Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви

Глава 10 Экзамены школьные

С утра пришёл мрачный, холодный и туманный осенний день. С вечера моросил дождь, а ночью в сыром воздухе замелькали большие и мягкие хлопья снега, который остался лежать до утра: он ещё растает, и быстро, но уже каждому ясно — до зимы недалеко. Даже здесь, в доме, чувствовалось, что там, за окном, стоит промозглая погода, сияет яркое, но уже негреющее солнце и тянет крепким ароматом увядающей осени. В такое утро хочется поглубже зарыться в одеяло и никуда не ехать… Наверное, потому-то Михаил, которому как раз сегодня никуда уезжать было не нужно — он садился за подготовку к экзаменам — и встал пораньше, бодрый и весёлый. Зато сёстры завтракать в столовую входили позёвывая, и с удовольствием остались бы дома.

При виде Жени, сонной и зевающей, но явно довольной своей идеей, Михаил весело сказал:

— Доброе утро, Женя. Ты меня, честное слово, вчера порадовала. Я-то думал, ты всего одно письмо сделаешь, а ты сделала… ну, скажем, засчитаю шесть. Ладно, семь.

— Миша, это нечестно! — на брата обжигающе глядели негодующие, искренне возмущённые глаза девочки, смотревшие на него в упор. — Я вчера написала сорок три письма!

— Потому я и сказал, что ты меня приятно удивила. Условие помнишь? Ты пишешь на каждое письмо свой ответ. Я был уверен, что ты придумаешь всего один шаблон и по нему будешь лепить ответы как пирожки. Но ты меня приятно удивила, написав четыре шаблона. Плюс три письма считаю удачной компиляцией вариантов. Остальное — не принято.

— Ты их что… читал? — растерянно спросила Яна.

Аня при этом еле сдерживалась, чтобы не захихикать. Маша была не в курсе интриги с проверкой писем, но глядя на брата и Аню, мгновенно сообразила: явно какой-то подвох. Спросит у Ани она потом. Сейчас — непедагогично. А вот младшие сёстры на всезнающего старшего брата смотрели с таким ошалелым и растерянным видом, словно увидели перед собой чудо-юдо.

— Да Яна, я перед тем, как подписать — всё смотрел. Женечка, если я пообещал, что буду проверять — давно пора понять, что обязательно буду. Я пообещал, что это тебе будет уроком — и будет. Так что схалтурить у тебя не выйдет. И учти, у тебя примерно полторы недели времени на всё. Лучше уложись в неделю. Дальше всё отложится на месяц, но не отменится. Пока не закончишь — ты под домашним арестом кроме гимназии.

— А что будет через неделю? — с беспокойством поинтересовалась Юна.

— Ты из-за этого сегодня в школу не едешь? — спросила Маша. — Явно тебя не вчерашние поклонницы испугали. Хотя то, как ты буквально с телохранителями из аудитории в аудиторию ходил, — сестра хмыкнула, — со стороны смотрелось эпично. Я просто в окно видела, что машина уже ждёт у входа, но Пламена там нет. А отсюда ты сегодня с нами не едешь.

— Да. Игнат Карлович предложил мне досрочно сдать на аттестат, чтобы успеть на вступительные экзамены по дополнительному набору студентов в Московский университет в этом году. Я вчера Ане начал передачу семейных дел. Так что в ближайший месяц по всем вопросам обращаться к ней, она будет за главного. А я авансом сдаю на аттестат и уезжаю.

— Как уезжаешь? — растерянно спросила Маша. — Куда и надолго?

— Миша, а как же мы без тебя? — тут же присоединилась Юна.

— Ты нас бросаешь? Из-за меня, да? Это потому что девчонки в школе из-за меня тебя вчера чуть не разорвали? — жалобно спросила Женя.

Причём видно было, что она сейчас готова была все эти дурацкие письма читать и отвечать, лишь бы брат не уезжал. У Михаила у самого на сердце кошки скребли — первый раз они вот так с сёстрами расстанутся надолго, но он постарался этого не показывать, а наоборот стал отвечать с напускной весёлостью:

— Ну я же ненадолго. Хотя университет и Московский, экзамены по дополнительному набору положено сдавать за пределами Москвы. Я самолётом туда и самолётом обратно. Куда точно — пока не знаю, это сообщат тоже только перед началом экзаменов. Это всё сделано, чтобы нельзя было приготовиться, договориться заранее и попытаться обмануть. Мне сказали — поездка займёт пару недель, не дольше. Зато вам будет тренировка самостоятельности. И нет, дело не в поклонницах. Просто Игнат Карлович настаивал, что другого такого шанса не будет, поэтому он очень советовал не медлить.

Видно было, что младших сестёр Михаил не особо убедил, и возможно, они даже будут спорить… но не сейчас, а когда переварят новость. А может, и не будут спорить, решат, что брату виднее? Как та же Аня согласилась сразу… Ему бы их уверенность в то, что старший брат умный, а отсюда знает, чего делает. Ибо сам Михаил до сих пор не был уверен, что стоит вот так рваться вперёд. Пусть и подготовил несколько писем, которые уйдут сразу, как он получит аттестат. На случай если Ангелы играют не очень честно, стоит подстраховаться.

Сразу после завтрака привезли билеты с вопросами. Михаил с тоской посмотрел на стопку учебников на столе. Если бы экзамен был исключительно письменный — можно было бы вообще не волноваться. Однако будет устная часть, а учитывая, какой вокруг его досрочных экзаменов интерес, и что в комиссию наверняка войдёт кто-то из недоброжелателей… На устной части его обязательно попытаются утопить, поэтому материал придётся учить по-настоящему, чтобы отвечать на билет тоже честно. Так что, быстро загрузив в зрительную память нужные книги, Михаил шагнул в Библиотеку.

И замер, удивлённо глядя за окно кабинета. Он уже привык, что погода и время года в Библиотеке косвенно, но связаны с реальным миром. Однако сейчас в Москве день и октябрь месяц — здесь же дивная, летняя… ещё не ночь, но уже скоро. Снаружи была тихая, тёплая погода и чудесная бухта, отражавшая в себе луну, вода имела цвет, которому трудно подобрать название. Сквозь приоткрытую форточку сильно пахло морем, сине-чёрное небо уже всё усеяно звёздами — и много, словно он где-то на планете недалеко от центра галактики, поэтому даже с выключенной лампой светло. Покачав от удивления головой, Михаил заставил себя собраться и сесть за работу. Когда он вернулся в реальный мир, для него прошло примерно семь часов — и тем сильнее всё окружающее казалось чем-то иллюзорным, здесь-то на часах стрелка так и оставалась на пяти минутах десятого.

Плотно зашторив окна от света и проверив, что дверь заперта. Михаил заставил себя пару часов вздремнуть — к сожалению, в Библиотеке иллюзия сна хотя и была, но нормального отдыха не приносила. Остаток дня прошёл в том же ритме. Нырнуть в Библиотеку, отработать там рабочую смену. Потом в реальном мире отдохнуть — и снова учиться. Хорошо ещё, усталость там накапливалась медленнее, чем в обычном мире, потому двухчасовых перерывов и полноценного сна ночью по расчётам Михаила должно было хватить. Лишь к ужину Михаил заставил себя остановиться и спуститься в столовую. Сёстры глядели на него с настороженностью: как там брат, не перенапрягся? И явно не понимали, почему Михаил с ним ведёт себя, как будто переносит хрустальную вазу, и смотрит с такой нежностью… Не объяснять же, что он просто соскучился? Это для них они виделись с утра, а для Михаила прошло около недели личного времени.

Когда Михаил сразу после ужина предложил:

— Есть идея. Кто свободен — сыграть со мной в скрабл?

— Тебе же вроде готовиться надо? — растерялась Аня.

Маша на это решительно сказала:

— Устал человек. Я играю.

— И я, — тут же поддержала Женя.

— Мы тоже, — тут же согласилась Яна.

А Юна рассудительно добавила:

— Аня тоже согласна, так как не хочет идти против всех.

Михаил на это рассмеялся, за ним остальные. Аня, которая уже собиралась было отказаться — махнула рукой:

— Уговорили… диверсанты. Между прочим, всем меня надо на серьёзный лад настраивать, дел полно. А они наоборот меня в лень вгоняют,– но было понятно, что ворчит она не всерьёз, а тоже рада.

Также примерно прошла и вся оставшаяся неделя. Разве что последние три дня Михаил категорично заставил себя готовиться исключительно в реальном мире. И так начал замечать, что как и опасался — привычка работать в идеальной обстановке стала мешать в нормальном мире: каждая мелочь раздражала. Надо было учиться снова жить по-человечески.

В день экзамена природа, всю неделю колебавшаяся между осенью и зимою вроде бы решила встать на сторону зимы. Вчера был пасмурный, но ещё осенний день и холодная октябрьская морось. К ночи уже не то снег густо повалил, не то как из сита дождь кропил землю, а ветер пронзительно завывал, срывая шапки с людей и последнюю листву с деревьев. Утром за окном уже белой стеной падали тяжёлые, серые хлопья мокрого снега. Кое-где на парковых деревьях ещё оставался жёлтый лист, но сухая осенняя трава уже еле-еле выглядывала из-под снега жёлтой щёткой. Михаил приоткрыл окно и вслушался — мёртвая тишина царила кругом, точно природа, утомлённая кипучей осенне-летней работой, теперь отдыхала. Недалеко от дома в парке имелось крохотное озерцо, и сейчас оно казалось заметно больше, потому что не стало прибрежной зелени, а граница суши потерялась, смазалась белой краской… Хотя нет, если внимательно присмотреться — прозрачная летом вода потемнела, в берег с шумом била тяжёлая осенняя волна. Никуда грань твёрдого и жидкого не пропала, просто сменила форму, но не суть.

Обычно Михаил в столовую приходил на завтрак если не самый первый, то одним из первых. Сегодня все сёстры уже его ждали за столом, в воздухе растеклось… Нет, пожалуй, не тревога, а какое-то напряжение. Знакомое ощущение, но почему-то оно упорно казалось именно здесь не к месту. И только когда завтрак закончился, и всей семьёй они заняли места в своём микроавтобусе, Михаил вспомнил это чувство. Оно знакомо любому солдату, побывавшему на войне, и приходит перед началом большого наступления. Когда ещё нет приказа, когда вроде бы ничего не известно, но ты каждым нервом и клеточкой знаешь, что вот оно — скоро загрохочут орудия, а ты шагнёшь в огонь к славе или в черноту смерти.

Стоило приехать в гимназию, как ощущения скорого боя ушли, растворились. Зато всё сильнее накатывало чувство нереальности происходящего. Михаил ощутил себя каким-то уважаемым главой государства, прибывшим с визитом к соседям. Разве что красной дорожки не хватает, а так на площадке парковки с двух сторон чуть ли не полшколы выстроилось, все машут, поздравляют. И Виктор с Юрой, как представители встречающей стороны, в сопровождении свиты из десятка парней и девушек подошли сказать, что все Михаилом гордятся и желают ему удачи на досрочных экзаменах и с будущим поступлением в университет.

Зато стоило перешагнуть порог класса, выделенного для экзамена, все посторонние мысли и ассоциации растворились как утренний туман в жаркой пустыне. Формально в состав комиссии обязаны входить три учителя — можно даже из гимназии, и хотя бы единственный независимый наблюдатель из городского отдела образования, университета и так далее. Сегодня от Первой Старомосковской гимназии был один Игнат Карлович, да и тот наверняка исключительно поскольку его отодвинуть как директора не получится. Остальные лица были незнакомы, учителей-проверяющих не трое, а четверо, и наблюдателей вместе с Игнатом Карловичем — пятеро. Максимально допустимый комплект. Учителя ещё будут меняться от предмета к предмету, и настроены, по крайней мере сегодня, все четверо лояльно. Зато наблюдатели останутся, и минимум двое из них явно будут пользоваться правом на дополнительные вопросы, пытаясь «затопить». Всё-таки правильно удалось отговорить директора от попыток смухлевать. Судя по составу комиссии, рассказал насчёт идущих в Москве политических баталий Игнат Карлович далеко не всё, а Михаил в этом то ли катализатор процесса, то ли фигура в чужой партии.

В любом случае отступать уже поздно, так что Михаил спокойно подошёл к столу и взял билет. Сегодня была математика, но, сев на выделенное место и прочитав задачу, Михаил чуть не рассмеялся. Выпускнику геолого-геофизического факультета Новосибирского университета экзаменационные вопросы были на один укус и без помощи Библиотеки. Решил он всё меньше чем за час, и если бы ставки не были настолько высоки, проверять через Библиотеку, пользуясь спрятанными там справочниками и учебниками, Михаил бы не стал. Также легко и просто закончился процесс устной сдачи, экзаменаторы даже не придирались. А наблюдатели молчали.

Когда Михаил вышел из аудитории, не обращая внимания на то, что вообще-то идут уроки, а не перемена, его немедленно обступила толпа и сразу посыпались вопросы: как? Михаил растерянно ответил:

— Сам не понимаю. Сто баллов из ста.

— Ура!

— Молодец!

Дома повторилось то же самое, сёстры устроили брату маленький праздник. Через два дня — физика, и тоже может для школьника вопросы и сложные, для выпускника Новосибирского государственного университета и опытного инженера — полная ерунда. Опять общие поздравления… У Михаила на душе зудело от нехорошего предчувствия. Почему его не пытаются утопить или подставить? Хотя по всем признакам должны. От наблюдателей — ни одного вопроса, комиссия единодушно согласилась, что испытуемый получил сто баллов и девяносто девять. В чём подвох?

К третьему экзамены по русскому страсти заметно поутихли, ажиотаж и внимание одноклассников и остальных поугас. Все будто уже абсолютно уверены, что Михаил сдаст блестяще… Поэтому в аудиторию он входил, словно готовился к разведрейду через территорию минного поля. Взяв билет, мгновенно, даже не пытаясь решить задачу сначала в реальном мире, ушёл в Библиотеку. Русский язык и в прошлой жизни был не самым его любимым предметом, хотя Михаил и понимал важность этой науки. Здесь стало намного хуже, потому что, несмотря на вроде бы полное совпадение, некоторые моменты здорово отличались. К примеру, в мире Российской Федерации старинный суффикс «-ьн» из языка давно исчез, оставив на память лишь слова «оловянный» и «деревянный», на которые школьники ворчат и зубрят вместе с остальными исключениями — здесь этот суффикс оставался хотя и редким, но живым. Вроде ерунда, но когда целую жизнь, давно забыв сами правила, ты просто приспосабливаешься к одной норме грамотности — на другую перестраиваться тяжело. Не зря сёстры вечно над Михаилом подшучивали, дескать, постоянные ошибки у брата в пунктуации и орфографии — наглядный пример, что тем, у кого есть способности к точным наукам, всякая гуманитарная лирика даётся с трудом.

Сегодня в Библиотеке со временем года было всё как полагается, летели за стеклом серые полосы осеннего, холодного дождя пополам со снегом, без начала и конца от горизонта справа до горизонта слева над свинцово-оловянным расплавом морской воды низко стелились такие же серые облака. Михаилу было не до видов за окном. Обложившись справочниками, он сел за экзаменационные задачи. И очень порадовался, что у него времени сколько угодно. Составителя билетов хотелось сначала поздравить за гениальную идею, а потом тихо придушить и прикопать где-нибудь в отдалённых безлюдных посадках. Вроде бы простые, на самом деле вопросы имели массу ловушек и хитрых подводных камней. Тут не то чтобы всё сделать на отлично, хотя бы просто за отведённое время письменную часть успеть. Даже со справочниками и учебниками под рукой, половину заданий Михаил выполнил с трудом. А ещё ведь и устная часть, а общее время — ограничено. Не на этом ли был расчёт? Провозившись с письменными заданиями, времени на устную часть почти не останется. Михаил обязательно начнёт торопиться, стараться получить хоть сколько-то баллов за вторую половину экзамена — на этом и провалится.

Вернувшись в реальный мир, Михаил очень медленно, старательно ещё раз проверяя, начал писать ответы на экзаменационные вопросы. И чем дальше, тем сильнее у него крепло ощущение — он чего-то упустил. Его именно сегодня просто обязаны попробовать утопить. Принимающие учителя — минимум один настроен враждебно, второй непонятно станет ли топить, но и помогать не захочет. И у двоих недругов-наблюдателей, если всмотреться, с чего-то вид излишне довольный сегодня. Но вроде бы он все ловушки нашёл? Или не просто так интуиция бьёт в набат? Закончив писать черновик и перед тем как переносить в беловик, Михаил шагнул обратно в Библиотеку. Надо было спокойно всё обдумать.

Погода за окном ухудшилась, разгулялась волна, словно вихрь полетел по облакам, клочья снега завертелись повсюду, падая большими шапками на пенистые гребни и мгновенно растворяясь в серой мутной воде. Листы с выполненным экзаменационным заданием оставались на столе, пропадали бумаги, лишь если их скомкать и бросить в корзину. Прежде чем садиться и искать подвох, Михаил налил себе кофе, в этот раз заставив Библиотеку подать не зефир и американо, а булочку с корицей и латте. Дальше минут десять он смаковал ароматы корицы и кофе по всему кабинету, впитывая нежные тона латте во рту, наслаждался теплом, которое разливалось с каждым глотком по телу — особенно если при этом смотришь на буйство ледяной океанской стихии за окном. Допив кофе, Михаил сел обратно за стол. Оглядел выстроенные стопочками учебники, протянул руку взять один — и замер на середине движения. Вот оно!

По институтской ещё привычке все книги были отсортированы по содержанию. Самый простой уровень — в первой стопке, материалы посерьёзнее — во второй. Всякие справочники и таблицы в третьей. Во время работы, не тратя времени на поиск в общей груде, ты берёшь нужную книгу. Где учебник, а из какой стопки взять таблицы разных констант. Для решения двух экзаменационных вопросов из десяти Михаил использовал справочник, потому что там применялось редкое правило, к которому шла таблица исключений. Но человек не в состоянии дословно запомнить все эти таблицы. Где-то да неизбежно ошибётся. А вот если не ошибётся… Михаила заподозрят в списывании. Особенно учитывая настолько хорошие предыдущие результаты по физике и математике, заметно выше, чем вроде бы положены для обычного школьника. Топить его будет дружно вся комиссия, включая тех, кто пока относится лояльно. А если уж комиссия в полном составе видит своей задачей студента завалить — она завалит, соревноваться в знаниях на равных сразу с восемью профессионалами Михаилу не поможет даже Библиотека.

Черновик пришлось переделывать заново, в итоге времени сдавать устную часть осталось пускай и не совсем впритык, но мало. Из аудитории Михаил вышел мокрый как мышь, не обращая внимание на то, как два его недруга из комиссии не скрывали разочарования после оглашения баллов и оценки. Поверить в свою победу удалось, лишь когда дома сёстры начали расспрашивать наперебой: как экзамен?

— Так себе. С огромным трудом восемьдесят один балл.

— Всё равно пятёрка, — сказала Женя. — Тебе точно расстраиваться не стоит.

— Наоборот, радуйся, — фыркнула Маша. — Вспоминая твои каракули, и как ты пишешь, скажи спасибо, что тебе аттестат решили не портить, а натянули оценку. Я бы вообще больше тройки тебе не поставила.

Михаил на это поморщился, но язвить, что комиссия старалась, просто у них не получилось — не стал. Решат, что загордился… и будут правы. Даже эту-то оценку он получил, если быть объективным, исключительно за счёт Библиотеки да стараниями Игната Карловича, который в решающий момент дискуссии сумел перетянуть на сторону Михаила колеблющуюся часть комиссии.

В итоге последний экзамен, хотя и был самым объёмным, но выглядел наполовину формальностью. Недруги из комиссии не захотели себе портить репутацию, отныне вовсю демонстрировали нейтралитет. Устная часть в итоге вообще превратилась в нечто вроде «беседы за жизнь». Михаил расслабился, за что и поплатился, когда сразу после оглашения результатов — девяносто два из ста баллов — один из экзаменаторов сказал, то ли решив подольститься теперь уже как к главе перспективного рода, а не к ученику, то ли по иной причине:

— Ну что же, поздравляю. Вы ещё раз успешно всем показали как созданием нового рода, так и сегодня успешной сдачей досрочных экзаменов, что не просто так именно дворяне у нас ведущая часть Империи, а каждый дворянин — личность, которая ведёт за собой за остальную массу населения. Главное — правильно сформулировать вектор приложения сил, но с этим у вас, смотрю, всё в порядке.

— У нас только одна проблема, — не удержался Михаил. — Наша ведущая часть общества ушла так далеко от остальной массы, что ничего за спиной уже давно не видит, а потому что ж в нас толку? Какой из нас тогда вектор развития, если у нас нет точки опоры?

— Это у вас, Михаил, говорит максимализм возраста. Тем более что вы можете по праву гордиться своим успехом, но это кружит вам голову, заставляя излишне резко делить на чёрное и белое.

— Хорошо, — согласился Михаил. — Представим себе дворянина, владельца заводов, газет, пароходов. Не мелочь какую, которая ограничена одним своим небольшим поместьем, или если кроме титула у него ничего нет. Именно что значительного, из солидного рода и с возможностью, как вы говорите, вести за собой. И вдруг он и в самом деле захотел быть правильным, не лгать, не фальшивить, а стать христианским образцом праведника для простолюдина. Так сказать примером и вектором для развития. Проснулся бы он однажды, оглядел жизнь свою и вспомнил про десять заповедей. Жене признался бы, для чего именно нанял в гувернантки молодую девушку, красивую, но бедную. Детям объяснил бы, что он из-за них же и ради их благополучия взятки давал, из рабочих своего завода соки давил, из-за этого простолюдины на его заводе молодыми умирают от разных болезней, а дети их болеют. Главе своего рода в лицо бросил бы, что и он вор, и все остальные дают взятки и тащат в свой карман всё, чего могут ухватить, а журналистам рассказал бы, как своих рабочих обманывал. К слову, журналисты из газет других таких же дворян, только до заповедей ещё не дозревших, делали бы круглые от удивления глаза и божились бы, что и не подозревали. Встретил бы наш праведник на улице нищих, ничего не евших, отдал бы им от них же награбленное, а сам бы сел среди них такой же голый. И что дальше? Повесился бы, ограбил другого, который без совести гребёт и наворованное не отдаёт? На выбор — в тюрьму или в сумасшедший дом. Как думаете, что наш правдорубец выберет? Особенно когда ото сна чуть очухается, кофе, выпьет да юбку гувернантке задерёт — а она сопротивляться не рискнёт. Потому что, если её дворянин с волчьим билетом выгонит, дальше идти в монахини или на панель, других вариантов нет, поперёк слова дворянина никто выступить не рискнёт и не возьмёт. И остальная прислуга будет делать вид, что ничего не замечает, ибо у неё права давно есть только на бумаге. Такова наша сегодняшняя жизнь, и никуда нам от неё не деться.

Ненадолго повисла тишина. Хорошо ещё, продолжать дискуссию никто дальше не стал, отделавшись дежурными фразами, что это у Михаила пока возраст, а так он ещё наберётся опыта и увидит, дескать, картина мира имеет много оттенков. Михаил же мысленно всеми словами обругал себя, что не сдержал излишне длинный язык. Учитывая историю с заводом и судом над Землячкиным, намёк на Румянцевых вышел прямо таки прозрачнее некуда. Не зря Игнат Карлович аж сияет, его протеже выдало самое настоящее программное заявление будущего правдорубца за всех униженных и обиженных. Наверняка думает, что Михаил это специально подгадал.