Шрам: Красное Море

Глава 23

К вечеру причал ожил.

Солнце садилось где-то за спиной, растягивая тени от кранов по бетону, как длинные пальцы. Море на первый взгляд было спокойным, но под этим спокойствием чувствовалась тяжёлая дрожь — двигатели, волны, низкий гул порта. Воздух был густой, солёный, с примесью дизеля, ржавчины и тухлой рыбы.

Катер ждал у дальнего пирса, подальше от официальных причалов. Никаких флагов, никаких красивых номеров. Тёмный корпус, низкий силуэт, рубка, сливающаяся с сумерками. На носу — крепление под пулемёт, сейчас пустое, накрытое брезентом. Вдоль бортов — крепления для снаряги и людей. Машина для тех, кто должен появиться внезапно и исчезнуть так же быстро.

Шли колонной, гремя бронёй и оружием. Сбоку валялись ободранные тросы, груда сетей, посторонние ящики. Порт жил своей жизнью: кто-то кричал на арабском, кто-то ругался по-английски, где-то гудел кран, где-то рявкнул буксир. Но на их кусок пирса никто лишний не лез. Военные, охрана, мрачная техника — достаточно посмотреть, чтобы пройти мимо.

У трапа их встретил капитан катера — низкорослый жилистый мужик с обветренным лицом, седыми волосами, стянутыми в короткий хвост. Без знаков различия, в тёмной футболке и шортах, но по манере держаться сразу было видно: море он знает лучше, чем собственную семью.

— Вечер добрый, туристы, — сказал он, оглядывая их без удивления. — Группа самоубийц номер… да какая разница.

Он посмотрел на Маркуса:

— Ты за них отвечаешь?

— На грешной земле — да, — ответил Маркус. — В остальном отвечают те, кто платит.

— Те, кто платит, никогда не отвечают, — фыркнул капитан. — Но не будем о грустном.

Он махнул в сторону катера:

— Кому повезёт — тот сцепится зубами в палубу и не улетит за борт. Остальные… ну, посмотрим.

Позади него в рубке мелькнули ещё двое: высокий, худой рулевой с сигаретой в зубах и широкоплечий механик в замасленной майке. Оба посмотрели на отряд с той же спокойной усталостью, что и капитан. Новые пассажиры, новая ночь. Ленты на гармошке.

— Как звать? — спросил Маркус.

— Зови меня Марио, — ответил капитан. — Всё равно никто не верит, что так на самом деле.

Он усмехнулся:

— Ваши имена мне не нужны. Мне нужно знать только одно: если что-то пойдёт не по плану, вы не начнёте бегать по палубе, как куры без головы.

— Не начнём, — сказал Маркус. — Мы куры с опытом.

— Это видно, — кивнул Марио. — Грузитесь. Стволы — дулом вниз, пальцы подальше от предохранителей. Если кто-нибудь прострелит мне бак, я вас всех сам утоплю, пока не рвануло.

Они начали подниматься на борт. Металл под ботинками был горячим даже в сумерках. Катер слегка покачивался, но уверенно сидел в воде, как животное, которое ждёт, когда его наконец-то снимут с цепи.

Пьер шагнул на палубу, почувствовал под подошвами знакомую вибрацию моторов — пока ещё вхолостую. Пахло нагретым железом, морской водой и дизелем. По периметру уже были закреплены страховочные стропы — за них можно было цепляться во время хода, чтобы не улететь за борт.

— Снайпер, — окликнул его Марио, будто сразу вычислив. — Твоя точка — ближе к корме, у правого борта. Там меньше всего будет брызгать, и, если тебя не снесёт, ты хотя бы не утонешь первым.

— Заботливый сервис, — сказал Пьер, проходя вдоль борта.

Он присел у указанного места, проверил, не болтаются ли ремни разгрузки, пристегнул карабин к страховке. Винтовку положил рядом, так, чтобы ствол уходил вперёд и вниз, а не в чью-то спину. Краем глаза видел, как остальные занимают позиции: штурмовая группа ближе к носу, подрывники ближе к середине, Карим — у рубки, чтобы быть под рукой, если внезапно придётся кого-то успокаивать языком, а не пулей.

Михаэль сел ближе к среднему борту, так, чтобы перекрывать сектор между ними и берегом. Дэнни устроился рядом, чуть дальше от края, но так, чтобы видеть и море, и людей. Лицо у него было жёстким, но пальцы всё равно раз за разом проверяли ремень автомата.

— Никогда не любил воду, — сказал он тихо, как бы самому себе.

— Это взаимно, — ответил Пьер. — Вода тоже не в восторге от нас.

Марио поднялся в рубку, кивнул механикам. Двигатели загудели сильнее, низко, вибрация пошла по корпусу. Катер чуть подался вперёд, словно собираясь, потом медленно оторвался от причала.

Верёвка скользнула по кнехту, упала на бетон. Вода у борта засеребрилась от винтов. Порт начал медленно отползать назад: сначала чётко, с деталями — ржавые лестницы, тёмные пятна на стенах, груды контейнеров, — потом всё смешалось в один светящийся ком.

— Ну что, паломники, — сказал Марио через внешнюю связь, его голос раздался над палубой из хриплых динамиков, — последний шанс передумать и выйти с вещами на берег.

— Поздно, — отозвался Джейк. — У нас возврат билетов не предусмотрен.

— Тогда пристёгиваемся и молимся кто во что умеет, — сказал капитан. — Дальше будет чуть потряхивать.

Катер набирал ход. Портовые огни начали отступать быстрее, ветер усилился, бьющий в лица, даже через жар. Темнота впереди была не настоящей — её разрывали редкие огни на бакенах, мигающие точки на дальних судах, отблески от волн.

Пьер чуть привстал, облокотился на край борта. Море темнело, превращаясь в плотную чёрную массу, по которой катер нарезал узкие белые шрамы. В небе висел тонкий месяц, словно кто-то порезал экран пополам. Воздух стал прохладнее, но в нём всё равно чувствовалась дневная жара, не ушедшая до конца.

Рядом примостился Карим, прислонился к поручню:

— Люблю это время, — сказал он. — Когда берег ещё далеко, а море уже забывает о порте. Всё равно, где ты. Всё равно, кто ты.

— У моря короткая память, — сказал Пьер. — Ему всё равно, кто в нём тонет.

— Вот именно, — кивнул Карим. — Оно — единственное, кто честен в этой истории.

С носа донёсся голос Трэвиса:

— Эй, капитан, а мы можем под музыку идти? Типа, знаешь, чтобы атмосферно. Саундтрек к самоубийству.

— Музыка будет, когда по вам начнут стрелять, — отозвался Марио. — Пока слушай свои мысли. Это редкая возможность.

— Мои мысли не проходят цензуру, — сообщил Трэвис. — Особенно в такие моменты.

Джейк сидел, прижавшись спиной к тумбе, сжимая в руках автомат. Ветер рвал ему волосы, глаза щурились.

— Знаете, что самое смешное? — сказал он. — Ещё год назад мой максимум адреналина был, когда я опаздывал на рейс и бегал по терминалу с чемоданом. А теперь вот…

Он кивнул на тёмный берег вдали:

— Всё то же самое, только без чемодана.

— Чистый апгрейд, — фыркнул Рено. — Меньше багажа, больше шансов.

Михаэль молчал, глядя вперёд, по курсу. В темноте уже начали вырисовываться смутные контуры берега. Неровная линия, тёмные пятна холмов. Где-то в глубине мигнул огонёк — то ли дом, то ли костёр.

— Ты помнишь первый рейд? — тихо спросил он у Пьера.

— В легионе? — уточнил тот. — Или вообще?

— Вообще.

Пьер задумался на секунду:

— Помню запах, — сказал он. — В Африке. Жар, мусор, пот, бензин. Ночь. То же самое, что и сейчас. Только я тогда ещё думал, что всё это временно. Что закончу контракт и буду жить где-то там, где нет таких ночей.

— И? — спросил Михаэль.

— И пока что лучше всего у меня получается возвращаться именно в такие ночи, — ответил Пьер. — В остальном как-то не сложилось.

Катер лёг на новый курс. Ветер стал бить под другим углом, в лицо полетели мелкие брызги. С кормы доносился тяжёлый гул моторов, от которого дрожали зубы.

Маркус поднялся с места, прошёлся по палубе, цепляясь за поручни. Остановился посередине, так, чтобы его было видно всем:

— Слушайте сюда, — сказал он, не повышая голос, но так, что его услышали даже на носу. — Это не героический рейд, не спецоперация века и не месть за вчерашний день. Это работа.

Он медленно обвёл всех взглядом:

— У каждого из вас есть сектор, задача, человек рядом. Делаем своё, не делаем лишнего. Не геройствуем, не играем в кино. Если всё идёт по плану — вы даже не успеете толком испугаться. Если план сдохнет — делаем то, чему учились всю жизнь: остаёмся живы.

Трэвис вытянул руку:

— А если всё пойдёт так идеально, что мы вернёмся без единой царапины и всё взорвётся, как на картинке? — спросил он. — Что тогда?

— Тогда, — сказал Маркус, — вы наконец-то поймёте, за что вам платят. И, возможно, даже поспите.

— Вот оно, мотивация, — пробормотал Джейк. — Ты работаешь, чтобы когда-нибудь нормально выспаться.

— Я работаю, чтобы не умереть глупо, — сказал Пьер. — Сон — бонус.

Берег всё приближался. Теперь уже можно было различить отдельные холмы, разломы оврагов, редкие огни. Там, где на карте была отмечена деревня, виднелось несколько более ярких точек. Чуть дальше, в глубине, — тусклое пятно, похожее на слабое свечение лагеря.

Марио выглянул из рубки:

— До точки — двадцать минут по прямой, — сказал он. — Дальше пойдём медленнее, чтобы не привлекать внимания лишним шумом.

Он прищурился на горизонт:

— Луна нам сегодня чуть помогает. Не слишком ярко, но достаточно, чтобы вы не сломали себе ноги ещё до того, как вас начнут убивать местные.

— Трогательно, — отозвался Рено.

Сумерки окончательно перетекли в ночь. Мир сузился до катера, полосы воды вокруг и тёмной линии берега. Ветер стал прохладнее, но под бронёй всё равно было жарко. Пот выступал на шее, стекал под разгрузку, впитывался в воротник.

Пьер проверил ещё раз ремень винтовки, затяжку карабина, положение аптечки. Всё на месте. Всё как должно. В голове распрямилась простая схема: катер — берег — подъём — позиция — прицел — цели — отход. Никаких пресс-релизов, никаких комиссий, никаких «переносов риска». Только то, что он умеет делать.

Карим тихо что-то пробормотал на арабском, глядя на берег. Похоже на молитву, похоже на привычку.

— Это о нас? — спросил Пьер.

— Это обо мне, — сказал Карим. — Чтобы мне хватило ума не геройствовать и не умереть с вами.

Он чуть улыбнулся:

— Если Бог есть, он и без моих слов знает, что вы делаете. Если его нет, тем более незачем ему объяснять.

— Бог есть, — вмешался Трэвис. — Просто у него чувство юмора хуже, чем у меня.

— Это уже серьёзная заявка, — заметил Джейк.

Катер сбросил скорость. Вибрация стала мягче, но от этого напряжение только выросло. Моторы уже не ревели, а ровно гудели, как большой, уставший зверь.

Впереди, чуть правее курса, обозначился тёмный выступ берега — тот самый залив, о котором говорил Карим. Его контур едва угадывался, но Марио вёл катер уверенно, будто видел здесь каждую кочку.

— Ещё десять минут, — крикнул он. — Готовьтесь. Как только я дам сигнал — вы прыгаете на берег и исчезаете из моей жизни до тех пор, пока не попросите забрать вас обратно.

Он посмотрел на Маркуса:

— Если не попросите — я всё равно уйду. Не обижайтесь. Я не добровольная жертва.

— Никто не обижается, — сказал Маркус. — У нас у всех свои сроки годности.

Тишина стала густой. Только море шуршало под бортами, и вдалеке иногда мигал одинокий огонёк на берегу. Время сжалось до короткого отрезка, в котором уже не было смысла думать о том, что было до и что будет после.

Пьер провёл большой палец по металлу затвора — лёгкое, привычное движение, как жест успокоения. Затянул ремень на запястье. Почувствовал, как внутри всё входит в тот самый режим: внимание острое, но узкое; чувства приглушены, мысли короткие.

Ночь, берег, цель, — сказал он себе. Остальное неважно.

Катер вошёл в тень залива. Огни порта исчезли за спиной окончательно. Впереди была только темнота, в которой их ждали камни, берег и те, чьи имена пока значились только на карте и в чужих отчётах.

— По местам, — сказал Маркус. — Пошло.

И море будто стало ближе. Катер вошёл в залив почти неслышно.

Двигатели перевели на малый ход, гул стал глухим, вязким, как под водой. Впереди вырастала тёмная дуга берега: рваный бетон старого волнолома, обломки свай, чёрные туши перевёрнутых лодок. Луна чуть подсвечивала кромку, но этот свет скорее мешал, чем помогал — тени казались глубже, чем были на самом деле.

— Дальше пешком, — сказал Марио в общую линию. — Подходим под минимальным. Как только дам отмашку — на берег. Без фейерверка.

Катер чиркнул днищем по камням, чуть качнулся. Вода у борта зашипела, белые гребни волн тут же съела темнота.

— Пошли, — коротко сказал Маркус. — Штурм — вперёд, стрелки — держите дистанцию. Не болтать.

Первые прыгнули Трэвис с Михаэлем. Они спрыгнули с борта в воду по голень, мягко, без лишних всплесков, сразу отходя в сторону, давая место следующим. За ними, матерясь вполголоса, сиганул Джейк, придерживая автомат, чтобы не окунуть его целиком.

Вода оказалась тёплой, как суп. Пахло тиной, гнилью и соляркой. Берег был скользким: бетон, местами покрытый водорослями, где-то — просто осыпавшийся камень.

Пьер спрыгнул одним из последних. Нога соскользнула, он коротко выругался, но удержался, перенеся вес на вторую. Винтовку держал высоко, на ремне, ствол направлен вверх. Металл бронежилета тут же облепила тёплая вода, ботинки потяжелели.

— Парни, аккуратнее, здесь можно не только словить пулю, но и жопу сломать, — шепнул Джейк, когда его нога чуть не ушла в трещину.

— Жопа мне ещё пригодится, — отозвался Рено. — Давай без акробатики.

Карим выбрался на бетонный пандус, опёрся рукой о сломанную тумбу, огляделся. Старый порт был мёртв: ни огней, ни звуков. Пара чёрных силуэтов лодок уткнулись носами в берег, словно выброшенные кости. Шлюпочные кольца заржавели, цепи заросли солью.

— Местные сюда почти не ходят, — шепнул он. — Считают место проклятым. Тут во время войны пару катеров взорвали прямо у берега. До сих пор считают, что вода помнит.

— Пусть думают, — отозвался Маркус. — Главное, чтобы никто не решил сегодня вечером проверить, действительно ли тут призраки.

Катер тем временем отвалил на несколько метров, глуша звук. В темноте Марио был виден лишь как смутная тень в рубке. Он махнул рукой — мол, удачи, — и растворился в ночи. Корпус слился с волной, остался только еле заметный силуэт и тусклый отблеск на воде.

— Формирование, — тихо бросил Маркус. — Порядок по плану.

Он указал рукой, разделяя их невидимой линией:

— Пьер, Михаэль — наверх. Дэнни — в вади. Остальные — за мной. Карим, ведёшь.

Слившийся с тенью Карим кивнул и пошёл вперёд, почти не звуча ботинками по камню. Дорога от старого порта к внутренней части залива начиналась почти сразу: заброшенная бетонная полоса, местами крошившаяся в щебень. Песок и мусор глухо шуршали под ногами.

Пьер и Михаэль свернули чуть раньше, уходя вправо, в сторону тёмного склона. Там начиналась тропа — то ли козья, то ли просто протоптанная местными. Земля была сухой, камень — скользким от песка. Каждый шаг приходилось выверять, чтобы не посыпаться вниз каменной россыпью.

— Дистанцию держим, — тихо сказал Пьер. — Полосы не теряй.

— Я за тобой, — коротко ответил Михаэль.

Они поднимались почти молча. Дыхание выровнялось через пару минут, тело вспомнило, как это делается. Ночь притупляла картинку, зато обостряла слух: вдалеке тявкнула собака, ещё дальше зашёлся в кашле какой-то мотор. Где-то хлопнула дверь, донёсся короткий мужской голос, тут же утонувший в тишине.

Чем выше, тем сильнее становился ветер. Он шёл с моря, цеплялся за камень, рвал редкие кусты, трепал воротник. Пахло солью, пылью и старым дымом — где-то когда-то здесь уже что-то горело.

На вершине холма действительно оказалось кладбище. Несколько десятков низких могильных холмиков, кое-где — каменные плиты, кривые, в трещинах. Надписи выщерблены, многие — стёрты. Пара сухих деревьев стояли чёрными скелетами, ветви дрожали в ветру. Под ногами хрустели мелкие камни и обломки плит.

— Красиво, — вполголоса сказал Пьер. — Романтическое место.

— Для нас — удобное, — ответил Михаэль. — Мёртвым всё равно.

Они прошли между могил, выбирая точку с лучшим обзором. С холма открывался вид на деревню и склад: светлые пятна домов, мерцающие окна, тёмное прямоугольное тело здания на окраине. Чуть дальше — полоска берега и тёмное зеркало моря.

Пьер опустился на колено у одного из старых каменных надгробий, проверил линию горизонта. Надгробие закрывало силуэт от возможного взгляда снизу, при этом не мешая сектору. Камень был шершавым и тёплым — от дневного солнца он до конца ещё не остыл.

— Здесь, — сказал он. — Я вижу склад, дорогу и половину деревни.

Он обернулся к Михаэлю:

— Ты — выше по склону, левее. Перекроешь подход с той стороны.

Немец кивнул и ушёл в тень дальше, по хребту. Через минуту в наушнике коротко щёлкнул его голос:

— Занял. Сектор вижу. От деревни до вади — под контролем.

Пьер лёг, устроившись за камнем, разложил сошки, плавно опустил винтовку. Металл впился в плечо привычным весом. Он включил тепловизионную насадку и медленно провёл прицелом по ландшафту.

Мир стал другим.

Там, где невооружённый глаз видел только темноту и пятна света, тепловизор рисовал живую, пульсирующую картину. Дома были холодными прямоугольниками, земля — серой массой. Люди выделялись яркими пятнами. На улице ходили двое — один у входа в дом, другой стоял у какого-то забора. У склада, на площадке, мерцали несколько фигур — часовой у ворот, двое у цистерн, ещё один сидел на ящике, курил: свет от сигареты вспыхивал и гас.

— Вижу минимум четверых у склада, — тихо сказал Пьер в общую линию. — Один у ворот, два возле цистерн, один сидячий. Тепловизор показывает ещё одного внутри, ближе к воротам.

— Принято, — отозвался Маркус снизу. — Мы ещё в пути. Дорога чистая?

Пьер сместил прицел чуть в сторону, ловя линию вади, по которой должны были идти свои. Вади было тёмным разрезом в земле, прохладным по тепловой картине, как шрам. Движения в нём не было — ни людей, ни животных.

— Вади чистое, — сказал он. — С деревни туда никто пока не суётся.

На секунду он перевёл прицел на саму деревню. Там тоже шла жизнь: в одном доме теплился огонь — видимо, кухня; перед другим двое спорили, жестикулируя, их фигуры горели ярко на фоне прохладных стен. Где-то таксично лаяла собака — в прицел её тепловая фигура была бесформенным пятном, скачущим вдоль забора.

— Местные ведут себя как обычно, — добавил он. — Паники нет. Похоже, они ничего не знают.

— Идеально, — тихо сказал Карим. — Главное, чтобы так оставалось до конца.

Пьер проверил часы. Времени с высадки прошло минут двадцать. Этого хватало, чтобы штурмовая группа подошла к началу вади. Где-то там сейчас двигались свои — тени в тени, железо на плечах, дыхание, сдержанное до минимума.

Ночной воздух был сухим, но тяжёлым. Ветер шевелил воротник, приносил запахи: далёкий дым, немного навоза, немного рыбы, немного человеческой жизни. Здесь, наверху, всё казалось отстранённым, как чужой фильм на тихом звуке. Но Пьер слишком хорошо знал, что достаточно одного неправильного движения внизу, чтобы этот фильм внезапно стал его реальностью.

— Дэнни, — позвал он вполголоса. — Как у тебя?

— Подхожу к входу в вади, — отозвался тот. Голос чуть глуше — микрофон прикрыт тканью. — Место, мягко говоря, не курорт. Камни, мусор, козьи следы. Но никто за нами не идёт.

— Держи позицию, как обсуждали, — сказал Маркус. — Не лезь вперёд. Твоя задача — увидеть тех, кого не увидим мы.

— Понял, — коротко ответил Дэнни.

Пьер ещё раз провёл прицелом по линии от деревни к вади. Всё было так, как должно. Он чувствовал, как внутри нарастает знакомое состояние: мир сужается до сектора, до перекрестья прицела. Всё остальное уходит на второй план: вчерашний брифинг, разговоры про вину, лица тех, кто сидел в конференц-зале. Здесь это было никому не нужно.

— Пьер, — тихо сказал Михаэль. — Слева, у дороги, двое. Идут от домов в сторону склада. Один несёт что-то вроде сумки. Второй — пустой, но по походке вооружён.

Пьер повернул винтовку, поймал их в прицел. Силуэты становились ярче по мере приближения: один помоложе, худой; второй шире в плечах, ружьё висит на ремне. Оба шли не спеша, будто выполняя рутину.

— Вижу, — сказал Пьер. — Похоже на смену караула.

— Укладывается в их привычку, — подтвердил Карим. — Обычно они меняются ближе к полуночи. Значит, всё идёт по расписанию.

— Это хорошо, — сказал Маркус. — Плохо, когда у врагов нет привычек.

Двое дошли до площадки, обменялись парой слов с теми, кто уже был на посту, кто-то засмеялся. Тепловизор не передавал лиц, но Пьер и так знал, как обычно это выглядит: ленивые полусонные улыбки, кто-то зевает, кто-то ещё доедает какую-то хрень из пакета. Ружьё перекинули с одного на другого, сигарета перекочевала в другие пальцы.

— Вижу шесть фигур у склада, — сказал Пьер. — Двое на крыше, четверо на земле. Плюс один внутри. Все вооружены. Никакого особого движения.

— Отлично, — сказал Маркус. — Значит, будут сильно удивлены.

Ветер шевельнул сухие ветви дерева над головой. Где-то вдалеке, ближе к горам, завыл шакал. Ночь сжалась, стала плотнее.

Пьер переключил тепловизор на другой уровень контраста, убрал лишнее «молоко» с картинки. Детали стали чётче: можно было различать, как один из часовых перекидывает оружие из руки в руку, как второй почесал плечо, как у третьего на цистерне болтается свободный конец ремня.

Он перевёл взгляд чуть дальше, на дорогу за складом, на пустырь, на кусты. Никакого движения. Только камень и пыль.

— Верхушку я держу, — сказал он спокойно. — Если кто-то решит выскочить к нам спиной — пожалеет.

— Не торопись, — напомнил Маркус. — Первый выстрел — только по моему сигналу или если они раньше нас поймут, что происходит.

— Понимаю, — сказал Пьер.

Где-то внизу, в темноте, тронулась штурмовая группа. Он не видел их глазами, но чувствовал по лёгким, почти невидимым шевелениям в тепловом рисунке: краткое смещение пятен между холодными стенами, короткий миг, когда чьё-то тепло пересекает зазор между двумя тенями и тут же исчезает.

Мир над складом жил в своём ритме. Периферия — дома, дворики, крыши — была почти статична: редкие фигуры, медленные движения. Центр — площадка склада — пульсировал: кто-то двигался, кто-то перелезал с ящика на ящик, кто-то уходил за угол. Пьер отмечал, запоминал, привязывал к памяти.

Где-то в глубине деревни загавкали ещё несколько собак, почти хором. Пьер на секунду застыл, переводя прицел в ту сторону, но там всё было по-прежнему: один человек вышел из дома, махнул рукой, собаки побегали вокруг и успокоились.

— Спокойно, — сказал Карим. — Они так почти каждую ночь. Кто-то поздно пришёл, вот и поднял шум.

Пьер выдохнул, возвращаясь к площадке.

Время тянулось вязко, но по часам прошло всего несколько минут. Штурмовая группа уже должна была быть где-то у границы складской зоны, в тени стен. Рено — считать секунды, длину фитилей. Маркус — проверять взглядами своих, искать глазами чужие угрозы. Трэвис — бороться с желанием пойти в лоб. Джейк — вглядываться в темноту, где не видно ничего, кроме будущих проблем.

— Мы на месте, — тихо сказал Маркус в линию. — Вади вывела, как обещал наш проводник. Стена склада перед нами. Заряды готовятся.

Он помолчал полсекунды:

— Пьер, если у тебя есть кто-то особенно нервный в поле зрения — держи на нём глаз. Мне не хочется, чтобы какой-нибудь идиот поднял шум слишком рано.

Пьер плавно провёл прицелом по часовым. Один стоял у ворот, облокотившись на ствол. Второй сидел на ящике, ноги свесил, кроссовки светились белыми пятнами через насадку. Третий на крыше лениво ходил от одного угла к другому, иногда задерживаясь, чтобы посмотреть в сторону моря.

— Вижу троих, которые мне не нравятся, — сказал он. — Но пока ведут себя как обычные дежурные. Если кто из них резко дёрнется — увидишь его на земле.

— Договорились, — тихо сказал Маркус.

Ветер чуть усилился. Пьер поправил ремень, чтобы не цеплял шлем. Пальцы лежали на цевье спокойно, без дрожи. Внутри было странное ощущение: будто всё уже случилось, просто тело ещё не догнало.

Он ещё раз проверил сектор, глубоко вдохнул и выдохнул, фиксируя состояние. Там, внизу, метались люди, таскали взрывчатку, переставляли себя, как фигуры на доске. Здесь, наверху, всё уже стояло, как должно было. Холм, кладбище, винтовка, ветер.

Игра началась,*подумал он, чуть сильнее прижимая щёку к прикладу. Осталось сделать так, чтобы мы были теми, кто останется за доской, когда она полетит к чёрту.

В наушнике коротко щёлкнул голос Рено:

— Первый заряд стоит. Начинаем танцы.

Пьер улыбнулся одними уголками губ.

Теперь эта ночь официально перестала быть просто «ночью на берегу».