Собиратель историй

Глава 23

18 января 1911 года

Мне так много нужно написать обо всем, что случилось в тот вечер у Хоули. И о том, что произошло в последующие дни. До сих пор с трудом могу поверить в это…

В день праздника я проснулась рано утром оттого, что ветер переменился и теперь в северное окно задувал холод. Накануне я долго не могла уснуть — все думала про званый ужин в Торнвуд-хаусе и про мое платье.

Я зажгла свечу, чтобы набросать кое-что. Тесс предложила использовать ажурное кружево, чтобы прикрыть руки, а еще одолжила мне красивую атласную ленту цвета слоновой кости, которая идеально подчеркивала талию. Я думала о том, какова была вероятность встретить мастера Джорджа на Холме Фейри. Глупо ли думать, что он сам поехал туда в надежде увидеть меня? Наивно ли полагать, что такой мужчина, как Джордж, увлечется девушкой вроде меня? Он мог выбрать любую, но пригласил меня — и ведь это наверняка что-то значило.

Покончив с утренними делами, я увидела, что Гарольд ждет меня у ворот. Он хлопал себя ладонями по телу, пытаясь согреться, хотя был одет в большое шерстяное пальто, шарф и перчатки. Я невольно улыбнулась. Надо думать, янки привыкли жить в большем комфорте, а все-таки Гарольд любит наши места — хоть природа и не всегда отвечает ему взаимностью.

— Доброе утро, Анна! — крикнул он, когда я проходила мимо по дорожке, распугивая кур, клюющих землю в поисках еды.

— Сколько ты меня уже ждешь? Почему не зашел в дом и не погрелся у очага?

Его темные волосы были зачесаны назад, очки поблескивали в утреннем свете. Я почему-то ощутила неловкость, дыхание перехватило. Мне и в голову не приходило, что однажды я буду водить дружбу с ученым человеком. Разве не странно, что пути таких разных людей, как мы, живущих на противоположных концах света, пересеклись?

— Тогда я бы упустил шанс провести время в компании Норы Дули, — заявил Гарольд, поправляя шарф.

Я подумала, что улизнуть от общения с Норой Дули — это благословение, но, может, она рассказала ему какую-нибудь историю про фейри?

— Ты знакома с женщиной, которую называют провидицей? Мэгги Уолш?

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Что ж, значит, избежать встречи с ней нам не удастся.

— Да, я ее знаю.

Больше я ничего не сказала. Гарольд взглянул на меня так, как, бывает, смотрит наш пес Джет, когда прислушивается к звукам вдали.

— Она живет за Холмом Фейри, — помолчав, добавила я.

— Ну, тогда нам лучше выдвигаться, — кивнул Гарольд и направил свой велосипед в сторону дороги.

Некоторое время мы ехали в тишине — казалось, Гарольда это никогда не беспокоило. Но, возможно, он знал, что я не умею подолгу молчать, поэтому просто дожидался момента, когда я снова заговорю.

— Она не очень… как ты однажды выразился? Заслуживает доверия.

Вот так. Я сказала, что думаю, а дальше пусть Гарольд сам решает.

— Почему ты так думаешь?

Боже, вопросы, снова вопросы! Но потом я вспомнила, что именно за ответы на вопросы он мне и платит, и невольно покраснела.

— А разве Нора Дули тебе не сказала?

Если бы я позволила себе подобный тон в разговоре с матерью, она бы заявила, что я умничаю. Ничего подобного я, конечно, не хотела, особенно в отношении Гарольда, но от мысли о визите к Мэгги Уолш мне делалось дурно.

— Не уверен. — Он нажал на тормоза. Я тоже остановилась посреди дороги. — Она сказала мне, что эта… провидица помогла ей увидеться с ее мужем. Любимым, давно почившим мужем. По-видимому, требовалось лишь подношение еды, и…

— А Нора рассказала тебе, что Мэгги Уолш была вынуждена предстать перед мировым судьей? За то, что она заставила всех поверить, будто может возвращать их любимых из Страны Фейри, будто достаточно только принести еду в качестве оплаты?

Я вдруг услышала со стороны свой резкий тон. Это были не мои слова, а мамы. Именно она не раз предостерегала меня от Мэгги Уолш.

— Эта женщина наживается на людском горе, — отрезала я.

— Да, Нора упоминала, что у Мэгги были проблемы с законом. И все-таки она настаивает, что видела своего мужа в поле во время сумерек. Она сказала, что еда, которую она отдала Мэгги, — небольшая плата за то, что муж к ней вернулся.

— Джон Дули? Держи карман шире! Она крала одежду покойников! — Я перекрестилась, отгоняя грех. — Очень легко все проворачивала. Наряжала кого-то из молодых так, что издали он был похож на покойного, а на самом деле — просто обманывала тех, кто скорбел. Она обдурила Нору Дули — и не только ее.

Я сказала намного больше, чем собиралась. Мы еще немного прошлись по дороге, а потом прислонили велосипеды к стволу старого дерева у подножия Холма Фейри.

— Остаток пути придется идти пешком, — тихо сказала я. Этой внезапной вспышкой гнева я словно предала кого-то — себя, или Гарольда, или Милли. Мэгги Уолш действительно обвиняли в том, что она наживается на порядочных людях, но я не знала, стоит ли этому верить. И по какой-то причине я не хотела, чтобы Гарольд так думал о Мэгги. Я не могла понять, чего хочу.

— Знаешь, Анна, мы не обязаны занимать чью бы то ни было сторону. Моя работа — документировать истории, предоставлять факты такими, какие они есть. Ты помогаешь мне пролить свет на многие вещи, и не нам решать, куда падут тени.

После этих слов на мое лицо вернулась улыбка. Я чувствовала себя как после исповеди — свободной от всех грехов, ни в чем не виноватой. Только в эту минуту я осознала, какой груз лежал на моих плечах с той минуты, как я согласилась помочь Гарольду с исследованием. Я беспокоилась, что то, какими он увидит местных обитателей, целиком зависит от моего представления их. Как бы Гарольд ни полагался на мое мнение, я не была уверена, что заслуживаю подобного доверия.

Теперь же пришлось отбросить опасения в сторону, потому что мы уже поднимались вверх по извилистой тропинке, которая переваливалась через холм и скрывалась в чаще. Наши лица раскраснелись, а глаза блестели от ветра, когда мы спускались вниз с дальнего склона холма. Небо над головой так потемнело, что я молилась, чтобы дождь прошел стороной.

Если не знаешь, где искать дом Мэгги Уолш, то легко пройдешь мимо и даже не заметишь. Ее дом — bothán, старая одноэтажная хижина, стены которой поросли зеленым мхом и лишайником. Крыша, вернее, то, что от нее осталось, нуждается в соломенной кровле, а единственное окно в передней части дома такое узкое и пропускает так мало света, что, находясь внутри, ты едва можешь разглядеть собственную руку.

Высоко в ветвях бука сидела галка и, каркая, наблюдала за нами. Я покосилась на Гарольда, но он выглядел скорее заинтересованным, чем испуганным. Он подошел к темному углублению в стене, где, как он думал, находилась дверь, поднял руку, чтобы постучать, — и как раз в этот момент дверь распахнулась.

Мэгги Уолш являет собою ужасное зрелище. Не могу сказать, сколько ей лет, потому что не понимаю, откуда у нее морщины на лице, — виной ли тому возраст или что-то еще. Сущая развалина, а не женщина! Кожа вокруг рта и глаз обвисла складками, волосы, напоминающие бечевку серебристого и угольного цвета, заплетены в длинную косу и спускаются по спине. Даже одеждой ей служили лохмотья, давно утратившие свой первоначальный цвет, да и прорех в них было больше, чем ткани.

Я растеряла все манеры и так и стояла с открытым ртом.

— Привела с собой американца, как я посмотрю? — спросила Мэгги по-ирландски.

Я посмотрела на Гарольда и пожала плечами.

— Да, я слышала, что вы собираете истории, — все так же по-ирландски продолжила Мэгги, а потом жестом пригласила нас внутрь. Гарольд нырнул под притолоку, я — следом за ним.

От вони, царившей в доме, я едва не выскочила наружу, только-только переступив порог. Пахло сыростью, землей, палеными волосами и чем-то гнилостным. Мэгги взяла щипцами уголек из камина и раскурила трубку.

— Итак, вы знаете, почему мы к вам пришли? — спросил Гарольд.

— Это страна шепчущих трав, мистер Краусс. Мало что происходит в Торнвуде, о чем я не знаю.

Я перевела ее ответ. Глаза все еще привыкали к темноте, и тут я заметила два зеленых огонька наверху. Я инстинктивно отшатнулась, а Мэгги рассмеялась:

— Это всего лишь кошка, девочка. Садитесь.

Я поискала взглядом, куда можно опуститься, но в темноте смогла различить лишь несколько ящиков, накрытых кусками старой ткани. Как бы ни дурачила Мэгги местных жителей, богаче это ее не сделало.

— Я хочу поговорить с вами о вере в фейри, которая существует здесь, в Торнвуде. — Гарольд достал из сумки блокнот, хотя я сомневалась, что при таком свете он сможет разглядеть даже саму страницу. — Вы, наверное, слышали: я объездил все западное побережье, встречался с местными жителями, исследовал ваши удивительные земли.

Я переводила, но Мэгги, казалось, не слушала меня. Она криво усмехалась, постукивая трубкой по губам. Слова ее не интересовали, она искала что-то между слов.

— Ага, и я вижу, что это сотворило с тобой, парень, — сказала она, внезапно переходя на английский язык и пристально глядя на Гарольда. Сильный акцент в ее речи наводил на мысли о Корке или Керри[21]. — Не задерживайся в Ирландии, собиратель историй, не то она тебя настигнет. — Мэгги изобразила руками, будто хватает кого-то, и дико захихикала. Даже в темноте я видела, какие черные у нее ногти. Оставалось надеяться, что Гарольд быстро получит от нее все, что хочет: я не собиралась проводить в этой хижине ни одной лишней минуты.

— В путешествии я встречал представителей старшего поколения, которые верили, будто фейри — это души наших умерших близких, — продолжал Гарольд, не обращая внимания на замечания Мэгги и теребя воротник рубашки.

Провидица сделала глубокую затяжку и выдохнула клубы дыма, как дымоход при слабой тяге.

— Это верно. Говорят, если ты похоронил много друзей, значит, многие фейри будут к тебе дружелюбны. Однако верно и другое: коли в земле лежит много твоих врагов, значит, много фейри захотят причинить тебе вред.

— А вы держите контакт с Добрым Народцем? — спросил Гарольд.

— Контакт? О-хо-хо, ты слышала, девочка, контакт! — Она рассмеялась.

— Нора Дули рассказывала, что вы можете возвращать умерших к жизни, призывать их с того света. Это правда?

Смех прекратился. Помолчав, Мэгги ответила:

— Люди ищут утешения, и я могу им его дать. Да, у меня есть дар: я вижу то, что сокрыто от глаз других, я стараюсь вернуть тех, кто остался в прошлом. Но не всегда получается. Решают они, не я.

Я услышала знакомый звук — скрип карандаша Гарольда по бумаге, — и он, казалось, загипнотизировал старуху.

— Есть у меня история для тебя, собиратель.

Мы оба вскинулись, как собаки, ожидающие подачки со стола.

— Но не для ушей девчонки, не для ушей кого-то из деревенских. Я поклялась, что никому из местных не расскажу об этом, и до сих пор держала свое слово.

— Я гарантирую конфиденциальность. — Гарольд поправил очки.

— Ты не будешь упоминать мое имя? — уточнила Мэгги.

— Даю слово. Меня интересует только ваша история, ничего больше.

Оба посмотрели на меня, и стало ясно, что мое присутствие больше не требуется. Я бы солгала, если бы сказала, что не испытала облегчения при мысли, что могу покинуть эту лачугу. Поднявшись на ноги, я переборола желание отряхнуться.

— Я буду ждать на вершине холма, возле камней, — сказала я, а сама подумала про кустарник у хижины. Идеальное укрытие.

Колючие кусты защищали от ветра, и я устроилась поудобнее — насколько это было возможно. До этого я довольно долго вышагивала в сторону холма, чтобы обмануть их, а потом срезала дорогу и вернулась вдоль линии ясеней, огибающих хижину. Было трудно разобрать, о чем говорят внутри, но, к счастью, солома на углу низкой крыши растрепалась, обнажая стропила. Когда стихал ветер, я наклонялась вперед и могла расслышать разговор в доме.

— Я предупреждала их, чтоб не трогали дерево, — сказала Мэгги. — Говорила, что это не к добру.

— Какое дерево? — уточнил Гарольд.

— Боярышник, что рос возле Торнвуд-хауса.

Я навострила уши. Мегги хотела рассказать что-то про Хоули?

— Но кто будет слушать старуху Мэгги Уолш! Минуло несколько лет, и однажды поздно вечером ко мне пришла гостья. Гремел гром, дождь барабанил по крыше — собаку из дому не выгонишь в такую погоду. И вот я открыла, а на пороге стояла она, вся такая разряженная. Она была в отчаянии. Да, именно так, в конце концов они всегда приходят к cailleach[22], потому что никто больше не поможет.

— Леди Хоули? Она пришла к вам просить о помощи?

В эту минуту надоедливая галка закаркала, усмотрев какую-то невидимую угрозу. Я попыталась утихомирить ее, замахала руками и показала ей язык — и это, похоже, сработало. Расправив крылья, птица полетела на юг, к реке. Я успокоила дыхание и снова прислушалась, стараясь разобрать шепот в хижине.

— «Они не настоящие», — твердила она мне. Эти близнецы сводили ее с ума. Глаза у нее были красные от слез, она вся дрожала. Она знала, что это не они.

— Что вы имеете в виду? — озадаченно переспросил Гарольд.

— Ровно так она и сказала: «Эти два беса — не те дети, которых я родила. Они визжат и сосут мое молоко, завывают день и ночь, будто в них вселился дьявол». Она больше не узнавала своих детей, говорила, что это не ее кровь.

Мое сердце забилось быстрее. Я подползла поближе к дыре, оцарапав лицо и руки колючками ежевики.

— Понятно. А почему она обратилась к вам, а не к доктору, например?

— О, можешь быть уверен, я последняя, к кому она обратилась. Доктор советовал ей отдохнуть, а она об этом могла только мечтать. Но у нее была горничная, осторожная и умная, которая привела ее ко мне. Я видела такое раньше и знала, что делать, коли мать не оберегла своих детей железом.

— Извините, я не понимаю, — остановил ее Гарольд. — Что именно должна сделать мать?

— Видишь ли, собиратель историй, если мать перестает узнавать собственное дитя, причина всегда в одном — перед ней подменыш.

Ветер донес до меня последнее слово. Я потрясла головой, пытаясь избавиться от него, но все было бесполезно.

— Знаешь, кто такие подменыши, собиратель историй? Добрый Народец крадет здорового ребенка и заменяет его своим. Это болезненное, вечно голодное, ненасытное и крикливое отродье. Местные женщины знают, что для защиты надо вешать над колыбелью чистое железо, но леди Хоули этого не сделала.

Я немного оправилась от первого шока. Я надеялась, что они не слышали меня.

— Но она сказала, что сделает все, чтоб вернуть своих детей. И я взялась изгнать отродья туда, откуда они явились.

— И, эм, вы преуспели в ваших… начинаниях?

— Ха, я пыталась! Чтобы избавиться от подменыша, надо подвергнуть его опасности. Фейри не в силах смотреть, как страдает их родная кровь, а потому они придут забрать свое дитя и вернут человеческого ребенка. Есть разные способы…

Тут Мэгги перешла на шепот, и несколько фраз ускользнули от моего слуха. Но вскоре она снова заговорила громче.

— …и наперстянка. Я видела, как отродья фейри изгоняли огнем или водой, но леди Хоули не захотела. Поэтому я велела принести близнецов на вершину Cnoc na Sí в следующее полнолуние. Один путник сделал для меня ящик, достаточно большой, чтобы вместить обоих детей, и мы вырыли яму в земле.

— Погодите, я не уверен, что правильно понимаю вас, — проговорил Гарольд. — Вы хотите сказать, что… Простите, вы имеете в виду, что вы решили каким-то образом навредить детям?

— Конечно нет! Я положила их в ящик и закрыла крышкой. Дикие животные не добрались бы до них, и мы сидели и ждали, пока na Daoine Maithe придут, чтобы забрать свое.

— Вы… похоронили их?! Заживо?!

Гарольд уже не скрывал тревогу в голосе. Я крепко зажала рот рукой, чтобы невольный вскрик не выдал меня.

— Ах, никто их не хоронил! Я слышала, как они завывают, когда мы отошли, чтобы спрятаться в кустах. Но все было напрасно. Горничная запаниковала, побежала в большой дом и рассказала обо всем лорду. Он бросился на холм и откопал подменышей до того, как фейри успели вернуть его настоящих детей. Той ночью лорд избил жену и пригрозил отправить нас всех на виселицу. Но его гордость спасла нас. Он не мог допустить, чтобы люди узнали о том, что сотворила его жена. Горничной заплатили, а я поклялась молчать, только бы спастись от виселицы, а бедную леди Хоули отволокли домой. На следующий день ее нашли под окном со сломанной шеей. Поверь мне, собиратель историй, в этом доме никогда не будет счастья. Он проклят, а вместе с ним и все его обитатели.

Я осела на траву, чувствуя, как кружится голова и тошнит. «Это не может быть правдой», — сказала я себе. Все знают, что Мэгги Уолш — безумная злобная старуха. Она просто все выдумала для Гарольда и наверняка еще попросила у него денег или еды. А леди Хоули нет в живых, чтобы опровергнуть эту историю.

И все же мне было интересно, что подумал Гарольд. Поверил ли он? Я услышала, как он прощается с провидицей, и это привело меня в чувство. Я бросилась в сторону холма, мышцы ног горели — я удирала прочь от Мэгги и ее историй.

Гарольд ни словом не обмолвился о том, что узнал от Мэгги, а я по пути обратно не умолкала, притворяясь, что не слышала их разговор. Я думала о двух малышах, наполовину людях, наполовину фейри, об их полубезумной матери, выбросившейся из окна. Это слишком чудовищно, чтобы быть правдой. Если все, о чем рассказала Мэгги, случилось на самом деле, то близнецам Хоули повезло остаться в живых — ведь всякий мог подтвердить, что они совершенно точно люди. Бедняжка леди Хоули, должно быть, сошла с ума, раз решилась на столь отчаянный поступок. Как это грустно — думать, что твоих детей похитили, что вместо них оставили жутких подменышей!

Возможно, мама была права и мне стоило держаться подальше от Мэгги Уолш.

Чем дальше мы удалялись от лачуги провидицы и ее кошмарных историй, тем больше к нам возвращалось привычное состояние духа. На одном из полей мы увидели отца: он боронил землю, готовя ее к весеннему посеву. Он запряг нашего старого коня Энгуса — его назвали в честь шотландца, который когда-то продал его нам на ярмарке. Солнце клонилось к закату, и эта картина — природа, человек, животное, работающие в едином порыве, — являла собой поразительное зрелище. Мы помахали отцу, и он ухватился за возможность прервать работу.

— ‘Bail ó Dhia ar an obair! — традиционно поприветствовала я отца, что означало «Благослови Бог твою работу!».

— Добрый день, мистер Батлер, — сказал Гарольд, и его американский акцент прозвучал не так явно.

— Как продвигается ваша работа? — спросил отец, утирая лоб носовым платком.

— Положа руку на сердце, я не могу называть наши исследования работой, когда вижу вас и Энгуса в поле, — признался Гарольд.

— Что ж, попробуй, если хочешь, — хмыкнул отец.

Я окинула взглядом безупречно чистые брюки и ботинки Гарольда и решила, что папа сошел с ума предлагать такое.

— А можно? — с восторгом спросил Гарольд.

Я поняла, что он тоже хочет позабыть о Мэгги Уолш и ее бреднях.

Прежде чем отец успел ответить, Гарольд перемахнул через ограду и принялся заправлять штанины в носки. Я облокотилась на стену, приготовившись наблюдать. Энгус повернул голову и так посмотрел на Гарольда, как будто он тоже сомневался в пригодности этого джентльмена к работе в поле. Взявшись за поводья, Гарольд крикнул: «Юху-у!» — как и полагается истинному американцу, но Энгус по-американски не понимает, вот и остался стоять истуканом. Я рассмеялась, и Гарольд удвоил усилия. Снова тряхнув поводьями, он завопил: «Н-но-о-о! Но-о-о!» Энгус, должно быть, сжалился, потому что рванул с места, да так неожиданно, что застиг Гарольда врасплох, и тот шлепнулся в грязь. Мне пришлось прижать руку ко рту, чтобы не засмеяться во весь голос. Отца приличия смущали меньше, так что он расхохотался и протянул руку Гарольду, помогая подняться. Бедняга был весь в грязи, но, верный себе, все так же добродушно улыбался.

— У нее хватает лошадиных сил, не так ли? — заметил он, отряхиваясь.

— Не вздумай сказать такое Энгусу, он все-таки мальчик! — Я изо всех сил сдерживала смех.

Гарольд перелез через ограду обратно ко мне, стараясь скрыть смущение.

— Что ж, по крайней мере, это было весело! — резюмировал он и засмеялся.

— Ох, Гарольд, придется тебе как следует надушиться одеколоном, когда поедешь сегодня вечером в Торнвуд-хаус, — сказала я и тут же осеклась. По лицу Гарольда было понятно, что он подумал о том же, о чем и я. Мои слова, будто рыбацкие сети, выудили на поверхность жуткую историю Мэгги Уолш.

— Так, значит, вечером будешь ужинать в компании аристократов? — поинтересовался отец. — Да уж, из грязи в князи, а?

— Я пока не знаю, пойду ли, но да, Джордж Хоули пригласил нас на ужин в честь их с мисс Оливией дня рождения, — кивнул Гарольд.

— Нас?

— Анну и меня.

— Анну? Мою Анну пригласили в большой дом? — переспросил отец, не веря своим ушам.

— Мама сказала, она меня не отпустит, — пробурчала я, глядя в землю.

— И почему бы тебе не пойти? — растерялся папа.

Я могла сказать ему правду, но моя хитрая натура — о существовании которой, признаюсь, я раньше не подозревала — решила промолчать.

— Ты ведь тоже там будешь, да, Гарольд? — спросил отец. — Значит, решено. Не волнуйся, Анна, я все улажу с мамой, — ласково заверил он.

Сердце стучало как сумасшедшее. Тесс была права: в эту минуту ничто не радовало меня больше, чем мысль, что мы все-таки взялись шить платье. Однако если к вечеру его нужно закончить, то стоило поторопиться: работы еще полным-полно. Я сказала отцу, что пойду к Тесс, а у него будет время поговорить с мамой в мое отсутствие. Наверняка случится жаркий спор, и я не хотела быть ему свидетельницей.

— Я собирался одолжить двуколку у священника, чтобы заехать за тобой, — сказал Гарольд.

— Буду очень ждать! — ответила я и с такой яростью закрутила педали, словно у моего велосипеда отросли крылья.