Шрам: Красное Море

Глава 26

Металл контейнеровоза был другим. На их «платформе» железо пахло их же потом, оружейным маслом и привычкой. Здесь пахло чужой работой: солёной ржавчиной, краской, дизелем, мокрой тканью и слабым, липким запахом страха, который невозможно выветрить даже морем.

Пьер шёл вторым номером, чуть позади Маркуса. Не потому что боялся, а потому что так правильнее: первый смотрит в лоб, второй читает углы. Михаэль остался на их судне и теперь был где-то там, выше и дальше, с оптикой и спокойным дыханием. Снайпер на дистанции всегда кажется богом тем, кто снизу. На деле он просто человек, который видит лишнее раньше остальных.

Палуба контейнеровоза была просторной, но не «свободной». Везде коробки, выступы, лестницы, тени. Любая из этих теней могла оказаться человеком, который решил умереть красиво и утащить кого-то с собой. Такие люди встречаются редко, но достаточно одного.

— Держим правый борт, — коротко сказал Маркус. — Лестницы, ниши, двери. Ничего не трогаем руками, если не понимаем, что это.

Рено хмыкнул за его спиной:

— А я думал, мы сюда пришли трогать всё руками.

— Ты трогаешь, — сказал Маркус. — Но только после того, как я скажу, что это можно трогать.

Охранник контейнеровоза, молодой, в грязной футболке под бронежилетом, шёл рядом, словно пытался доказать, что он тоже здесь хозяин.

— Там дальше, — сказал он, — есть дверь в надстройку. Мы закрылись. Мы думали, они сейчас… ну…

Он не договорил. Страх у людей часто обрывает фразы на самом интересном месте, чтобы не произносить вслух то, чего они боятся.

Пьер посмотрел на тонкую тень под ветошью. Кровь вокруг уже стала тёмной, почти коричневой. Человек под ветошью был лёгкий, худой. Не моряк, не охранник. Дышать он уже не собирался.

— Это он? — спросил Пьер тихо.

— Да, — ответил охранник. — Я видел, как он перелез. Я стрелял. Он ещё пытался что-то сказать. Но потом упал.

— Хорошая работа, — сухо сказал Маркус. Это было не утешение. Это была фиксация факта: угрозу сняли.

Пьер не задержался на трупе взглядом. Война, даже такая мелкая, любит, когда ты смотришь на последствия. Она заманивает на секунду, на две, на пять. А потом в углу появляется новая причина не жить.

Они прошли к очередной лестнице. Пьер первым заглянул за угол, повёл стволом, выдохнул. Пусто. Только бочки, верёвки и мокрый след от чьей-то обуви, ведущий к двери.

— Следы свежие, — сказал он.

Маркус поднял руку, остановил их. Смотрел на дверь в надстройку. Дверь была закрыта, но не заперта, просто прижата.

— Капитан, — сказал он громче, чтобы его услышали внутри. — Это охрана сопровождения. Мы на борту. Не стреляйте в нас. Откройте дверь.

Изнутри сразу не ответили. Потом послышалось движение, цепь, щёлк.

Дверь приоткрылась на ладонь. В щели показался глаз, красный от жары и бессонницы.

— Кто вы? — спросил голос на плохом английском.

— Те, кто сделал так, что вы ещё дышите, — спокойно сказал Маркус. — Откройте. Мы проверим, что у вас нет гостей, и уйдём.

Щёлкнул второй замок. Дверь открылась шире.

Внутри было прохладнее. Работал кондиционер, но он не спасал от общего запаха: пот, страх, солёная влага. В узком коридоре стояли люди. Моряки, охранники, кто-то из офицеров. У всех лица одинаковые: «мы не хотели этого, но оно пришло».

Капитан был невысокий, плотный, с седыми висками и взглядом человека, который слишком долго живёт между небом и водой и не верит никому, кто говорит «всё будет хорошо».

— Вы опоздали, — сказал он срывающимся голосом. — Они почти были на борту.

— Но не были, — ответил Маркус. — Это главное.

Капитан сжал губы.

— Один был. Мы его… — он махнул рукой, будто отгонял муху. — Вы видели.

— Видели, — кивнул Маркус. — Дальше по списку. Сколько ваших людей на палубе? Сколько в трюме? Кто ранен?

Капитан помолчал, как будто пытался быстро собрать мир в удобный отчёт.

— Один охранник ранен в плечо, — сказал он. — Не смертельно. Один моряк порезался, когда падал. Остальные… живы.

Пьер заметил взгляд одного из охранников контейнеровоза. Тот смотрел на них не как на спасателей. Скорее как на стихийное бедствие, которое оказалось на их стороне. Это тоже форма страха.

— Есть подозрения, что кто-то ещё остался на борту? — спросил Маркус.

Капитан качнул головой.

— Мы не знаем. Мы закрылись. Мы слышали стрельбу. Мы слышали, как кто-то кричал. Потом всё стало… тише.

Тишина на море никогда не значит «всё закончилось». Она просто значит «кто-то перезаряжает».

Маркус повернулся к своим:

— Работаем. Пьер, Дэнни, справа со мной. Рено и Карим влево, проверяете двери и лестницы. Никаких одиночных походов. Если видите что-то странное, не геройствуете, зовёте.

Рено театрально вздохнул:

— Меня держат на поводке. Какая жестокость.

— Ты не собака, — сказал Маркус. — Ты граната! Я просто хочу, чтобы ты не взорвался не там.

Карим коротко улыбнулся, но улыбка тут же умерла. Он увидел человека на полу, возле стены, с бинтом на плече. Раненый охранник. Тот пытался выглядеть мужиком, но руки у него дрожали.

— Всё нормально, — сказал Карим ему по-английски. — Дыши. Ты живой. Это важнее любого «нормально».

Пьер с Маркусом и Дэнни пошли вдоль правого коридора. Двери, люки, узкие переходы. В каждом месте, где может прятаться человек, Пьер видел одну и ту же картинку: если бы он был тем, кто лез на борт, он бы спрятался вот здесь. И вот здесь. И вот здесь тоже, потому что люди любят повторять чужие ошибки.

Они дошли до лестницы вниз. Оттуда тянуло влажным воздухом, дизелем, чем-то металлическим и тяжёлым, как старые цепи.

Маркус остановился, поднял руку. Посмотрел на Пьера.

— Слышишь?

Пьер прислушался. Корпус гудел. Где-то работал механизм. Но ещё был звук, который не принадлежал кораблю. Тихий, почти неуловимый. Как будто кто-то двигал металл по металлу очень осторожно.

— Есть движение, — сказал Пьер.

Дэнни сглотнул.

— Там?

Пьер кивнул.

Маркус переключил рацию на их частоту:

— Михаэль, ты меня слышишь? Мы на контейнеровозе. Возможное движение ниже. Держи сектор у правой стороны надстройки. Если кто-то выскочит на палубу и побежит к борту, мне не нужно, чтобы ты сомневался.

— Принял, — спокойно отозвался голос сверху. — Сектор держу.

Маркус сделал два шага вниз, остановился. Пьер шёл следом, ствол вниз, но готов. В тесноте стрелять легче и страшнее одновременно: попадёшь точно, но любой рикошет будет твоей новой биографией.

На следующем пролёте лестницы было темнее. Лампочка мигала, как будто ей тоже было страшно. Внизу коридор уходил вправо и влево.

Пьер уловил движение. Тень мелькнула и исчезла за углом.

Маркус не поднял голос. Он сказал ровно:

— Стоять. Руки. Выходи.

Тишина. Потом из-за угла показалась ладонь. Пустая.

За ладонью медленно вышел человек. Худой, мокрый от пота, в тёмной одежде, с глазами, в которых не было «сдаюсь». Там было «попробуй».

В другой руке у него что-то было. Не оружие. Маленький предмет. Металл.

Пьер узнал это раньше, чем мозг успел назвать. Чека.

— Стоять! — резко сказал Пьер.

Человек улыбнулся. Даже не улыбнулся. Он сделал вид, что улыбается. И пальцы на руке дёрнулись.

Маркус выстрелил первым.

Грохот в узком коридоре ударил по ушам. Пуля вошла в грудь, человек откинулся назад, ударился о стену. Но рука всё равно разжалась.

Маленький металлический кусок вылетел на пол и покатился, звеня так, будто у него была своя мелодия.

На секунду всё стало медленным. Пьер видел, как чека катится к его ботинку. Видел, как Дэнни открывает рот, но не успевает сказать ни слова.

Рено был наверху, далеко. Карим в другом крыле. Здесь были только они.

— Назад! — коротко сказал Маркус.

Это было не «отступаем». Это было «живи».

Они рванули вверх. Пьер схватил Дэнни за разгрузку, потому что тот на долю секунды завис. Не от трусости. От того самого человеческого ступора, который превращает мозг в мокрый песок.

Пьер дёрнул его так, что у того ноги подломились, но он побежал.

Взрыв был глухой, но в тесном металле он прозвучал как удар огромного молота по черепу. Воздух толкнул их в спины. Лестница дрогнула. Сверху посыпалась пыль и мелкая краска, как снег.

Они вывалились на верхний пролёт и упали на палубу, вцепившись в металл, как в землю.

На секунду в голове у Пьера было пусто. Потом вернулся звук. Потом вернулась боль в ушах. Потом вернулась мысль: «всё ещё жив».

Дэнни лежал рядом, глаза огромные, как у ребёнка.

— Ты… — начал он.

— Потом, — отрезал Маркус, поднимаясь. — Все целы?

Пьер быстро проверил себя: руки, ноги, кровь. Уши звенят, но это не смертельно.

— Цел, — сказал он.

Дэнни тоже кивнул. Лицо у него было белое, как соль.

По рации врезался голос Михаэля:

— Вижу дым у правого борта. Что у вас?

— Контакт с гранатой, — ответил Маркус. — Нейтрализован, но сработал. Мы живы.

— Принял.

Карим вышел из коридора, глаза напряжённые.

— Что это было?

— Тот, кто не хотел сдаваться, — сказал Пьер. — И хотел забрать нас с собой.

Карим посмотрел на Маркуса.

— Он был один?

Маркус выдохнул.

— Похоже. Но теперь будем считать, что нет.

Рено подошёл, глаза горят. Он услышал взрыв и, судя по лицу, его это даже чуть развеселило. У некоторых людей реакция на опасность такая: они становятся счастливыми, потому что наконец всё понятно.

— Ну, — сказал он, — я же говорил, что не люблю сюрпризы без моего участия.

Маркус посмотрел на него тяжело.

— Давай без шуток.

Рено замолчал. На секунду даже он понял, что тут не смешно.

Капитан контейнеровоза вышел на палубу, увидел их лица, увидел дым, почувствовал запах взрывчатки.

— Что ещё? — спросил он хрипло. — Вы сказали, всё будет…

— Я не говорил, что всё будет, — перебил Маркус. — Я говорил, что проверим. Мы проверили. Один из них был внутри. Теперь его нет.

Капитан сжал губы.

— Сколько у вас таких «внутри»? — спросил он. — У нас люди…

Маркус поднял руку, обрывая.

— Ваши люди сейчас под палубой. И это правильно. Дальше. Нам нужно ещё десять минут на проверку. Потом вы уходите на курс, который позволяет вам жить. Мы рядом, пока не убедимся, что лодки не вернутся.

Капитан посмотрел на море. На обломки, на людей в жилетах, на две лодки, которые болтались как раненые рыбы.

— А с ними? — спросил он.

— Это не ваш бой, — сказал Маркус. — Это и не наш суд. Мы дадим координаты тем, кто должен их подобрать. Если не подберут, море закроет вопрос. Вам главное не превращать свою палубу в суд.

Капитан тихо выдохнул. В его глазах было то, что Пьер видел тысячи раз: облегчение, смешанное с виной. Люди всегда чувствуют вину, когда выживают. Как будто выживание требует оправдания.

— Я не хотел, — сказал капитан.

— Никто не хочет, — ответил Пьер. — Но вы живы.

Маркус повернулся к своим:

— Проверяем оставшееся. Пьер, ты со мной. Дэнни, дыши и работай. Карим, Рено, добиваете свой сектор. Потом обратно на катер.

Дэнни сглотнул и кивнул. Он держался. Пьер видел, как его взгляд стал другим: не «мне страшно», а «я понял». Это было хуже, чем страх. Понимание остаётся.

Они пошли дальше. Внизу коридора, куда ушёл взрыв, воздух был тяжёлый, с металлической гарью. На стенах чёрные точки. Осколки. Пьер видел следы: человек был реально готов умереть. Не ради денег. Не ради выкупа. Ради того, чтобы оставить после себя в мире дырку, в которую упадёт чужая жизнь.

— Вот почему я ненавижу романтиков, — тихо сказал Рено, разглядывая осколки. — Они всегда думают, что их смерть что-то изменит.

Маркус посмотрел на него.

— А что изменит?

Рено пожал плечами.

— Деньги. И статистика.

Пьер ничего не сказал. Он думал о том, что этот «романтик» мог бы ещё пять минут назад быть на лодке с поднятыми руками. Мог бы выжить. Но он выбрал другое. Выбор тоже бывает оружием.

Когда они закончили проверку, прошло чуть больше десяти минут. Палуба контейнеровоза снова стала просто палубой. Не полем боя. Но в воздухе ещё висело эхо выстрелов и взрыва, как привкус, который не смывается водой.

Маркус вышел к капитану.

— Чисто, — сказал он. — Один контакт, устранён. Внутри никого больше не нашли.

Капитан кивнул, но кивок был не благодарностью. Скорее попыткой удержать себя в рамках. Его мир ещё дрожал.

— Спасибо, — сказал он всё-таки. — Я… я не знаю, как это…

— Это не надо знать, — отрезал Маркус. — Это надо пережить. Поставьте людей на посты, но без истерики. Пускай смотрят. Если лодки попытаются снова подойти, сообщайте. Мы рядом.

Капитан кивнул снова.

Карим подошёл к Маркусу, тихо, чтобы капитан не слышал.

— Береговая? — спросил он.

— Мостик уже отправил, — сказал Маркус. — Ричард будет счастлив. Ещё один файл, ещё одна бумажка.

— А лодка с водой? — спросил Пьер.

Маркус посмотрел вниз, на море. Лодка всё ещё держалась. Люди в жилетах теперь не размахивали руками. Они просто были. Это тоже форма капитуляции.

— Оставляем, — сказал Маркус. — Пусть их заберут те, кто обязан. Если никто не заберёт, это уже не мы их убили.

Рено усмехнулся.

— Красивое оправдание.

Маркус посмотрел на него холодно.

— Это не оправдание. Это граница. У каждой работы она есть. И если её нет, ты перестаёшь быть человеком. Ты становишься функцией.

Рено поднял ладони.

— Ладно-ладно. Функции тоже плачут по ночам. Почти.

Пьер спустился обратно на катер вместе с остальными. Металл трапа был скользким. Внизу катер качался, как нервная мысль. Марио сидел за рулём, смотрел на них так, будто каждый их шаг по трапу добавлял ему седой волос.

— Вы там что, фейерверк устроили? — спросил он, когда они прыгнули в катер.

— У нас шоу по подписке, — сухо сказал Джейк по рации сверху. — Вам просто повезло, что вы в премиум-версии.

Марио сплюнул за борт.

— Премиум-версия у меня будет, когда мне начнут платить за каждый вздох.

Маркус махнул рукой.

— Отходим. Держим дистанцию до контейнеровоза. Потом обратно на «матку». Джейк, Трэвис, контроль по лодкам. Без лишнего огня. Камеры, отчёты, все дела.

— Принято, — ответил Джейк. — Я уже почти скучаю.

Катер развернулся. Моторы загудели. Пьер сидел на корме и смотрел назад. Контейнеровоз стоял массивной серой тенью. На его палубе теперь снова были люди, но они двигались иначе. Осторожнее. Как будто поняли, что море не даёт второй жизни просто так.

Дэнни молчал. Пьер видел, что он держит руки на автомате слишком крепко. Не потому что готов стрелять, а потому что ему нужно за что-то держаться.

— Ты нормально? — спросил Пьер тихо, не глядя на него.

— Нормально, — ответил Дэнни автоматически.

Пьер усмехнулся.

— Ты только что сказал самое популярное в мире враньё.

Дэнни посмотрел на воду. Глаза у него были красные не от слёз. От того, что человек пытается их удержать.

— Там была граната, — сказал он наконец. — Если бы вы…

— Если бы мы не дёрнули тебя, ты бы сейчас был красивой частью этого корабля, — сказал Пьер. — И никто бы не написал в отчёте, что ты красиво погиб. Написали бы: «потери в ходе операции». Это всё.

Дэнни сглотнул.

— Я не хочу быть «потерей».

— Тогда учись двигаться, когда говорят «двигайся», — сказал Пьер. — Не думай. Думать будешь потом.

— А потом?

Пьер посмотрел на него.

— Потом ты будешь или пить, или молиться, или писать кому-то длинные сообщения, которые не отправишь. Или всё вместе. Это у всех по-разному.

— А ты что делаешь? — спросил Дэнни.

Пьер пожал плечами.

— Я делю мир на две колонки. Это быстрее.

Катер подошёл к их судну. Тросы, стропы, лебёдка. Металл скрипел. Марио ругался вполголоса. Всё вернулось в привычный порядок, только запахи стали тяжелее. В них добавился взрыв.

Когда Пьер снова ступил на палубу «платформы», он почувствовал, как корпус под ногами вибрирует знакомо. Дом. Плохой дом, но их.

Ричард уже ждал возле надстройки. Планшет в руках, лицо спокойное. Он выглядел так, будто только что вышел из офиса, а не стоял посреди моря, где люди взрывают себя ради чужой злости.

— Всё прошло успешно, — сказал он. — Контейнеровоз цел. Потерь у нас нет. У торговца один раненый охранник. Пираты… частично нейтрализованы.

— «Частично нейтрализованы», — повторил Рено. — Красиво. Прямо поэзия.

Ричард посмотрел на него без эмоций.

— Это язык, который понимают люди наверху. Им не нужно знать, как пахнет кровь. Им нужно знать, сколько стоит риск.

Маркус прошёл мимо него.

— Потом отчёты, — сказал он. — Сейчас люди. Пускай отдышатся. Переходим на контрольный режим, держим дистанцию до каравана.

Ричард кивнул и пошёл в надстройку, уже набирая что-то на планшете. Наверняка отправлял очередную «обеспокоенность» в виде цифр и формулировок.

Пьер подошёл к борту. Море снова было почти плоским. Солнце поднялось выше, и всё вокруг выглядело слишком обычным. Как будто ничего не было. Как будто не было выстрелов, не было крика, не было чёрного дыма на железе.

Но Пьер знал, что море просто умеет делать вид. Оно ничего не забывает. Оно просто не рассказывает.

Маркус подошёл рядом. Постоял молча. Потом сказал:

— Ты видел их лица на лодке?

— Видел, — ответил Пьер.

— И что?

Пьер посмотрел вдаль, где контейнеровоз уже набирал ход.

— Ничего, — сказал он. — Это лица людей, которым сказали, что их беда имеет виновника. И дали им направление. Они пошли.

Маркус кивнул.

— Мы тоже ходим.

Пьер усмехнулся.

— Мы хотя бы знаем, что нас ведёт. Контракт.

Маркус посмотрел на него чуть дольше, чем обычно.

— И ты доволен этим знанием?

Пьер пожал плечами.

— Довольным я был один раз в жизни. И то недолго. Сейчас мне важно, чтобы оружие не клинило и чтобы люди рядом делали то, что им говорят. Всё остальное роскошь.

Маркус тихо хмыкнул, как будто признал.

Дэнни сидел чуть дальше, на ящике у оружейного модуля. Смотрел на свои руки. Как будто проверял, принадлежат ли они ему. Карим стоял рядом и молчал. Не потому что нечего сказать, а потому что иногда человеку нужна тишина, чтобы не развалиться.

Пьер остался у борта. Смотрел на воду. В голове снова вспыхнули две колонки. Сегодня они вытолкнули кого-то из первой во вторую. Кого-то оставили на границе. А кого-то просто стерли, потому что он решил стать взрывом.

Солнце поднималось. День становился обычным.

И именно это было самым мерзким.