Шрам: Красное Море

Глава 16

К портовой кромке они пришли под утро.

Небо ещё не стало по-настоящему светлым, просто потемневшая за ночь чернота посерела, превратилась в вязкий, мутный воздух. Порт лежал впереди низкой линией кранов и мачт, огни жёлтым россыпью дрожали на воде. Волна здесь была тяжелее, отработанная, смешанная с мазутом и сточкой: море под ногами переставало быть морем и становилось большой грязной лужей вокруг железа и бетона.

Катер шёл на малых оборотах. Двигатели гудели ровно, как уставший зверь, который уже знает, что кормёжка рядом. Люди тоже двигались как звери после забоя: медленно, по инерции, на одном упрямстве. Ночь выжгла из них всё, что могло гореть.

Пьер стоял у борта, держась за поручень, и смотрел, как порт растёт, толстее, набирает детали. Сначала это были просто пятна света. Потом прорисовались крытые ангары, штабели контейнеров, краны, похожие на скелеты каких-то древних зверей. Потом стало видно и то, что раньше не бросалось в глаза: новые мачты камер, свежие заборы, белые будки с тонированными окнами.

— Нас встречают, — сказал рядом Михаэль, не отрывая взгляда от причала.

— Мы же герои, — хрипло отозвался Джейк. — Сейчас нам грамоты выдадут. И бесплатный кофе. И купон на один бесплатный суд.

— Бесплатный суд тебе не понравится, — заметил Рено. — Там кофе обычно не подают.

Трэвис зевнул, растягивая рот до хруста в челюсти, и потёр шею.

— Слышь, если они решили нас арестовать, — сказал он, — пусть сначала дадут поспать. А потом уже наручники. Я хотя бы высплюсь перед камерой.

— Не думают они о твоём имидже, — ответил Пьер. — У них свои заботы.

На причале уже стояла группа. Не просто портовые — это чувствовалось сразу. Несколько в камуфляже, с оружием. Пара в тёмно-синих рубашках с нашивками местной береговой охраны. Трое в гражданском, но с таким видом, что сомнений не было: начальство. Костюмы, светлые рубашки, тёмные очки, несмотря на ранний час. Чуть поодаль — белый внедорожник с логотипом корпорации и ещё один, без опознавательных знаков.

Маркус вышел на верхнюю палубу, щурясь. Сигарета в зубах, лицо жёсткое. Он смотрел не на порт, а на людей. Считывал позы, расстояния, жесты. Профессионал всегда сначала считает стволы и взгляды, а уже потом вывески.

— Шоу начинается, — тихо сказал он.

Катер коснулся борта, швартовые полетели на причал. Бросовые портовые парни ловко закинули их на тумбы, закрепили. Трап бросили быстро, по-рабочему. Никто не суетился — наоборот, чувствовалась какая-то выученная плавность, как будто этот момент сами ждали.

— Оружие оставить в пирамиде, — сказал Маркус, развернувшись к своим. — Всё. Без исключений. Даже любимые ножики.

— У меня все ножики любимые, — проворчал Трэвис.

— Значит, всем будет больно, — ответил командир. — Но ты справишься.

В оружейном отсеке царил аккуратный хаос. Пулемёт Рено, винтовка Пьера, автоматы, пистолеты, магазины в пластиковых ящиках. Руки двигались по привычке: разрядить, проверить, сложить. Металл звенел сухо, устало.

Пьер задержался на секунду, положив винтовку в ячейку. Пальцы машинально проверили затвор, спуск, ремень. Винтовка была чистой, ухоженной, как всегда. На ней не было крови, криков, дыма. Всё это оставалось на совести того, кто держал её в руках.

— Не переживай, — сказал сзади голос Джейка. — Вернут тебе твою игрушку. Может быть. Если им понравится твой почерк.

— Если не понравится, — ответил Шрам, — ей будет всё равно. Она переживёт нас всех.

Они сдали оружие, сдали запасные магазины, даже индивидуальные аптечки записали в журнал. Ричард следил за процессом внимательно, отмечал что-то в планшете.

— Стандартная процедура после инцидента, — произнёс он, словно комментатор. — Всё оружие опечатается до завершения разбора. Личные вещи вы пока оставляете при себе, но телефоны…

— Телефонов у нас нет, — перебил его Джейк. — У нас их отжали ещё на первом контракте, помнишь?

— Я о любых устройствах связи, — поправился координатор. — Радиостанции, спутниковые трекеры, ноутбуки. Всё в сейф. Потом получите.

— Живыми или как есть? — спросил Рено.

Ричард сделал вид, что не расслышал.

На выходе с катера их уже ждали. Старший в форме береговой охраны шагнул вперёд, когда Маркус спустился по трапу. Невысокий, сухой, с серыми усами и внимательными глазами. Погоны в идеале, ботинки начищены, как будто он не из Африки, а из парадного строя где-нибудь в Европе.

— Капитан Тейлор? — спросил он по-английски.

— Да, — кивнул Маркус. — Командир группы охраны конвоя.

— Командир сектора безопасности порта, — представился тот. — До окончания расследования вы и ваша команда будете находиться на территории базы. Вам обеспечат размещение, питание и…

Он на секунду поискал нужное слово.

— И участие в процедуре выяснения обстоятельств.

— Прямо по-русски сказал, — пробормотал Пьер себе под нос. — Участие в процедуре.

— Мы не возражаем, — вслух сказал Маркус. — Пока это не мешает выполнению задач по контракту.

— На ближайшие двое суток все выходы в море с вашим участием будут приостановлены, — вмешался один из гражданских в костюме. Английский у него был ровный, с лёгким британским налётом. — Это требование не только корпорации, но и страховщиков, и местных властей.

Он улыбнулся так, что сразу было понятно: улыбка на лице, зубы в чужом горле.

— Я уверен, вы понимаете.

— Я понимаю, что кто-то хочет, чтобы мы сидели тихо и не мешали им договориться, кто сколько выплатит кому, — спокойно сказал Маркус. — Но делать вид не буду.

Гражданский чуть дёрнул щекой, но улыбку не убрал.

— Мы все хотим одного и того же, капитан, — сказал он. — Стабильности.

Он перевёл взгляд на остальных.

— Ваши люди будут временно размещены в жилом блоке «Си-три». К ним будет доступ только у уполномоченных лиц: медиков, следственной группы и представителей компании. Прошу отнестись с пониманием.

— А если без дипломатии, — тихо сказал Джейк, наклонившись к Пьеру, — нас запирают в клетку, пока они решают, стрелять ли в неё или просто показывать пальцем.

— Не драматизируй, — ответил Шрам. — Пока нас даже не обыскали как следует.

Через пять минут их обыскали как следует.

Временный КПП устроили прямо у выхода с пирса. Стол, несколько пластиковых ящиков, металлоискатель. На стульях двое в серых рубашках безопасности, на плечах у обоих радиостанции, на поясе короткие дубинки. Осматривали не как преступников — как груз. Тщательно, но без лишних эмоций.

— Пустой, — механически повторял один, заглядывая в разгрузки и поясные сумки. — Телефоны, флешки, любые записи, камеры, носимые регистраторы.

С Пьера сняли гарнитуру, забрали маленький диктофон, который он таскал больше по привычке, чем по нужде. Джейк расстался с любимым складным ножом, спрятанным в ботинке; охранник нашёл его за тридцать секунд, даже не торопясь.

— Ты хорош, — сказал Джейк, когда тот поднял нож между двумя пальцами.

— Ты хуже, — ответил тот. — Слишком очевидно.

Трэвиса попросили снять цепочку с шеей, хотя на ней не было ничего, кроме крестика. Тот чуть не взвился.

— Слышь, это не оружие, — сказал он, повернувшись к охраннику. — Это, мать его, символ.

— Символ слишком тяжёлый, — сухо ответил тот. — Если ударить по затылку, будет травма. Положи в коробку, получишь назад.

— Не спорь, — вмешался Маркус.

Трэвис сплюнул в сторону, но цепочку снял. Положил в ящик, глядя так, будто в него скинули кого-то живого.

Хортона, который шёл чуть позади, тоже остановили, но с ним обращались осторожнее. У него в руках было письмо с логотипом клиента, и двое из гражданских, увидев его, сразу смягчились.

— Мистер Хортон, — сказал один, — для вас уже подготовлено помещение для работы. Нам нужно будет также снять копии с ваших записей, но доступ к материалам останется у вас.

— Разумеется, — кивнул тот. — Я здесь именно за этим.

Он бросил короткий взгляд на Пьера. В нём было что-то вроде неловкого сочувствия. Как у врача, который знает, что сейчас будет резать живьём, но искренне считает, что так надо.

После КПП их погнали по территории, как организованную экскурсию, только без экскурсовода. Бетонные дорожки, заборы с колючкой, контейнеры, ангары, куча всякого железа. Утро уже по-настоящему наступило, солнце вылезло из-за крыши, хозяйски наваливаясь жарой. Пот пошёл по шеям и спинам, но никто не жаловался. Жаловаться было некому и незачем.

Жилой блок «Си-три» оказался длинным прямоугольным зданием в два этажа, выкрашенным в унылый бежевый. Окна с решётками, двери металлические, внутри — запах дешёвого моющего и давно не проветривавшегося кондиционера. На входе — опять охрана, уже без улыбок.

— Медосмотр, — объявил один из людей в костюме. — Стресс-протокол. Нужно зафиксировать состояние каждого сразу после инцидента. Это в ваших же интересах.

— В наших интересах сейчас душ и кровать, — тихо заметил Рено. — Всё остальное потом.

— Душ будет после, — пообещал тот. — Кровати тоже.

Он повернулся к Маркусу.

— Начнём с вас и стрелка. Остальные — в комнате ожидания.

Комната ожидания была бывшей столовой. Столы, стулья, какой-то автомат с водой в углу. Окна закрыты жалюзи, свет шёл из ламп. В углу телевизор без звука, на экране уже бегущая строка: что-то про пожар в Красном море, кадры с дрожащей картинки какого-то рыбака.

Джейк уставился на экран, потом отвернулся.

— Быстро, — сказал он усмехаясь. — Даже пуля не успевает так быстро, как эти.

— Видео с телефонов скинули на берег ещё до того, как пожар потух, — сказал Карим. — Там всегда кто-то снимает. Всегда.

— Хоть кто-то делает свою работу быстрее нас, — пробурчал Трэвис.

Пьера увели в отдельный кабинет. Узкая комната, стол, два стула. На стене — камера под потолком, красный огонёк. За столом уже сидел человек в белом халате, поверх которого была надета та же серая жилетка безопасности. Медик и надсмотрщик в одном флаконе.

— Садитесь, — сказал он, кивая на стул напротив. — Мы начнём с простого. Пульс, давление, зрачки, базовые параметры. Потом пару вопросов по поводу самочувствия, сна, реакции. Это стандартный стресс-скрининг.

— Угу, — сказал Пьер, садясь. — А камера для чего? Чтобы посмотреть, как у меня бегают зрачки?

— Камера для фиксации процесса, — ровно ответил тот. — Чтобы никто потом не говорил, что мы что-то придумали.

Он достал тонометр, манжету.

— Руку, пожалуйста.

Пьер протянул руку. Манжета сжалась, воздух зашипел. Медик смотрел на циферблат, потом на лицо Шрама.

— Давление в норме, — сказал он. — Пульс чуть повышен, но в рамках допустимого для такой ситуации. Зрачки…

Он светанул фонариком в глаза.

— Нормальная реакция. Травм, жалоб нет?

— Пощупай, может, найдёшь, — сказал Пьер. — Сам не заметил.

Тот не усмехнулся.

— Бессонница, навязчивые мысли, приступы паники, — продолжал он чеканить. — Были раньше? Есть сейчас?

— Я восемь лет был в легионе, — ответил Шрам. — После этого паника — это роскошь. Сплю, когда дают. Думаю, когда не стреляют. Всё остальное в пределах нормы.

Медик сделал пометку. Потом поднял глаза.

— Скажите, — сказал он, — когда вы нажимали на спуск, вы сомневались?

Пьер посмотрел на него, потом медленно перевёл взгляд на камеру под потолком.

— Это тоже стресс-скрининг? — спросил он.

— Это часть общей картины, — сказал тот. — Мы должны понять, в каком состоянии вы принимали решение. Это важно для дальнейшей оценки.

— Для чьей? — уточнил Пьер. — Для вашей? Для их? Для того, кто будет писать отчёт, как я «ошибся в оценке условий»?

Тот выдержал паузу.

— Для всех, — сказал он. — Включая вас. Через год, через три, когда вы будете вспоминать.

Он снова взглянул на бумагу.

— Вы можете не отвечать, если не хотите. Но тогда это тоже пойдёт в запись.

Пьер на секунду прикрыл глаза. Перед ним всплыло лицо того с РПГ. Даже не лицо — пятно, силуэт, стойка. Потом — вспышка, огонь, серое судно, которое вдруг стало красным.

— Я сомневался до того, как поднял винтовку, — сказал он наконец. — Сомневался все двадцать лет. Каждый раз. Это часть работы. В момент, когда я нажимаю, я уже не сомневаюсь. Если сомневаешься на спуске — лучше отдай винтовку тому, кто не сомневается.

Медик кивнул, сделал запись.

— Понятно, — сказал он. — Это всё, что я хотел услышать.

Когда он вышел из кабинета, коридор показался чуть уже, чем раньше. На дверях висели таблички: «Интервью», «Медицина», «Служебное». У каждой — по человеку в серой форме. Не в открытую тюрьма. Просто место, откуда не очень хочется выпускать тех, кто может испортить цифры в отчёте.

Маркус стоял у окна, опершись плечом о стену. Курить внутри запрещали, поэтому он просто жевал невидимую сигарету. Лицо каменное.

— Ну? — спросил он.

— Жив, — сказал Пьер. — В рамках протокола.

— Протоколу похуй, жив ты или нет, — сказал Маркус. — Ему важно, чтобы галочки стояли в нужных клетках.

Он посмотрел на него.

— Дальше хуже будет, Шрам. Медики — это ещё херня. Потом придут те, у кого в глазах не кровь, а Excel.

Пьер пожал плечами.

— Ты же знаешь, — сказал он. — Я не против Excel. Я просто не люблю, когда меня туда вписывают как «ошибка».

В конце коридора хлопнула дверь. В комнату ожидания вошёл человек в дорогом костюме, с тонкой папкой в руках. За ним — ещё двое, попроще. На короткий момент все разговоры в столовой стихли.

— Ну вот, — сказал Маркус. — Пришли те, кто будет решать, как из нашего ада сделать чужую презентацию.

И где-то на краю этого весёлого спектакля Пьер вдруг ясно почувствовал: та ночь, с огнём и криками, была только половиной истории. Вторая половина начиналась здесь, в бежевой коробке с кондиционером и камерами. И в ней стрелять придётся по другим целям.

Кабинет был таким, каким и должен быть кабинет, где людей раскладывают по строкам: слишком чистым.

Белые стены, серый стол, два стула напротив, третий сбоку. Под потолком — квадрат камеры, в углу — чёрная коробка кондиционера, из которой дул вялый, но холодный воздух. На столе стояла бутылка воды, пластиковый стакан и аккуратная стопка бумаги. Поверх стопки — диктофон, красная лампочка горела, не мигая.

Пьера завели внутрь без лишних слов. Перед дверью охранник щёлкнул ключом по замку, как будто не закрывал, а помечал чью-то судьбу.

За столом уже сидел тот самый человек в костюме. Британец лет сорока пяти, если по лицу. Волосы коротко острижены, на пальце перстень с каким-то гербом. Галстук ослаблен ровно настолько, чтобы казаться «своим парнем», но узел всё равно был идеальным. Перед ним лежала та же папка, которую он держал в порту.

Рядом, чуть в стороне, расположился второй — пониже рангом, в сером пиджаке, с ноутбуком перед собой. На экране — таблицы и какие-то графики. Он смотрел на них не отрываясь, водя пальцем по тачпаду, как священник по молитвеннику.

У стены стоял Ричард. Руки скрестил, планшет под мышкой. Весь вид — «я тут просто присутствую». Но глаза были внимательными, слишком живыми для статиста.

— Господин Дюбуа, — сказал мужчина в костюме, когда Пьер сел. — Меня зовут Эдвард Блэйк. Внутренняя безопасность, специальный отдел по чрезвычайным инцидентам.

Он улыбнулся тем самым профессиональным, отточенным жестом.

— Благодарю, что нашли время.

— Вы его для меня и нашли, — ответил Пьер. — Так что не за что.

— Разумеется, — будто и не заметив, продолжил Блэйк. — Мы хотим просто восстановить полную картину произошедшего. Чем яснее она будет сейчас, тем меньше неприятных сюрпризов в будущем. Для всех.

Он коротко кивнул на диктофон.

— Вы не возражаете, если мы запишем наш разговор?

— Вы же всё равно будете записывать, — сказал Шрам. — Возражаю я или нет.

— Прекрасно, — спокойно ответил тот и нажал кнопку. Диктофон щёлкнул.

— Итак. Назовите, пожалуйста, ваше имя, возраст, должность и роль в операции сегодняшней ночью.

— Пьер Дюбуа, тридцать два, снайпер, — перечислил Пьер. — Роль простая: смотреть дальше остальных и делать так, чтобы те, кто приближается, не успели подойти слишком близко.

Молодой с ноутбуком что-то быстро печатал, даже не поднимая головы.

— Вы давно в компании? — продолжил Блэйк.

— Достаточно.

— До этого — Иностранный легион, верно?

— Верно.

— Участвовали в боевых действиях?

— Да.

— Можете назвать регионы?

— Мали, Афганистан, Балканы, ещё пара мест, о которых вы вряд ли напишите в пресс-релизе.

Уголок рта у британца чуть дёрнулся.

— Я понимаю, что вам этот разговор может казаться лишним, — сказал он. — Но поверьте, это в ваших же интересах. Сейчас многие пытаются понять, что произошло, и у всех свои версии. Лучше, если мы будем опираться на факты.

— Факт в том, что пират с РПГ хотел сжечь контейнеровоз, — сказал Пьер. — Я ему помешал. Ракета ушла в другое судно. Оно загорелось. Люди погибли. Всё остальное — версии для СМИ и политиканов.

— Давайте всё-таки по порядку, — мягко предложил Блэйк. — С момента, когда вы впервые зафиксировали ту лодку.

Он открыл папку, на стол легли несколько распечаток — кадры с камер, стоп-кадры с тепловизора, схемы положения судов в проливе. На одном снимке Пьер узнал свой сектор: череду маленьких светлых пятен на чёрной воде. Одно из них было отмечено кружком.

— Вот, — сказал британец, коснувшись пальцем бумаги. — Время двадцать три часа сорок две минуты. Вы докладываете о лодке без огней, идущей на пересечении курса. Что вы тогда подумали?

— Что это не рыбаки, — ответил Шрам. — Рыбаки в это время либо уже тянут сети, либо идут домой. Идти без огней в полосе движения больших судов — плохая идея, если ты не хочешь, чтобы тебя раздавили.

— То есть уже на этом этапе она показалась вам подозрительной?

— Да.

— Но вы не открыли огонь.

— По подозрительным не стреляют, — ответил Пьер. — По подозрительным смотрят. По тем, кто поднимает РПГ на плечо, стреляют. И быстро.

Блэйк сделал пометку. Его помощник что-то добавил в таблицу.

— Далее, — продолжил британец, перелистывая листы. — Вы наблюдали за лодкой, давали дистанцию, информировали командира. Командир сообщил вам, что пока не следует предпринимать действий, верно?

— Он сказал: «наблюдать, без инициативы», — кивнул Пьер. — Это слышно на записи.

— Как вы к этому отнеслись?

Пьер посмотрел ему прямо в глаза.

— Как к приказу, — сказал он. — Я солдат. Приказы понимать просто: выполняешь или нет. Я выполнял. До тех пор, пока приказ не прозвучал другим.

— «Работай», — уточнил Блэйк, сверяясь с бумагами. — Это была фраза командира?

— Да.

— Перейдём к моменту выстрела, — сказал британец и положил перед ним другой лист: увеличенный кадр, где на носу лодки виден смазанный силуэт с трубой на плече. — Вы утверждаете, что к этому моменту у вас не было сомнений в том, что это РПГ?

— Я видел такие вещи слишком часто, чтобы сомневаться, — сказал Пьер. — Я наблюдал, как их держат те, кто умеет стрелять, и те, кто просто фотографируется. Этот человек держал оружие так, как будто собирался убивать, а не позировать для инсты.

— В ваших словах много оценочных суждений, — мягко заметил Блэйк. — Понимаете?

— В моём ремесле всё оценочное, — ответил Шрам. — У вас на бумаге — цифры и стрелочки. У меня в прицеле — люди. Они не делятся на «единицы» и «нули». Они делятся на живых и мёртвых. И на тех, кто собирается сделать вторых из первых.

Мужчина в костюме посмотрел на него чуть внимательнее. Взгляд на секунду перестал быть вежливо-гладким.

— Хорошо, — сказал он. — Давайте конкретнее. На момент выстрела дистанция составляла примерно восемьсот метров. Лодка шла с определённой скоростью, была качка. Вы учитывали, что пуля может изменить стойку стрелка и, соответственно, траекторию ракеты?

— Я учитывал, что если не выстрелю, ракета пойдёт по тому курсу, который он выбрал, — ответил Пьер. — И там стоял контейнеровоз.

Он коротко кивнул в сторону бумаги.

— Вы же сами всё нарисовали. У вас там красиво: стрелочка от лодки к судну. Ещё стрелочка от РПГ к борту. Вы хотите, чтобы я сказал: да, я понимал, что выстрел может изменить траекторию? Да. Понимал. И так же хорошо понимал, что без выстрела траектория останется прежней. Я выбрал вариант, в котором шанс спасти больше людей был выше.

Блэйк стукнул кончиком ручки по бумаге, как будто подчеркнул что-то невидимое.

— То есть вы осознавали, что ваш выстрел может привести к непредвиденным последствиям?

— Любой выстрел может привести к непредвиденным последствиям, — спокойно сказал Пьер. — Даже если ты стоишь в тире и стреляешь по мишени. Кто-то может в этот момент выйти из-за стены. Вопрос в том, какие последствия более вероятны. И какие ты готов принять.

— И вы приняли, — кивнул тот. — За двадцать два человека на вспомогательном судне?

Тишина на секунду стала тяжёлой. В комнате даже кондиционер как будто притих.

Пьер почувствовал, как внутри поднимается знакомая, густая злость. Не кипящая — вязкая, тяжёлая.

— Я принял решение, которое не дало погибнуть двум сотням человек на контейнеровозе и, возможно, ещё сотне на балкере, — ответил он. — Да, ценой тех двадцати двух. Но я не ставил их в этот пролив с газом и топливом без нормальной охраны. Я не рисовал маршрут. Я не подписывал бумаги, где было написано: «риски допускаются».

Помощник у ноутбука перестал печатать, поднял глаза. Блэйк тоже немного сдвинулся на стуле.

— Вы хотите сказать, — спросил он, — что ответственность лежит выше?

— Я хочу сказать, — спокойно произнёс Пьер, — что вы сейчас пытаетесь сделать вид, будто вся цепочка начинается с моего выстрела. Это удобно. На картинке красиво: маленький крестик, подпись «снайпер принял решение», стрелочка к взрыву.

Он чуть наклонился вперёд.

— Но эта цепочка началась задолго до того, как я поднял винтовку. Она началась, когда кто-то решил, что дешевле гнать топливо через пролив с пиратами, чем вести длинным путём. Когда кто-то решил, что достаточно такого-то количества охраны. Когда кто-то подписал протоколы, на которые вы сейчас ссылаетесь. Я — последняя ставка в длинной игре. А вы — те, кто сейчас решает, удобно ли списать всё на эту ставку.

Ричард у стены чуть шевельнулся, как будто ему стало физически некомфортно.

Блэйк выдержал паузу, потом… улыбнулся. Но улыбка в этот раз была иной — не рекламной, а уставшей.

— Вы не глупый человек, господин Дюбуа, — сказал он. — И вы прекрасно понимаете, что эта система так работает везде. Не только у нас.

— Я это и сказал, — ответил Пьер. — Мне просто не нравятся сказки про «чрезвычайный инцидент». Это не инцидент. Это закономерность. Только в этот раз он попал в эфир.

Британец хмыкнул, чуть качнув головой.

— В эфир… — повторил он. — Да. Это, пожалуй, то, что беспокоит многих сильнее всего.

Он перелистнул бумаги, достал ещё одну фотографию. На ней — кадр с какой-то арабской сводки, размазанный, но узнаваемый: факел горящего судна, чёрный дым, надпись чужими буквами.

— Вы понимаете, как это сейчас выглядит снаружи?

— Примерно, — сказал Пьер. — «Наёмники устроили бой, в результате которого загорелось гражданское судно». И дальше всё по списку.

— Примерно так, — подтвердил Блэйк. — И будет хуже, если в какой-то момент всплывут дополнительные материалы. Например, фрагменты переговоров, где кто-то обсуждает, надо ли стрелять по пиратам. Или ваше выражение несогласия с протоколами.

Он поднял взгляд.

— Вы ведь были не в восторге от введённых ограничений, верно?

— Я был не в восторге от того, что приказы писать начали юристы, — сказал Пьер. — А в остальном… я привык. В легионе тоже иногда писали красивые инструкции те, кто никогда не видел, как выглядит реальный бой.

— Вы не призывали игнорировать протоколы? — уточнил помощник, наконец вступив в разговор. Голос у него был тихий, «офисный».

— Я говорил, что если мы будем ждать до последнего, то нас убьют, — ответил Пьер. — Это записано. Можете не спрашивать.

Он слегка пожал плечами.

— Я не святой, господин Блэйк. Я профессионал. Моя работа — убивать тех, кто пытается убить тех, кого я охраняю. Если вас это шокирует, вы ошиблись профессией.

— Меня мало что шокирует, — спокойно сказал британец. — Я слишком давно читаю такие дела.

Он задумчиво постучал ручкой по краю папки.

— Смотрите. В ближайшие дни будут созданы несколько комиссий. Одна — внутренняя, корпоративная. Другая — со стороны клиентов. Третья, вероятно, — с участием местных властей и, возможно, международных структур. Все они будут искать простые ответы. Кого винить, кому платить, кого уволить.

— И кого посадить, — добавил Пьер.

— Это тоже вариант, — не стал отрицать Блэйк. — Наша задача — сделать так, чтобы в этом хаосе вы не оказались самым удобным козлом отпущения.

Он на секунду глянул на Ричарда.

— Тейлор уже дал показания. Его версия совпадает с вашей. Наблюдатель клиента тоже подтвердил факт угрозы. Это в вашу пользу.

— А что не в мою? — спросил Пьер.

Британец приподнял бровь.

— В вашу? — он чуть развёл руками. — Не в вашу — то, что двадцать два человека погибли после вашего выстрела. Даже если вся логика на вашей стороне, картинка всё равно выглядит плохо. И будут те, кто попытается на этом сыграть.

— Вы хотите, чтобы я сказал, что я виноват, — спокойно произнёс Пьер. — Чтобы вам было проще торговаться.

— Я хочу, чтобы вы не сказали ничего лишнего, — неожиданно прямо ответил Блэйк. — Ни на запись, ни в коридоре, ни под сигарету. Чтобы не возникло хотя бы дополнительных поводов.

Он чуть подался вперёд.

— Скажу вам честно, господин Дюбуа. Людей вашего профиля не так много, как кажется. И выбрасывать вас ради того, чтобы закрыть одну волну в новостях, — не самое умное решение. Но и у умных людей наверху не всегда больше голосов, чем у испуганных.

Пьер хмыкнул.

— То есть вы не гуманист, вы просто не хотите терять инструмент, — сказал он. — Удобно.

— Я реалист, — без обиды ответил тот. — И вам бы я посоветовал быть таким же.

Он постучал пальцем по диктофону.

— Суть для вас простая: вы действовали по приказу, в обстановке явной угрозы, в рамках доступных вам протоколов и с целью минимизировать риск для конвоя. Всё. Никаких философских отступлений, никаких «если бы», никаких личных оценок в официальной речи.

— А в неофициальной? — спросил Пьер.

— В неофициальной можете думать всё, что угодно, — сказал Блэйк. — Только не говорите, когда рядом камера. А их здесь много.

Они посмотрели друг на друга пару секунд. Взгляд крутился вокруг простой вещи: кто кого использует и насколько.

— У меня к вам вопрос, — сказал наконец Пьер. — Не как к человеку в костюме, а как к человеку. Вы сами когда-нибудь нажимали на спуск, от которого зависели чужие жизни?

Британец чуть замолчал. Взгляд его потяжелел, стал чуть дальше.

— Нет, — сказал он честно. — Я делал другие вещи. Подписывал такие бумаги, что от них тоже зависели чужие жизни. Просто медленнее.

Он чуть качнул головой.

— И это, поверьте, тоже не добавляет сна.

— Тогда вы понимаете, что все ваши схемы — это тоже выстрел, — сказал Пьер. — Только меньше дыма.

— Понимаю, — кивнул Блэйк. — Именно поэтому мы сейчас тут. Я не хочу, чтобы один выстрел перечеркнул все ваши остальные.

Он взял ручку, щёлкнул колпачком.

— Итак. Официальная формулировка с вашей стороны будет такая: «Я оценил ситуацию как критическую, увидел явную подготовку к выстрелу из РПГ по конвою, доложил командиру, получил приказ открыть огонь, после чего произвёл один выстрел по оператору». Без дополнений про «я видел такие лица» и прочую поэтику. Согласны?

— А если я скажу: «я сделал то, для чего вы меня сюда привезли»? — спросил Пьер. — Сойдёт?

— Это можно оставить для мемуаров, — усмехнулся Блэйк. — Сейчас лучше без этого.

Пьер чуть откинулся на спинку стула. Стало вдруг очень тихо. Даже кондиционер зашептал мягче.

— Ладно, — сказал он. — Пишите, как вам надо. Я всё сказал.

— Мы уже всё записали, — заметил британец, кивая на диктофон. — Ваша задача теперь — не усложнять себе жизнь. Не разговаривать с чужими людьми, не давать комментариев журналистам, не обсуждать детали с персоналом базы.

Он поднял глаза.

— И, если позволите совет, — не думать слишком много о том, кто именно за что отвечает. Это вопрос не для тех, кто вообще ещё способен спать.

Пьер усмехнулся уголком губ.

— Не переживайте, — сказал он. — Я давно перестал искать справедливость. Я ищу только варианты, как не умереть слишком дёшево.

Блэйк кивнул, словно это его устроило.

— На сегодня достаточно, — сказал он и выключил диктофон. Красный огонёк погас.

Он поднялся, протянул руку.

— Благодарю за сотрудничество.

Пьер посмотрел на эту руку, потом всё-таки пожал. Сухо, коротко. Тем не менее где-то внутри было ощущение, что нажал на спуск уже не он, а тот, кто напротив, — другой, бумажный.

У двери его встретил тот же охранник. Коридор был всё таким же бежевым, лампы всё так же жгли глаза. В комнате ожидания всё ещё сидели его люди. Кто-то пил воду, кто-то уставился в телевизор, где уже показывали их ночной пожар под другим углом и с другой подписью.

Война продолжалась. Просто теперь вместо РПГ и катеров в неё играли бумага, камеры и люди в костюмах. И выживали в ней не те, кто лучше стрелял, а те, кто умел вовремя промолчать.