Танец Ведьмы

Глава 4. Расколотый дом

Глава 4. Расколотый дом

Когда они покидали город через восточные ворота, там ещё не была объявлена тревога, так что десяток дежуривших гвардейцев Айра пропустили без всяких вопросов и взносов за пользование трактом — они его прекрасно знали в лицо. Разве что пойдут слухи о том, что он ехал вместе с какой-то юной девушкой, одетой в неброское платье и шляпку с убранными под неё волосами. Прежде Лотаринга замечали разве что за посещением проституток в легальных борделях, но постоянной возлюбленной он не имел. Желание молодого рыцаря прокатиться вместе со своей пассией по окрестностям, никаких вопросов у стражи не вызывало — погода стояла отличная, солнце щедро дарило тепло, и даже посреди лесных буреломов уже растаяли все сугробы, а трудолюбивые крестьяне, населяющие близкие к столице деревни, начали распахивать пашни, готовясь к посеву.

Они ехали шагом, Лана сидела в дамском седле, свесив ноги на одну сторону, придерживаясь за луку седла, в то время как её скакуна вёл за поводья бок о бок скачущий Айр. И в любой другой период жизни, с любым другим спутником, подобное бегство из столицы показалось бы ей столь унизительным, что она предпочла бы погибнуть от клинков стражи. Но сейчас она чувствовала себя на удивление мирно. Прошлое утекало по каплям, сознание вновь начинало плавиться под давлением старого заклинания, но страх ушёл, уступив место спокойной решимости и бескрайним полям впереди.

— Возвращайся. И спасибо, что помог выбраться, Айр, — звонко воскликнула она, когда Тарсфол остался вдали серой полосой, а вокруг раскинулись бескрайние поля.

— По уму я так и должен сделать. И Сэра предупреждала, но… — Айр крепче сжал кожаный ремень поводьев и поднял на Лану глаза. — Ты веришь в судьбу?

— Я верю в обещания. Мы встретимся в форте Равен, и там я смогу больше тебе рассказать. О себе. О том, ради чего сражаюсь. Я бы хотела это сделать сейчас, но… — опустив ладонь себе на ставший обжигающе горячим лоб, платиновая блондинка горько улыбнулась, — у меня пока нет этих ответов. Только вопросы и страшные сны. Наши пути разойдутся только на время, когда мы встретимся — я смогу со всем разобраться и стану сильней.

Лошади остановились в тенистой роще, поросшей кустами малины. Лана привстала и, оглядевшись, спрыгнула вниз, едва не растянувшись оттого, что ноги запутались в непривычной длинной юбке. Покраснев, она отряхнулась от пыли и сняла с луки седла подготовленный рюкзак с припасами и дорожной одеждой. Айр спешился тоже, подошёл ближе, внимательно разглядывая её лицо, словно увидел его в первый раз. Повисло недолгое молчание, вскоре парень шумно выдохнул горячий воздух, ухмыльнулся и по-приятельски опустил руку ей на плечо — так же, как и всегда, словно ничего не случилось и они прощаются после очередного пятничного застолья.

— Я застряну у старика минимум на несколько месяцев в качестве его зама. Так что надеюсь, что ты составишь компанию, а то боюсь, там будет на редкость тоскливо.

— Соскучился по тем временам, когда были только ты, я и три тысячи кровожадных исчадий Лангарда? — звонко откликнулась девушка и рассмеялась.

Айр пожал плечами и твёрдо кивнул:

— Ага. Сам себе не верю, но да. Надо будет как-нибудь повторить.

— А ещё говорил, что это я не помру своей смертью. Ладно, езжай. И давай на этот раз без обнимашек, а то, право слово, я испугалась, что ты меня попросту раздавишь.

Убрав руку, Айр отступил на пару шагов, не сводя с неё взгляда, а затем заставил себя отвернуться и запрыгнул в седло. Он знал, что Сэра права — так будет лучше. Используя полномочия своего звания, он сможет повести гвардейцев по ложному следу и купить ей необходимое время, чтобы покинуть центральные земли. Он всё это знал, а потому, забрав запасную лошадку, на которой приехала Лана, направился в сторону западных врат, где на дежурство скоро выходят его парни. Он не оглядывался и запретил себе думать о том, что, возможно, это их последняя встреча. Отец всегда говорил, что холодная голова важнее горячего сердца, так что, вместо того, чтобы мучить себя напрасной тревогой, рыцарь задумался над ближайшими действиями.

***

Интерлюдия: Ланна

И вот мне опять снится сон. Интересно, у меня одной есть привычка разговаривать во сне сама с собой? Осознавая собственное существование, видеть прошлое как-бы со стороны. Словно во мне есть кто-то ещё. Пустой, бестелесный, безмолвный наблюдатель, для которого вся моя жизнь — это спектакль. Как же я ненавижу эти сны. Как же я ненавижу вновь себя чувствовать жалкой и беспомощной, как тогда.

Когда мне было лет шесть, мы жили в родовом поместье, далеко на восток от столицы. Сэра тогда ещё не родилась, мама с отцом были живы, а наши земли — богаты и очень обширны. До смерти матери папа ещё не пил и жил рука об руку с простолюдинами, все тогда им восхищались. Обожали и называли героем. Он и был им тогда — настоящим поборником чести и справедливости, защитником людей, воителем, остановившим вторжение свежевателей, доблестным мужем, получившим титул барона и земельную грамоту из рук самой королевы. Это было славное время, что сейчас кажется совсем безмятежным, окруженным радостным туманом детской мечты. Я его почти позабыла.

Но один день из того далёкого прошлого прочно засел в моей памяти. Я росла совершенно несносной девчонкой, носилась по всей деревне, гоняла палкой гусей, воображая, что сражаюсь с драконами, и, разумеется, частенько задирала мальчишек из крестьянских семей. Обычно это были не настоящие драки, а так — баловство. Все знали, что я баронская дочка и, разумеется, боялись мне всерьёз дать сдачи. Ну а я навоображала себе, что самая сильная во всей деревне. Пока однажды не накинулась с кулаками на сына странствующего торговца, что лишь недавно посетил нашу деревню. Ну и, разумеется, заявилась домой с большим фингалом под глазом и, хлюпая расквашенным носом, попросила отца о защите. Но он лишь разозлился на меня и, возвышаясь во весь рост, грозно спросил:

— Знаешь, Ланн, почему ты ему проиграл?

— Потому что он мальчик, а ещё вдвое старше и больше меня! — плаксиво пожаловалась я в ответ.

— Чушь. Ты — мой будущий наследник, носитель моей воли. Неважно, какого ты была рождена пола — твоё будущее предопределено. Ты — рыцарь. Воин. А значит, тебе не суждено быть женщиной. У тебя нет права быть слабым. Ты ещё помнишь, что я тебе рассказывал про Волю?

Я тогда хлюпнула носом, вспоминая всё то, чему он меня учил с самого раннего детства.

— Воля происходит из двух составляющих. Эго и Цели.

— Верно. Эго олицетворяет твою веру в успех, в себя самого, в свои силы. Цель же придаёт этой вере форму и наделяет остротой, нужной для её достижения. Ты понял?

— А что из этого важнее? Эго или Цель?

— Они одинаково важны. Но ещё важнее — гармония между ними, — усмехнулся тогда в усы отец и, опустившись в кресло, широко развёл руки. — Вот смотри, ты можешь быть сильнейшим в мире. Но ничего не желать, ни к чему не стремиться. И какой будет смысл в твоей силе? Она будет подобна туману — она не сможет защитить ни тебя, ни кого-либо ещё. Эго без цели — ничто. Понял?

Я тогда старательно закивала — мне нравилось, когда отец чему-то меня учил и не кричал. В детстве я была тем ещё прилежным ребёнком, вспоминать стыдно.

— А Цель без Эго — это тоже плохо?

— Не плохо. Хуже. Бессмысленно. Если ты не веришь в себя и свою возможность достичь цели, она будет всего лишь образом. Мечтой. Ты не можешь поставить себе цель стать самым сильным в этом мире и заставить себя сразу же поверить в это. Нет. И Цель, и Эго куются вместе, лишь преодолевая свои слабости, ты закаляешь дух и веру в себя. Укрепляешь Эго. И расширяешь горизонты тех Целей что тебе окажутся по силам.

— А как мне это сделать? — восхищённо разглядывая отца единственным не заплывшим глазом, спросила я тогда и спустя минуту пожалела об этом.

Он зло ухмыльнулся и ответил:

— Да очень просто. Сейчас же встань, иди и побей того, кто побил тебя. Я запрещу слугам пускать тебя в дом, пока ты не одержишь победу. Всё, пошла!

После чего отец буквально выпнул меня из дома, а перепуганному торговцу — отцу моего противника — запретил покидать его владения и доплатил за простой. Следующие несколько дней я ежедневно пыталась побить того мальчишку. Забавно, сейчас я даже не могу вспомнить его имени. Спать мне приходилось в конюшне, а ела я то, что заботливая мама «забывала» перед окном трижды в день. Я пыталась жаловаться ей, но она лишь сказала, что я должна слушать отца. А вечером пятого дня он и вовсе попытался запретить ей со мной говорить. Они часто ссорились в последнее время, но мама всегда очень уважала отца и старалась не вмешиваться в моё воспитание. Но в тот раз она сорвалась, а я, сжавшись у окна, со страхом слушала их разговор.

— Во что ты превращаешь нашу дочь, Байрн? Разве не ты сам говорил, что женщина не способна овладеть Волей? Ты напрасно ломаешь ей жизнь и судьбу, — вскрикнула мать, скрестив руки на груди. Её длинные платиновые волосы блестели, отражая пламя свечей, делая её изящную фигуру почти мистической.

— Прекрати. Никто девочек этому просто не учит. Их тела, да и психика, плохо подходят для походов и битв. Но у меня нет выбора — ты мне его не оставила, Иоланда. Если нет хорошей стали, придётся ковать клинок из сырого железа. Ты помнишь тот день, когда ты впервые заговорила после спасения? Помнишь своё обещание? — голос отца был тяжёлым, как камень, и таким же холодным.

— Да. Конечно помню. И никогда этого не забуду, Байрн. Я поклялась родить тебе наследника. Но Лана… Ты ведь просто уничтожаешь её. Ты сломаешь нашу первую дочь! Я снова беременна. Возможно, я в этот раз…

— Снова родишь мне девочку. Я уже смирился. Ты знаешь, чем я отравлен, знаешь о будущем, что грядёт, и цене поражения — лучше многих. Алая Ведьма предрекла, что только мой наследник сможет сломить проклятие и вывести твою родню из мрака. То, что у нас будет второй ребёнок, — хорошо. Если первая дочь сломается и не сможет принять бремя моей воли, эта ноша ляжет на плечи второй.

— Байрн, ты…

— Жестокий, безжалостный ублюдок, без тени сомнений способный бросить любимых детей под жернова судьбы? Да. Это так. Я верю, что дети должны идти дальше родителей, Ио. Моя наследница ступит туда, куда мы с тобой не добрались. И закончит то, на что наших сил не хватило.

Мама расплакалась. А когда я осторожно заглянула в окно, отец уже крепко обнимал её. Его лицо было очень печальным, а в глубине глаз застыла неприклонная решимость и свирепая ненависть. Он был столь страшен, что я попятилась и убежала в сарай, где, обняв нашего пса, проплакала до утра. А затем наконец-то вздула того мальчишку, напав сзади и оглушив камнем. Папка был не слишком доволен моими методами, но решимость оценил, так что снова пустил меня домой. А я больше никогда не задирала окрестных детей, не жаловалась и не сомневалась, точно уяснив одно: я должна защитить свою ещё не рождённую сестрёнку.

Да… Я презираю отца за то, во что он нас с ней втянул. Но тогда я им восхищалась. Ну, по крайней мере — до тех пор, пока он в десять лет не бросил меня посреди леса. Связанной. Но это уже другая история. Для другого сна.

Конец интерлюдии.

***

Ланнард распахнул глаза и прислушался к звукам. Память уже перестроилась, затеняя ненужные фрагменты его восприятия, а серый мир сомкнулся вокруг. Он снова был воином, оставшимся без всего лишнего. Рожденного и выкованного лишь для одной цели. Цепи для него были свободой, избранной им самим, служением истинной цели. Он шел к ней, всю жизнь. Потери прошлого его не гнули к земле, а давали новые силы. По крайней мере он пытался себя убедить в этом. Пытался поверить. Ведь отец не был безумцем, или лжецом. Не был…

Вчера Ланн заснул, забившись, подобно белке, в дупло огромного, в несколько обхватов, рухнувшего сухого дуба, и пробудился как раз в тот момент, когда мимо глаз проползал здоровый, с кулак, лесной паук. Задумчиво разглядывая членистоногое, Ланн не сразу понял, что на границе чувств ощущает давление чужой ауры Воли. В этом лесу помимо него был кто-то ещё. Осознав это и мгновенно сконцентрировавшись, барон загнал свой дух воина поглубже, думая о недавнем сне, пережитых мелочных обидах, стёртых в пути ногах и омерзительном пауке напротив лица. Сейчас он был благодарен приснившемуся за то, что идущие по следу не успели почувствовать его Волю при пробуждении.

Осторожно выглянув из дупла, Ланн почуял тянущиеся с востока едва ощутимые запахи жареной дичи, и желудок, в котором за последние два дня не было ничего, кроме сухарей и сушёного мяса, тут же возмущенно потребовал наведаться в гости к обладателям столь чудесных деликатесов. Усмехнувшись и забив подобные мысли поглубже, Ланн выбрался из дупла целиком и по-пластунски заполз за дерево, после чего наконец смог нормально осмотреться.

Метрах в тридцати от него в неглубоком овражке, судя по всему, разбили лагерь несколько человек. Ланн видел только одного из них — того, что стоял на страже: закутавшись в плащ и подрагивая от утреннего холода, мужчина цепко оглядывал окрестности. Прикрыв глаза, Ланн сосредоточился и смог почувствовать его Волю. В обычно сером, слепом мире сейчас отражались всеми цветами радуги ауры живых существ. Аура дозорного выделялась ярко-зелёным с прожилками чёрного цветом. Это была Воля охотника. И убийцы. Кроме дозорного, в лагере было ещё двое спящих — их он едва ощущал: пребывая в мире снов, они казались рыхлыми, почти эфемерными.

Сомнения окончательно покинули барона, он был убеждён, что люди были здесь по его голову. Можно было просто уйти и надеяться, что они не нападут на след. Но этому противоречило то, что они слишком быстро его нашли. Скорее всего, в погоню отряд пустился только утром, на следующий день после того как Ланн покинул город, или даже днём. А значит, большую часть пути они проделали по тракту, потом оставили лошадей и углубились в лес. Вероятно, один из них либо медиум, способный читать ауры на больших расстояниях, либо маг, у которого есть вещь, принадлежащая барону. Оба варианта ставили крест на попытке сбежать.

Решившись, Ланн постарался расслабить свое сознание. Сделать его ровным и податливым, подобно морской глади, из которой медленно и неохотно поднималась его Воля. Сам же он в это время, тихо ступая по прелым прошлогодним листьям, начал медленно обходить лагерь. Безопаснее всего было бы сначала разобраться со спящими и лишь потом сразиться с дозорным. Обойдя овраг по дуге и держась вне зоны зрения охотника, Ланн прижал руки к земле и пополз к краю оврага. На половине пути он почувствовал укол пробуждения еще одной Воли и чертыхнулся. Прикрыв глаза, он разглядел внизу перед собой, как разгорается еще одна аура, мрачного грязно-чёрного спектра. Барона бросило в дрожь: проснувшийся убивать не просто умел. Он убивать любил всей душой, да ещё и с особой оригинальностью. До края оврага оставалось метров пять, и до Ланна донеслись мужские голоса, он прислушался к обрывку разговора.

— …старой Чащи недалеко. Куда его несёт? Я туда не пойду, мне обещанный титул не упёрся. Да и барон этот столичный, а вдруг он не так прост? Если уж как-то умудрился справится с самим графом.

— Струхнул? — говоривший хрипло рассмеялся. — Да не ссы ты. Этот парень синий, почти голубой. Короче, юнец желторотый, сегодня его догоним и головёшку отчекрыжим. А жирножопый графеныш сам подставился, эти столичные что глина, пальцем можно проткнуть. Закончим заказ, а затем домой, получать честно заработанное. Видел чего ближе к утру? Ведьма же сказала, что он здесь где-то, рядом.

Решив дальше не ждать, Ланн пополз быстрее, не открывая глаза, пока чёрная аура медленно смещалась в сторону зелёной. Спустя секунду, достигнув края оврага, Ланн приподнял голову и огляделся. Внизу были трое: закутанная в плащ спящая фигура в дальнем конце оврага, черноволосый воин, лениво надевающий кожаную броню, и «зелёный», стоявший к нему боком на краю подъёма из оврага, именно его Ланн заметил первым, когда проснулся. Говоривших разделяло метров пять, а черноволосый стоял к нему спиной. Слишком хороший шанс, чтобы им не воспользоваться.

Сделав тихий и медленный вдох, Ланн на выдохе снял с себя один из запретов, сковывающих его Волю все три года, что он прожил в столице. «Я УБЬЮ ИХ», — приказал он себе и ей, приподнимаясь на одно колено и выхватывая меч для колющего удара. Холодное синее пламя зажглось у него в груди, он послал его поток к ногам, одновременно окутывая и лезвие меча, направленное вперёд, после чего мгновенно сорвался с места. Сдавленный вскрик предупреждения «зелёного» застал Ланна прямо в воздухе, за пару мгновений до удара в спину «чёрного».

Тот не успел даже обернуться: всё, что удалось, это подставить под колющий удар клинка наруч правой руки, уже окутанный мраком ауры. Она объяла сияние, гася его и уводя удар в сторону, в то время как «чёрный» левой рукой выхватил кинжал. Оказавшись на ногах, барон тут же пригнулся, чтобы пропустить ответный удар в горло, и мгновенно резанул снизу вверх, целясь в пах. «Чёрный» попытался отпрыгнуть, но Ланн взревел и направил Волю в свой удар, короткая синяя вспышка рассеяла мрак и рассекла плоть, воздух моментально насытился запахом крови: клинок Воли разрубил «чёрного» от паха до середины груди. Быстрый взгляд вправо дал понять барону, что «зелёный» уже разобрался в ситуации и бежит к ним, выхватив свой клинок.

Послав поток ауры в ноги, Ланн попытался разорвать дистанцию с приближающимся противником, когда услышал едва слышное бормотание с другой стороны оврага. Мгновение спустя левую часть корпуса обожгло, а правая начала покрываться инеем. Разрубленный, как индюшка, «чёрный» едва только начинал падать на землю, с начала боя прошло едва ли пять секунд. «Слишком короткое время для сильного заклинания, наверняка это лишь заготовка, колдун едва проснулся» — подумал барон, прогоняя сквозь тело поток Воли в попытке подавить действие колдовства.

В этот же момент приблизившийся «зелёный» без замаха рубанул сверху вниз, целясь в шею. Его меч как будто расслаивался в воздухе, разделяясь словно в мареве зелёной ауры. «Уклониться не выйдет», — промелькнула мысль, и барон попытался принять удар в жёсткий блок клинком. Раздался звон, юноша рухнул на одно колено, от силы удара кости в правой руке противно хрустнули, пришлось послать туда поток ауры, чтобы удержать меч. Миг спустя Ланн сделал кувырок назад, избегая пинка, после чего опять вскочил на ноги, нащупал левой рукой кинжал и, целясь на звук, умело метнул в колдуна, что стоял в паре метров позади и начинал читать новое заклинание. Раздался звук удара и женский вскрик, в глазах «зелёного» страх быстро сменился яростью:

— Агата… Паскуда! — он сделал шаг вперёд, нанося колющий удар в грудь, Ланн уклонился влево, едва избежав его. Воля «зелёного» колебалась, теряла форму и таяла на глазах. Подпрыгнув и оттолкнувшись ногой от края оврага, Ланн в воздухе нанёс тому рубящий удар в шею, усиливая движение потоком ауры. Руку тряхнуло, когда его клинок разрубил мышцы и кости, а когда барон приземлился на землю, голова «зелёного» катилась к его ногам. Тело сделало пару шагов, извергая потоки крови, и рухнуло. Бросив быстрый взгляд по сторонам, Ланн понял, что в овраге на ногах остался только он один. В груди как будто застрял кусок льда, он ненавидел это чувство. И наслаждался им. В такие мгновения мир становился невероятно простым и понятным.

С дальней стороны оврага он услышал тихий хрип. Повернувшись туда, он наконец чётко разглядел колдуна. Точнее, колдунью средних лет с русыми волосами. Держась двумя руками за кинжал в груди, она неотрывно и тоскливо смотрела на тело «зелёного». Она умирала. Рана была крайне скверной, кинжал пробил правое легкое и зашёл в тело глубоко, по самую рукоять. Подойдя ближе, барон присел напротив на одно колено и заглянул в её карие глаза, полные страха и ненависти. Она попыталась что-то сказать, но Ланн зажал ей рот рукой и мечом перерезал горло. Посмертные проклятия бывают невероятно опасны, и простой вспышкой Воли их не смыть, так что выслушивать её последние слова он не собирался. Крепко сжав зубы, юноша смотрел, как её взор, полный муки, тускнел, пока кровь толчками билась из жуткой раны. Затем прикрыл ей глаза и поднялся.

Пора было уходить, и в данный момент пройти через Старую Чащу казалось барону не худшим вариантом. Её все избегали, этот огромный лесной массив отделял центральные земли королевства от вольных баронств Западных Земель, в которые и направлялся Ланн. Он очень не хотел столкнуться с ещё одним отрядом охотников, это в любом случае всегда слишком дорого стоит. Наскоро осмотрев вещи убитых, Ланн забрал их запасы провизии и длинный меч, принадлежавший «зелёному». Клинок, похоже, долго служил своему хозяину, был пропитан остатками его Воли, и она резанула вспышкой боли, когда Ланн к нему прикоснулся.

Сконцентрировавшись, барон влил в меч собственную ауру, после чего взвесил оружие в руке и сделал пару взмахов. Клинок был тяжеловат, но всё же лучше подходил для излюбленного двуручного хвата, чем короткий меч его отца. Ну и наконец, в походной сумке колдуньи, помимо различных трав и снадобий, в которых он не разбирался и потому оставил на месте, ему удалось обнаружить исписанный незнакомыми символами кусок кожи, в центре которого был завернут клок платиновых волос. Ланн надеялся, что это его волосы, об альтернативах он старался не думать. Как старался не думать и о том, кто нарисовал безыскусный рисунок этих двоих и ещё одной маленькой фигурки на куске бумаги, найденной им в глубине сумки.

Ланн вздохнул: боевая концентрация прошла, и сейчас накатывало сожаление. Он очень не любил убивать. Привычно встряхнув головой, он выбросил из неё всё лишнее и поднялся из оврага. Сейчас он собирался пересечь Старую Чащу, путь через неё займёт не меньше недели, да и места эти слыли гиблыми. С северной стороны Чаща граничила с Пустыми Землями, давно брошенными людьми и сейчас населёнными лишь разного рода тварями, порождениями древней магии. На юг-восток уходила до Улонских озёр и южного тракта, соединяющего земли Тарсфола с вольными баронствами.

Судя по рассказам отца, когда-то исходившего на своих двоих всё королевство, Старая Чаща была единственным местом, куда он так и не сунулся. Уж больно жуткие слухи ходили об этих местах у бывалых охотников. В целом это было определённо не то место, куда Ланн бы направился по своей воле, но оно идеально подходило для того, чтобы пропасть на пару недель, пока его разыскивают по всему королевству. Барон не допускал сомнений в том, что он оттуда выберется, сейчас его Воля должна быть крепка, как никогда. К тому же он пообещал себе обязательно встретится с Айром в памятном форте Равен.

Молодой барон споро зашагал на запад, под кроны высоких дубов и вязов.