Кают-компания была забита плотнее обычного.
Кондиционер гудел над головой, гоняя по тесному помещению тёплый воздух с запахом пота, стиранной формы и растворимого кофе. Стол посередине завалили кружками, пустыми пачками из-под сухпайков и распечатанными картами района — всё это сдвинули к краю, освобождая место перед большим экраном на стене. Экран пока светился просто синим, с логотипом корпорации в углу, но от этого легче не становилось.
Пьер сидел сбоку, на скамье у стены, спиной к металлу. Рядом устроился Рено, вытянув ноги и скрестив руки на груди. Джейк напротив, как всегда полулёжа, с ногами на соседнем стуле, но на этот раз даже он не шутил. Дэнни — ровная спина, локти на коленях, пальцы сцеплены в замок, будто он снова на занятии по тактике в Вест-Пойнте. Карим крутил в пальцах сигарету, хотя курить здесь нельзя было. Трэвис жевал что-то без аппетита, просто чтобы занять рот.
Ричард стоял ближе всех к экрану. Без своей вечной папки, только с планшетом и проводом к ноутбуку, который нервно моргал индикатором. Лицо у него было чуть бледнее обычного, очки съехали к кончику носа. Маркус — у входа, плечом к косяку, как на построении: не сидя и не по стойке «смирно», а между, в положении «готов в любой момент послать всё к чёрту, но пока держится».
— Напоминаю, — сказал Ричард, глянув на них поверх очков, — микрофоны будут у меня и у Маркуса. Остальные — молчат, пока к вам не обратятся. Особенно, — он посмотрел на Джейка и Трэвиса, — некоторые.
— Я вообще человек скромный, — пробормотал Джейк. — Иногда даже слишком.
— Вот сегодня и потренируешься, — отрезал Ричард.
Экран моргнул. Синий цвет сменился на серый, потом всплыло окно видеоконференции. Крошечные квадраты, куча мелких надписей, проигрыватель соединения. В конце концов картинка стабилизировалась.
На экране было три лица.
Слева — женщина лет сорока, в строгом пиджаке, за спиной стекло и закатный небоскрёб. Лицо ухоженное, холодное, с правильной улыбкой, которая сейчас была выключена. Над её окном висела подпись: «Лора Хоук, региональный директор». По центру — мужчина постарше, седина, очки в толстой оправе, в комнате с книжными шкафами. «Доктор Нортон, отдел рисков и комплаенса». Справа — военный, короткая стрижка, форменная рубашка, флаг на стене. Подпись: «Капитан Андерсон, liaison».
Выглядели они так, будто собрались на семейный совет, где обсуждают неслушающегося ребёнка, который в очередной раз подрался во дворе.
— Добрый день, — первой заговорила Лора. Голос ровный, гладкий, как стекло. — Надеюсь, связь стабильная.
— Вас слышно, — ответил Ричард. — Судно «Гелиос-7», охранная группа «Альфа». Командир Маркус Тейлор, координатор Ричард Вебстер, личный состав в сборе.
— Прекрасно, — кивнула Лора. — Тогда перейдём сразу к делу. Времени немного.
Пьер отметил, как у Маркуса чуть напряглась линия челюсти. Фраза «времени немного» от таких людей обычно означала, что времени как раз дохрена, но тратить его они не привыкли.
— Для начала, — вступил доктор Нортон, наклоняясь к камере, будто хотел влезть в кают-компанию, — корпорация выражает признательность вашей группе. Вы предотвратили захват крупнотоннажного судна, свели к минимуму потери среди экипажа и продемонстрировали высокую эффективность в условиях повышенного риска.
— Наши моряки уже дважды сказали вам спасибо, — добавил Андерсон. Голос слегка хриплый, морской. — Без вас у них была бы другая утренняя смена. Более короткая.
— Однако, — спокойно продолжила Лора, и это «однако» прозвучало как выстрел холостым перед серией боевых, — есть моменты, которые необходимо обсудить. Подробно.
— Ожидаемо, — тихо сказал Маркус себе под нос, но микрофон всё равно поймал.
Он откашлялся. — Мы готовы.
— Прежде чем перейти к деталям, — сказал Нортон, глядя куда-то в сторону экрана, — хочу, чтобы вы понимали контекст. После событий в деревне и уничтожения склада, о чём вы уже отчитались, регион вошёл в фазу повышенной турбулентности. Сегодняшняя атака на контейнеровоз — часть этого процесса. Наши клиенты обеспокоены. Страховые компании нервничают. Акционеры… — он чуть улыбнулся, безрадостно, — выражают озабоченность.
— Обычно, когда акционеры выражают озабоченность, — шепнул Джейк, — нам потом выражают что-то пониже спины.
Маркус бросил на него взгляд, одного хватило, чтобы тот заткнулся.
— У нас есть записи с борта, — продолжила Лора. — Видеоматериалы, переговоры, телеметрия. Мы видели, как ваша команда действовала. В целом это профессионально. Но есть несколько решений, которые вызывают вопросы. В первую очередь — ваш выбор в отношении выживших в лодках.
Наступила короткая тишина. Даже кондиционер как будто стал жужжать тише.
— Давайте уточним формулировку, — сказал Маркус. — Вы имеете в виду то, что мы не добили тех, кто бросил оружие?
— Я бы не употребляла слово «добили», — мягко возразила Лора. — Речь о том, что часть нападавших была оставлена в живых, с минимальной помощью и без последующего задержания. В ситуации, когда они представляли очевидную угрозу ранее и, вероятно, будут представлять её в будущем.
Она чуть наклонилась вперёд. — Вы сознательно отпустили потенциальных угроз.
— Мы не полиция, — сказал Маркус. — И не тюрьма. У нас нет ни ресурсов, ни мандата возить с собой пленных. Наш контракт — защита торгового судна. Мы её обеспечили.
— И всё же, — вмешался Нортон, заглядывая в какие-то заметки, — вы дали им воду, спасательные жилеты и передали координаты береговой охране этого сектора. По сути, вы увеличили их шанс выжить. При том, что они уже участвовали в нападении.
— Мы приняли решение не расстреливать людей, которые подняли руки, — ровно сказал Маркус. — Если корпорация считает это нарушением протокола, давайте сразу обсудим, что именно вы от нас ждёте в таких случаях.
Андерсон, до этого молчавший, слегка сдвинулся в кадре:
— С точки зрения флота, — сказала он, — решение имеет как плюсы, так и минусы. С одной стороны, вы показали, что мы не ведём себя как пираты, отстреливающие всех подряд. Это важно для картины в прессе и для наших отношений с местными элитами. С другой — живые пираты могут вернуться в игру. И уже с историями про «псы корпораций», которые сжигали склады.
— Они и так будут это рассказывать, — тихо произнёс Карим, но микрофон уже подхватил его голос.
Лора перевела взгляд.
— Карим Эль-Насри, верно? Переводчик.
— Да, — кивнул он. — Я работаю с местными уже много лет.
Он чуть развёл руками. — Если вы хотите знать, будут ли они использовать эту историю, — да. Будут. Если бы мы их всех утопили, они бы использовали другой сюжет. Здесь не так работает. Для них сам факт нашего присутствия — уже повод.
— Тем не менее, — упрямо сказал Нортон, — вопрос остаётся: это решение было принято на основе протокола или личных убеждений?
Маркус помедлил.
— На основе обстановки, — сказал он. — Протокол не запрещает оставлять противника живым после того, как он сложил оружие, если он больше не представляет непосредственной угрозы. В противном случае любое прекращение огня превращается в фарс.
— У нас есть ещё одна деталь, — спокойно добавила Лора. — Лейтенант Дэниел Уолш.
Дэнни вздрогнул, будто его толкнули. Пьер увидел, как он сжал пальцы ещё сильнее.
— Вы в своём рапорте, — продолжила Лора, глядя куда-то в сторону, где, вероятно, был текст на её экране, — указали, что рекомендовали не добивать выживших, несмотря на риск. Можете объяснить свою мотивацию?
В кают-компании можно было услышать, как кто-то переставляет кружку.
— Могу, — сказал Дэнни, выпрямившись. — Моя мотивация проста. Я не хотел превращать нашу работу в казнь. И… — он чуть сжал челюсти, — я не уверен, что люди, стоящие на лодке с автоматом, после того, как им сожгли деревню, принципиально отличаются от нас, когда нас посылают защищать суда после того, как взрывают танкер. Они тоже считают, что делают «правильное дело».
— То есть вы проводите моральные параллели между нашими сотрудниками и вооружёнными бандформированиями? — уточнил Нортон. В голосе не было удивления, только интерес.
— Я провожу параллели между людьми, — спокойно ответил Дэнни. — Не между сторонами контракта.
Он выдохнул. — И ещё. Если я сегодня решу, что нормально добивать безоружных, завтра я не удивлюсь, когда кто-то сделает то же самое со мной. А я хочу хотя бы попытаться остаться человеком, пока нажимаю на спуск.
Воздух в комнате стал ещё тяжелее. Кто-то из своих тихо хмыкнул, то ли поддерживая, то ли удивляясь, что он всё это говорит вслух.
Лора посмотрела прямо, без тени улыбки:
— Благодарю, лейтенант. Ваше мнение зафиксировано.
— Запишите, — буркнул Рено себе под нос, — «ещё один, у кого есть совесть, но нет будущего в корпорации».
Пьер чувствовал, как внутри всё качается, как палуба под волну. С одной стороны — да, добивать их сейчас было бы проще. Одно движение, меньше вопросов. С другой — он видел их лица через прицел. И видел своё в отражении стекла.
Две колонки, снова мелькнуло. «Опасен» и «безоружен». Между ними иногда одна секунда.
— Вернёмся к фактам, — вмешался Андерсон, словно устал от теории. — Ваша группа, действуя по обновлённым правилам, открыла огонь первой после игнорирования вызовов и демонстрации оружия. Вы вывели из строя две лодки, предотвратили посадку на борт. Это всё соответствует мандату. У меня, как у военного, здесь претензий нет.
Он чуть наклонился. — Меня больше интересует другое: сможете ли вы повторить то же самое, если атаки станут плотнее, а люди, которых вы будете «оставлять на волю моря», окажутся не в трёх лодках, а в десяти.
— Сможем, — сказал Маркус. — Люди делают то, чему их учат.
— В этом и проблема, — заметил Нортон. — Вопрос, чему именно мы вас учим.
Лора, до этого молча слушавшая обмен, снова взяла слово:
— Господа, давайте не будем уходить в философию. У нас есть практические выводы.
Она перевела взгляд на Маркуса. — С сегодняшнего дня ваша группа переводится в категорию «расширенного профиля». Это означает, что на вас могут быть возложены задачи, выходящие за рамки стандартной корабельной охраны. Точечные акции, работа по береговым целям, взаимодействие с партнёрскими структурами.
— То есть, — тихо сказал Джейк, — нас официально записали в «те, кто делает грязную работу».
— Не официально, — поправил Ричард сухо. — Официально — «повышенный уровень доверия».
— Рад, что нам доверяют делать то, о чём потом скажут, что нас там не было, — сказал Пьер.
Лора сделала вид, что не услышала.
— В ближайшие дни, — продолжила она, — мы ожидаем дальнейших атак на торговый флот. Есть данные, что части тех же группировок, с которыми вы уже столкнулись, получат усиление. Ракетное вооружение, более тяжёлые пулемёты, возможно, скоростные катера.
Она слегка поджала губы. — Руководство корпорации и наши партнёры считают ваш недавний опыт… ценным.
— Обычно, когда нас называют «ценными», — тихо сказал Рено, — это заканчивается тем, что цену платим мы.
— Конкретика, — попросил Маркус. — Что вы хотите от нас теперь?
— Пока — продолжать сопровождение, — сказала Лора. — Но параллельно мы готовим для вас отдельное задание. Связанное не только с пиратами, но и с теми, кто поставляет им информацию и прикрытие с суши.
Она на секунду посмотрела в камеру так, будто видела только одного человека. — С вашим опытом работы по складам вы… подходите.
Пьер почувствовал, как у него внутри что-то сжалось. Склад. Деревня. Мужик в вади. Пожар над песком.
— То есть, — ровно уточнил он, — вы хотите ещё один «склад». Только в другой обёртке.
— Мы хотим, — сказала Лора, — снизить количество атак на суда. Средствами, которые у нас есть. Вы — одно из этих средств.
В этом была честность. Холодная, неприятная, но честность.
— У меня один вопрос, — сказал Маркус. — Вы хотите, чтобы мы в следующий раз не оставляли никого живым?
Лора посмотрела на него пару секунд, потом чуть приподняла бровь.
— Мы хотим, чтобы вы минимизировали риски для наших клиентов и нашей репутации, — ответила она. — Каким именно образом — зависит от обстановки и вашего профессионального суждения. Но если вы оставляете кого-то живым, будьте готовы к тому, что этот кто-то может в следующий раз стрелять по вам.
Она сделала паузу. — Это всё, капитан Тейлор. Ричард, вы останетесь на линии после завершения, обсудим некоторые детали отчётности. Остальным — отдыхать и готовиться. В регионе сейчас не то время, когда можно расслабляться.
— Когда-нибудь оно вообще бывает? — не выдержал Джейк.
На этот раз Лора позволила себе почти-улыбку:
— Когда-нибудь — да. Но не сегодня.
Экран мигнул. Картинка погасла, оставив снова синий фон и логотип. В кают-компании стало вдруг слишком тихо. Даже шум двигателей ощущался как-то отдельно, чужим слоем.
— Ну, — сказал Джейк, первым нарушая тишину, — зато нас похвалили. Между строк. Где-то очень далеко.
— Между строк обычно пишут то, что не хотят говорить вслух, — заметил Карим. — А вслух они и так сказали достаточно.
Ричард выдохнул, как будто всё это время держал воздух.
— Маркус, — сказал он. — Останешься на пару минут. Надо пройтись по формулировкам.
— Пройдёмся, — кивнул тот.
Остальным он махнул:
— Всё. Свободны. Через час — смена по расписанию. Мы всё ещё охрана, а не клуб по интересам.
Они поднялись почти одновременно. Скамьи заскрипели, кружки зазвенели. Кто-то потянулся, кто-то ругнулся вполголоса, кто-то просто молча пошёл к выходу.
Пьер задержался на секунду, глянув на застывший логотип на экране. Белые буквы на синем фоне, красивый слоган про безопасность и будущее.
*Безопасность у них в отчётах,* подумал он. *А будущее — в колонке «расходы».*
Рено толкнул его плечом.
— Пошли, Шрам, — сказал он. — Пока у нас ещё есть час, когда можно просто смотреть на море и делать вид, что мы обычные моряки.
— Мы никогда не были обычными моряками, — ответил Пьер.
— Тем интереснее, — пожал плечами Рено.
Они вышли из кают-компании в коридор, где пахло металлом и далёкой солью. Мир сузился до привычного корабельного: узкие проходы, низкий потолок, гул под ногами. Экран с лицами остался позади, но разговор оттуда ещё продолжал звучать в голове.
«Вы — одно из средств».
Он всегда знал это. Просто сегодня ему об этом напомнили чужим голосом с хорошей связью.
Палуба дышала жаром, словно металл решил, что тоже живой.
Солнце уже поднялось высоко, свет бил в глаза, отражаясь от воды и белёных частей надстройки. Море стало ярче, жёстче, волна шла короткая, нервная. Ветер тянул запах солёной пены, дизеля и чего-то ещё — того самого тонкого привкуса гари, который въедается в нос так, что потом его чувствуешь даже в чистой комнате.
Пьер опёрся спиной о тёплый бортик, закурил. Дым пошёл в сторону, тут же рвущийся на клочья ветром. Сигарета горела быстро, как будто спешила догореть раньше, чем их снова загонят в работу.
Рено стоял рядом, локтями на леере, смотрел вперёд. Его тёмная кожа уже блестела потом, футболка прилипла к спине. Сигарету он держал в уголке рта, зубами, словно боялся, что её выдернет первый же порыв.
— Ненавижу эти видеоконференции, — сказал он, не отрывая взгляда от горизонта. — Когда по тебе стреляют, всё ясно. Или ты, или ты. А когда на тебя смотрят три морды в дорогих очках, хочется кого-нибудь из них тоже в колонку записать.
— В «наши» или в «их»? — спросил Пьер.
— В «случайные потери», — хмыкнул Рено. — Чтоб потом в отчёте писали: «непредвиденное взаимодействие с представителями менеджмента».
Пьер усмехнулся одними уголками губ, затянулся глубже. Грудь на секунду наполнилась дымом, стало чуть тяжелее — и от этого даже спокойнее.
— Они хотя бы честно сказали, что мы у них как гаечный ключ, — заметил он. — До этого делали вид, что тут какая-то высокая миссия.
— Высокая миссия проста, — сказал Рено. — Чтоб грузы доехали, а бабки дошли. Всё остальное — декорации.
Дверь на палубу скрипнула. Вышел Дэнни. Без бронежилета, в форменной футболке, рукава закатаны, на запястье след от ремня часов. Лицо у него было не столько усталым, сколько перетянутым — как трос, который держит больше груза, чем должен.
Он остановился на секунду, оглядел их, потом подошёл ближе.
— Вы тут клуб «анонимных инструментов корпорации» устроили? — спросил он, пытаясь пошутить, но голос прозвучал сухо.
— Вступительный взнос — одна нервная система, — сказал Рено. — У тебя уже внесена.
Дэнни встал с другой стороны от Пьера, тоже облокотился о леер.
— Хотел спросить, — сказал он после короткой паузы, — я там внизу очень красиво себе подписал приговор?
— Это ты сейчас про что? — изобразил удивление Рено. — Про то, что у тебя ещё остались мысли? Да, корпорации такое не любят.
— Про то, что я сказал, — уточнил Дэнни. — В лицо людям, которые решают, кому жить, а кому работать до смерти.
— Если бы они увольняли всех, кто иногда думает, — сказал Пьер, — им бы некому было нажимать на кнопки. Не переживай. Максимум прилепят к твоему имени пометку: «склонен к моральным рассуждениям». Будут чаще ставить тебя на передовую, чтобы эта склонность быстрее выжигалась.
— Оптимистично, — скривился Дэнни.
Рено стряхнул пепел за борт.
— Слушай, лейтенант, — сказал он. — Ты, конечно, красавчик. Сказал всё прямо, без соплей. Но не строй иллюзий. Им не нужен ты как личность. Им нужен набор навыков с количеством часов налёта. Пока ты работаешь — тебя терпят. Как только сорвёшься — перепишут контракт на того, кто помоложе и поглупее.
— Я в курсе, — отозвался Дэнни. — Просто… если уже быть гайкой, хочется хотя бы знать, где тебя закручивают.
Он посмотрел на море. Волна ломалась о борт, вода уходила в сторону, оставляя белые полосы.
— Тебя это реально не гложет? — вдруг спросил он, повернувшись к Пьеру. — То, что мы тогда сделали с деревней. То, что сегодня сделали с лодками. То, что будем делать дальше.
Пьер допал сигарету почти до фильтра, бросил окурок за борт. Пламя мелькнуло и тут же погасло.
— Гложет, — сказал он спокойно. — Просто я не даю этому гноиться.
— Это как? — не понял Дэнни.
— Очень просто, — вмешался Рено. — У него в голове книжка. Слева — «что пришлось сделать», справа — «что делать не пришлось». Счёт идёт по страницам. Пока в правой колонке больше, чем в левой, он считает, что ещё не совсем скатился.
— Почти так, — согласился Пьер. — Только у меня там не книжка. Просто список. Люди, которых я убил, и люди, которых мог, но не стал. Сегодня там плюс сколько-то в обоих столбцах.
Он чуть пожал плечами. — Жить с этим легко не становится, но хотя бы можно не врать себе, что ты «герой».
— То есть ты реально ведёшь счёт? — тихо спросил Дэнни. — Не в рапортах, а в голове.
— Да, — ответил Пьер. — Это единственное, что я контролирую полностью. Не приказы, не цели, не задачи. Только свой спусковой крючок.
Ветер дёрнул футболку у него на груди, прижал к коже. Солнце било в глаза, приходилось чуть щуриться.
— А если однажды левая колонка станет длиннее? — не отставал Дэнни. — Что тогда?
— Тогда, — сказал Пьер, — я постараюсь оказаться там, где мне перестанут платит за стрельбу. Или перестану просыпаться. Обычно второе успевает раньше.
Рено коротко фыркнул:
— Мне нравится твой реализм.
— Реализм — это то, что нам оставили вместо веры, — заметил Карим, который незаметно вышел на палубу и теперь прислонился к косяку двери, скрестив руки. — Я вас слушаю и думаю, что вы говорите очень правильные вещи. Только забываете одну мелочь.
— Какую? — повернулся к нему Дэнни.
— Вы не единственные, у кого есть свои «две колонки», — сказал Карим. — У тех на берегу они тоже есть. Только у них она называется по-другому. «Кровь семьи» и «кровь врагов». И если вы продолжите весело жечь их склады, они будут с таким же умным видом рассуждать, сколько раз выстрелили, а сколько раз не стали. Просто на другом языке.
— А твоя колонка как называется? — спросил Пьер.
Карим чуть усмехнулся:
— У меня всё проще. «Работа» и «глупость». Сегодня выстрелить было работой. Добить тех на лодке — было бы глупостью. Потому что завтра с ними можно будет ещё поговорить. Или использовать как пример. Или как аргумент в споре. Мёртвые — это всегда тупик. Живые — иногда ресурс.
— Красиво сказал, — оценил Рено. — Мне всегда нравилось, как ты превращаешь совесть в экономический термин.
— Я просто переводчик, — развёл руками Карим. — Я перевожу с языка крови на язык цифр. Чтобы такие, как те трое на экране, могли это понять.
Дэнни молчал дольше остальных. Потом вдруг коротко, безрадостно засмеялся:
— Забавно. Я думал, что, уйдя из армии и идя в наёмники, я от морали отдохну. Типа: «теперь всё честно, деньги застрел, без флага и гимна».
Он покачал головой. — А оказалось, что тут она цепляется ещё сильнее. Потому что всё, что ты делаешь, — это ты. Не «флаг», не «страна», не «присяга». Просто твоя рука и твой спусковой крючок.
— Добро пожаловать во взрослую жизнь, — сказал Рено. — В армии тебе дают готовый набор оправданий. Тут придётся придумывать свои.
— Или вообще не оправдываться, — добавил Пьер. — Просто признать: да, делаю грязную работу. Потому что умею и потому что за это платят. Это честнее, чем строить из себя «рыцаря торговых путей».
— А что тогда остаётся? — спросил Дэнни. — Кроме цинизма.
Пьер посмотрел вперёд. Горизонт был чистый, ровный, как линейка. Где-то там, за линией, прятались берег, склады, чужие решения.
— Остаётся очень простая штука, — сказал он. — Следить за тем, кем ты не стал.
Он помолчал. — Я видел людей, которым реально нравится убивать. Не потому, что надо, а потому что приятно. Они получают удовольствие от крика, крови, власти. Пока ты не такой — у тебя есть шанс.
— А ты не такой? — прищурился Дэнни.
— Нет, — спокойно ответил Пьер. — Мне нравится делать свою работу хорошо. А не смотреть, как человек умирает. Это разные вещи. Если в какой-то момент я поймаю себя на том, что жду выстрела ради кайфа, а не ради задачи… вот тогда можно будет смело записывать меня в тех, кого надо остановить.
Рено кивнул:
— Вот видишь, лейтенант. Всё очень просто. Ты или инструмент, который выбрал для себя рамки, или человек, который сам стал оружием. В первом случае у тебя ещё есть выход. Во втором — только ствол в рот, чтобы остальные жили спокойно.
— Отличный выбор, — сказал Дэнни. — Спасибо, обнадёжил.
— Это не выбор, — сказал Пьер. — Это описание. Выбор у тебя был тогда, когда ты в первый раз согласился нажать на спуск не за флаг, а за деньги. Сейчас ты просто разбираешься с последствиями.
Ветер сменил направление, потянул с другой стороны, принёс знакомый запах корабельной кухни — жареный лук, какой-то соус, сварившийся рис. Жизнь, как всегда, шла параллельно войне, не особенно с ней считаясь.
— Знаете, что меня больше всего бесит? — сказал Дэнни после паузы. — Что там, на экране, они говорили правильные слова. Про риски, про репутацию, про атаки. Всё логично. И в то же время — не цепляет их то, что мы тут нюхаем. Ни кровь, ни дым, ни эти глаза на лодке.
— Потому что для них мы файл, — сказал Карим. — Строки в таблице. «Группа с расширенным профилем», «результативность», «побочные эффекты». Они не плохие. Они просто далеко. Там не пахнет.
— Тут пахнет, — сказал Пьер. — И будет пахнуть, пока мы здесь.
Он посмотрел на Дэнни. — Вопрос не в том, гложет ли тебя то, что мы сделали. Вопрос в том, что ты с этим будешь делать дальше. Будешь ли ты следующий раз действовать медленнее, потому что боишься снова попасть в эту же точку. Или быстрее, потому что не хочешь думать.
— И что лучше? — спросил Дэнни.
— Лучше — помнить, для чего ты здесь, — ответил Пьер. — Не для того, чтобы спасать всех. И не для того, чтобы убивать всех. А для того, чтобы конкретный корабль дошёл. Всё остальное — побочный шум. Как бы цинично это ни звучало, это честнее, чем пытаться обнять весь регион.
Рено затушил сигарету о металл, кинул окурок в ведро у двери.
— Кстати, — сказал он. — Ты ещё забываешь одну вещь.
Он повернулся к Дэнни. — Ты сейчас переживаешь, что сказал лишнего перед начальством. А надо радоваться, что ты вообще ещё способен что-то сказать. Большинство к этому моменту просто кивают и подписывают. Вопрос, как долго ты протянешь, прежде чем тоже начнёшь кивать. Но пока — пользуйся.
Дэнни тихо фыркнул:
— Прекрасный прогноз.
— Это не прогноз, — возразил Рено. — Это диагноз.
Рация у Маркуса на плече, где он стоял у другого края палубы и вроде бы смотрел в сторону носа, коротко треснула. Голос с мостика сообщил:
— Внимание, всем постам. Сверху по линии пришло уведомление: в течение ближайших суток возможен новый конвой. Маршрут уточняется. Командиру — зайти на связь с центром.
Маркус повернул голову, поймал их взгляд, но ничего не сказал. Только поднял рацию ближе ко рту и начал что-то отвечать, уходя по направлению к мостиковой надстройке.
— Видишь, — сказал Пьер, глядя ему вслед. — Время думать закончилось. Время работать начинается.
— А я ещё не закончил думать, — мрачно заметил Дэнни.
— Добро пожаловать в режим «делай оба процесса параллельно», — сказал Карим. — Здесь это новая норма.
Пьер оттолкнулся от борта.
— Пошли, — сказал он. — Пока нас не загнали по постам, можно хотя бы умыться. Мне эта видеоконференция до сих пор с лица не смывается.
— Ты просто не любишь, когда на тебя смотрят, — усмехнулся Рено.
— Я не люблю, когда на меня смотрят те, кто никогда не будет там, где я стою, — поправил Пьер. — Но раз уж они нас выбрали на роль «расширенного профиля», придётся соответствовать. Хоть кому-то из нас надо выглядеть профессионалом.
Они двинулись к двери. Ветер остался снаружи, вместе с ярким солнцем и ровным горизонтом. Внутри их снова ждал тугой корабельный воздух, узкие коридоры, металлический гул.
А где-то дальше по линии, в кабинетах со стеклянными стенами, кто-то уже расставлял фигурки на карте. И одна из этих фигурок теперь официально называлась: «группа, которая умеет делать то, о чём не пишут в пресс-релизах».
Шторм начался не с волн, а с письма.
Ричард стоял у карты, с планшетом в руках, как будто держал гранату без чеки и спорил с собой, бросать или нет. В кают-компании было тесно: кто сидел на скамье, кто на ящике, кто прислонился к стенам. Пахло потом, кофе и металлом. Пьер устроился у переборки, вытянул ноги, слушал, как гудит где-то под ними железо.
— Пришло обновление, — сказал Ричард, наконец поднимая голову. — По контракту.
— Пусть я ошибусь, — пробормотал Джейк, — но мне уже не нравится.
Ричард сделал вид, что не слышал.
— Наш сектор разделили, — продолжил он. — Маршрут конвоя расщепили на два коридора. Северный прикрывает «Лайонсгейт секьюрити». Мы остаёмся на южном.
Он провёл пальцем по карте. — Вот здесь. Мы — между берегом и теми, кто несёт основную прибыль.
— «Лайонсгейт»… — протянул Трэвис. — Это те клоуны из рекламного ролика, где все улыбаются и делают вид, что война — это корпоративный тимбилдинг?
— Они самые, — кивнул Ричард. — Их суда идут ближе к Суэцкому, мы закрываем низ дуги. В случае атаки наша задача — обеспечить внешний заслон, пока партнёрская компания выводит своё имущество в безопасную зону.
— Перевожу, — сказал Рено. — Если кто-то полезет из Йемена, мы принимаем на себя весь хлам, а эти красавцы уезжают в закат. Всё по-честному, все при деле.
— Нам за это платят, — сухо напомнил Маркус. — Не забываем.
Он посмотрел на Ричарда. — Сколько у нас времени до стыка?
— Часа два, — ответил тот. — Конвой уже в нашем коридоре. Танкер за кормой, два сухогруза на флангах, «Лайонсгейт» держится севернее, за горизонтом.
Пьер потушил сигарету, встал.
— Значит, делаем вид, что всё нормально, — сказал он. — А когда станет ненормально, делаем то же самое, только громче.
— Это называется «профессионализм», — заметил Михаэль.
— Это называется «мы опять крайние», — отозвался Джейк. — Но да, красиво звучит.
Тревога пришла раньше, чем успел остыть кофе.
Радар пискнул один раз, второй, потом заговорил чаще. Наблюдатель на верхнем посту прижался к экрану, крикнул в рацию:
— Имею новые цели с востока. Четыре… нет, пять отметок. Скорость высокая, курс пересекающий. Похоже на скопление маломерных.
Мостик ответил коротко, сухо. Корабль чуть изменил ход, нос лёг на новый курс. Пьер поднялся на верхнюю палубу вместе с Михаэлем, чувствуя под ногами привычную дрожь корпуса.
С моря дул горячий, липкий ветер. Справа, в дымке, угадывался берег — тёмный силуэт, размытый жарой. Там, откуда шли отметки.
— Вижу, — сказал Пьер, подняв бинокль. — Точки пока маленькие, но бегут быстро. Это не рыбаки.
Лодки вырисовывались постепенно: длинные, узкие, быстрые. На носах грузно торчали стволы. Когда они вошли в уверенный визуал, сомнений не осталось.
— Четыре с явным железом, одна дальше, — констатировал Михаэль. — У одной на носу что-то вроде зенитки. У другой — труба РПГ. Весёлые товарищи.
Маркус стоял у леера, рация на плече.
— Мостик, работаем по протоколу, — сказал он. — Предупреждение на английском и арабском. Всё пишем. Карим, готовься.
Карим уже был рядом, с гарнитурой на шее.
— Лодки, идущие с востока, — сказал он по-арабски в микрофон. Голос был спокойный, ровный. — Вы приближаетесь к охраняемому конвою. Немедленно остановитесь и измените курс. В противном случае по вам будет открыт огонь.
Ответа в эфире не прозвучало. Зато на средней лодке кто-то развернул РПГ, поднял трубу в воздух и, явно глядя в их сторону, показал жест, смысл которого не требовал перевода.
— Они слышат, — сказал Карим. — Но им весело.
— Дистанция десять километров, — отрапортовал наблюдатель. — Скорость лодок растёт. «Лайонсгейт» держится севернее, удаляется. На связи.
Ричард поднял ладонь, показывая, что слушает.
— «Лайонсгейт» сообщает, — произнёс он, — что в соответствии с контрактом они не заходят в наш сектор. Их задача — защита собственного коридора. Они просят нас максимально сдерживать угрозу.
— Прекрасно, — сказал Трэвис. — Нам от них ещё что-то обещали? Может, открытки на Рождество?
Маркус посмотрел на Ричарда так, что тот отвёл глаза.
— Центр что говорит? — спросил командир.
— Центр подтверждает схему, — выдохнул Ричард. — Мы — внешний заслон. «Лайонсгейт» выводит свои суда. Приоритет клиента — у того, кто больше платит.
Рено внизу коротко, грубо выругался.
— Значит так, — сказал Маркус. — Жаловаться будем потом. Сейчас мы между пиратами и нашими судами. Делаем свою работу.
Он поднял голос. — Джейк, на левый модуль. Трэвис, правый. Пьер, Михаэль — носовой сектор. Рено, Дэнни — правый борт, нижний ярус. Карим — при мне. Держимся до последнего, пока танкер не уйдёт из зоны.
Корабль вывернул так, чтобы оказаться между лодками и конвоем. Ветер ударил сильнее, поднимая в воздух солёные капли.
Лодки шли уже не стройным строем, а веером. Две стремились прорваться между ними и танкером, две смещались к правому борту. Пулемёты на носах поднялись, будто нюхали воздух.
— Попробуем ещё раз, — сказал Карим. — Чтобы потом никто не говорил, что мы не предупреждали.
Он повторил сообщение, жёстче, с отсчётом секунд. Лодки не замедлились. На одной кто-то выстрелил в воздух, трассеры прочертили небо, как фейерверк.
— Время вышло, — сказал Маркус. — Джейк, очередь по воде перед головной. Понятный знак. Трэвис, держи правую группу. Снайпера — по пулемётчикам, приоритет РПГ.
Левый модуль загрохотал. Очередь прошла по воде метрах в тридцати перед носом главной лодки, подняла стену брызг. Лодка дернулась, на борту кто-то instinktivно присел, но курс не изменился.
— Они считают, что мы блефуем, — заметил Михаэль.
— Сейчас разочаруются, — отозвался Пьер.
Он поймал в прицел первого пулемётчика: чёрный жилет, худое лицо, глаза щурятся от ветра, пальцы на рукоятках. Выдох, плавное нажатие. Винтовка толкнула в плечо. В оптике фигура откинулась назад, ствол сорвался в сторону.
— Один готов, — сказал Пьер.
Ответ пришёл мгновенно. Автоматы и второй пулемёт заговорили сразу, и воздух над палубой наполнился злым жужжанием. Пули били по леерам, по надстройке, по контейнерам на сухогрузе позади. Металл звенел, крошился, краска летела клочьями.
— Не высовываться! — рявкнул Маркус. — Работаем коротко и точно. Танкер уходит, времени немного.
Лодки сокращали дистанцию. Между ними и их судном оставалось меньше восьми километров. Танкера — ещё меньше.
— Центр сообщает, — выкрикнул Ричард, зажимая гарнитуру к уху, — что запрашивает авиацию партнёра. Говорят, «воздушная поддержка в пути». Требуют отметить сектор цели.
— Отмечай, — коротко ответил Маркус. — Только запиши им крупными буквами: мы в том же квадрате.
— Уже, — глухо сказал Ричард. — Они «учтут».
Пьер не любил такое слово.
Он ловил в прицел очередного: на второй лодке поднимали РПГ, направляя трубу к танкеру. Казалось, ещё секунда, и вспышка пойдёт по всей этой стальной туше.
— Вижу гранатомёт, — сказал он. — Беру.
Выстрел. Рука с трубой дёрнулась, РПГ полетел в сторону, человек рухнул на палубу. Лодка прыгнула на волне, кто-то споткнулся о тело.
— Гранатомёта нет, — подтвердил Михаэль. — Но у них ещё один, в третьей. Смотрит на нас.
Едва он договорил, как в воздухе что-то изменилось. Поверх общего гула лёг новый звук — плотный, режущий, чужой. Пьер машинально поднял голову.
Высоко, но стремительно снижаясь, шёл самолёт. Мужицкий силуэт с подвесами под крыльями.
— Наши, — крикнул наблюдатель сверху. — Авиация партнёра. Сейчас будет праздник.
— Если они знают, где мы, — мрачно заметил Рено.
Самолёт сделал разворот, заходя с берега, так, чтобы линию лодок, их судно и часть моря собрать в одном секторе. Пьер почувствовал, как кожа на спине покрывается холодным потом.
— Ричард, — крикнул Маркус. — Подтверждение: они видят наш борт?
— Центр говорит, что пилоты работают по координатам, — выкрикнул тот. — «Доверяйте системе».
Самолёт выровнялся. Что-то вспыхнуло под крылом, сорвалось вниз. Свист прорезал воздух.
Пьер не успел даже выругаться.
Взрыв ударил где-то между их носом и первой лодкой, но ближе к ним. Мир на долю секунды стал белым, потом серым, потом звенящим. Корабль как будто кто-то пнул снизу. Пьер рухнул на палубу, ударился плечом, локтем, винтовка больно ткнула в грудь.
Уши заложило так, будто ему засунули в голову раскалённую вату. Он видел, как по палубе летят осколки, обрывки краски, что-то тёмное. Левый модуль исчез в клубе дыма и воды.
Звук вернулся рывком. Сначала гул, потом крики.
— Джейк!
— Медика сюда!
— Держи его, чёрт тебя дери!
Пьер вскочил на колено. Левый пулемётный модуль выглядел так, будто по нему прошлись кувалдой. Ограждение загнуто, корпус искорёжило, частично ободрало. Джейк лежал на спине, наполовину на платформе, наполовину на палубе. Под ним растекалось тёмное пятно. Он смотрел вверх, мимо всех, глаза уже стеклянные.
Рено, появившийся откуда-то снизу, замер на секунду, потом сжал зубы.
— Всё, — сказал он. — Поздно.
Глаза у него блеснули, но голос остался ровным. — Работайте, блядь, дальше. Он уже своё сделал.
Лодки, несмотря на взрыв, шли. Одну мотало сильнее, у неё дымился борт, но остальная троица держала курс. Пули снова зажужжали в воздухе.
— Пьер, — выкрикнул Маркус. — Держим их, пока танкер не уйдёт! Сейчас нас сверху второй раз накроют, если мы не закончим.
— Понял, — кивнул Пьер, хотя тот вряд ли видел.
Он снова лёг к винтовке. Руки дрожали не от страха, а от злости. В оптике лодки были уже почти неприлично близко. На одной видно было, как кто-то орёт, показывая пальцем вверх, на самолёт. На другой пытались развернуть пулемёт.
Он стрелял коротко, без эмоций. Оператор пулемёта на второй лодке дернулся, опустился. Человек рядом с ним, уже тянувшийся к рукояткам, поймал вторую пулю. Ствол накренился, городя бессмысленную дугу по палубе.
Вторая бомба легла уже туда, куда надо. Самолёт снова прошёл над ними, скинул груз на заднюю пару лодок. Взрыв поднял столб воды, кучу дерева и тел. Одну лодку просто смыло, от другой осталась половина, и та быстро тонула.
Передняя всё ещё шла, хотя уже не стреляла. Её мотало, как пьяного, но она упрямо резала волны. Угроза танкеру от неё уходила: она теряла ход.
— Оставь, — сказал Маркус, когда Пьер поймал в прицел очередного. — Они уже не успеют. Пусть море с ними разбирается.
— Пусть, — коротко ответил Пьер.
Правый фланг добил Трэвис: очередью по мотору ещё одной лодки. Та застыла, потеряв скорость, и начала разворачиваться бортом к волне. Люди на ней уже не думали о стрельбе, только цеплялись за всё, за что можно.
В воздухе звенело, в груди отдавалось каждым вдохом. Приглушённо, как через воду, Пьер услышал голос Ричарда:
— Центр сообщает, что «Лайонсгейт» успешно вывел свои суда из зоны поражения. Они выражают благодарность за оперативное реагирование.
Маркус повернул голову к нему очень медленно.
— Скажи им, — спокойно произнёс он, — что у нас один «двухсотый», двое тяжёлых раненых и полкорабля в вмятинах. Очень рады, что партнёры довольны.
— Я не буду это дословно передавать, — сухо сказал Ричард.
— Твоя проблема…
Карим стоял над Войтеком, прижимая ладонью повязку к шее. Кровь выступала сквозь бинт, но уже не так сильно. Дэнни рядом держал жгут, руки у него были красными по локоть.
— Дыши, — повторял Карим. — Смотри на меня. Ещё вдох. Ещё.
Он бросил взгляд на Маркуса. — Жив пока. Если дотянем до базы, вытянут.
Марио сидел, прислонившись к лееру, держась за плечо. По его руке стекала кровь, но глаза были ясные.
— Мне нормально, — рыкнул он, когда Пьер к нему подошёл. — Пуля только поздороваться зашла. Займитесь теми, кому хуже.
Шум стихал постепенно. Лодки, что ещё держались на воде, отдалялись. Угроза для танкера ушла. Конвой продолжал путь.
Пьер стоял возле модуля, где ещё минут десять назад Джейк матерился в микрофон, строя из себя клоуна. Сейчас там было пусто. Только тело, накрытое куском брезента, и пятно на металле, которое уже начинало подсыхать.
— Помоги, — сказал Рено.
Они подняли Джейка вдвоём. Тяжесть была неправильная — мёртвый вес всегда не такой. Пьер чувствовал, как мышцы молчат, как не двигается грудь. В голове вспыхивали обрывки их разговоров: про Джорджию, про идиотскую музыку, про то, как «всё равно все умрём, так хоть повоюем красиво».
Теперь красиво не вышло. Вышло быстро.
Они унесли тело внутрь, в прохладный полумрак под палубой. Вернувшись, Пьер застал Маркуса и Ричарда у карты. Ричард держал планшет, Маркус читал какое-то письмо. Лицо у него было каменное.
— Нашёл? — спросил Пьер.
Маркус коротко кивнул.
— Вот, — сказал он. — «Группа „Альфа“ выполняет роль внешнего заслона, обеспечивая безопасный отход приоритетного конвоя партнёрской компании». Подписано, согласовано, разослано по всем кабинетам.
Он посмотрел на палубу, на модуль, на море.
— В этот день, — сказал он спокойно, без пафоса, — корпорация честно показала, сколько мы стоим. Один пулемётчик, пара раненых, немного железа. В отчёте это назовут «приемлемыми потерями».
— Для кого приемлемыми, — тихо спросил Дэнни, присевший у леера, вытирая руки старой тряпкой.
Маркус не ответил. Ответ был и так очевиден.
Пьер подошёл к борту. Море уже успокоилось. Вдалеке, почти на линии горизонта, ещё виднелась одна из лодок — маленькое тёмное пятно, которое волна то поднимала, то прятала.
В его внутреннем списке появилась новая строка. Не про тех, кого он убил. Про тех, кого у него забрали.
Это была первая по-настоящему тяжёлая потеря в этой кампании. И впервые злость у него была не на тех, кто стрелял с лодок, а на тех, кто сидел далеко и раздавал квадраты, сектора и красивые формулировки.
Его называли «ресурсом». Сегодня он впервые почувствовал это не как абстракцию, а как цену. И эта цена смотрела на него пустыми глазами из-под куска брезента.
Связь включили уже под вечер, когда палубу успели отмыть, а «Гелиос» снова вошёл в привычный ритм гулкого железного организма, который делает вид, что всё нормально.
В кают-компании было тесно. Кондиционер гонял тёплый воздух, пахло кофе, металлом и свежей краской, которой закрашивали осколочные шрамы. Маркус стоял у стола, опершись ладонями о край. Ричард устроился у ноутбука, проверяя соединение. Остальные затаились по углам: кто сидел, кто прислонился к стене. Пьер — у переборки, полубоком, чтобы видеть и экран, и людей.
Экран мигнул. Появились знакомые лица: Лора с небоскрёбом за спиной, Нортон среди полок, Андерсон на фоне флага.
— Начнём, — сказала Лора. — Мы получили ваш первичный отчёт и телеметрию. Примите соболезнования по поводу потерь. Это…
Она чуть прижала губы.
— Это плохо, — поправила сама себя. — В том числе для нас.
Пьер почти уважительно отметил эту оговорку. Уже лучше, чем «неприятно».
Маркус кивнул коротко.
— Один погибший, двое тяжёлых, — сказал он. — Причина — неточный удар привлечённой авиации по квадрату, где находился наш левый модуль. На тот момент мы держали заслон между конвоем партнёрской компании и группой атакующих.
— Партнёр уже признал, что имела место ошибка наведения, — спокойно вставил Нортон. — Мы ведём переговоры о компенсациях.
— Компенсации кого? — спросил Маркус. — Акционеров? Клиентов? Или того парня, который теперь лежит в трюме под брезентом?
Нортон выдержал паузу.
— Я говорил о финансовой стороне, — ответил он. — Эмоциональная… в отчёты попадает хуже.
— Давайте не будем сталкивать плоскости, — мягко вмешалась Лора. — Мы понимаем, что вы злитесь. Но с точки зрения мандата вы выполнили задачу: конвой выведен, судно не захвачено, масштаб атаки меньше, чем прогнозировалось.
Пьер почувствовал, как где-то внутри поднимается знакомое раздражение. Он подавил желание ляпнуть что-то в лоб и вместо этого поднял руку, словно на занятии.
— Можно вопрос? — спросил он.
Лора на долю секунды удивилась, но кивнула:
— Пожалуйста.
— Когда вы согласовывали переуступку части маршрута «Лайонсгейту», — начал Пьер спокойно, — в документах была фраза «группа „Альфа“ выполняет роль внешнего заслона, обеспечивая безопасный отход приоритетного актива». Я правильно цитирую?
Ричард дёрнулся: эту формулировку он показывал Маркусу пару часов назад. Нортон посмотрел в сторону, явно проверяя текст.
— В целом да, — подтвердил он. — Это стандартная конструкция.
— Стандартная, — повторил Пьер. — Тогда второй вопрос. Подтвердите, что авиация была наведена по координатам, которые мы передали как сектор скопления целей.
Андерсон вмешался первым:
— Наведение проводилось по совокупности данных, — сказал он. — Ваши координаты, радарные отметки, прогноз движения. Пилот действовал в сложной обстановке…
— Я не спрашиваю, был ли он молодец или просто сученыш, что ударил по своим, — мягко перебил Пьер. — Я спрашиваю, признаёт ли корпорация, что мы оказались под ударом именно потому, что стояли там, где по документам должны были стоять. Между пиратами и чужим грузом.
На секунду в эфире повисла тишина. Лора посмотрела прямо в камеру.
— Мы признаём, — сказала она, — что вы были в зоне, где ожидался основной удар. В этом и заключалась ваша задача. Мы признаём, что авиационный удар прошёл ближе к вам, чем должен был. Это ошибка. И да, мы признаём, что эта ошибка привела к гибели нашего сотрудника.
Пьер чуть кивнул.
— Спасибо. Я хотел, чтобы это прозвучало не только в наших рапортах, — сказал он. — Потому что дальше всё просто: когда люди понимают, что их ставят под удар ради чужого приоритета, у них меняется отношение к контракту. К риску. К тому, что они готовы делать и терпеть.
Лора прищурилась:
— Вы намекаете, что у вашей группы снижается мотивация?
— Я намекаю, — ответил Пьер, всё тем же ровным голосом, — что мотивация людей, которые прошли несколько войн, держится не на слоганах. Она держится на ощущении, что их хотя бы не считают идиотами.
Он на секунду помолчал. — Вы сегодня это ощущение подорвали. Сначала письмом про «внешний заслон», потом — ударом в нашу сторону, потом — словом «ошибка наведения». Такие вещи обычно плохо лежат в сейфах. Они любят гулять по флэшкам, телефонам, бутылочным разговорам. И у них мерзкая привычка всплывать в самый неприятный момент.
Он произнёс это без нажима, как факт. Никакого «я сделаю». Просто «так бывает».
Нортон внимательно на него посмотрел.
— Вы намекаете на угрозу утечки информации? — уточнил он. — Хотите использовать инцидент как рычаг?
Пьер легко пожал плечами.
— Я всего лишь описываю среду, в которой мы живём, — сказал он. — Здесь много вооружённых людей с телефонами и плохим настроением. Если с ними обращаться как с расходником, нельзя удивляться, что иногда что-то куда-то утекает.
Он чуть улыбнулся уголком рта. — Я, кстати, не любитель журналистов. С ними сложно пить. Но у меня есть память. И она, в отличие от серверов, не подчиняется вашим службам безопасности.
Ответ получился мягче, чем прямой шантаж, но суть была очевидна.
Лора делала вид, что её это не задело, но в глазах промелькнуло знакомое: человек, который прикидывает, сколько именно проблем может создать один конкретный легионер.
— Мы услышали вас, месье Дюбуа, — сказала она. — И ценим честность.
Она перевела взгляд на Маркуса: — Капитан Тейлор, ситуация в регионе остаётся нестабильной. Несмотря на инцидент, корпорация по-прежнему видит в вашей группе ключевой элемент в обеспечении безопасности южного коридора. В ближайшие дни поступит дополнительное задание. Связанное, возможно, с береговой инфраструктурой.
Маркус коротко кивнул.
— Отработаем контракт, — сказано было без энтузиазма, но чётко.
— На этом пока всё, — подвела итог Лора. — Ричард, оставайтесь на связи, обсудим детали отчётности. Остальным — восстановление и готовность. И да, — она всё-таки позволила себе почти-улыбку, — постарайтесь не делать глупостей на горячую голову. Это плохо влияет на перспективы.
Экран погас.
В кают-компании повисла густая тишина. Кто-то взял кружку, кто-то вздохнул. Кондиционер продолжал жужжать, как ни в чём не бывало.
— Ты почти дипломат, — сказал Рено, глядя на Пьера. — Только без галстука.
— Я просто устал, — ответил Пьер. — Сколько можно делать вид, что нас спасают, когда нас ставят под удар.
Маркус оттолкнулся от стола.
— На будущее, — сказал он спокойно, — такие намёки лучше сначала обсуждать со мной.
— На будущее, — так же спокойно ответил Пьер, — лучше не подписывать бумаги, где нас называют «заслоном» для чужих денег. Но мы оба делаем то, что можем.
Они встретились взглядом. В нём не было вражды, только понимание: оба видели, как ими играют сверху, и оба по-своему пытались этому сопротивляться.
— Ладно, — Маркус первым отвёл глаза. — Сейчас главное — дотянуть до порта. А дальше будем думать.
Письмо пришло утром. На обычный защищённый канал, с привычными подписями и штампами.
Ричард нашёл Пьера на палубе, где тот курил, глядя на гладкую линию горизонта.
— Центр, — сказал он, протягивая планшет. — Хотят, чтобы в Джибути мы встретились с представителем страховщика. Обсудить компенсации, риски, всё такое.
Пьер пробежал глазами текст. Формулировки были правильными. Может, даже слишком.
— Кто нужен? — спросил он.
— Маркус, как командир. Я, как координатор. Переводчик. И… — Ричард поморщился, — «представитель боевого состава, участвовавший в инциденте». Знаешь, кого они имеют в виду.
— Удобно, — сказал Пьер. — Всех ключевых — в одну машину.
— Мы не можем просто отказаться, — тихо добавил Ричард. — Официальный приказ. Если проигнорируем, они просто наберут новую группу и закроют нам выход. И, возможно, сделают всё то же самое, только уже без нас.
Маркус слушал их у леера, руки в карманах.
— Ехать придётся, — сказал он. — Но ехать будем с открытыми глазами.
— И с планом на случай, если это не страховщик, а «координационная проблема» следующего уровня, — добавил Пьер.
Маркус коротко кивнул:
— Договорились. Мы втроём. Остальные остаются на борту. Ричард, предупреди мостик: время выезда, маршрут, точка назначения. Если через два часа не выйдем на связь — тревога.
— Куда ты их поднимешь? — криво усмехнулся Ричард. — Тех, кто вчера нас чуть не разбомбил?
— Хотя бы будут знать, с какого порта начинать расследование, — ответил Маркус.
Порт Джибути встречал привычной смесью вони и жары. Бетон, ржавые борта, жёлтые краны, бродящие собаки, дети с пластиковыми мячами. Пыль забивалась в ботинки вместе с песком.
У КПП их уже ждал серый «Лендкрузер». Тонированные стёкла, чистый кузов, номерные знаки без местной пыли. Рядом — парень в светлой рубашке с закатанными рукавами и папкой подмышкой.
— Капитан Тейлор? — спросил он по-английски, с лёгким, но не местным акцентом. — Группа «Альфа»?
— Я, — сказал Маркус. — Вы — представитель страховщика?
— Том, локальный координатор, — парень улыбнулся полуулыбкой. — Мой босс, мистер Берг, уже ждёт в офисе. Нам нужно успеть до полудня. Документы, подписи, протокол.
Он открыл заднюю дверь. — Прошу.
Пьер мельком заглянул в салон. Чисто, как в салоне для съёмок: никакой бытовой грязи, никакого мусора. За рулём — мужчина постарше, короткая стрижка, руки на руле лежат так, как любят инструкторы: учебник, а не портовый водитель.
Карим подошёл ближе, кивнул Томy, перекинулся парой нейтральных фраз по-арабски. Тот ответил, но в словах чувствовался странный присмак — как у человека, который выучил язык по учебнику, а не во дворе.
— Говорит без ошибок, — тихо сказал Карим по-французски, — но как турист. Точно не местный координатор.
Пьер это уже заметил. И ещё то, как под рубашкой у Тома чуть выпирает контур скрытого бронежилета.
Он спокойно обошёл машину, приоткрыл переднюю пассажирскую дверь, будто собираясь сесть к водителю. Наклонился, посмотрел на приборную панель, на педали. Там, где у обычных таксистов валяются бумажки, пластиковые бутылки и ключи, у этого было пусто. Как на выставке.
— Люблю порядок, — сказал Пьер как бы в воздух, закрывая дверцу. — Особенно когда он слишком идеальный.
— Что-то не так? — Том слегка напрягся, но улыбку не убрал.
— Есть пара вопросов, — мягко ответил Пьер. — Первое: где ваш офис? Хочу сверить с тем, что нам прислали по каналу.
Том не моргнул:
— Логистический центр «Джибути Лоджистикс». Складской район, третий терминал. Там наш партнёр, у него переговорная.
Пьер посмотрел на Маркуса.
— Оно хоть похоже на то, что у тебя в письме? — спросил он.
Маркус достал сложенный лист, сверился.
— Адрес совпадает, — сказал он. — По крайней мере на бумаге.
Пьер кивнул. Ему не нравилось, как всё сходится слишком красиво. Но в их работе «слишком красиво» бывало и просто редкой удачей.
— Тогда поехали, — сказал он. — Только так: вы — впереди, мы — сзади. Не люблю сидеть в чужих машинах, когда можно смотреть на них со стороны.
Том на секунду завис. Потом выдал:
— Простите, но по протоколу страховщика… встреча конфиденциальная, нас должно быть минимум. Чем больше вооружённых людей приедет, тем меньше будет разговор, тем больше — показуха.
— Мы и так приехали втроём, — спокойно напомнил Маркус. — Вы хотите ещё меньше?
Том чуть улыбнулся, но усилие было видно.
— Я понимаю ваши опасения, — сказал он. — Но если каждый будет приезжать со своей машиной и своей охраной, порт превратится в парад тщеславия. Нам нужно просто поговорить.
Пьер посмотрел ему в глаза чуть дольше, чем принято при вежливой беседе. И увидел там не раздражение и не страх, а счет: человек прикидывал варианты. Это было не похоже на скучного координатора.
— Ладно, — мягко сказал Пьер. — Сделаем иначе.
Он повернулся к Маркусу: — Мы садимся, но прежде…
Пьер наклонился и быстрым движением стянул край рубашки Тома вверх, будто случайно дёрнул. Под тканью чернел край скрытого бронежилета.
— Нервничаете? — спросил Пьер уже без улыбки.
Том отшатнулся.
— Это… рекомендации безопасности, — выдавил он. — Район всё-таки не самый спокойный.
— Забавно, — заметил Пьер. — В районе, где все ходят в майках и с ножом за поясом, только ты в бронежилете и на чистой машине.
Он опёрся рукой о крышу «Лендкрузера». — Так. Делаем так. Мы едем с вами, но Маркус сидит сзади, я — за водителем. И пока машина не остановится точно у офиса, никто не лезет за пояс и не тянется к бардачку. Это устраивает вас как «локального координатора»?
Том понял, что отступать некуда. Он кивнул чуть резче, чем хотел.
— Устраивает, — сказал он.
Внутри машины пахло кондиционером и чем-то дешёвым цитрусовым. Окна тонированы так, что снаружи их почти не видно. Пьер сел за водителем, так, чтобы видеть его руки и дорогу.
Машина тронулась. Порт остался позади. Пошли улицы, обочины, киоски. Пыль поднимался столбом.
Карим время от времени бросал на Пьера взгляды, но молчал. У него был тот самый взгляд переводчика, который держит язык, пока не поймёт, на каком именно языке идут настоящие переговоры.
— Долго ещё? — лениво спросил Пьер минут через десять.
— Пять — семь минут, — ответил Том. — Район близко.
Пьер смотрел на дорогу. Сначала — поток машин, мотоциклы, дети. Потом — реже, тише, больше бетона и колючки. Они свернули на улицу между складскими рядами. Здесь было почти пусто.
— Тихий район для офиса, — заметил Пьер.
— Нам нужна приватность, — отозвался Том.
Пьер наклонился вперёд, будто разглядывая навигатор. На панели действительно светилась карта, точка назначения совпадала с адресом в письме. Но стрелка маршрута вдруг, на последних двух поворотах, ушла чуть в сторону.
На повороте он увидел мелькнувшую в просвете вывеску настоящего терминала «Джибути Лоджистикс». «Лендкрузер» проехал мимо, нырнув в более узкий проезд между складов без вывесок.
— Проехали, — заметил Пьер спокойно. — Терминал остался слева.
Водитель дернулся, но ничего не сказал. Том чуть повернул голову:
— Партнёр использует соседний блок как резервный вход. Так безопаснее. Основной офис слишком открыт…
Договорить он не успел.
— Сейчас, — тихо сказал Пьер.
Он левой рукой ухватился за подголовник водительского сиденья, правой ударил ладонью по плечу Маркуса — сигнал. Одновременно пяткой резко врезал по основанию спинки.
Машина дёрнулась, водитель инстинктивно дёрнул руль. В этот момент рука, которая медленно ползла к бардачку, сорвалась раньше времени. Крышка хлопнула, блеснул металл.
Пьер не стал ждать выстрела. Он подсел, с силой ткнул коленом между сиденьями, загоняя руку обратно, и одновременно ударил левой ладонью по голове водителя, в ухо.
Выстрел всё-таки прозвучал, но пуля ушла вверх, в потолок. Звук ударил по барабанным перепонкам, машину повело.
Маркус уже действовал: он схватил Тома за запястье, дёрнул вниз, вывернул руку. Карим инстинктивно пригнулся, закрыв голову.
— Ложитесь! — рявкнул Маркус.
Машина чуть не поцеловала стену склада, но водитель, матерясь, выровнял руль. Пьер перехватил его предплечье, надавил на кисть, вынуждая бросить пистолет. Тот вывалился на коврик. Пьер ботинком отбросил его под сиденье.
Том попытался развернуться, лезя свободной рукой под пиджак. Маркус ткнул его локтем в горло, тот захрипел.
— Стойте, — выдохнул он. — Стойте, дураки, мы все убьёмся…
Водитель, видя, что задумка разваливается, пошёл по простой линии: рванул машину вперёд, пытаясь набрать скорость, пока задние заняты дракой.
— Тормози, сука! — зарычал Пьер.
Он отпустил руку водителя и ударил его кулаком в висок. Тот на мгновение вырубился, хватка на руле ослабла. Машина, лишившись управления, влетела в штабель пластиковых контейнеров у стены и с глухим ударом замерла.
Всё стихло. Только гудел мотор и пахло порохом.
Пьер первым вывалился наружу, открыл дверь и вышел, держа в руках уже не пистолет — тот он оставил Маркусу, — а нож. В такие моменты нож был надёжнее: он не стреляет случайно.
Двор был пуст. Вдалеке слышался лай. На крыше соседнего склада показалась чья-то голова, тут же исчезла. Значит, наблюдатели есть.
Из машины вылез Маркус, держа «Глок» водителя. Следом — Карим, бледный, но целый. Том попытался выбраться последним, но Маркус прижал его к сиденью.
— Сидеть, — сказал он. — Разговор не закончен.
Пьер шагнул к задней двери, наклонился.
— Ну что, координатор, — сказал он устало. — Пока это выглядит как очень странный способ ехать на встречу со страховщиком.
Том молчал. На лбу у него выступил пот. Взгляд метался.
— Карим, — попросил Пьер. — Спроси по-арабски, есть ли поблизости ещё люди. И слушай не только слова, но и акцент.
Карим спросил. Том ответил сначала на английском:
— Никаких людей. Только мы. Просто недоразумение. Я…
— Переведи, как есть, — спокойно попросил Пьер.
Карим чуть пожал плечами:
— Говорит, что рядом никого нет, кроме них двоих. И что мы всё неправильно поняли.
Пьер устало выдохнул.
— Слушай, — сказал он тихо, уже по-английски, глядя Томy прямо в глаза. — Мы оба взрослые люди. Ты вооружён, в бронежилете, ведёшь нас не к офису, а в глухой угол склада. У тебя напарник, который тянется к пистолету по сигналу.
Он чуть наклонил голову. — Давай так: или ты сейчас называешь структуру, через которую пришёл заказ, или через минуту с тобой уже никто разговаривать не будет. Мне не нужна твоя правда, мне нужны имена.
Том какое-то время молчал. В груди у него тяжело ходило дыхание. Потом он сорвался на быструю речь, перескакивая между английским и арабским.
— Он говорит, — перевёл Карим, — что работает не напрямую на корпорацию. На подрядчика безопасности. Контракт через третью фирму. Название…
Он поморщился. — «Альтаир секьюрити консалтинг». Юридически они не связаны, но вы руками их людей уже работали в другом регионе.
Карим помедлил. — Приказ — забрать вас с порта и передать дальше. На другой машине. Там уже не наши проблемы. Формулировка… «минимизировать риск несанкционированных контактов после инцидента».
— Красиво, — сказал Пьер. — «Контакты».
Он провёл ладонью по лицу, смывая липкий пот. — То есть наверху решили, что проще убрать потенциально проблемного снайпера и его командира, чем жить с мыслью, что у них в поле ходят люди с хорошей памятью.
Маркус сжал пистолет сильнее.
— Спрашивай про связь, — сказал он. — Кто конкретно вышел на них. Не «Альтаир», а человек.
Том упрямо сжал губы. Пьер в этот раз не стал переигрывать. Просто поднял нож чуть выше, так, чтобы тот увидел, насколько рука спокойно держит сталь.
— Слушай, — сказал он тихо. — Я могу сделать тебе больно. Но не хочу тратить время. У нас, в отличие от тебя, ещё работа. А у тебя — выбор: уйти в землю с секретами или уйти с парой лишних часов жизни и возможностью когда-нибудь договориться со своей совестью.
Том дёрнулся, потом процедил имя. Не фамилию. Позывной, но узнаваемый: тот самый куратор по рискам из структуры, аффилированной с корпорацией. Карим перевёл, подтверждая, что слышал его уже раньше в других разговорах.
— Достаточно, — сказал Маркус. — Остальное мы сами допишем.
Секунду они смотрели друг на друга. В воздухе висел вопрос: что с ними делать дальше.
Пьер первым отступил.
— Маркус, — сказал он. — Пули тратить не буду. Тут и так шума было достаточно. Заберём телефоны, документы, бросим машину. Пусть потом корпорация сама разбирается, как два её подрядчика словили «координационную проблему» в порту.
Том дернулся:
— Вы не понимаете. Если вы нас отпустите…
— Если я тебя отпущу, — устало перебил его Пьер, — ты завтра придёшь ещё раз, только лучше подготовленный. А у меня нет лишнего времени играть в догонялки.
Он пожал плечами. — Был у тебя шанс жить на проценты и не лезть в эту работу. Ты выбрал иначе.
Выстрел прозвучал коротко. Маркус даже не смотрел в глаза, просто сделал то, что нужно было сделать, чтобы эта конкретная линия угрозы закончилась здесь, во вонючем складском дворе, а не на палубе «Гелиоса».
Водитель уже не шевелился: удар по виску и удар об панель сделали своё.
Они быстро и без суеты обыскали машину, забрали телефоны, документы, один планшет с логотипом подрядчика. Всё это Пьер запихнул в неприметный рюкзак.
На обратном пути к порту они шли пешком, через дворы, не привлекая внимания. Карим молчал, переваривая услышанное. Маркус думал о своём, взгляд был тяжёлым.
— Ну вот, — сказал Пьер после долгой паузы. — Теперь у нас не только память, но и железо. Если они продолжат играть с нами как с расходником, у нас будут аргументы.
Он улыбнулся, но без веселья. — А они уже решили, что проще нас убить. Значит, всё делаем правильно.
Маркус хмыкнул:
— Ты уверен, что хочешь в эту игру? Политика, интриги, шантаж. Это уже не твоя пустыня, это болото.
— Я не хочу, — честно ответил Пьер. — Но они сами тащили нас в это болото. А я не люблю тонуть молча.
Он устал. Устал от пыли, от дешёвых формулировок, от аккуратных лиц на экране. И именно от усталости его слова вчера на связи были такими ровными: больше не осталось сил на крик.
Теперь корпорация сделала ход. Попыталась тихо закрыть файл под названием «Пьер Дюбуа».
Файл оказался с защитой.
Порт гудел, как рой ржавых пчёл.
Краны скрипели, контейнеры стучали, дизели на причале рычали каждое по-своему. Воздух стоял тяжёлый, пах солярой, солью, гниющей рыбой и горячим металлом. «Гелиос» приткнулся к бетонной стенке, как усталый зверь: тросы натянуты, трап спущен, матросы суетятся, грузчики матерятся.
Пьер стоял у леера, курил и смотрел на всё это сверху, как на старый фильм, который видел сто раз. Внизу бегали люди, в руках у каждого было своё «очень важное сейчас». У него из важных остались только сигарета и ощущение, что пора бы уже решать, как он из всей этой истории выйдет живым.
Корпорация после той заварушки с авиацией стала слишком внимательной. Приказы приходили сухие, аккуратные, но между строк читалось одно: «Сделайте работу и не думайте. Особенно не думайте громко». Попытка «случайной» ликвидации через подставной крузак только подтвердила: сверху кто-то решил, что Шрам с Маркусом ходят слишком близко к грани.
Он затянулся ещё раз, бросил окурок вниз, посмотрел на часы.
— Дюбуа, — окликнул кто-то сзади.
Голос он узнал раньше, чем обернулся. Чуть глухой, уверенный, с этой расслабленной хрипотцой человека, который привык разговаривать и с генералами, и с бандитами одинаковым тоном.
Виктор Крид стоял у трапа, как будто только что сошёл с обложки журнала: светло-серый костюм, рубашка расстёгнута на верхнюю пуговицу, без галстука. Волосы всё такие же белёсые, глаза голубые, холодные, изучающие. Только вместо папки — планшет под мышкой и маленькая чёрная сумка на длинном ремне.
— Ты, сука, как всегда вовремя, — сказал Пьер, спускаясь ему навстречу. — Как ты вообще сюда пролез? Это же «режимный объект», великие корпоративные тайны и всё такое.
Виктор улыбнулся одним уголком рта.
— Дюбуа, если бы я не мог пролезть на обычный портовый причал, я бы давно сменил профессию, — сказал он. — У вас тут пересменка грузчиков и проверка документации. Идеальное время, чтобы к вам «зашёл представитель контрагента».
Они пожали друг другу руки. Крепко, коротко. Пьер почувствовал знакомый хват: тот же, что когда-то тянул его из московской жопы в легион, а потом из легиона — в частные войны.
— Слышал, у тебя весёлый тур по Красному морю, — сказал Виктор, глядя ему в лицо. — Пираты, авиация, партнёры, координационные проблемы. Прямо как в буклете, только без красивых картинок.
— В буклете хотя бы страховку честно прописывают, — усмехнулся Пьер. — Тут страховка у нас одна: кто первым успел лечь.
— Поговорим, — кивнул Крид на сторону. — Там, за контейнерами, тень есть. И уши поменьше.
Они сошли по трапу, прошли мимо мотающихся матросов и грузчиков, свернули за штабель синих контейнеров, за которыми портовой шум приглушился. Здесь пахло уже только раскалённым железом и пылью. Между контейнерами было прохладнее, и мир казался уже не таким громким.
Виктор достал из сумки металлическую флягу, протянул Пьеру.
— Вода, — сразу предупредил он. — Работаю.
Пьер сделал пару глотков, вернул.
— Ну, — сказал он, — выкладывай. Знаю тебя, Виктор: просто так ты не появляешься. Особенно в портах, где больше шансов получить нож в почку, чем нормальный кофе.
Крид чуть посерьёзнел.
— У меня для тебя две новости, — начал он. — Хорошая и честная.
— Начни с честной, — сказал Пьер. — Хорошие новости я сейчас плохо перевариваю.
— Честная в том, что ты официально стоишь в столбце «проблемные активы», — сказал Виктор. — После той истории с бомбой, после твоих тонких намёков на связь. Человек по имени, который сидит где-то между отделом рисков и службой безопасности, очень хотел бы, чтобы ты стал «трагической потерей в ходе операции».
Пьер кивнул. Ничего нового.
— Стараться начали уже, — сказал он. — Только у них руки кривые.
— Поэтому я здесь, — продолжил Крид. — Потому что кривые руки наверху создают рабочие места для таких, как я.
— И приходим мы к хорошей новости, — сказал Пьер. — Я всё ещё кому-то нужен?
Виктор чуть улыбнулся.
— Оказывается, да, — сказал он. — Есть структура, которая внимательно смотрит на то, как корпорация ведёт свои дела в этом регионе. И как она обращается со своими «расходниками». Им не нравится ни то, ни другое. Им нужен человек на борту, который сделает маленький, но важный шаг. А ему за это дадут то, чего у тебя давно нет.
— Секрет бессмертия? — хмыкнул Пьер.
— Нет, — сказал Виктор. — Иммунитет.
Слово прозвучало странно. Почти физически.
— От чего? — уточнил Пьер. — От пуль? От взрывов? От дурости начальства?
— От охоты, — сказал Крид. — Если дела пойдут так, как им кажется, корпорация скоро будет сильно занята тем, чтобы забрать свою жопу из огня. Не до того им будет, чтобы гоняться за парой лишних легионеров. Но только при одном условии: сначала нужен удар по нервной системе. Ты стоишь очень близко к одной из проводящих точек.
Пьер прислонился к контейнеру, скрестил руки.
— Давай конкретнее, — сказал он. — Я не люблю загадок. Особенно тех, которые начинаются словами «есть структура».
Виктор достал из сумки небольшую плоскую коробочку, размером с пачку сигарет. Открыл. Внутри лежал обычный на вид USB-накопитель в металлическом корпусе, без надписей.
— «Гелиос» старый, — сказал он. — У него главный сервер управления и логов с привязкой к центральным серверам корпорации. Связь не постоянная, но регулярная. Логи, отчёты, обновления протоколов, всё это крутится через одну шлюзовую машину в серверной.
Он поднял взгляд. — Ты сам мне рассказывал, как у них стоят компы. Старый железный шкаф, проводка времён динозавров, пароль от админки у половины экипажа на бумажке под клавой.
— Это изменилось, — сказал Пьер.
Виктор чуть вскинул бровь.
— Серьёзно? — спросил он. — Они внезапно наняли нормальных айтишников, поставили свежие фаерволы и забыли все свои привычки? Или просто покрасили шкаф?
Пьер усмехнулся.
— Шкаф точно тот же, — признал он. — Про остальное не знаю. Но будить зверя ради теории я не хочу.
— И не надо, — сказал Виктор. Он поднял флешку двумя пальцами. — Дело простое. Этот малыш мотивирован. Ему надо всего лишь один раз побывать в основном сервере. Система старая, он под неё заточен. Защита — музейная. Как только он окажется в нужном порту, он сделает своё дело. Дальше наша сторона включается уже вне корабля: по тем каналам, куда идут ваши логи.
Он чуть наклонился вперёд. — В сухом остатке: у корпорации начинаются большие проблемы с безопасностью и отчётностью. Некоторые письма и приказы всплывают в неожиданных местах. Некоторые счета оказываются заблокированы. Вся эта красивая машина начинает кашлять. И в этой кашляющей машине никому не до того, чтобы преследовать одного конкретного стрелка.
— Это твоя «хорошая новость»? — спросил Пьер. — Что я могу стать камнем, под который они носом упрётся?
— Нет, — сказал Виктор. — Хорошая новость в том, что я могу вытащить тебя из-под этого камня.
Он положил флешку обратно в коробочку, но не стал закрывать. — Если ты делаешь это, ты переходишь под другую крышу. Новые документы, новая легенда, новое место. Не сразу, не по щелчку. Но я знаю людей, которые умеют доводить такие вещи до конца. И да, я в этом деле не на стороне корпорации.
Пьер смотрел на флешку так, как человек смотрит на чужой пистолет: вроде и полезная штука, но всё равно чужая.
— Ты знаешь, что я не люблю «чужие крыши», — сказал он. — Слишком много лет работал под теми, у кого в уставе не было слова «совесть».
— Я не предлагаю тебе дружбу, — честно ответил Виктор. — Я предлагаю сделку. Они уже решили, что ты опасен. Разница только в том, будешь ли ты умершим опасным или живым. Живому иногда дают выбор.
Пьер промолчал. В голове крутились лица: Джейк на модуле, Маркус в кают-компании, Ричард с вечной папкой, Дэнни, который всё ещё пытался верить, что они здесь за «цивилизацию», а не за отчёты.
Корпорация уже раз пыталась поставить точку в его файле. Сделать им приятно и просто лечь — не входило в планы.
— Что конкретно от меня нужно? — спросил он наконец. — Без красивых слов.
— Попасть в серверную, — сказал Виктор. — У тебя есть повод? Есть. Ты снайпер, который несколько раз просматривал записи с камер и лог с радаров. После атаки, после инцидентов — тем более.
Он кивнул в сторону «Гелиоса». — У вас старший механик любит пить, системный техник — ленивый. Доступ к шкафу есть у дежурного и у того, кто умеет говорить уверенно. Ты умеешь. Заходишь, когда корабль стоит. Говоришь, что нужен доступ к видеозаписям для уточнения одного момента в последнем бою. Пока техник ковыряется в мониторе, у тебя остаётся десять секунд, чтобы воткнуть флешку в правильный слот. Всё. Никакого «миссия невыполнима». Обычный рабочий день.
— И что будет, если всё-таки кто-то окажется умнее, чем ты думаешь? — спросил Пьер. — И увидит, что в их древний шкаф кто-то засунул что-то левое?
— Тогда у них будет ещё один повод нервничать, — без тени юмора сказал Крид. — Но ты не идиот. Ты не будешь делать это в лоб, в час пик, при всех камерах.
Он вздохнул. — Слушай, Пьер. Я не собираюсь тебя уговаривать. Ты слишком стар для романтики и слишком трезвый для героизма. Просто посмотри на ситуацию. С этой стороны у тебя корпорация, которая уже расписалась в готовности потерять тебя. С другой — шанс выйти из-под её руки, слегка подпортив ей маникюр. Ты умеешь жить с чужой грязью на совести. С чужими легендами. С чужими приказами. Это не сильно добавит.
Пьер усмехнулся в сторону.
— Звучит, как диагноз, — сказал он.
— Это и есть диагноз, — кивнул Виктор. — Впрочем, ты всегда можешь вернуться на борт, честно отработать контракт и ждать, пока следующий «координационный сбой» накроет уже твою каюту. Тоже выбор.
Тишина между контейнерами была почти комфортной. Порт гудел вдали, но сюда долетало только эхо.
Пьер протянул руку, взял флешку из коробочки. Металл был холодный, лёгкий. Ничего особенного. Любая такая штука может содержать фотографии, фильмы, отчёты. Эта должна была нести чуть больше шума.
— Какие гарантии? — спросил он.
— Никаких бумажек, — сразу ответил Виктор. — Но я поставлю свою голову рядом с твоей. Если всё пойдёт, как надо, я свожу тебя с теми, кто умеет вытаскивать людей из таких историй. Если нет…
Он развёл руками. — Ну, значит, мы оба вляпались.
Пьер кивнул.
— Ладно, — сказал он. — Идёт. Но учти, Виктор: если ты меня кидаешь, я не буду писать жалобы. Я просто буду очень долго и внимательно тебя искать.
— Этого я от тебя и жду, — усмехнулся Крид. — И да, Пьер… Ты и так уже перешёл черту для них. Просто пока ещё не отметил это для себя.
Они пожали руки во второй раз. На этот раз рукопожатие было чуть дольше.
Серверная находилась в глубине нижней палубы, за двумя неприметными дверями и одной табличкой «Посторонним вход воспрещён», которую все давно перестали замечать.
Пьер стукнул костяшками в металл.
— Да, — отозвался изнутри голос.
Он вошёл, заранее приняв тот вид, который работал в любом армейском помещении: немного усталый, но уверенный. Внутри было жарко и шумно: вентиляторы гнали воздух, куда-то по полу шли жгуты кабелей, в углу жужжал старый кондиционер.
Главный шкаф действительно выглядел старше половины команды. Серая металлическая тумба, облупившаяся краска, на двери — наклейка когда-то модной фирмы. На столике возле неё стоял монитор и клавиатура, рядом валялась недопитая кружка с кофе цвета моторного масла.
За столом сидел лейтенант связи — худой, с сальными волосами, в наушниках. Наушники он снял только наполовину, повернувшись.
— Шрам, ты чего? — спросил он. — На прицел камеры жаловаться пришёл?
— На память, — ответил Пьер. — Слушай, ты же сохранял логи по той атаке? Где авиация нашу палубу посекла.
— Сохранял, — кивнул тот. — Что, хочешь себе на флешку записать, смотреть перед сном?
— Хочу понять, откуда они заходили по времени, — сказал Пьер. — У нас там кое-что не сходится по показаниям. Маркус попросил глянуть ещё раз. Там на записи момент, где ракета уходит вверх. Хочу сверить с тем, что видел через оптику.
Он немного наклонился вперёд. — Я не буду тебе железо трогать. Просто рядом постою, посмотрю. Минут пять.
Связист покрутил глаза.
— Ладно, хрен с тобой, — сказал он. — Всё равно сейчас синхронизация встала. Центр опять висит. У нас окно.
Он повернулся к монитору, забегал по меню. Пока тот ковырялся в логах и датах, Пьер шагнул чуть ближе к шкафу, как будто просто ищет удобное место, чтобы опереться.
Флешка была в кармане, между пальцами. Движение он репетировал в голове пару раз ещё наверху, пока шёл по коридору. Всего одно: прикоснуться к панели, «случайно» зацепить крышку маленького вспомогательного порта, который все считали мёртвым, и дать этой железке шанс.
Связист в этот момент ругался на видеоплеер, который не хотел проматывать кусок записи.
— Чёртова система, — бурчал он. — Сейчас… подождёшь секунду?
— У меня вся жизнь из ожидания, — ответил Пьер.
Он прислонился плечом к шкафу, как бы опираясь. Пальцы нащупали небольшой лючок сбоку, ниже уровня глаз. За время службы он сюда пару раз сам лез, когда им скидывали внешние логи на проверку. Лючок откинулся почти бесшумно. Пьер одной рукой чуть накрыл его, другой — быстрым, отработанным движением вставил флешку в разъём.
Щелчок почти не был слышен на фоне гудения вентиляторов. Маленький диод на корпусе мигнул один раз, другой. Где-то внутри шкафа что-то тихо щёлкнуло.
Связист ничего не заметил. Он был занят своей вечной войной с интерфейсом.
— Нашёл, — сказал он довольным голосом. — Вот момент, где птичка заходит. Смотри.
Пьер отошёл от шкафа, подошёл ближе к монитору, словно весь интерес действительно был там. На экране дрожала записанная картинка: палуба, траектория ракеты, вспышка, помехи.
Он видел это уже десятки раз в голове, но теперь смотрел с лёгкой дистанцией. Главное сейчас было другое: отвести внимание.
— Стопни вот здесь, — попросил он. — Где трассер ещё не ушёл вверх. Видишь? Тут уже поздно было. Даже если бы они скорректировали…
Пока они обсуждали траекторию и секунды, маленький металлический «мальчик» в недрах шкафа делал своё. Пьер не слышал ни его тихой работы, ни того, как по внутренним каналам пошёл лишний трафик. Ему это и не нужно было слышать. Его работа заключалась в том, чтобы флешка оказалась там, где надо, и не привлекла внимания.
Через пару минут диод мигнул ещё раз и погас. Пьер краем глаза заметил это движение. В нужный момент он снова «по привычке» привалился плечом к шкафу, как будто просто менял позу, и таким же быстрым движением извлёк флешку, снова прикрыв порт рукой.
— Ну и зачем ты это всё смотришь? — спросил связист, отключая запись. — Оно тебя успокоит?
— Нет, — сказал Пьер. — Но помогает не забывать, кто на кого тут навёл.
Он сунул флешку обратно в карман. Она выглядела так же, как несколько минут назад, только внутри неё теперь жило что-то, что уже успело разойтись дальше, по линиям связи, к серверам, к тем, у кого всё ещё было время считать деньги и не считать людей.
— Спасибо, — сказал он. — Если что, Маркусу скажу, что ты был паинька и всё показал.
— Маркусу лучше скажи, что мне пора выделять нормальную машину, — отозвался связист. — А то мы тут воюем на музейных экспонатах.
Пьер усмехнулся, вышел в коридор. Металл под ногами глухо звенел. Корабль жил своей обычной жизнью: где-то ругались, где-то смеялись, где-то сидели и считали, сколько ещё осталось до конца контракта.
Внутри у него было странное чувство. Не победы — глупо было бы о ней думать. Скорее, тихого щелчка: ещё одна грань повернулась. Он сделал то, чего от него точно не ожидала корпорация. И то, на что очень рассчитывал старый вербовщик с белёсыми волосами.
Вечером, когда «Гелиос» снова вышел в море, надстройка звенела от ветра, а на мачте лениво хлопал флаг компании. Где-то далеко по линии связи первые странные пакеты уже стучались в центральные серверы. Люди, которые привыкли смотреть на мир через таблицы и диаграммы, скоро увидят на своих мониторах что-то не по плану.
Пьер стоял на палубе, курил и думал о том, что теперь его файл точно перестанет быть просто строкой в чужой базе. Хотели они того или нет, кто-то наверху только что получил проблему с фамилией «Дюбуа».
И где-то в тени контейнеров другого порта Виктор Крид, возможно, тоже смотрел на свой планшет и делал пометки. Игра продолжалась. Просто теперь у Шрама в руке появился не только прицел, но и тонкий рычаг, который давил не на спуск, а на чужие нервы.
Контракт закончился не выстрелом и не взрывом.
Контракт закончился конвертом.
Его принёс Ричард. Нашёл Пьера на палубе, у леера, где тот сидел с кружкой мерзкого корабельного кофе и лениво наблюдал, как порт крутит свою вонючую карусель. Гудки, мат через каждые два слова, кран швыряет железо одно на другое, чайки орут, собаки шарятся между контейнерами, внизу кто-то спорит до хрипа.
— У нас, кажется, каникулы, — сказал Ричард вместо приветствия.
— Нас окончательно всех убили? — не оборачиваясь, отозвался Пьер. — На этот раз официально?
— Почти, — Ричард потряс конвертом. Плотный, белый, с логотипом корпорации и парой сочных штампов. — Прислали сверху. Лично на тебя. И общая телеграмма по группе.
— Открывай, — Пьер сделал глоток, поморщился. — Ты у нас главный по бумажному садизму.
Ричард аккуратно вскрыл конверт, пробежался глазами по тексту. Лицо у него изменилось: злость, недоверие и что-то вроде сдавленного смеха.
— Ну? — спросил Пьер. — Там что, приглашение на корпоратив?
— Поздравляю, Дюбуа, — сказал Ричард. — Ты свободен.
Он протянул лист. Пьер читал не торопясь, цепляясь за каждое слово. Всё знакомо: корпоративный язык, гладкий, как линолеум в офисном коридоре. «В связи с пересмотром операционной стратегии…», «досрочное расторжение индивидуального контракта…», «выплата полной суммы вознаграждения плюс неустойка…», «претензий сторон нет, рекомендации к дальнейшему сотрудничеству отсутствуют».
— Полная неустойка, — повторил Пьер. — До конца срока.
— И бонусы, — кивнул Ричард. — Всё, что они тебе должны были за «горячие контакты», тоже закрыли. На счёт уже ушло.
— Просто так, — уточнил Пьер.
— Угу, — Ричард коротко усмехнулся. — Просто так. Девяносто процентов мира за такие деньги годами судятся. А тебе их аккуратно складывают в кучку, вежливо улыбаются и показывают на выход.
— А группу? — Пьер сложил лист пополам, провёл пальцем по сгибу. — Нас всех.
— Группу расформировывают после этого цикла, — вздохнул Ричард. — Контракт уходит другой конторе. Маркусу предложили посидеть в советниках — он послал их лесом. Остальные — кто хочет, остаются, кто хочет, валит. Но ты у них отдельной строчкой. Личное расторжение.
Он посмотрел на Пьера пристально:
— Короче, тебя из списка рисков решили вычеркнуть не похоронкой, а деньгами.
— Щедро, — сказал Пьер. — Если корпорация так платит, значит, где-то ей пробило дно.
Ричард хмыкнул:
— Иногда не одно.
Он помолчал, подбирая слова:
— Я не знаю, что ты там сделал с их серверами. И, честно, знать не хочу. Но совпадения какие-то слишком стройные. Сначала «координационная ошибка». Потом странные письма. Теперь вот это.
Он чуть качнул конвертом. — На твоём месте я бы радовался, что тебя выпускают через парадный вход. Пока через парадный.
— Радуюсь, — сказал Пьер. — Просто, когда меня гладят по голове и дают много денег, у меня обычно затылок чешется. Профессиональная деформация.
Вечером он сидел в портовом баре, который назывался «Оазис» и выглядел так же убого, как все «Оазисы» планеты. Облупленные стены, липкий пол, телевизор в углу показывает футбол без звука, стойка из потемневшего дерева, за ней бармен с лицом, которое давно всё поняло и давно перестало удивляться.
Пьер пил местное пиво — тёплое, мутное, но с алкоголем — и смотрел на цифры в телефоне. Счёт выглядел как шутка: аккуратные нули, жирная сумма. С такими деньгами можно было честно исчезнуть из войн на пару лет, а при желании и навсегда. Если очень постараться не лезть туда, где шумно.
— Значит так, — пробормотал он. — Сначала они пытаются меня убить. Потом платят, как дорогому адвокату, и говорят: «Спасибо, что были с нами, заходите ещё».
Он сделал большой глоток. — Логика уровня штабного гения: «Мы всё просчитали, а потом пошло как всегда».
Дверь скрипнула. Пьер машинально глянул в зеркало за стойкой. В отражении, среди неона и бутылок, знакомый силуэт.
Высокий, плечистый, светлые волосы. Голубые глаза, которые влетают в зал и сразу расставляют всех по полочкам. Костюм, с которого будто сам собой осыпался песок. Плечи расслаблены, походка человека, который бывал и не в таких дырах.
Виктор Крид бесцеремонно занял табурет рядом, как будто его тут и ждала табличка с фамилией.
— Не ожидал увидеть тебя в таком культурном заведении, — сказал он, кивнув бармену. — Думал, ты где-нибудь в борделе празднуешь свободу.
— Моя свобода слишком подозрительная, чтобы её праздновать, — отозвался Пьер. — Похоже на ситуацию, когда тюремщик сам выносит твои вещи и провожает до ворот. И слишком сильно улыбается.
— Не всем заключённым так везёт, — усмехнулся Виктор. — Пиво местное?
— Вода из-под крана с пеной, — сказал Пьер. — Но бьёт в голову. Что ты здесь делаешь, Крид? Случайно оказался в радиусе четырёх тысяч километров?
— Я обычно случайно оказываюсь там, где мне надо, — спокойно ответил Виктор. — И иногда там, где надо тебе.
Он кивнул на телефон у Пьера под рукой: — Деньги дошли?
— Дошли, — Пьер погасил экран, положил аппарат на стойку. — Вот это меня и напрягает. Если бы решили меня добить — поверил бы. Логично. А тут сначала охота, потом щедрые выплаты. Слишком заботливо для тех, кто меня списал.
— Это не забота, — покачал головой Виктор. — Это зачистка. Чтобы когда начнётся настоящий бардак, ни один юрист не мог сказать: «Да, он до сих пор на нас работает». Формально ты чист: всё выплатили, претензий нет. Завтра что-нибудь всплывёт — всегда можно развести руками: «Этот человек с нами не связан».
— Удобно, — сказал Пьер. — Для них.
Бармен поставил перед Виктором бутылку, отступил.
— Ты не спрашиваешь, что дальше, — заметил Крид.
— Потому что сам могу прикинуть, — сказал Пьер. — Вариант первый: я валю в тихую жопу мира без экстрадиции, живу на кэш, пью, рыбачу, делаю вид, что войны больше не существует. Вариант второй: какой-нибудь умный дядя решает, что я слишком много знаю, и аккуратно выковыривает меня из этой жопы. Вариант третий…
— Вариант третий, — перебил Виктор, — ты не успеваешь добраться до своей жопы. По пути случается «обычный криминал». Нападение, авария, перестрелка в баре. Твою статистику кладут в папку «бывший наёмник, сам напросился».
Он глотнул пива. — На твой счёт деньги всё равно пришли. Красиво.
— Успокоил, — хмыкнул Пьер. — Это ты сейчас честный или добрый?
— Это я подбираюсь к сути, — ответил Виктор. — Тебе повезло, Шрам. Ты превратился в чужую проблему.
Он чуть наклонился. — Корпорация — не единственная, кто рисует карту Красного моря, пиратов и Зоны. Есть ребята, которые смотрят на ту же территорию, но другими цветами. И интересуют их не контракты.
— Сейчас начнётся, — вздохнул Пьер. — Тайные ордена, масоны, инопланетяне.
— Ты сам видел Зону, — напомнил Виктор спокойно. — Не изображай из себя скептика. Ты просто ненавидишь тех, кто пытается описать всё пунктами и регламентами.
Зона всплыла сама. Запах выжженного металла, свет, который не должен так ломать тени, люди с глазами, в которых слишком много пустоты. И потом отчёты: «несанкционированный выброс», «локальное ЧП», «фактор среды».
— Говори нормально, — сказал Пьер. — Кто тебя сюда прислал? Только не вздумай сказать: «Я пришёл сам, от чистого сердца».
Виктор поставил бутылку, переплёл пальцы.
— Есть при ООН одна свалка, — начал он. — На бумаге — исследовательский и координационный центр по нестандартным угрозам. В реальности — помесь антитеррористического отдела, людей по ЧС и тех, про кого в Нью-Йорке предпочитают не вспоминать вслух.
Он сделал глоток. — Внутри этой свалки есть маленький, но очень зубастый угол: двадцать восьмой отдел. Без герба, без лозунга. Официально его почти не существует. Неофициально он выезжает туда, где мир ведёт себя не как положено, и делает так, чтобы это не попало в новости.
Пьер посмотрел на него прищурившись:
— Ты это сейчас серьёзно? Или проверяешь, сколько я уже влил в себя этой бурды?
— Серьёзно, — кивнул Виктор. — Климат поехал, войны тасуют границы, люди копают в тех местах, куда их не просили. Много старого дерьма всплывает. В том числе того, что не впихнуть ни в один «учебник по биологии».
— Гули, вампиры, оборотни, — скептически перечислил Пьер. — Из этого набора?
— И они тоже, — спокойно подтвердил Виктор. — Плюс то, чему названия пока подбирают.
Он встретился с ним взглядом. — Ты правда думаешь, что все твои странные командировки — в тех африканских дырках, в Зоне, на Балканах — были просто хаосом? Нет. За тобой давно смотрят. За тем, как ты реагируешь, когда реальность ломается. Ты не впадаешь в истерику, не лезешь с молитвой, не бежишь к психиатру. Просто делаешь свою работу. Таких немного.
Пьер поставил бутылку, разглядывая стекло.
— И что, двадцать восьмой отдел реально бегает по миру с крестиками и осиновыми кольями? — уточнил он. — А ты, получается, у них кадровик?
— Почти, — усмехнулся Виктор. — Официально я всё тот же вербовщик, который подбирает солдатам новую войну, когда старая кончилась. Неофициально последние пару лет я передаю наверх тех, кто годится не только против людей.
Он кивнул Пьеру. — И да, Шрам. Контракт с корпорацией разорвали не просто из благородства. Тебя выкупили. Теперь ты приписан к двадцать восьмому отделу.
— Прекрасно, — сказал Пьер. — Кто у меня начальник? Архангел Михаил, чёрт из табакерки или очередной полковник с пузом и графиком совещаний?
— Начальник у тебя один, — серьёзно ответил Виктор. — Любая цель, которая не должна дожить до рассвета. Всё остальное — бумага и подписи.
Он допил пиво и поставил бутылку. — База у отдела сборная: несколько стран, несколько флагов. Но юридически всё это висит на ООН. Так удобнее: можно и глаза закрыть, и деньги проводить.
— И чем я там должен заниматься? — спросил Пьер. — Дай угадаю, не сильно напрягаясь. Охотиться на нечисть.
— Наконец-то мы друг друга понимаем, — кивнул Виктор. — И времени у нас немного.
Он достал из внутреннего кармана тонкий жёсткий конверт, положил между бутылками. — Тут твои новые документы. Удостоверение консультанта по безопасности при одной рабочей группе, легенда под него, пара виз. И маршрут.
Пьер приподнял край конверта. Внутри лежала синяя корочка с эмблемой ООН и крошечным, почти невидимым тиснением «28». Рядом — пластиковая карта, распечатки.
— Куда? — коротко спросил он.
— Для начала — Япония, — ответил Виктор. — Одна американская база, официально «совместный тренировочный центр». Там тебя оформят, прогонят через врачей, психиатров, инструкторов, покажут, чем ещё можно убивать помимо старой доброй М4.
Он на секунду задумался. — А потом у тебя первая командировка. Бангладеш. Дельта Ганга. Клан гулей, который за последние месяцы поднял статистику пропавших без вести до уровня, который уже не спрячешь за словом «криминал».
Пьер усмехнулся одними губами:
— Гули. Прям так и написано в задании? «Ликвидировать клан гулей»?
— В задании написано по-умному, — ответил Виктор. — «Группа лиц, предположительно причастных к систематическим нападениям и расчленениям, с устойчивой толерантностью к инфекциям, подозрение на неклассическую форму каннибалистического культа».
Он чуть развёл руками. — Но все всё равно говорят «гули». По зубам, по привычкам, по тому, как они любят охотиться ночью.
— И ты правда думаешь, что я в это поверю? — спросил Пьер. — После всех лет, когда я стрелял в людей. В очень плохих людей, но людей. А ты сейчас предлагаешь мне официально охотиться на городские страшилки.
— Я не прошу верить, — покачал головой Виктор. — Я предлагаю съездить и посмотреть. Ты же из тех идиотов, которые всегда лезут туда, где нормальные уже бегут в обратную сторону.
Он глянул в темноту за окном, где мерцали огни порта. — Мир всё равно съезжает с катушек. Вопрос в том, хочешь ли ты просто бегать от чужого безумия или работать с теми, кто хотя бы пытается держать его на поводке.
Пьер помолчал, допивая пиво. Потом аккуратно поставил пустую бутылку.
— Ладно, — сказал он. — Ты хотя бы не стал вешать лапшу про «служение человечеству». Формулировка «нам нужно, чтобы это дерьмо не вылезло на телеэкраны» звучит честнее.
Он поднял конверт. — Африка, Зона, Красное море… Чёрт с ним. Добавим ещё одну странную войну в коллекцию.
— Отличный слоган, — кивнул Виктор. — «Ещё одна странная война».
— Только не вздумай назвать меня избранным, — предупредил Пьер. — Я за такие слова обычно бью в лицо.
— Ты не избранный, — спокойно ответил Крид. — Ты просто до сих пор жив. А в нашем бизнесе это уже квалификация.
Вылетели через сутки.
Пока команда прожигала свои остатки и спорила, кто куда свалит, Пьер уже таскал сумку по военному сектору небольшого, но зубасто охраняемого аэродрома. Никаких duty free, никаких счастливых туристов. Пара людей в гражданском, пара в форме, короткие команды, проверка документов, холодные взгляды.
Военный борт шёл не прямой линией, сначала был промежуточный пункт, потом уже Япония. Для Пьера всё сливалось в привычный набор: тесный салон, запах керосина и пота, монотонный гул двигателей, серые кресла, люди, которые умеют засыпать с пристёгнутыми ремнями и просыпаться по одному щелчку.
Виктор почти весь полёт молчал, листал на планшете какие-то файлы. Иногда бросал короткие реплики, но никакой болтовни. Главное они обсудили в баре.
Когда самолёт пошёл на снижение, Пьер посмотрел в иллюминатор. Внизу тянулась ровная светлая линия берега, аккуратные прямоугольники домов, ровные полосы дорог. Никакой пыли, никакого хаоса. Всё как на картинке.
База встретила их по учебнику.
Бетонная полоса, фонари ровными рядами, вдали темнеют ангары. На флагштоке — звёздно-полосатый, рядом — голубой флаг ООН. Чуть поодаль — щит без надписи, только круг с похожей на цифру 28 эмблемой, стилизованной под перекрестие прицела.
Воздух влажный, тяжёлый, но не душный, пахнет океаном и керосином. Где-то тарахтят генераторы, по перрону ползёт маленький тягач с тележкой, солдаты перекрикиваются на своём упрощённом английском.
— Добро пожаловать в цивилизацию, — сказал Виктор, вставая в проход. — В её специфическом издании.
— Япония, база США, отдел ООН, охота на гулей, — перечислил Пьер. — Если бы мне десять лет назад сказали, что это будет частью моей служебной характеристики, я бы советовал этому человеку меньше пить и больше спать.
— Десять лет назад тебя тоже отправляли не туда, где спокойно, — напомнил Крид. — Просто тогда в приказе писали «стабилизация ситуации». Сейчас будут писать «контроль нестандартных угроз». Суть одна и та же: ты идёшь туда, где никому не хочется быть.
Они спустились по трапу. К ним уже шёл человек в форме без знаков различия, с планшетом и лицом человека, который привык встречать странные рейсы и ещё более странных пассажиров.
— Мистер Дюбуа, — сказал он по-английски, сверяясь со списком. — Добро пожаловать. За вами закреплён жилой модуль. Завтра — медкомиссия, психотесты и вводный брифинг по двадцать восьмому отделу.
Пьер на секунду задержал взгляд на океане. Вдалеке, за бетонными границами, чернела полоска воды. Обычное море. Оно не знало, что где-то к юго-западу по нему всё ещё ползут суда под флагом корпорации, которой он аккуратно сломал пару нервов.
— Красное море, — тихо сказал он себе, — закончится здесь.
Он подхватил сумку, закинул на плечо и пошёл следом за Виктором к зданию с голубым флагом.
Где-то в штабах Бангладеш уже рисовали на карте новые точки исчезновений. Где-то в Нью-Йорке дежурный механически ставил визы на документы, не вчитываясь в слово «неклассифицированное». Где-то на серверах бывшей корпорации плавали странные ошибки в логах, и кто-то аккуратно называл их «аномалией».
А у Шрама начиналась новая война. Не с пиратами и не с корпорациями. С тем, что раньше рассказывали в страшных сказках, а теперь стояло в служебных записках.
Эпилог третьего тома не заканчивался героическим боем и красивой смертью. Он заканчивался дверью, которая тяжело закрылась за Пьером в коридоре американской базы, и короткой фразой Виктора:
— Привыкай, Пьер. Теперь в прицеле у нас не только люди.
КОНЕЦ