18 января 1911 года
Ждать новостей — особый вид пытки. Часы тикали, но казалось, что время остановилось. Я не могла ничем заниматься, но мама, благослови ее Господь, не давала мне ни минуты покоя: мы стирали одежду, чистили овощи, пекли хлеб, мыли полы. Уже темнело, когда в дом ворвался Падди. Он казался измученным, но счастливым, а еще — хотя это я не могла сказать наверняка — от него пахло алкоголем.
— Где тебя черти носили! — напустилась на него мама. — Отец ужасно волновался!
— Я только что встретил его на верхнем поле и все ему рассказал. — Падди опустился на скамью, пытаясь перевести дух.
— Ну, выкладывай, скорее же! — Я бросилась к нему. — Как все прошло?
Томми и Билли уселись на полу, скрестив ноги, как будто Падди намеревался поведать им какую-то сказку.
— Дэнни привел с собой еще троих парней, — начал Падди. — Когда я сказал, что невинного человека обвиняют в убийстве англо-ирландского лорда, они были только рады помочь, — фыркнул он.
Мама отвесила ему затрещину, раздраженная тем, что он не понимает серьезности ситуации.
— Боже, идиот, ты мог сам попасть в тюрьму! — простонала она.
— Я ничего не делал, мама, это все Дэнни. Я только стоял в стороне, посматривая, как бы чего не пошло против плана, — хотя не то чтоб я мог много разглядеть.
Каждый раз, когда брат останавливался, чтобы глотнуть воздуха, мне хотелось схватить его за плечи и вытрясти из него всю историю целиком. Тем временем прибежал котенок Билли и стал обнюхивать незнакомого для себя человека.
— А это еще кто? — спросил Падди, но, когда Билли принялся объяснять, откуда взялась Сюзи, наша новая кошка, мы заставили его умолкнуть.
— Вы его освободили? — спросила я.
— Мы ждали на станции. Приехала полицейская карета, двое сидели спереди, а Гарольд — позади. Мы еще не знали точно, что будем делать, но у двух парней Дэнни были ружья, и…
— Ружья! — в ужасе воскликнула мама, прижимая ладонь ко рту. — Боже, тебя могли убить! — и она перекрестилась и воздала хвалу Деве Марии.
— Мама, да погоди ты, дослушай! Нам вообще не понадобилось оружие. Мы спрятались за насыпью на противоположной стороне платформы, и оттуда хорошо было видно, как вели Гарольда. Дэнни велел мне посматривать, не появятся ли откуда-нибудь другие полицейские, у которых могло быть оружие и которых мы не заметили, а сами они спустились вниз по склону, поросшему травой, и спрятались за складами. И только они добрались туда, как на станции поднялся ужасный переполох, потому что приехал Хиггинс, свиновод, — ты знаешь его?
— Да-да, знаю, — кивнула мама, все еще сжимая четки.
— Ну вот, он пытался загнать своих животных по запасному пути к погрузочной платформе, и, конечно, они разбежались кто куда. По платформе носились свиньи и поросята, стоял истошный визг, женщины с криками бросились в стороны. И тогда я увидел, что парни посматривают из-за складов, выгадывая момент.
— Боже, вы такие храбрые! — сказала я, качая головой. Мама протянула Падди полную тарелку еды.
— Полицейские отвлеклись, — продолжил он, кусая хлеб и прихлебывая молоко из чашки. — А еще повезло: паровоз пустил такое облако белого дыма, что все заволокло, как туманом. Я уже ничего не видел, а потом откуда-то мне в голову прилетел комок торфа, и я разглядел, что парни уводят Гарольда в наручниках через поле. Ну и побежал со всех ног следом за ними.
Мы с мамой помолчали, переваривая услышанное. Она поднялась и так крепко обняла моего брата, что он почти не мог дышать. Затем она поцеловала его в макушку и, в довершение всего, отвесила добротную затрещину.
— А это еще за что? — ошеломленно спросил Падди.
— За ружья, — отрезала мама и, достав из комода бутылку потина, наполнила стакан. — А это за то, что помог другу.
Они оба улыбнулись. По крайней мере, между ними теперь установился мир.
— Значит, Гарольд в безопасности? — спросила я, недовольная тем, как закончилась история.
— Уже на пути в Корк. Утром он сядет на паром и из Кова отправится в Америку. — Падди отхлебнул потина.
— В Америку? Не в Лондон?
— Нет, слишком рискованно, он решил ехать прямиком домой. Не волнуйся, Анна, теперь он в безопасности.
— Да. В безопасности, — повторила я.
Я никогда больше не увижу Гарольда. От этой мысли мне вдруг стало нечем дышать. Я даже не попрощалась с ним, и это было невыносимо.
— Но я так и не успела поблагодарить его, — почти шепотом промолвила я.
— Брата ты тоже до сих пор не поблагодарила, — заметила мама. — Я пойду позову отца к чаю.
Возвращение к привычной жизни явно ее радовало.
— Ох, конечно! Прости, Падди! — Я подскочила и крепко обняла его. — Как я могу выразить… Спасибо тебе за все, что ты сделал! И Дэнни… Вы так рисковали!
— Я должен был сделать хоть что-нибудь! Нельзя же, чтобы невиновного человека упекли за решетку. Только не после того, что ты рассказала мне.
— Но я ничего не помню, — пробормотала я. — Что я тебе рассказала?
— Все, что должна была рассказать сразу, как только это случилось, — хрипло ответил брат. — Я бы сам утопил этого ублюдка, если бы узнал, что он хоть пальцем к тебе притронулся!
Я отвернулась, потому что мне было стыдно.
— Люди вроде него рано или поздно получают по заслугам, — заверил меня Падди. — И эта его сестрица, уверен, тоже плохо кончит. Она готова была сунуть шею Гарольда в петлю только потому, что ей так хотелось.
— Лучше бы я никогда не встречала их, Падди. Я была такой дурой. — И я снова закрыла лицо руками.
— Не вини себя, Анна, он был ужасным человеком.
Падди неловко погладил меня по спине.
— Я не понимала, пока не стало слишком поздно…
— Я знаю, знаю, это не твоя вина.
— Ты не понял. — Я шмыгнула носом. — Я не про Джорджа говорю, а про Гарольда. Я не понимала… то есть я не знала, как сильно я…
Падди похлопал себя по карманам и после долгих поисков нашел то, что искал.
— Вот. — Он протянул мне лист бумаги. — Он передал это для тебя.
Я схватила измятый листок и увидела свое имя, выведенное на лицевой стороне аккуратным почерком. Бросив взгляд на брата, который понимающе улыбнулся мне, я побежала к себе в комнату, потому что хотела прочесть письмо в уединении.
Дорогая Анна,
Я молюсь о твоем добром здравии. Падди рассказал, что ты заболела, и, должен сказать, я чувствую некоторую ответственность за то, что позволил тебе провести ночь в холодном сарае. Увы, все случилось совсем не так, как я планировал. Боюсь, я припозднился с тем, чтобы забрать ваш семейный жемчуг из Торнвуд-хауса: власти уже конфисковали его как свидетельство твоего столкновения с мастером Хоули. Остальное тебе наверняка уже известно, но, пожалуйста, передай мои искренние извинения твоей матери по поводу ожерелья.
Это было очень по-доброму с твоей стороны — приехать в участок вместе с отцом Питером. Он рассказал, как ты пыталась пробиться через полицейских, и, должен сказать, это глубоко тронуло меня. Я сожалею о том, что произошло той ночью в Торнвуд-хаусе. Если бы я мог вернуться в прошлое и защитить тебя, я бы сделал это не задумываясь. Я должен был оберегать тебя, Анна, но ревность ослепила меня. Видишь ли, я верил, что ты можешь считать мои намерения так же легко, как читаешь погоду по облакам на небе, — но теперь, когда у меня было достаточно времени обо всем подумать, я сознаю, что ты никак не могла знать. Я полюбил тебя, Анна, с того самого дня, когда мы встретились у вашей входной двери. Я любил тебя и наслаждался каждым мгновением, проведенным с тобой, среди тех мест, которые ты называешь домом. И да простит меня Бог, в ту ночь, когда ты уснула в моих объятиях, я думал, что мое сердце разорвется от любви к тебе.
Полагаю, ты сочтешь меня трусом, ведь я признаюсь в любви в письме в тот самый момент, когда собираюсь бежать из страны. Но хочу, чтобы ты знала: как только я доберусь в Штаты, сразу же напишу тебе и, если ты согласишься, достану для тебя билет и устрою твой приезд ко мне. А сейчас я должен идти: твой брат и его «коллеги» были весьма добры, но, боюсь, времени у нас в обрез.