К собственному удивлению сельскохозяйственные вопросы стали мне очень интересны. И не только с позиции «насчет пожрать». Скорее, все же с чисто математической стороны: по прикидкам, качественный анализ уже собранных данных мог существенно помочь в прогнозировании будущих урожаев, точнее, помочь найти способы их повысить с минимальными затратами. А еще точнее — помочь не тратить огромные средства на работы, существенного эффекта не дающими. Вообще-то пока правильно решить, что нужно в поле сделать, чтобы повысить урожайность, было крайне сложно и в этой части те же агрономы опирались главным образом на эмпирический свой опыт — но так как опыт этот был главным образом «локализованным», а условия отличались не только от области к области, но и даже на соседних полях одного района, то слишком уж часто, по моему мнению, огромные вложения вообще никакого эффекта не давали. Или, что хуже, эффект получался сильно отрицательным: мне в Тимирязевке рассказали «грустную историю» о том, что активное использование каких-то удобрений на картофельных полях Рязанщины привело к тому, что в хранилищах выращенная на этих полях картошка уже через месяц гнить начала. Но там, ко всеобщему счастью, у большинства колхозов просто денег на удобрения не хватило и картошки сгнило все же не особенно много.
Однако для проведения должных анализов просто данных было все же недостаточно, требовались и правильные аналитические программы. И я даже знал, какие, поскольку много лет сам такие писал — но писал я их с использованием множества уже готовых библиотек, вообще не вникая в то, какие алгоритмы в них реализованы, а вот как составить такую программу с нуля я себе довольно плохо представлял. Но, слава богу, общее направление мне все же было известно — и я в очередной раз прибег к «Шарлатанскому подходу к решению проблем».
Мне для решения намеченных мною задач была нужна программа многофакторного анализа, причем с заранее неопределяемым количеством факторов. К тому же было бы неплохо в процессе предварительного анализа данных определять факторы малозначимые и вычислять те, которые «по случайному совпадению» выглядели влияющими на результат. Тоже в принципе было понятно, как эту работу провести, но жил-то я не в принципе, а в Советском Союзе — а тут по мановению волшебной палочки почему-то все нужное из ниоткуда не появлялось, так что пришлось сначала прикинуть, откуда это нужное хотя бы теоретически возникнуть может.
А еще для определения значимых факторов (и последующего ранжирования их по уровню значимости) требовалось сначала все же решить, а какие факторы будут рассматриваться — а вот с этим у меня картина выглядела очень печально. Да, удалось собрать огромную «фактуру», касающуюся взаимного расположения земельных участков, влияния соседской и предшествующей растительности, даже способов обработки полей и химического состава грунтов. Все это было очень интересно — но, как я понял, даже в малой степени не отражало реальной картины. Я случайно буквально услышал, как двое биологов в курилке спорили о том, насколько полезными будут «живые изгороди» из сосен вокруг полей. И один другому доказывал, что от сосняков будет большая польза из-за того, что в лесной подстилке сосняков в разы меньше натрия, который, оказывается, угнетающе влияет на растения. А другой, первому оппонируя, утверждал, что данное свойство наоборот быстрее приведен к деградации полей, так как подстилка лиственных лесов «лишний натрий» в себе удерживает, а сосновая наоборот, его вместе с накопленной водой в соседние поля из себя выпихивает…
Я не удержался, подошел, спросил, уж не про натрий-хлор ли они тут беседуют — и узнал (в чем оба товарища были единодушны), что как раз хлор на растения почти никак не влияет, посыпать поля поваренной солью вредно именно из-за натрия. Но который в определенных дозах растениям все же необходим и спор их как раз из-за уточнения таких доз и ведется. Немного расширив свой вопрос я узнал, что вообще-то в земле чуть ли не вся таблица Менделеева закопана и большая часть их химических элементов на растительность как-то, да влияет, но вот как именно — это пока почти никому неизвестно. Есть, конечно, в агрономической науке какие-то обоснованные (в основном, опытным путем обоснованные) мнения, но тут еще появляются вопросы взаимодействия различных веществ — а в этой области агрономической (и биологической) науки кони даже валяться не пытались.
Ну, с конями я понял: не забыл еще, как дед Иван рассказывал, что если есть возможность, то овес кишкинским лошадкам из Заочья покупать не стоит: он, конечно, тоже овес, но силушки коникам дает куда как меньше, чем тот, который под Сергачем растет. А он точно знал, о чем говорил: все же лошадником он был уже в четвертом минимум поколении, а родной его брат в свое время был старшим коневодом на Пьянскоперевозском заводе. Конном заводе…
Но существование «фонда Шарлатана» с этим мне помогло справиться. Точнее, теоретически и в будущем справиться, а для начала я собрал конференцию, на которую пригласил толпу как агрономов, так и просто биологов (в основном почвоведов), и на конференции поставил простую задачу: до начала посевной составить список (сколь угодно большой) любых факторов, хотя бы теоретически на урожаи влияющих. Вообще любых — а для проверки их влияния (или невлияния) через Зинаиду Михайловну я добился выделения «для опытов» трех «подсобных хозяйств Минместпрома» в разных областях. То есть от Пьянскоперевозского района в качестве «подопытной свинки» я отказываться даже не собирался, но район-то маленький, он может референтным стать разве что в Нижегородском регионе — так что еще один «участок» я выцарапал на Вологодчине, один — на Псковщине и последний вообще в Павлодарской области. Все равно маловато, но для начала и это сойдет…
То есть сойдет, если понимать, что там все же исследовать требуется, а чтобы исследованиями руководить, в предмете нужно хоть как-то разбираться. Да, инициированное мною советское червяководство уже обеспечило заметный прирост урожаев — но только на личных огородах крестьян, и как это масштабировать хотя бы до уровня огородов уже колхозных, я понятия не имел. А каких-либо серьезных знаний в области сельского хозяйства у меня вообще не было — однако руководить тем, в чем не разбираешься, все же довольно просто. Не вообще просто, а просто, если эту обязанность переложить на помощников, которые в курсе исследуемой тематики и, к тому же, которым можно полностью доверять.
И я именно таким образом и поступил, сделав вешь, которая вообще-то в корне противоречила «идеалам социалистической морали»: на работу в должности заместителя директора института взял Вальку. Двоюродная все же была биологиней, причем почвоведом, а еще она имела «свободное распределение» и только что вышла из декрета. Вообще-то я бы предпочел Настю на эту работу взять, но Настя как раз в декрет только что ушла, так что у меня и выбора не осталось. Вот где-то через год… А пока я Вальке поручил координировать все работы по подготовке списка параметров для будущего анализа — и на этом мое личное участие в сельскохозяйственной науке закончилось. А то, что я «главной» назначил свою двоюродную сестру, действительно могло бы быть негативно воспринято «широкой общественностью», но два фактора сыграли в мою пользу. Первый — это то, что в Горьковской области вообще все были моими родственниками, и назначения Вальки замдиректора института воспринял просто: «ему что, вообще никого из родившихся в области на работу брать нельзя, что ли?», а второй — незабытые еще остатки репутации Шарлатана: «Шарлатан точно знает, как сделать людям лучше». И в институте даже более возрастные, чем Валька, ученые ее в качестве начальника восприняли спокойно и с пониманием. К тому же ученые как раз знали, что начальник — это человек, обеспечивающий финансирование исследований, и если он в тематике разбирается, то и хорошо, работе мешать не станет, а вот брать на себя работу именно административную мало кто желал.
Но ее работа касалась именно «биологии и агрономии, а вся математическая часть все же осталась за мной, вот ей и занялся максимально плотно. Двумя частями занялся: исключительно административно я руководил группой, занимающейся созданием системы разработки эмуляторов произвольных вычислительных машин (то есть добывал в соответствующую группу новые вычислительные машины и набирал новых сотрудников, правда последнее большей частью возлагалось на отдел кадров, в основном из сотрудников МГБ состоящего), а по научной части занимался (стоя во главе другой, довольно уже большой группы математиков и программистов) сочинением аналитических программ. Сначала 'в лоб» расширил ту, которой уже успел воспользоваться, варварским способом расширил число анализируемых параметров до семи — после чего время, затрачиваемое на анализ данных, возросло раз так в десять. А затем, поняв бесперспективность использования в этом направлении «грубой силы», от программирования временно отошел и углубился в математику проблемы. И это было довольно трудно: человек, который в принципе мог ее решить, пока еще только начал задумываться о принципах системного анализа — причем думал он об этом на досуге, а так как он трудился в довольно секретном и очень важном оборонном институте, времени на досуг у него было очень немного. А отечественные институты пока даже базы по системному анализу учащимся дать не могли, так как о таком вообще еще никто даже и не слышал…
Но я-то не только о нем слышал, но и прекрасно знал, что это такое. Ведь и учился я у пионера этой науки, и в дальнейшем в основном именно задачи системного анализа решал. Но решал-то я их в довольно узкой области, а потому приличная часть «теоретического базиса» за ненадобностью у меня забылась — но стране-то было безразлично, помню я что-то или нет, ей результат требовался! Так что я, еще раз ситуацию обдумав, решил обратиться к человеку, который теоретически мог в решении проблемы помочь. И наверняка поможет — если я сумею ему внятно объяснить, что мне нужно и зачем это будет нужно ему. Не лично ему, а всему Советскому Союзу…
Иосиф Виссарионович был удивлен, когда его попросил о встрече товарищ Кириллов. Он, конечно, прекрасно помнил, кто это такой — этого мальчишку вся страна помнила. Но вот зачем он с такой настойчивостью хотел «поговорить об очень важном деле» с пенсионером, было совершенно непонятно. Сам Иосиф Виссарионович ведь официально никаких постов уже не занимал, да и неофициально старался в управление государством все же не вмешиваться… не вмешивался, даже несмотря на то, что соратники периодически его об этом и просили. Но почему просили соратники, было понятно: все же товарищ Сталин оставался высшим авторитетом для практически всех советских людей и в некоторых случаях его высказанное мнение могло какие-то процессы ускорить или упростить. А вот это молодой человек…
Не зря его прозвали Шарлатаном: он в любом деле, которым занимался, людям целей своих не раскрывал и почти никогда не сообщал даже тем, кто непосредственно с ним работал, зачем он собирается сделать то или иное. И часто эти люди думали, что они занимаются совсем не тем, что получалось в результате — а такая… скажем, хитрость была Иосифу Виссарионовичу не по нраву. Он всегда считал, что людям нужно показывать конечную цель и именно тогда люди будут к ней стремиться. Но, с другой стороны, в результате любого дела, затеваемого этим Шарлатаном, и люди гордились ими сделанным, и стране весьма ощутимая польза приносилась. А еще из парня все же можно было извлечь информацию о его конечной цели. С трудом, но можно… вот только, подумал Иосиф Виссарионович, его вроде бы никто раньше не спрашивал именно о целях — и ему стало интересно, а если его в лоб спросить, он ответит или снова будет, как это стало принято среди молодежи говорить, лапшу на уши вешать?
Иосиф Виссарионович усмехнулся про себя и, пригласив помощника, сказал:
— Я думаю, что с товарищем Кириловым поговорить смысл имеет. Пусть приезжает в следующее воскресенье. Часам, думаю, к одиннадцати…
В Москву я прилетел, как мне и предложили, третьего марта. И меня какие-то товарищи непосредственно у трапа самолета встретили, усадили в машину и отвезли… в моей прежней жизни это называлось «ближней дачей Сталина». И там, в большом зале на первом этаже, меня и встретил Иосиф Виссарионович:
— Рад, что вы не забыли пенсионера, Владимир Васильевич. Вы как, по прежнему любые вина игнорируете?
— Не любые Иосиф Виссарионович, есть парочка Массадровских, которые мне нравятся… но и их я лишь по праздникам… большим праздникам употребляю. А так как я попросил вас со мной встретиться не ради праздника, а исключительно по делу, то, пожалуй, воздержусь.
— Ну и правильно. Тогда… сейчас чай подадут, а вы тем временем излагайте ваше дело.
— Я хочу у себя в Пьянском Перевозе учредить институт…
— Так если мне память не изменяет, вас директором института и назначили. Или я ошибаюсь?
— Нет, но я хочу учредить институт учебный. Есть такая наука, системный анализ… то есть ее пока еще как целостной науки нет, но уж очень стране она нужна. Если вкратце, то с ее помощью можно на базе довольно неполной информации получить абсолютно правильные выводы… и прогнозы на будущее, причем прогнозы того, как будет что-то развиваться при определенном воздействии на систему. И с ее помощью можно будет выбрать воздействия наиболее оптимальные. Не лучшие, и именно оптимальные, то есть выбрать самые недорогие воздействия, приводящие к максимальному результату.
— Да, я помню: мне еще Людмила Всеволодовна рассказывала о вашей теории минимального воздействия, но указывала, что для вычисления такого всю страну за арифмометры посадить на долгие годы придется. Но вы вот взяли — и придумали машины вычислительные, способные такие расчеты проводить быстро.
— Ну, во-первых, машины не я придумал… я лишь немного помог тем, кто их придумывал. А во-вторых, определение минимального воздействия на систему требует об этой системе очень много всего знать, а сейчас мало что о большинстве систем мы почти ничего и не знаем, мы даже не знаем, что знать-то нужно. Вот взять к примеру сельское хозяйство: все теперь знают, какую почву нужно создать, чтобы урожаи всегда рекордные были. И в Нижегородчине на всех огородах уже мужики такие себе устроили, почти на всех. Там, если с сотки собирают по шесть центнеров картошки, это неурожаем считают — но ведь выйти за пределы личных огородов с этим знанием просто невозможно. И в полях и двести центнеров картошки с гектара считается очень неплохим урожаем, а чаще и до полутораста урожаи не поднимаются. Но вот можно ли почвы для поднятия, причем в разы, урожаев улучшить, не заменяя вообще полностью грунт на поле, никто сейчас сказать не может — но я уверен… точнее, я знаю, что в той же Нижегородчине и урожай пшеницы в тридцать центнеров при верном выборе воздействия будут когда-то считать средним.
— То есть выше, чем на черноземах?
— А на черноземах и сорок, сорок пять отнюдь рекордными не будут.
— Но это, мне кажется, больше от сортов зависит, а у нас пока, к сожалению, выведение новых сортов идет… не очень быстро.
— Сорта — это, конечно, хорошо. Но вот Андрей Болотов под Петербургом еще в начале девятнадцатого века получал урожаи пшеницы по девяносто центнеров с гектара, а в те времена даже слово «сорт» люди еще не знали. Так что селекционная работа — дело, безусловно, полезное, но очевидно же, что на урожаи другие факторы влияют гораздо сильнее — и вот системный анализ и позволит эти факторы выявить. Но тут две проблемы возникают: никто в мире пока системным анализом не занимается, и уж тем более нигде в мире специалистов в этой науке не готовят. И я как раз и хочу выстроить институт, в котором нужных специалистов будут для нашей страны обучать.
— И кто вам мешает это сделать? Насколько я помню, вы все свои… проекты как-то финансировали через Минместпром, точнее, через Горьковский КБО, который затем в Минместпром преобразовался. А если там на это средств найти не могут, то вам, скорее, не ко мне, а к Николаю Александровичу обращаться надо, я-то нынче пенсионер, средствами не распоряжаюсь.
— Средства я и сам найду, даже к Зинаиде Михайловне обращаться не стану: я же Шарлатан и в области меня все знают… как близкого родственника, а у нас народ родственнику всегда помочь готов. А у вас я помощи в другом хочу попросить: этот самый системный анализ в теории позволяет исследовать любую систему. И сельскохозяйственную, и промышленную, и даже политическую. И в любой такой системе с его помощью можно подобрать то самое минимальное воздействие, которое систему в нужном направлении развернуть сможет. В нужном тому, кто это воздействие вычислит, и поэтому-то я институт в селе и собираюсь создать. И далеком селе, куда, скажем, иностранные шпионы…
— Я понял, но вам тогда лучше в товарищем Судоплатовым…
— Мне достаточно уровня Светланы Андреевны, но к вам я даже не с этим вопросом пришел. Как я уже сказал, вычисление минимального воздействия позволит любую систему повернуть туда, куда этот вычислитель сочтет нужным — но вот я, например, пока не могу придумать, в какую сторону нужно Советский Союз поворачивать. А поворачивать его точно необходимо: я уже наблюдаю некоторые тенденции, которые, если они получат развитие, приведут страну к распаду. И уже не говорю о том, что когда у нас с продуктами всего лишь терпимо, а не отлично… У нас что, люди рукожопые? В той же Германии урожаи втрое выше наших, мы исключительно за счет бескрайности полей с голода не мрем. А ведь у нас и тракторов на гектар приходится почти вдвое больше, чем в этой Германии, и удобрений вроде производится не меньше…
— Интересно вы вопросы ставите… я пока не буду спрашивать, что же за тенденции вы увидели… чуть попозже спрошу. Но вот прежде спрошу, а какую помощь вы от меня-то получить хотите?
— Помощь в целеполагании. Я хочу вас попросить четко сформулировать цели страны, и не в форме «нужно выстроить коммунизм», а конкретно и по пунктам. А я тогда, видя перед собой эти цели, сначала определю, какую информацию по системе… по всем нашим системам нужно собрать для анализа, анализ этот проведу и, выбрав то самое минимальное воздействие, его произведу. Не сам, обычно для больших систем это воздействие должны оказывать большие группы людей, но и эти группы должны быть объединены общей целью. И я убежден, что если цели перед ними поставите вы, то это будет уже достаточно для объединения нужных товарищей в единую воздействующую на систему силу. Но тут должен сразу предупредить: методами системного анализа и сами воздействующие будут проверяться на… в общем, можно ли их использовать для корректировки поведения системы или проще их будет расстрелять в тихом месте и прикопать под кустиком
— Интересно… вы уже готовы самому товарищу Сталину задачи ставить…
— Я не… я не ставлю вам задачи, я описываю текущее состояние — и сейчас я вижу лишь одного человека, что как раз правильные задачи поставить и способен. Как ни крути, но именно товарищ Сталин в стране является высшим и непререкаемым авторитетом. И если Иосиф Виссарионович Джугашвили этим авторитетом воспользуется…
— Вы, молодой человек, несколько… пожалуй, вы в чем-то и правы. Но сразу я вам не отвечу: вы задали столько вопросов, что сначала их потребуется тщательно обдумать. А чтобы лучше обдумывалось, ответьте уже вы мне на один вопрос: а что будет, если товарищ Сталин какие-то цели поставит… неверно?
— Теоретически и такое исключать нельзя, но в рамках системного анализа… вы же не хотите специально вред советскому народу и нашей стране нанести? Поэтому общая картина, общий список намеченных вами целей ожидается позитивным, и как раз объединив все поставленные вами цели методами анализа мы сформируем, скажем, суперцель, все частные объединяющую — и вот если какие-то частные цели окажутся сформулированы ошибочно, то мы и это довольно быстро выясним и поможем ошибки формулировок поправить.
— Очень интересно… а как быстро вы сможете все это проделать?
— Не очень быстро, все же, как я уже сказал, сейчас наука находится в зачаточном состоянии, но, надеюсь, вы результаты этой работы увидите. Года три потребуется, чтобы из нынешних математиков… специально подобранных математиков, подготовить как раз системных аналитиков, некоторое время им потребуется для формирования списка параметров, подлежащих исследованию… надеюсь, уложимся лет в пять. А проведем мы все это как исследования по повышению урожайности, все же, как я сказал с самого начала, мы практически любую системы исследовать сможем. А конкретно по сельскому хозяйству… у меня сестренка двоюродная как раз заканчивает разработку программы эксперимента по повышению плодородия нижегородских полей вдвое, и под эту программу я попробую все обучение специалистов и подвести. Математике-то безразлично, что анализировать, вычислительным машинам в любом случае просто циферки скармливаются…
— Ну что же… на обед останетесь? А отвечу я на ваше предложение скорее всего, через неделю. Думаю, будет достаточно, если мы по телефону окончательно договоримся, ведь вам нужно будет всего лишь одно слово от меня услышать. И пока я склоняюсь к тому, что слово это будет «да»…
Товарищ Сталин мне через неделю не позвонил — но это было и не нужно: Минсельхоз выпустил постановление об учреждении учебного института для подготовки математиков-аналитиков, которые должны будут формировать прогнозы по сельскому хозяйству. Формулировка в постановлении была более чем расплывчатой, но во-первых, в постановлении определялись источники финансирования этого института (включая сметы на строительство его корпусов и общежитий для студентов), а во-вторых, там была очень важная для меня фраза: «Ректором института назначается Кириллов Владимир Васильевич». И отдельно, не в самом постановлении, а в специальном приложении (которое мне прислали через первый отдел) было сказано, что и учебные программы института, и персональный состав преподавателей, а так же правила набора студентов полностью определяются ректоратом и не подлежат согласованию ни в Минсельхозе, ни в министерстве образования. То есть Иосиф Виссарионович дал мне в этой части практически полный карт-бланш. С некоторыми ограничениями, конечно, о которых мне рассказала специально приехавшая в Пьянский Перевоз Светлана Андреевна, но я же сам о необходимости таких ограничений Сталина предупредил.
А в заключение «эпизода» мне позвонили из управления Совмина, а ровный голос в трубке произнес:
— Владимир Васильевич, вас приглашает на заседание Президиума Совмина товарищ Булганин. И он особо просил никаких материалов с собой не брать, вы все, что вам потребуется, на заседании и получите…
Я взглянул на календарь: до заседания было еще почти две недели. Так что у меня еще оставалось время заняться и другим делом. Очень простым: в редакции «Юного Шарлатана» вдруг вспомнили, что меня с должности Главного редактора журнальчика так никто и не уволил. А так как журнальчик так и оставался «органом Обкома комсомола Горьковской области», а этот обком все же решил сделать его вообще еженедельным (почти еженедельным, в планах должно было выходить по сорок восемь номеров в год), то в редакции появилось несколько довольно неотложных вопросов — которые, по их мнению, решить мог лишь я. Лично я думал, что их в принципе можно было и без меня решить, но если это рассматривать с несколько иной стороны, то мое участие могло в стране кое-что изрядно поменять — и вот эту возможность я все же решил не упускать. Да, придется теперь работать по двадцать пять часов в сутки — но если все получится…
А получится наверняка: все же у нас на Нижегородчине люди еще помнят Шарлатана. А сколько народу его будет помнить чуть позже — но так им и надо, у меня намерения были самыми мирными, но если кто-то встанет на моем мирном пути, то пусть пеняет на себя. Я-то теперь точно никуда с этого пути не сверну…