8 января 2011 года
— Джек, — сказала Сара, и его имя прозвучало как тайна, которую она долгие годы хранила в себе. Все тело сковало льдом, стоило ей увидеть на экране его номер.
— Привет. Я просто звоню узнать, все ли у тебя в порядке. Меган сказала, ты поехала в Ирландию… — Он не закончил фразу, явно ожидая объяснений.
— Да, — только и смогла выдавить Сара. Нелегко объяснить, как ее забросило на другую сторону Атлантики, да и с чего она должна это делать? Сара устала от попыток выглядеть нормальной в глазах других людей. Она решила просто говорить как можно меньше.
— Да… По правде говоря, у меня все в порядке.
— Оу.
— Ты, кажется, разочарован этим фактом. — Сара вдруг ощутила острое желание поругаться с ним, черт знает почему.
— Господи, Сара, я просто… волновался, вот и все. Я по-прежнему забочусь о тебе, и это нормально, не так ли?
Сара опустила голову, стараясь унять внезапно накатившую тоску. Забота Джека ощущалась как палка, которой она сама себя била. «Посмотри, какой он добрый и заботливый, разве этого недостаточно?» — корила она себя. Однако теперь время и расстояние открыли ей правду: его «забота» душила ее. Ей не хотелось, чтобы он свысока рассуждал о причинах ее внезапного бегства в Ирландию, — кажется, она как наяву слышала его покровительственный тон, подразумевающий, что без него она не справится.
— Я не знаю.
— Ну… ладно.
Он был измотан, это чувствовалось. Как правило, манеры мистера Славного Парня в любом споре выбивали Сару из колеи, она позволяла себя уговорить, принимала тот факт, что сама во всем виновата, что она должна измениться, стать лучше, просить прощения. Может, она слишком боялась потерять его. Но в итоге Сара понесла куда более серьезную утрату, и одобрение Джека теперь не имело для нее такого значения, как раньше.
— Поздно спрашивать, в порядке ли я, Джек. Я уже давно не в порядке. Но ты ведь не хотел слышать об этом? Ты думал, что, избегая меня, можешь забыть о том, что случилось?
— Сара, милая, я не имел в виду… — Он осекся и тяжело вздохнул. — Слушай, вали все на меня, если тебе так легче, но не забывай: ты сама отгородилась от меня.
— Я отгородилась?! Ты разве не помнишь, что сказал мне, когда я вышла из больницы? Что тебе хватает своего горя, что, если навалить сверху еще мое, будет чересчур! Кто вообще такое говорит, Джек? Своей собственной жене! Я два года не показывала тебе, как мне больно, потому что боялась, что ты расстроишься! Мы должны были пережить это вместе, но ты бросил меня, и за это я тебя никогда не прощу!
Сара не осознавала, что кричит. Ее трясло, но она чувствовала облегчение оттого, что наконец-то сказала ему правду — хоть их и разделяли тысячи миль.
Джек молчал так долго, что она уже подумала, будто он повесил трубку. А потом он проговорил хриплым, почти неузнаваемым голосом:
— Ты не единственная, кто кого-то потерял! — и отключился.
Сару все еще трясло, когда она добралась до магазина. Крепкие напитки тут не продавались, поэтому она купила две бутылки белого и пачку сигарет.
— И еще вот эту коробку шоколадных конфет, — попросила она девушку, которая, стоя за прилавком, укладывала в пакет все для Вечеринки Жалости к Себе Сары Харпер.
— Сдачи не надо? — уточнила продавщица.
— Что? Почему?
— Ну, знаете, Новый год. Большинство отказывается от сдачи в честь праздников, — она отсчитала Саре монетки.
— Ну, а я не большинство, — проворчала Сара. Она содрогнулась, на секунду увидев себя глазами этой девушки: сварливая женщина средних лет, у которой на плечах все тяготы мира. «К черту все! Почему я должна из кожи вон лезть, чтобы понравиться людям? Они не знают, через что я прошла, и, если уж начистоту, их это не касается!»
Вечерние сумерки — постоянное состояние Ирландии в январе — окутали ее по пути обратно в дом Батлера. Облака висели так низко, что казалось, будто от головы до неба каких-то жалких пять футов. Машин на дороге не было видно, и Сара, открыв бутылку, сделала большой глоток. Затем сорвала с пачки сигарет целлофан и вытащила одну губами, как лошадь, выискивающая кусочки сахара на ладони. Сара не курила со времен колледжа, но внезапно организм отчаянно потребовал никотина. Первая затяжка едва не удушила ее, горло перехватило. Как она вообще раньше наслаждалась этим процессом? Небольшой глоток вина унял пожар в глотке, и, упрямая в своем стремлении возродить дурную привычку, Сара затянулась снова — на этот раз осторожнее. «Какой смысл относиться к телу так, будто это храм, — думала она. — Стараешься быть хорошей, а ничего из этого не выходит». Она с тем же успехом могла катиться вниз по наклонной.
— А ты, наверное, янки, — словно из пустоты раздался голос.
Сара обернулась и увидела, что за ее спиной стоит та самая пожилая женщина в темной шали.
— Что… как вы…
— Любишь зелье, я посмотрю? — Женщина бросила многозначительный взгляд на бутылку в руке Сары. — Плохая это примета — не угощать соседа выпивкой.
Сара остолбенела. Непонятно почему, но эта женщина ее пугала. Жилистое тело с годами искривилось, а лицо, хоть его частично закрывала шаль, все было испещрено глубокими морщинами. На подбородке и щеках торчали седые волоски.
— Я уже видела вас раньше, — наконец выговорила она. Но старуху интересовала только бутылка.
— Я тебе погадаю, если поделишься.
Сара все равно отдала бы женщине бутылку, только чтобы избавить себя от ее присутствия. Та припала к вину губами и высосала по меньшей мере половину, а потом громко срыгнула.
— Спасибо. — Она протянула вино Саре, но та отмахнулась.
— Оставьте себе. — Ее передергивало от одной только мысли, что придется прикоснуться губами к горлышку этой бутылки. — Постойте, а как вы узнали, что я американка?
Старуха проигнорировала вопрос. Глаза у нее остекленели, она будто вошла в транс.
— От тебя несет смертью, — выплюнула она. — Я вижу кровь… нет сердцебиения.
Сара отшатнулась.
— Да как вы можете говорить такое?!
Женщина перевела на нее глаза, и ее взгляд немного прояснился.
— Глаза у меня имеются, да вот только я не выбираю, что видеть, а от чего отворачиваться.
— Просто держитесь от меня подальше, черт бы вас побрал! — выругалась Сара, отступая еще на шаг, а потом и вовсе пускаясь в позорное бегство.
Только на пороге дома она позволила себе обернуться. Дорога была пуста. Пальцы онемели и стали как неживые, когда Сара нащупывала замочную скважину. Слезы застилали глаза. Ввалившись внутрь, она захлопнула за собой дверь с твердым намерением никогда больше ее не открывать.
Кто-то постучал в дверь. На улице было темно, Сара свернулась калачиком на диване, не потрудившись даже разжечь камин, и дрожала от холода. Вторая бутылка вина ничуть не помогла согреться.
Стук повторился, на этот раз громче. Да уж, эта старуха в самом деле выбила ее из колеи. Сара встала у двери и прислушалась, надеясь, что сможет опознать гостя. И тут опять постучали, да так неожиданно, что она подпрыгнула.
— Кого там черти принесли? — зарычала она.
— Э-э-э, я не хотел беспокоить тебя… Это Оран. Я просто…
— Дьявол! — выругалась Сара и попыталась отворить дверь. В этот раз она управилась с ней гораздо быстрее.
— Привет. — Оран криво улыбался и держал в руках лист бумаги. Ее рисунок. Но, увидев Сару, он изменился в лице. — Извини, мне не следовало… вот так врываться… Я выбрал не лучшее время.
Можно представить, что за картина ему явилась: глаза у Сары красные от слез, она укутана в плед до самого носа, голову не мешало бы помыть…
— Нет, все в порядке, я…
Что она могла сказать? «Я повздорила с бывшим, меня до смерти напугала полусумасшедшая старуха, а потом я два часа напивалась в полной темноте»?
— Я просто хотел сказать спасибо. Ну, за рисунок, — Оран смутился.
— О, конечно, я…
— Это очень мило с твоей стороны. В общем, я пойду. — Он уже на пару шагов отступил от дома.
— Но… — начала было Сара и осознала, что ее охватывает отчаяние, граничащее с истерикой.
Он махнул рукой, как бы говоря: «Я все понимаю». Или, быть может: «Я рад, что смог улизнуть» — это Сара не могла определить наверняка. Она закрыла дверь и привалилась к ней спиной. Должно быть, Оран впервые после смерти жены по своей воле приблизился к дому Батлера — и она, Сара, все испортила. От отчаяния она стукнулась затылком о дверь. Он стоял на пороге — в одной руке рисунок, другая в кармане, — и ее невыносимо тянуло прикоснуться к нему. «Даже разбитое сердце может чувствовать». Сара не помнила, где вычитала эти слова, но в глубине души она наивно полагала, что, исцелив кого-то другого, она найдет покой и для себя.
— Идиотка, — пробормотала она, хлопнув себя ладонью по лбу.