банковский вклад под выгодные проценты. Так что плевать. Я не хочу ни тобой, Миша, рисковать, ни остальными. Вы мне дороже, чем эта дурацкая месть.
А Маша неожиданно закрыла лицо руками и заревела в голос. Причём с истерическими нотками:
— Значит, это правда. Я же знала про всё, понимаете, я догадывалась. Отец с какой-то встречи на Пасху вернулся. Пьяный. И болтать начал всякое. В том числе и что я скоро чуть ли не княжной стану. Утешить так решил. Я тогда сами помните, на кого заглядывалась, а он на меня смотреть не хотел. И отец говорил, дескать, скоро он сам к тебе приползёт и умолять будет, подожди. Мать на него шикнула, он и умолк. Я же ещё летом всё поняла! И тогда, в августе, когда вы с Анкой коньяк пили — я тоже сразу поняла, до чего вы докопались. Но я любила их, понимаете⁈ Я и сейчас папу с мамой люблю, даже если знаю, что ты прав, Миша. Ты прав! А мне чего делать? Вы мне тоже дороги!
Дальше Маша начала плакать ещё сильнее. Причём всё явно шло к неконтролируемой истерике. Аня посмотрела на сестру и задумчиво сказала:
— Коньяк не вариант. Это если что, Миша, чтобы даже не думал ей наливать. Вот что. Отволочём её в мастерскую, Дейнеку я предупрежу, чтобы он завтра там не показывался. Меня или тебя Машка сейчас не послушает вообще, а вот если позову Полю, её она может и выслушает. Тем более Поля не из болтливых. Ну и госпожу Абель подключу, она в Африке у себя тоже много чего видела и хорошо умеет мозги вправлять. Миша, поможешь довести Машу? Не хочу никого чужого и постороннего сейчас вмешивать, даже если люди надёжные.
За суетой вокруг Маши все забыли про Женю. И не сразу Михаил сообразил, что она единственная не помогает, а… Сестра стояла в стороне от остальных, с каким-то жутким, мёртвым выражением лица. И абсолютной пустотой во взгляде. Заметив, что брат на неё смотрит, Женя глухим, загробным голосом произнесла:
— Миша. Зачем? Ты же сам мне сказал, что мы обязательно должны и будем мстить. И если ты засомневаешься, чтобы я проследила, — дальше лицо девочки перекосила гримаса, она жалобно сказала: — Нет. Это другой Миша был, плохой. А этот хорошо ко мне относится, нельзя. Уйди!
И снова Женино лицо замерло маской. Дальше Михаил действовал как в бою. То золотое чувство штурмовика и опытного бойца, когда в момент смертельной опасности ты успеваешь принять верное решение и действовать раньше, чем сознание готово ухватить мысль. По наитию Михаил вызвал переход в Библиотеку. В этот момент окружающий мир размазывался цветными пятнами в духе импрессионистов. Весь, кроме одного места прямо перед собой, где появлялась дверь в Библиотеку. Очень чёткая, на полированном алюминии и дымчатом непрозрачном стекле можно увидеть каждую щербинку и прожилку. Но сейчас прямо перед дверью стояла Женя. Такая же чёткая… нет, уже немного прозрачная. И непонятное мутное облако рядом, которое протянуло грязные нити и тянуло из девочки цвета. «Тварь! Он же и здесь предусмотрел ещё одну страховку своим планам!» Причём Женя медленно шевелилась, а нити пульсировали и двигались вполне зримо. Михаил прыгнул вперёд, всем своим весом — уже не восемнадцатилетнего парня, а здорового мужика, привычного к работе на гражданке и к бронежилету на войне — буквально обрывая начавшие оплетать Женю нити и заталкивая её в проём двери. Успела мелькнуть по краю сознания мысль, что как бы Женя не испугалась, увидев перед собой чужого человека. Вот если бы постареть не втрое, а самое большее лет на десять, тогда и массы всё равно хватило бы, и объясняться проще… Нити лопнули, в распахнувшуюся дверь Библиотеки сначала забросило Женю, потом кубарем закатился Михаил.
На мгновение показалось, что в глаза сверкнуло чем-то алым, но тут же пропало. Сегодня впервые за окном кабинета Михаила встретило не открытое море или какой-то залив. Насколько из памяти не выветрился университетский курс геологии, Библиотека смотрела на остров родом откуда-то из Тихого океана, очень типичная для тех мест картина. Когда-то со дня моря поднялся конус вулкана, давным-давно в незапамятные времена потухшего. Одну сторону кратера постепенно размыло морем, и она рухнула, образовав проход в кольце. Потому-то вода в бухте разного цвета, это лучше всего заметно именно в тропический полдень, пылающий по ту сторону стекла — у неглубокого побережья лагуна голубая, в бездонном центре синяя до черноты. Родившись столетия назад чёрной обсидиановой, базальтовой и пемзовой пустыней, понемногу скалы обросли зелёной пеной растительности. Каждая щербинка, каждая расщелина в выветрившейся лаве высоких стен давали приют деревьям и ползучим, взбирающимся вверх лианам. Сквозь вентиляционные щели стеклопакетов окна тянуло тёплым и влажным воздухом, напоенным пряными, сладковатыми и терпкими тропическими ароматами.
Судя по всему, в кабинет оба попали с разницей во времени, так как Женя сидела с ногами в кресле и всхлипывала, но судя по следам на лице и краснющим глазам, до этого долго ревела. Сбросив на пол бронежилет и пихнув его куда-то в сторону, чтобы не мешался, Михаил занял кресло, пересадив девочку к себе на колени. Женя уткнулась ему в плечо, не обращая внимания на жёсткую и грубую ткань камуфляжа. Ещё минут десять девочка плакала, но уже как-то с облегчением, потом всхлипнула и тихонько сказала:
— Миша. Это же ты? Это же правильный ты?
— Да, я твой Миша.
— Хорошо. Тогда давай останемся здесь, вдвоём? Навсегда.
— А как же Аня? Маша? Яна с Юной и Оля? Мы их бросим?
— Как-нибудь. А я не хочу отсюда никуда уходить. Здесь так хорошо… Мне никогда ещё не было так хорошо, как здесь. И ты со мной. Ты же хороший. А тот, плохой ты пусть там остаётся. А мы с тобой — тут. Навсегда.
— Женечка. Что за «плохой я»?
— Ну который раньше был. Ты меня всегда обижал, всегда так на меня смотрел… как будто я никто. А потом хороший стал, ты меня любишь.
Михаил с тревогой посмотрел на сестру, в голове зашевелились и заголосили тревожными голосами все опасения насчёт подставы от Михаила-два.
— Женя, ты уверена? Я ничего подобного просто не помню. В памяти нет ничего подобного, как будто и не было.
— Чего не было? — раздался голос со стороны двери в кабинет.
— Оля? — в голос спросили потрясённые Женя и Михаил.
Потому что на пороге и в самом деле стояла Оля.
— Ну Мишка, я тебя стукну. Больно. О чём вы ещё умолчали, а, господин альврад? А я-то тогда гадала, с чего ты во всей этой машинерии так лихо разбираешься. Кстати, где это мы?
— Сначала ты объясни, как сюда попала, — буркнул Михаил, судорожно пытаясь сообразить, чего ему делать и до какой степени врать.
— А я тут увидела, как сначала чего-то с Женей случилось. Дальше на неё какая-то дрянь напала, а потом появилась такая интересная дверь. Учитывая, что здесь мы трое и больше никого — всё связано с альвами. А если посмотреть, что ты чего-то слишком уж спокоен и ничуть не удивлён, кто-то отлично понимает, в чём дело… Ой… Миша, чего с тобой?
Как раз сестра слезла с колен, открывая обзор…
— В смысле чего со мной? — Михаил буркнул ответ просто так, просто чего-нибудь сказать и выиграть время.
Дальше, может, чего-то в голову и придёт, как объяснить его возраст за пятьдесят. Слова Жени, ответившую за Олю, застали его врасплох:
— Ты старше стал. Лет на десять.
— И одежды я никогда такой не видела, — добавила Оля.
Михаил вскочил и кинулся к зеркалу. У-у-уф-ф. Похоже, Библиотека и в самом деле реагирует на какие-то подсознательные желания. Ему нужна была массе тела и сила больше, чем у вчерашнего подростка — пожалуйста. Ему нужен был облик не сильно старше, чтобы хоть как-то объясниться: хорошо, тебе будет двадцать семь. Хотя скорее не реальные его прошлые двадцать семь, а как если бы он попал на фронт именно в таком возрасте и отбегал год-другой в бронежилете и с пулемётом. Не зря на нём сейчас камуфляж примерно того же фасона, как был под Авдеевкой. И бронежилет тот же самый. Ну что же, карты легли не в каре и не во флеш рояль, но и с фул хаус на руках в покере можно сорвать банк, если сыграть по уму.
— Оля, а ты бы поверила, если бы я сказал, что у меня есть доступ к одному из постов управления настоящим Инвертором? Тем более до сегодняшнего дня я был уверен, что кроме меня сюда вообще никто не в состоянии попасть. При этом я вообще в этой штуке не разбираюсь и пользуюсь как обезьяна, который выдали винтовку. Она сообразила, что у неё в лапах тяжёлая и крепкая палка, если ухватить за ствол, то прикладом хорошо можно любого треснуть. Но что туда вставляется патрон и можно выстрелить — даже не подозревает. Вот и я примерно так же. Я называю это место Библиотекой. Здесь нет времени, здесь можно хранить разные и даже самые секретные материалы, в любой момент спокойно подумать. Но что и как можно ещё — трогать опасаюсь. Может быть, если мы до Сахарского бункера доберёмся, там чего-то найдём… Стоп! Женька где? Куда ты опять полезла, любопытная ворона⁈
Видимо, окончательно успокоившись, Женя дала волю своему любопытству, замешанному на склонности к авантюризму. Пользуясь тем, что брат отвлёкся на Олю, а девушка его внимательно слушает, тихонько решила обследовать всё остальное. Прокралась в соседний зал с книгами памяти, поставила стремянку и решила вытащить одну с верхней полки. Рассудила, что внизу щель в стройном ряду томов сразу будет заметно. А вот если быстро провернуть операцию и вернуть стремянку на место, то дальше можно будет спрятаться в следующем зале и быстро пролистать, чего же такого интересного в этих томах в секретном скрытом от всех месте.
Михаил успел подумать: всё. Вот он толстый и пушистый зверь песец. Сейчас Женя увидит кусок его жизни в мире Российской Федерации — и точно придётся рассказывать вообще без утайки и попытки сгладить углы. А этого категорически не хотелось. Но тут раздался треск электричества и с криком: «А-а-а-а», — девочка полетела вниз. Хорошо брат успел её поймать. Тут же словно из ниоткуда раздался равнодушный металлический голос робота:
— Тревога! Зафиксирована попытка несанкционированного доступа к архиву памяти секунд-оператора. Тревога! Зафиксирована попытка несанкционированного доступа к архиву памяти секунд-оператора. Личность нарушителя установлена. Стажёру-оператору выносится предупреждение уровня «алеф». После получения второго предупреждения уровня «алеф» допуск будет аннулирован, а оператор направлен на дисциплинарную комиссию.
— Куда, ворона любопытная⁈ — рявкнул Михаил. — Я сколько раз говорил, чтобы ты не лезла по моим бумагам и шкафам?
— Откуда я знаю, что твои? — буркнула Женя. — Ну полки, ну книжки стоят. А тут все книжки синие и зелёные, а наверху — красные вперемежку с синими. Вот и стало любопытно, чем они отличаются.
— Красные? — насторожился Михаил и посмотрел наверх: потому что он снизу как обычно видел только синие и зелёные корешки. — Ты уверена?
— Да, я и отсюда вижу. Вон там три синих, а за ними красная.
Подумать над странностью, выяснить, как разрешить доступ и попросить Женю достать необычный том книги памяти Михаил не успел. Раздался испуганный голос Оли:
— Этого не может быть! Это невозможно!
Забыв про всё, Женя и Михаил кинулись обратно в кабинет. Оказалось, там Оля взяла из стопки книжку с воспоминаниями Михаила-два. И сейчас стояла, держа том в руках и испуганно смотрела на остальных:
— Миша… этого не может быть. Тверь горела. Там горела Тверь, и ты командовал нашими, русскими солдатами. Вы штурмовали Тверь, но там же её обороняла наша армия. Под стягами Рюриков! Этого же не было! Этого же не может быть…
Ответить Михаил не успел. Прямо на стекле окна кабинета загорелась алая надпись на языке альвов: «Внимание! Критическая ситуация!» А голос на языке альвов тревожно уведомил:
— Внимание! Критическая ситуация! Блок вариативного воздействия имеет риск потери управления. Внимание! Центральный сервер перегружен, вероятность прекращение работы виртуального центрального поста управления. Внимание! Главный пост не отвечает! Внимание! Главный пост уничтожен! Внимание операторам виртуального центрального поста управления, резервный канал признан основным. Внимание. Прим-оператор, обнаружены дефектные блоки вашей памяти, обнаружены структурные повреждения памяти, угрожающие личности. Согласно протоколу «Ансуз» рекомендуется срочное отключение прим-оператора и перевод его в реальность. Рекомендуется замедление симуляции. Секунд-оператор, прошу принять полное командование. Секунд-оператор, вы находитесь в центральном посту. Принимаете ли вы права прим-оператора?
— Да, принимаю права прим-оператора, — тут же подтвердил Михаил: система явно обращалась к нему.
— Обнаружен действующий профиль оператора. Прим-оператор, подтверждаете присвоение оператору действующего профиля права секунд-оператора?
— Не смей! — раздался крик… хорошо знакомым голосом самого Михаила.
Только раздался он из угла, где всегда стоял огромный аквариум. А сейчас аквариум исчез и вместо него появился ещё один вход в кабинет. И на пороге стоял, конечно же, Михаил-два.
— Подтверждаю права секунд-оператора, — успел сказать Михаил. И по наитию добавил: — Подтверждаю права присутствия стажёра. Подтверждаю замедление симуляции.
Одновременно Михаил-два кинулся вперёд, явно надеялся как-то помешать. Магия тут не работала, в этом девушки убедились сразу, как попали. Но способности Оли по части твёрдых иллюзий явно были как-то связаны с управлением техникой альвов. Плюс сейчас, вспомнив, как в лаборатории магия отказала — а твёрдые иллюзии нет, Оля, не задумываясь, попыталась создать преграду. И у неё получилось, система отозвалась на её пожелание. Кабинет перегородила глухая стена. Дальше сработала логика техномира, хорошо знакомая Михаилу в прошлой реальности. На рабочем столе теперь появилась кнопка, он сам много раз ставил точно-такие же на всяких столах для совещаний. Стоило на неё нажать, как из столешницы выдвинулся монитор, а сдвинувшаяся в сторону фальш-панель позволила добраться до клавиатуры.
И не зря ещё в лаборатории Михаил обратил внимание, насколько мир альвов оказался близок реальности Российской Федерации. Аварийные протоколы и схемы позволяли интуитивно разобраться в основных принципах управления и защиты. Не было никакой остановки времени. Просто виртуальная реальность позволяла ускорять всё в миллион раз. Но она явно не была рассчитана на четырёх полноценных пользователей сразу. Когда Оля взяла том памяти Михаила-два, тем самым начав с ним взаимодействие и подключив «спящего прим-оператора», то случилась перегрузка. Замедление скорости симуляции до уровня всего в сто раз быстрее на какое-то время стабилизировало ситуацию. И дальше первым делом Михаил отсёк своё альтер-эго. Альвы предусмотрели всё, в том числе и вероятность, что кто-то из операторов сойдёт с ума прямо в виртуальности.
А ещё они-то как раз знали, чего на самом деле представляют из себя «книги памяти». Видимо, им и в голову не могло прийти, что кто-то вынет из основного банка памяти сразу огромные куски и складирует их прямо на посту управления… Где они для системы архивного хранения памяти просто не существуют: принцип разделения работы систем для снижения вероятности общей аварии. В итоге для системы управления Михаил-два получил «существенные повреждения личности, которые ставят под угрозу его возможности». Несколько команд — и вместо глухой перегородки, созданной по команде Оли, примерно четверть кабинета с запертым внутри Михаилом-два отрезали стеклянные стены. Без единого прохода на основную территорию или возможности покинуть клетку. Согласно вложенному сценарию безопасности. Вот только дальше альвы просто отключали оператора, он оказывался в реальности и его увозили в больницу.
Но в их случае нужно было сообразить, как альтер-эго отрезать навсегда, так как он существовал в какой-то особенной форме без физического тела. Так как если Михаил правильно догадался — планы у этого мерзавца были намного обширнее, чем просто месть. Не зря выглядел он сегодня совсем не так, как при первой встрече. Сильно за шестьдесят, седые виски и наполовину седая, неухоженная борода. Лицо всё в морщинах, да и морщинистые руки с дряблой кожей в пигментных пятнах подтверждали, что человек действительно стар. И одет альтер-эго был в сильно потрёпанные и поношенные зелёные брюки и рубаху, в которых любили ходить по джунглям наёмники Африканского корпуса. Михаил непроизвольно усмехнулся: забавно, во время первой их встречи он имел вид настоящий, альтер эго фальшивый и моложе раза в два — а при последней же всё наоборот.
— Кто это? — ошарашенно спросила Оля.
— Это настоящий я, — хрипло ответил Михаил-два. — Расскажи им, Программист. Кто ты и из какого мира пришёл.
— Какая разница, откуда? Именно он — мой Миша, — сказала Оля. Неожиданно для всех обняла и поцеловала Михаила, так что альтер-эго аж перекосило. — Я ещё тогда, на Полигоне заметила, что ты очень много умеешь, чего другие не знают. Но решила: если не хочешь рассказывать, то имеешь право. И сейчас скажу — если тебе не хочется, можешь промолчать.
— Ну почему? — усмехнулся Михаил. — Раз уж всё стало известно, зачем молчать? Просто раньше ты бы мне просто не поверила, а доказательств нет. Я же не знал, что и ты можешь сюда попасть. Обычно переход длится, если я правильно понял — одну миллионную секунды. Это сегодня, пока мы с Женей на пороге возились, ты смогла увидеть точку перехода и сюда войти.
Мысленно же добавил, что если удастся как-то заткнуть альтер-эго, то разговор вообще пройдёт как по маслу. Не только потому что выйдет умолчать о некоторых моментах, включая прошлый возраст. Теперь не придётся всю жизнь скрываться от любимой девушки, создавая лишние подозрения. А на любые вопросы посторонних смело можно посылать по известному адресу: кому надо, тот в курсе моих странностей, и не ваше дело. Оля и Женя с честной совестью подтвердят, что — да, они всё знают и это действительно их чисто внутрисемейный вопрос.
— Рядом с вами — чужак, захвативший моё тело. И мою жизнь. Я имею право…
— Ничего ты не имеешь, — оборвал его Михаил. — Ты свою жизнь прожил. Так что не зарься на чужое. Да ты и сам признал, что эта жизнь — по всем законам мироздания моя, а потом, оказывается, хотел обманом её украсть. Верно?
Альтер-эго буквально перекосило от ярости, и Михаил понял, что снова угадал. Женя с неприязнью сказала:
— Молчи, обманщик. Вот мой брат, рядом. А не ты. И больше не пытайся меня пугать, как раньше. Я тебя больше не боюсь!
— Заткнись, заготовка! Расходным материалам слова не давали. Будешь слушаться как миленькая! — аж заорал альтер-эго.
— Какая же ты сволочь… — будь возможность, Михаил сейчас не просто был готов убить альтер-эго, а живьём сдирать с того кожу. — Вот как? Ну спасибо, мразь, это была последняя деталь, которую я не знал. А теперь умолкни, — Михаил наконец-то разобрался с блокировкой. Видимость удалось понизить незначительно, альтер-эго всего-то окутал слабенький туман. Зато голос, по крайней мере, от него к остальным, оказался заблокирован. — Вот теперь мы можем спокойно говорить, и никто нам не помешает.