Шрам: Красное Море

Глава 7

Пьер спустился с крыши надстройки, когда смену всё-таки объявили. Шесть часов на посту, глаза болели, спина затекла, но это неважно. Он шёл по палубе мимо контейнеров, мимо Трэвиса, который сидел у пулемёта и тупо смотрел на воду. Не курил, не шутил. Просто смотрел.

— Трэв, — окликнул Пьер.

Тот не ответил. Даже не повернулся.

Пьер прошёл дальше. Спустился по трапу внутрь. Коридор узкий, тусклый. Пахло металлом, потом и чем-то ещё. Резким, медицинским. Йод, спирт, кровь.

Он дошёл до медблока. Дверь приоткрыта, внутри свет яркий, режет глаза. Зашёл.

Помещение маленькое, метров десять на пять. Три койки, на всех лежат люди. Капитан Соловьёв, корабельный медик, склонился над одним, что-то делал. Руки в перчатках, в крови. Рядом помощник — молодой парень, бледный, держал лоток с инструментами.

На первой койке лежал моряк с танкера. Филиппинец, лет тридцати. Лицо обожжено, кожа красная, волдыри. Глаза закрыты, дышит тяжело. Капельница в руке, монитор пищит.

На второй — ещё один. Рука забинтована, кровь просочилась сквозь бинты. Стонет тихо, сквозь зубы. Соловьёв закончил с первым, подошёл ко второму, начал менять повязку. Кровь хлынула, моряк закричал. Соловьёв работал быстро, молча, зажал, перебинтовал. Крик стих.

На третьей койке — самый тяжёлый. Контузия, ожоги, переломы. Лицо закрыто кислородной маской, капельниц три. Монитор пищит часто, нервно. Соловьёв посмотрел на экран, покачал головой.

— Он выживет? — спросил Пьер тихо.

Соловьёв обернулся, увидел его. Лицо усталое, глаза красные.

— Не знаю, — сказал он честно. — Ожоги второй степени на тридцати процентах тела. Контузия. Внутренние повреждения, возможно. Нужна нормальная больница, операционная. Здесь я могу только стабилизировать. Повезут на фрегат, оттуда вертолётом в Джибути. Если выдержит транспортировку — выживет. Если нет…

Он не закончил. Пьер кивнул. Понял.

— Остальные?

— Двое стабильны. Ожоги, но не критичные. Третий… — Соловьёв посмотрел на монитор. — Пятьдесят на пятьдесят.

Пьер постоял, посмотрел на раненых. Моряки. Гражданские. Не солдаты. Возили нефть, получали зарплату, кормили семьи. Сегодня ракета прилетела. Теперь один лежит с обожжённым лицом, второй без куска руки, третий на грани.

— Сколько погибло? — спросил он.

— Шестеро, — ответил Соловьёв. — Сразу. Ещё один умер в шлюпке, не дотянул до фрегата. Семеро всего.

Семеро. Не шестеро. Ещё один сдох, пока плыли. Пьер стиснул зубы.

— Где тела?

— На палубе, в корме. Мешки.

Пьер вышел из медблока. Прошёл по коридору обратно, поднялся на палубу. Солнце садилось, небо красное, море тёмное. Он шёл к корме, видел впереди группу людей. Остановился рядом.

Мешки лежали в ряд. Семь штук. Чёрные, пластиковые, на молниях. Ровно, аккуратно. Рядом стоял офицер с планшетом, записывал что-то. Двое матросов ждали команды.

Пьер подошёл ближе. Посмотрел на мешки. Один, два, три… семь. Внутри тела. Моряков. Людей. Вчера живых, сегодня мёртвых.

Он не знал их имён. Не разговаривал с ними. Видел пару раз на танкере, когда катер подходил. Махали руками, улыбались. Обычные люди.

Теперь мешки.

— Дюбуа, — окликнул Рено.

Пьер обернулся. Рено стоял у контейнера, курил. Лицо мрачное. Рядом Михаэль, Джейк, Дэнни. Все молчали.

Пьер подошёл к ним.

— Семь, — сказал Рено. — Семь человек. За одну ракету.

— Восемь, если тот парень в медблоке не выживет, — добавил Джейк тихо.

Тишина. Все смотрели на мешки.

Дэнни вздохнул.

— Мы знали, что будет риск, — сказал он. — Это часть работы. Мы подписались на это.

Джейк посмотрел на него.

— Они не подписывались. Они моряки. Гражданские.

— Они возили нефть через зону боевых действий, — Дэнни нахмурился. — Они знали риски.

— Они хотели заработать, — сказал Михаэль тихо. — Кормить семьи. Не воевать.

Дэнни открыл рот, хотел что-то сказать, но промолчал. Отвернулся.

Рено затушил сигарету о борт.

— Зато остальные суда прошли, — сказал он с горечью. — «Марианна», «Виктория». Целые. Груз доставлен. Корпорации довольны. Семь трупов — это приемлемые потери. Так?

Никто не ответил. Потому что так и есть.

Трэвис подошёл, встал рядом. Не смотрел на них, смотрел на мешки. Молчал. Никаких шуток. Лицо каменное.

— Я думал, будет легче, — сказал он вдруг. — Видел смерть в Ираке, в Афгане. Много. Но там враги были. Террористы, боевики. Стреляли, их стреляли. Честно. А здесь… — Он помолчал. — Здесь ракета прилетела из ниоткуда. Они даже не поняли. Секунда — и всё.

— Ракеты — это нечестно, — заметил Михаэль. — Война вообще нечестна. Никогда. Такова жизнь…

Джейк попытался усмехнуться.

— Может, хоть анекдот расскажу? Типа чтобы настроение поднять?

Все посмотрели на него. Он смолк, отвёл взгляд.

— Не надо, — сказал Рено.

Тишина затянулась. Только море шумело, ветер дул, мешки лежали.

Пьер смотрел на них. Семь человек. Завтра их отвезут на берег, передадут властям, отправят семьям. Гробы, похороны, слёзы. Вдовы, сироты. Жизни разрушены.

А конвой пойдёт дальше. Другие суда, другие моряки. И, может, ещё одна ракета. Ещё семь мешков. Или больше.

Он повернулся, пошёл к надстройке. Поднялся по лестнице к рубке. Дверь открыта, внутри Маркус, Уэллс, Ричард, капитан судна. Стоят у стола, смотрят на экран ноутбука.

— … итого семь погибших, трое раненых, один критичен, — говорил Ричард, стуча по клавишам. — Танкер «Нептун» потоплен, груз потерян. Страховая выплата составит… — он посмотрел в документы, — двести миллионов долларов. Семьям погибших… по пятьдесят тысяч на человека. Итого триста пятьдесят тысяч.

Пьер остановился в дверях. Слушал.

Уэллс кивнул.

— Отправь отчёт в штаб. Запросим дополнительное авиаприкрытие на следующий конвой.

— Уже отправил, сэр.

Маркус посмотрел на карту.

— Следующий конвой через два дня. Тот же маршрут. Думаете, хуситы попробуют ещё раз?

— Возможно, — ответил Уэллс. — Пусковая установка уничтожена, но у них их десятки. Переместят в другое место, запустят снова.

— Тогда нас ждёт то же самое.

— Может быть. Может, повезёт.

Ричард закрыл ноутбук.

— Статистика показывает, что атаки происходят в среднем раз в пять конвоев. Мы попали в эту статистику. Следующие четыре, вероятно, пройдут спокойно.

— Вероятно, — повторил Маркус без энтузиазма.

Пьер отвернулся, вышел. Спустился по лестнице. Статистика. Вероятность. Цифры. Семь трупов — это просто цифра в отчёте. Триста пятьдесят тысяч долларов компенсации. Дёшево.

Он прошёл на палубу, сел на ящик. Закурил. Смотрел на море. Темнота, только звёзды. Ветер дул, относил дым.

Вербовщики говорили: «Охрана судов, стабильная работа, хорошая оплата». Не говорили про ракеты. Про мешки с трупами. Про то, что ты будешь сидеть на крыше, смотреть в прицел и ждать, когда прилетит следующая.

Первый день настоящей войны. Семь мешков. А контракт ещё пять с половиной месяцев. Сколько мешков будет к концу? Десять? Двадцать? Может, один из них — его?

Пьер затянулся, выдохнул дым. Не боялся. Страх давно выгорел. Но чувствовал усталость. Не физическую. Моральную. От того, что война — это не героизм, не подвиги. Это металл, кровь, мешки. Это цифры в отчёте.

Зона была честнее. Там враг виден. Мутант, бандит, аномалия. Стреляешь, убиваешь, выживаешь. Здесь враг за горизонтом. Нажал кнопку, ракета полетела. Он даже не видит, кого убил. Ему плевать.

Рено подошёл, сел рядом.

— Тяжело?

— Да.

— Привыкнешь.

— Не хочу привыкать к этому.

Рено помолчал.

— Никто не хочет. Но привыкаем. Иначе сдохнем.

Они сидели молча. Курили. Смотрели на воду.

— Сколько ещё таких дней будет? — спросил Пьер.

— Не знаю, — ответил Рено. — Может, ни одного. Может, каждый. Красное море — русская рулетка. Крутишь барабан, стреляешь, смотришь — жив ли.

— Весело.

— Ага. Весело.

Рено встал, ушёл. Пьер остался один. Докурил, затушил. Сидел, смотрел на звёзды.

Пьер поднялся к рубке через час после того, как сел на палубе. Не хотел идти, но Маркус передал через Рено: «Зайди в штаб, тебя спрашивают». Что за дело — непонятно. Может, уточнить что-то по атаке. Может, формальность какая.

Он поднялся по лестнице, постучал в дверь. Изнутри:

— Войдите.

Зашёл. Рубка небольшая, тесная. Стол посередине, на нём ноутбуки, планшеты, карты. Лампы яркие, режут глаза. Пахнет кофе и табаком. У стола стоят майор Уэллс, капитан судна, Ричард с планшетом, Маркус. Ещё один человек — незнакомый, лет сорока пяти, в очках, в строгом костюме, несмотря на жару. Представитель заказчика, наверное. Или аналитик.

Все повернулись к Пьеру.

— Дюбуа, — кивнул Уэллс. — Заходи. Нужно уточнить пару моментов для отчёта.

Пьер вошёл, встал у двери.

— Слушаю.

Уэллс посмотрел в блокнот.

— Ты был на снайперской позиции в момент атаки. Видел пуск ракеты?

— Да. Визуально. Белая точка, низко над водой. Быстрая.

— Направление?

— Сектор два-семь-ноль. Со стороны Йемена.

— Расстояние до цели в момент обнаружения?

— Не знаю точно. Далеко. Несколько километров.

Уэллс записал.

— Хорошо. Ещё вопрос. Перед атакой ты видел что-нибудь подозрительное? Другие контакты, малые суда, береговую активность?

Пьер покачал головой.

— Нет. Горизонт был чист. Радар тоже. Ракета появилась внезапно.

— Понятно. Спасибо. Свободен.

Пьер хотел уйти, но Маркус поднял руку.

— Подожди. Ещё один момент.

Он повернулся к незнакомцу в очках.

— Мистер Джонсон хочет задать пару вопросов. Он от корпорации, старший аналитик по безопасности.

Джонсон кивнул, поправил очки. Лицо бледное, усталое, но глаза цепкие, оценивающие. Говорил с акцентом, американским.

— Мистер Дюбуа, вы опытный снайпер. Скажите, если бы у вас было предварительное предупреждение о возможной атаке, вы могли бы что-то сделать? Изменить позицию, принять дополнительные меры?

Пьер нахмурился.

— Предупреждение? Какое?

— Ну, если бы вам сообщили заранее, что в этом конкретном секторе высокая вероятность ракетной атаки в ближайшие сутки.

— С противокорабельной ракеты я ничего не мог бы сделать. Она летит быстрее звука. Я снайпер, не зенитчик. Максимум — лечь на палубу и надеяться, что не попадёт.

Джонсон поморщился, записал что-то в блокнот.

— Понятно. Благодарю.

Он отвернулся к Ричарду, понизил голос, но Пьер всё слышал:

— Так какую сумму они в итоге запросили?

Ричард открыл планшет, посмотрел.

— Семьсот пятьдесят тысяч долларов. За проход трёх судов.

— А мы предложили?

— Двести. Стандартная ставка.

Джонсон хмыкнул, покачал головой.

— И они обиделись. Поэтому и долбанули. Показательная порка. Теперь придётся платить миллион, плюс компенсации, плюс страховая. Два сляда миллионов убытка вместо семисот пятидесяти тысяч. Идиоты из переговорного отдела.

Пьер замер. Смотрел на них. Уэллс тоже услышал, лицо побелело.

— Джонсон, — сказал он тихо, жёстко. — Заткнись. Сейчас же.

Джонсон обернулся, увидел Пьера. Понял. Лицо дёрнулось. Он быстро закрыл блокнот.

— Простите, это… конфиденциальная информация. Не для…

— Для кого? — Пьер шагнул вперёд. Голос ровный, холодный. — Не для расходников?

Тишина. Маркус выпрямился, посмотрел на Джонсона, потом на Уэллса. Ричард отвернулся к окну.

— Дюбуа, — начал Уэллс.

— Заткнись, — оборвал его Пьер. Посмотрел на Джонсона. — Повтори. Медленно. Чтобы я правильно понял.

Джонсон молчал, бледный. Пьер шагнул ближе.

— Хуситы запросили семьсот пятьдесят тысяч за проход. Корпорация предложила двести. Хуситы отказались. И запустили ракету. Показательную порку млять устроить. Правильно?

Джонсон облизнул губы.

— Это… сложнее. Политика, переговоры…

— Семеро сдохло, — Пьер повысил голос, — потому что кто-то в офисе пожадничал пятьсот пятьдесят тысяч долларов. Так?

— Не совсем так…

— Тогда как⁈

— Дюбуа! — рявкнул Уэллс. — Успокойся немедленно!

Пьер не слушал. Смотрел на карту на столе. Увидел знакомые пометки. Приблизился. Прочитал: «Зона высокого риска. Активность хуситов. Вероятность атаки при отказе от оплаты — 65 %».

При отказе от оплаты.

Он медленно поднял голову, посмотрел на Уэллса.

— Вы знали. Не просто про риск. Вы знали, что если не заплатим, они ударят. И всё равно послали конвой.

Уэллс стиснул челюсти.

— Это были рекомендации аналитиков. Не приказы. Решение принимал штаб.

— И что они решили? — Пьер ткнул пальцем в карту. — Что семь трупов дешевле полумиллиона?

— Решение было основано на многих факторах! — Джонсон нашёлся, заговорил быстро. — Политика корпорации — не вступать в переговоры с террористами. Если мы заплатим один раз, они будут требовать каждый раз. Сумма вырастет до миллиона, двух, пяти. Это прецедент. Мы не можем…

— Заткнись, — сказал Пьер тихо.

Джонсон замолчал.

Пьер посмотрел на всех. Уэллс избегал взгляда. Ричард смотрел в пол. Маркус стоял с каменным лицом. Капитан судна молчал, сжав кулаки.

— Значит так, — Пьер говорил медленно, чётко. — Хуситы сказали: заплатите или мы ударим. Корпорация сказала: не заплатим, это прецедент, политика, принципы. Аналитики сказали: вероятность атаки 65 %. Штаб сказал: идём, авось пронесёт. Не пронесло. Семеро в мешках. Танкер на дне. Груз потерян. Страховая платит двести миллионов. Плюс компенсации семьям — триста пятьдесят тысяч. Плюс новые переговоры с хуситами, где теперь заплатят миллион. Итого два ляма убытка вместо семисот пятидесяти тысяч экономии. Охуенная математика.

Тишина. Тяжёлая, как свинец.

Джонсон попытался что-то сказать:

— Вы не понимаете…

— Я понимаю отлично, — оборвал Пьер. — Я понимаю, что меня и моих людей послали умирать ради таблички в Excel. Ради ебучего прецедента. Ради того, чтобы какой-то мудак в костюме мог доложить наверх: «Мы не уступили террористам, мы принципиальны». А то, что семь человек сгорели заживо, — это просто побочный ущерб. Статистика. Приемлемые потери.

Уэллс шагнул вперёд.

— Дюбуа, ты сейчас переходишь все границы. Я понимаю, ты в шоке, но…

— Я не в шоке, — Пьер посмотрел на него холодно. — Я просто вижу, как оно есть. Мы расходники. Патроны. Дешевле нас только бумага в принтере. Семь жизней стоят меньше полумиллиона долларов. Это математика.

Маркус тяжело вздохнул, потёр лицо руками.

— Дюбуа, пошли. Сейчас.

Пьер не двинулся. Смотрел на карту. 65 %. При отказе от оплаты. Они знали. Посчитали. Решили рискнуть. Семь человек проиграли в эту русскую рулетку.

Он развернулся, пошёл к двери. Остановился на пороге, обернулся.

— Когда следующий конвой?

— Через два дня, — ответил Уэллс осторожно.

— Заплатили хуситам?

Пауза.

— Переговоры идут, — сказал Джонсон тихо.

— Значит, нет, — Пьер усмехнулся без радости. — Ещё один прецедент. Ещё одна таблица. Ещё одна ракета, может. Посмотрим, повезёт ли во второй раз.

Он вышел, захлопнул дверь.

Стоял в коридоре, дышал. Руки дрожали. Не от страха. От ярости. Чистой, холодной, контролируемой ярости.

Они торговались. Как на базаре. Хуситы сказали: семьсот пятьдесят тысяч. Корпорация сказала: двести. Не сошлись в цене. Поэтому семеро сгорели.

Пьер спустился на палубу. Вышел к борту. Закурил. Руки ещё дрожали. Затянулся так глубоко, что закашлялся.

Море тёмное. Звёзды холодные. Ветер режет лицо.

За спиной шаги. Маркус. Встал рядом, закурил молча.

Молчали минуты три.

— Теперь ты знаешь, — сказал Маркус наконец.

— Да.

— Хочешь уйти?

Пьер затянулся, выдохнул дым.

— Могу?

— Технически нет. Контракт. Но если настоишь, найдут причину. Психологическая неготовность, стресс, что угодно. Отправят без денег, но живым.

Пьер смотрел на воду. Думал.

Уйти. Бросить. Вернуться в Берлин. Там всё хотя бы честнее…

Или остаться. Доиграть. Ещё пять месяцев. Ещё конвои. Ещё торги с террористами. Ещё ракеты. Ещё мешки.

Он затушил сигарету о борт, швырнул окурок в воду.

— Остаюсь.

Маркус посмотрел на него.

— Почему?

— Потому что я подписал контракт. Базар дороже золота.

— Даже с этими мудаками?

— Особенно с ними, — Пьер усмехнулся. — Они думают, я дешёвый патрон. Расходник. Но патроны иногда стреляют не туда, куда целились. Доиграю до конца. Получу свои сто тысяч. И посмотрим, кто кого использовал.

Маркус кивнул медленно.

— Цинично.

— Реалистично, — поправил Пьер. — Они играют в рулетку на деньги. Я тоже. Просто ставки разные. Они рискуют баблом. Я рискую жизнью. Но я выживу. Назло им всем.

Маркус хлопнул его по плечу.

— Тогда держись. Потому что следующий конвой через два дня. И я слышал, переговоры зашли в тупик. Хуситы подняли ставку до миллиона. Корпорация предложила триста. Снова не сходятся.

— Охуенно, — выдохнул Пьер.

— Ага. Держись.

Маркус ушёл.

Пьер остался стоять у борта. Смотрел в темноту.

Где-то там, в офисах, люди торгуются. Миллион. Триста тысяч. Не сходятся. Значит, будет ещё одна ракета. Ещё мешки. Ещё цифры в таблице.