Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви

Глава 15 По чужому миру

Для горожанина не так уж важно уметь различать запахи. Конечно, и в городе мы всё время принюхиваемся: не испортилась ли еда, не протекает ли газовая плита, торопливо и на бегу вдыхаем аромат цветов на городских клумбах или какой-нибудь сирени вдоль тротуаров. Гораздо важнее многие ароматы не замечать, к примеру, когда морщишься и сдерживаешь дыхание от вони перегоревшего бензина или запаха заводских дымов. В лесу — наоборот. Нужно помнить и разбираться в десятках и сотнях разновидностей. В лесу запахами наслаждаешься не меньше, чем красивыми закатами и пением птиц. Но ещё они зачастую расскажут тебе намного больше глаз. Ту же потерянную дорогу можно отыскать, вспомнив, какие запахи встречались в пути: шёл ты сосновым бором, просекой или берёзовым перелеском. Ещё — кто из зверья находится рядом или пересекал не так давно твою тропу. Но куда важнее запах становится ночью. Темнота не только гасит зрение, но и сильно меняет звук, скрадывает и искажает. Вот обонянию отсутствие света не помеха.

Полтора суток одиночества и ночного мрака дались Михаилу крайне тяжело. Вроде бы всё продумал заранее. И место для лагеря удобное, и дров заготовлено достаточно. И даже есть какое-никакое занятие. Тушу свиньи он разделал, что-то сразу пошло в еду и на суп — сидя на месте, питаться в основном мясом, а крупы оставить на переход. Тем не менее мяса оставалось немало, выкидывать его было жалко, пусть рюкзак пока и так не самый лёгкий. Михаил что-то закоптил на утро, из остального решил сделать пеммикан: мясо в сыром или варёном виде, мелко порубленное чуть ли не в фарш, дальше на сухой сковородке сушится над огнём до полного обезвоживания. Вроде бы занятие муторное, долгое, как раз на весь день, который ночь…

Очень быстро руки мешали и переворачивали всё сами. Голова же при этом оказалась не занята. Глаза высматривали странные тени за границей огня, но куда больше говорил нос: стоило ветерку отогнать дым от костра, как в лагерь заносило странные ароматы. Чужие запахи, от которых хотелось рычать, как дикарю, встретившему что-то неведомое. Сколько угодно разум мог шептать — всё это игра, память тысяч поколений орала в голос: вокруг чужой лес, на Земле такого никогда не было и не может быть. Промучавшись полдня непроглядной ночи, Михаил, упрекая себя за трусость и уговаривая, что обещал так не делать — не выдержал и спрятался в Библиотеку.

Яркий свет ударил по глазам. За окном царил рассвет, прохладный ветер залетал в приоткрытую форточку, волновалось ещё сиреневое от тусклого начала дня море. Но от горизонта колол взгляд блеск едва взошедшего солнца, а море с восточной стороны светлело, уже сменив цвет на зеленовато-лазоревый. И сразу будто тяжёлый груз рухнул со спины, аж дышать стало легче. Михаил несколько минут любовался рассветным морем, дальше сделал себе кофе и достал книжку Клиффорда Саймака, строго разрешив себе передохнуть не больше часа…

Стоило вернуться, как лицо мгновенно окутал непроницаемый бархат черноты ночи, и стало трудно дышать. Настолько яркий был контраст. Острой жалостью к самому себе первый раз Михаила укололо, что на время пребывания в Библиотеке снаружи всё останавливается. На другой стороне реки, видимо, на запахи мяса — подошёл неизвестный зверь. В темноте над обрывом берега зачернело, выделяясь этой чернотой даже среди темноты ночи. Надо было бы обеспокоиться, но пока Михаила ещё цепко держал возврат к непроглядной черноте леса после яркого морского утра.

Вслух, больше чтобы развеять морок и услышать хотя бы свои слова, Михаил сказал:

— Никогда. Вот никогда так не стану делать. Рехнуться можно.

И сразу в глубине души ехидный голосок посоветовал не обещать то, чего не факт сможешь исполнить. Ибо дальше будет другая такая же бесконечно длинная, тоскливая ночь, а за ней одна за другой, снова и снова.

С рассветом Михаил проснулся от холода, к счастью, не такого сильного, какой, по всем расчётам, должен был наступить после ночи на тридцать шесть часов. Видимо, и тут сработали какие-то механизмы игрового Полигона. По небу тянулись ещё робкие первые розовые полосы, сквозь сероватую мглу чуть виден массив леса, он разрезан рекой, которая сама расплылась, растаяла в туманах. И никаких чужих, посторонних ароматов, кроме привычного для утренней тайги запаха сырости, мокрой коры и отсыревшей земли. Скоро, не торопясь, взойдёт солнце, на посветлевших чёрных гривах лесов вспыхнут огни ночной росы, и начнётся всеобщее движение. Сначала уйдёт туман, засеребрится в солнечном луче и стечёт в реку, а за ним из белого марева появятся кусты и деревья.

Ждать некогда — окрылённый началом дня, Михаил не стал сидеть в лагере, пока три часа будет заканчиваться рассвет, а быстро позавтракал, спихнул в реку остатки костра и неиспользованные куски туши. Дрова оставил, повесив сверху яркую метку — может, кому пригодится. Сам же бодрым шагом двинулся вперёд, распланировав маршрут ещё ночью. Всё-таки стоило поискать людей. Да, сразу подходить он не станет, понаблюдает сначала. И всё равно — в одиночку слишком тяжело. А раз он решил искать людей, то правильнее всего двигаться пока вдоль внешней дуги Полигона. Даже с учётом дополнительных локаций, которые как бы удлиняют путь и расширяют пространство, так больше шансов кого-то встретить. Пускай механизм невидимых игровых стен и отогнал людей от самого края Полигона, всё равно часть людей наверняка пока не рискнёт заходить дальше вглубь. Постарается обустроиться в первом же подходящем месте поближе к границе в надежде на помощь. если идти зигзагами в полосе пятнадцать-двадцать километром, есть шанс наткнуться на следы или лагерь. Не разведывательный рейд по территории врага, следы или дым костра маскировать никто не станет. Второе соображение — если всё подчиняется в первую очередь игровой логике, то ближе к краю Полигона монстры должны быть попроще, а отсюда — идти безопаснее.

К концу следующих полутора суток дневного времени, оптимизм Михаила заметно поугас. После болот и саванны он радовался возвращению тайги? Сейчас лес казался бесконечным, способным без следа проглотить сколько угодно людей. Изредка попадались поляны, озера, болота и скалы. Лес то опускался в ложбины, то вновь поднимался на холмы, порождая незнакомые виды растений и невиданные разновидности животных. И магия отныне далеко не всегда указывала, когда появляются изгибы пространства и карманы. Михаил вообще не увидел в периодических сбоях дальних плетений никакой логики. Однажды его дорогу пересёк самый настоящий гигантский олень, который вымер пятнадцать тысяч лет назад — Михаил его узнал, так как это красивое животное украшало первую страницу школьного учебника зоологии. Животное мчалось с головокружительной быстротой. Его голова с большими рогами была закинута назад, с губ капала пена, смешанная с кровью, ноги подгибались. Ибо следом за оленем на прогалину выскочил самый настоящий гигантский пещерный лев. Сильная и рослая зверюга не менее полутора метров в холке, песчаного цвета, лев двигался огромными прыжками. Казалось, что зверь не бежит за оленем, а скользит по воздуху. Михаил еле успел спрятаться и порадовался, что мяса в нём куда меньше, чем в олене.

В целом участок, который ему приходилось сейчас преодолевать, напоминал скорее тайгу эпохи плейстоцена, если Михаила не подводила память, а соответствующий раздел школьного учебника не сильно ошибался. В том числе и по наличию съедобных видов. Как оказалось, палеонтологи не соврали: так называемый «донской заяц», напоминавший современного, только на треть больше, бегал тоже заметно медленнее эволюционных потомков. Не зря пещерные люди всех таких толстых зайцев догнали и съели — потому что Михаил его тоже без особого труда поймал, зажарил и с удовольствием поужинал жареной зайчатиной. И тем чужероднее в местном лесу выглядели представители «инопланетной» флоры. Например, высокое и зелёное — даже ствол, дерево с широкими крупнозубчатыми листьями, целиком от ствола до листьев покрытое длинными белёсыми волосками. Наверняка ядовитыми, рядом часто валялись дохлые птицы или грызуны. Или другое растение, где от невысокого центрального грязно-коричневого ствола из самой вершины пучком выходило множество длинных шипастых ветвей, чтобы плетьми раскинуться во все стороны.

Именно возле такого дерева Михаил и обнаружил первый труп человека. Видимо, несчастный неосторожно оказался слишком близко — ветви оплели его, захватили и уже проросли в тело. Ближе к закату нашёлся второй покойник, явно от клыков какого-то хищника. Рюкзака и снаряжения рядом не было, похоже — человека сначала загрызли, а потом отволокли в сторону. Понять, кто это, было невозможно, человек погиб, вероятнее всего, ещё на закате или ночью. Всё, чего оставалось — похоронить его по-человечески. Заодно Михаил взял очень приметный кошелёк с вензелем, явно именная вещь — она поможет узнать имя, когда всё закончится. Пусть у родственников будет хотя бы могила и не придётся мучиться от неизвестности, капля за каплей теряя надежду — на войне он в своё время хорошо это понял.

Вторая долгая ночь прошла труднее. Причём в этот раз скучать не пришлось — Михаил же ругался, что вот, накаркал. Уже на закате он увидел огромные валуны, удачно лежащие очень близко друг от друга. Через отверстия между этими природными стенами могли проникнуть только мелкие животные, размером не больше кошки, лишь одно было достаточно широкое для человека. Но в нём можно зажечь костёр, зверьё обычно не любит запаха дыма, пугается. Для рюкзака и соорудить навес от сырости внутри камней было место, как и для небольшого запаса дров. Всё остальное пришлось оставлять снаружи.

К сожалению, камни оказались жильём какой-то крупной зверюги. Вдобавок она решила, что человек внутри — это не конкурент, а ужин с доставкой на дом. Михаил проснулся, когда сначала сработала тревожная магическая сигналка, дальше в темноте кто-то большой затопал и зарычал. И в первый момент тварь заставила изрядно перепугаться, потому что оказалась вдобавок абсолютно тупой, не соотнесла запах дыма и огонь костра. Михаил не ждал, что зверюга попрёт напролом. Раздался вой боли в обожжённых лапах. Противно завоняло палёной шерстью, но сквозь огонь просунулась полная зубов пасть на широкой круглой морде. Дальше Михаил справился с растерянностью. Костёр лежал, сложенный нодьей — когда брёвна горят лишь с одной стороны, постепенно прогорая в течение ночи от конца к концу. Так что Михаил подхватил одно такое бревно за ближний холодный конец, а наглый хищник получил горящим поленом между ушей. Дальше последовал десяток ледяных игл в морду, потом укол рогатиной куда-то в ухо. Зверюга взвыла от боли на ультразвук и кубарем укатилась в темноту.

К сожалению, буквально через час стало понятно, что тварь не подохла, а полученный отпор её не отвадил. Воняя палёной шерстью и громко рыча, она раз за разом подходила к убежищу. Так что до самого рассвета пришлось спать вполглаза, чтобы не погас костёр. А за дровами выскакивать короткими вылазками, когда поисковые плетения сообщали, что зверь отошёл. Бросаешь светлячок, пока тот горит, и хоть чего-то видно, выскакиваешь, хватаешь бревно и залезаешь обратно, прежде чем привлечённый светом и движением хищник радостно добежит проверять. К утру Михаил раз пятьдесят успел поблагодарить уроки начальной военной подготовки и вбитые в спинной мозг сценарии применения защитно-наблюдательной магии, которые удалось адаптировать сейчас. И сам себе пообещал, что по возвращении лично занесёт и подарит «Утюгу» ящик самого дорогого коньяка.

Второй светлый день оказался труднее, в первую очередь психологически. После ночных приключений без оружия Михаил теперь чувствовал себя голым и беззащитным. Хорошо рассуждать в уютном зале гостиницы, дескать, он здесь не охотник. И совсем другое, когда к тебе на ужин ломится непонятная тварь, которой нипочём заклинание, способное наделать в человеке с десяток неприятных ран. При этом главное блюдо ужина — это ты сам. Вот и сейчас, Михаил замер и выжидал на краю широкого поля, где сухая трава перемешалась с вполне ещё зелёной, решая, как ему поступить. Плохо, что проверить чарами дальновидения поле нельзя. Рядом аномалия — Михаил опытным путём уже выяснил, что около таких магических сгущений любые заклятия оставляли за собой яркий шлейф. Это на всю округу себя демаскировать: «Я тут».

Впереди показалось лёгкое движение. Затем появилось существо, медленно двигающееся справа налево через всё поле. Отсюда с опушки леса, зверюга выглядела как тёмный клин, с хвостом, поднятым кверху. Хищник? Травоядное? Неожиданно оно замерло, видимо, уловив какой-то запах, быстро побежало и скрылось из виду. Немного подумав, Михаил решил сдвинуться вдоль опушки, чтобы понять, чего зверя напугало. Если что, сам он успеет отступить вглубь леса, но по плану ему, вообще-то, надо прямо через поле. Медленно идти оказалось тяжёлой работой, с Михаила градом лился пот, промочивший штормовку. Пришлось даже повязать на лоб матерчатую ленту, которая не позволит едкому поту затекать в глаза. И всё потому, что хотя небо было покрыто, как дымкой, высокими перистыми облаками, но солнце жгло сквозь них, как летом.

В небе кружили какие-то птицы, сильно напоминающие стервятников. И это было… непонятно, плохо или хорошо. Если животные в небе занимают ту же экологическую нишу, то где-то в центре поля валяется что-то мёртвое или вот-вот оно станет мёртвым. Местность начала повышаться, одновременно Михаил приблизился к высокому дереву, откуда можно разведать, чего находится на поле в том месте, где кружат стервятники. Забравшись наверх, Михаил всмотрелся. Сначала ему показалось, что он заметил нечто, похожее на человека, и возле него — ребёнок. Нащупав в кармане бинокль, Михаил достал его и смог рассмотреть фигуры получше:

— А чтоб вас!

Человеком оказался тот самый парень-таёжник, а «ребенком» — его собака. Они, несомненно, оба были мертвы, парень лежал, как брошенная тряпичная кукла, с неестественно вывернутой головой. И на одежде виднелось трудно различимое пятно, похожее на кровь. Это было серьёзно. Парень — явно опытный лесовик, Михаил был уверен, что уж этот-то выживет в любой ситуации. Но что-то его убило? Причём это что-то уже не рядом, одна из птиц-стервятников нырнула вниз за куском плоти, ничего не опасаясь. Михаил убрал бинокль, слез с дерева, и, подхватив рогатину, осторожно двинулся в сторону тела. При этом он постарался пока не думать, что возле тела он заметил собаку, распотрошённый рюкзак, но ружья не было видно ни на трупе, ни рядом. И очень не хотелось думать, что парня убило то самое единственное существо, которое способно украсть ружьё и которое ходит на двух ногах.

Труп пролежал не меньше двенадцати часов и по жаре. Ещё на подходе кувалдой в нос ударил мерзкий тухлый запах. Подсознательно до последнего Михаил надеялся, что он ошибся. Ладно, собака, но рядом лежит не её хозяин. Очень уж ему с первого взгляда парень пришёлся по душе. Увы, вблизи стало понятно — два товарища, человек и пёс, легли в землю вместе. Губы сами собой зашептали:

— Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего, православного христианина, и прости ему им вся согрешения вольная и невольная, и даруй ему Царствие Небесное.

Дальше, отбросив брезгливость, Михаил принялся за осмотр тела. И сразу же подтвердилось то самое, худшее предположение. Парня убил человек. Сначала каким-то образом сблизился. Дальше парень-таёжник, явно из провинции, где сильных чародеев немного, как и дворян, был не знаком с возможностью применения амулетов. Ибо простолюдину такое не продадут, а слабенький маг без хорошего образования не сможет использовать с достаточной эффективностью амулет. В любом другом случае жертва успела бы среагировать: не сам человек, так его собака. Но только не когда нападает маг огня с соответствующим амулетом огня. В собаку полетело заклинание, усиленное амулетом. Судя по обгорелой шерсти, пёс умер практически мгновенно. В ту же секунду парню-таёжнику в лицо ударило другое заклятье огненной школы, заставляя рефлекторно закрыться рукой. Два плетения с очень небольшим интервалом — тоже факт в копилку того, что убийца из крупного города, где есть очень хорошие школы для магов. Потом убийца нанёс свой смертельный удар. Хороший нож, достаточно тренированная рука и усиление мышц маной, причём на максимуме: этого хватило разрубить рёбра от горла до сердца.

— Жалко ты, урод, не сдох после от истощения маны, и пока валялся в отключке — никакая тварь не зашла и тебя не сожрала, — в сердцах выругался Михаил.

И тут он зло ощерился. Самому чародею усиление мышц и костей магией компенсировало нагрузку, а вот для ножа удар не прошёл даром. Рядом с телом убитого валялся отколовшийся кусочек рукояти. Приметный, слоновая кость с серебряной инкрустацией. Этого плюс склонности убийцы к магии Огня, достаточно, чтобы его опознать.

— Ну всё, урод! Богом клянусь — я тебя найду и сверну тебе шею.

Следующая находка вызвала не менее злую усмешку. Парня-охотника убивали явно в первую очередь ради оружия — но именно ружьё валялось совсем недалеко, выброшенное в сердцах: в затворе не хватало пары деталей. Пришлось убийце довольствоваться лишь грабежом продуктов и остального снаряжения. Почти сразу у Михаила сверкнула догадка. От трупов его давно не тошнило, потому он немедленно обыскал тело. Так и есть: у жертвы были какие-то опасения насчёт встречи и разговора, он боялся, что магией его как-то могут парализовать и схватив ружьё, застрелить собаку, а следом владельца. Вот и положил детали за пазуху. Убийца точно из дворян-чистоплюев, тело обыскивать побрезговал.

Михаил зло ощерился: сутки ходу, неопытный горожанин-дворянин. Он не мог далеко уйти. Зато с ружьём охота на двуногую нелюдь пройдёт намного интереснее.