Шарлатан IV

Глава 2

Защита диплома в целом прошла несколько феерично: на нее приехали сразу три математических монстра и два основоположника советской вычислительной техники. И мне на этой защите вообще даже рта открыть не позволили: сначала выступил («со вступительной речью») Мстислав Всеволодович Келдыш, расхвалив со всех сторон написанный мною учебник по «Лингве», затем сестра его очень позитивно отозвалась о только что напечатанном в городской типографии учебнике по «Аналитику» (ей Юрий Исаакович рукопись на отзыв отослал), а напоследок Андрей Николаевич Колмогоров, все же не удержавшийся и ехидно заметивший, что упомянутые учебники темой моего диплома не являются, довольно подробно прошелся по как раз для диплома и написанной «методичке» по постановке алгоритмических задач. Очень подробно остановился, его никто в течение почти получаса прервать не рискнул — зато когда он закончил, наступила «минута молчания». В смысле, народ пытался понять, оговорился академик «по привычке» или действительно думал, что сказал — а речь свою он закончил словами «я думаю, что соискатель безусловно заслуживает присвоения ему звание кандидата физматнаук». «Услышав тишину», Андрей Николаевич с откровенно смеющимися глазами оглядел аудиторию и добавил:

— Я действительно думаю именно так, как сказал. И даже на всякий случай бланк кандидатского диплома с собой захватил, а то вдруг у вас в Горьком с ними проблемы…

Собственно, поэтому вечером Ю Ю ко мне и забежала:

— Очень хорошо, что ты кандидатскую степень получил, теперь-то уж точно никто не станет задавать вопросы, почему тебя сразу после выпуска директором института назначили.

— Ю, ты вот точно не горьковчанка, а то бы знала: тут никто не стал бы спрашивать даже если бы меня назначили не то что Первым секретарем обкома и Председателем облисполкома одновременно, а даже императором галактики: я же Шарлатан, меня в области все знают. А все взрослые люди в области уже считают меня каким-то начальником, лишь от скромности не занимающим официальных постов. Меня же лично товарищ Сталин провозгласил образцовым комсомольцем и мои советы в точности исполнял!

— Что-то я такого не слышала.

— Я же говорю: не горьковчанка. Ты мне даже не родственница, а таких в области вообще единицы! Но это лирика, а вот мне почему-то никто не рассказал, куда мне завтра на работу-то приходить. Ты не в курсе, где этот институт-то находится?

— В курсе: нигде. Его тебе нужно будет создать, и Павел Анатольевич, хотя в лоб ничего такого не говорил, но намеками дал понять, что в Москве тебя точно не ждут.

— Сам в Москву не хочу…

— И вообще лучше в большие города тебе с деревенским институтом не соваться.

— Все же он меня послушал и решил, что ты мне лучше все объяснишь! Слушаю дальше.

— А я все сказала. Если одного раза тебе недостаточно, то для дураков повторяю еще раз: институт ты будешь должен организовать, и разместить его… где захочешь, но с учетом мнения старших товарищей. Одна старшая товарищ тебя в Горьком тоже минимум год видеть не хочет, но все же было неплохо, чтобы до тебя при необходимости можно было достаточно быстро достучаться. Например, на собственную свадьбу тебя пригласить… между прочим, ты обещал придти. Ну так я продолжу: институт ты организуешь, сам штатное расписание составишь… учитывая, что это будет именно сельский институт. И финансирование получишь у своей Зинаиды Михайловны, она уже уведомление получила. Но ты особо губу не раскатывай, это будет небольшой и совершенно деревенский институт.

— И назову я его государственным институтом проектирования деревенских машин и оборудования, сокращенно ГИПроДерМО.

— С тебя станется… Ладно, все сказала, еще раз поздравляю. С успешным… очень успешным окончанием учебы в университете. Все, я пошла, увидимся на моей свадьбе!

Выдающихся ученых на мою защиту пригласил товарищ Неймарк, а им, скорее всего, было просто интересно поглядеть, как защищает дипломную работу человек, за разработку вычислительных машин уже получивший Золотую Звезду. Да и в Горький из Москвы добираться было недолго, так что устроили себе товарищи веселый выходной. А когда выходной закончился, начались «суровые будни»: через день соседка занесла мне удостоверение директора института без названия и направила меня к Зинаиде Михайловне за финансированием и чтобы с ней я все прочие проблемы, связанные с созданием института решил. Причем удостоверение не просто так именно Светлана Андреевна принесла: она сразу и список уже утвержденных сотрудников в количестве десяти человек мне передала — полный состав будущего первого отдела института. И сразу же предупредила, что «вот этих двоих» я могу сразу в работе задействовать, а остальные к работе приступят уже когда институт где-то разместится. Где-то недалеко…

Зинаида Михайловна оказалась более конкретной:

— Удивил ты меня, но с другой стороны твои кабачки и червяки… так что решение твое уважаю. Но так как тебе деревни нужны чтобы продукт выращивать, то Заволжье тебе не подойдет, там леса, а тебе все же поля нужны, причем лучше, как я понимаю, поля, уже вконец истощенные. И я могу тебе предложить два практически цивилизацией не затронутых варианта: Вад и Пьянский Перевоз. Если тебя мое мнение интересует, то я бы Перевоз выбрала.

— Интересует, а почему?

— Там рядом с селом уже аэродром строится с бетонной полосой. Опять же, товарищ Ильгаров говорит, что в Пьянском Переводе жилье твоим работникам выстроить будет проще: там сейчас сразу две фабрики строятся, под новый жилой микрорайон коммуникации уже почти все проложены…

— Так дядька Бахтияр уже на пенсии вроде…

— Ну да, но руководить своим архбюро продолжил, и я с ним даже поговорить успела, он сказал, что для тебя институт очень хороший с радостью спроектирует.

— Он спроектирует, опять что-то вроде ханского дворца…

— Нормальный спроектирует. И вот еще что: мне отдельно сказали, что если ты для института своего самолеты заказывать будешь, то я заявку твою должна буду удовлетворить.

— А нафига мне самолеты? Поля сверху рассматривать, как там трава растет?

— А это меня не касается. Мне сказано — удовлетворить, я удовлетворю. А твое дело их заказать. Вот, держи список: три колхозных конструкции МАИ, один пассажирский для местных линий. Только не «Сокол», а «Буревестник», и — это уже мой личный совет — не с пропеллерами проси, у Мясищева сейчас его под реактивные двигатели переработали, его бери. Их, реактивных, сейчас уже три штуки сделали, следующим летом они в серию на новом заводе пойдут, но тебе-то зачем серии ждать?

— Мне вообще самолеты не нужны!

— Поговори мне еще, чучундра. Сказано, что самолеты ты захочешь заказать, значит захочешь.

— А с чего это я чучундрой стал?

— А с того. В книжке-то Чучундра — это парень, то есть в оригинальной книжке. И тоже жрет в три глотки: я тут прочитала, что чучундры в день жрут втрое против собственного веса: мне твоя девочка как раз парочку книжек об экзотических зверях подарила. И ты, получается, чучундра и есть! Ну что, Пьянский Перевоз?

— С вами спорить… не вижу смысла.

— Вот то-то же! — Зинаида Михайловна нажала кнопку на селекторе и кому-то сказала:

— Наташа, давай, договора на жилье в Перевозе подписывай. — А затем, повернувшись ко мне, добавила: — Можешь людей в институт уже набирать: в Перевозе им жилье до осени уже в частном секторе твой институт снимет. Иди сейчас в семнадцатую комнату, там найдешь Наташу Резникову, она пока у тебя будет и главбухом, и начальником отдела кадров. Но ты учти: до осени своих набери! И фиплан мне принеси до конца июня, а пока что у тебя будет… да как обычно, из фонда Шарлатана. Но ты все же не наглей, договорились?

«Не наглеть» у меня получилось вообще само собой: я просто не знал, как правильно директорствовать. Здание института (по какому-то «школьному» проекту) и жилые дома (два трехэтажных дома на двадцать семь квартир) Минместпром строил, меня вообще ни о чем не спрашивая — и я даже не знал, во что это строительство обойдется. Вычислительную машину (в «максимальной» нынешней конфигурации) для института должны были изготовить к осени, поскольку сейчас ее ставить было просто некуда. А все остальное…

Единственное, что я сделал, так это подписал несколько бумажек о приеме на работу «рекомендованных» мне людей: начальника отдела кадров мне «порекомендовала» Светлана Андреевна, а та на следующий день еще две анкеты мне на подпись принесла, а главбуха нашла как раз Наташа Резникова (уже лет пять работающая у Зинаиды Михайловны), и она же предупредила, что вообще весь штат бухгалтерии мне подберет — но до конца года все же будет лично следить за тем, что у институтской бухгалтерии твориться будет. Просто потому будет, что штат этой бухгалтерии она собралась набирать из выпускниц финансового техникума, которые еще опыта не наработали.

Еще я все же съездил в этот Пьянский Перевоз, посмотреть, где у меня институт разместится — и «снаружи» мне там всё понравилось. Село, как и большинство нижегородских сел, всё теперь было застроено (почти всё) двухэтажными кирпичными домами, улицы (на этот раз вообще все) были с «твердым покрытием» из земли с цементом, а небольшая площадь перед поссоветом вообще асфальтом была покрыта. И местные селяне с гордостью сообщили, что до осени и улицы все под асфальт уйдут: в селе уже работал небольшой асфальтовый заводик. Вообще-то он работал для асфальтирования дорог в области, но периодически происходили сбои с транспортом и готовый уже асфальтобетон «застревал» — а заводик-то останавливать нельзя было! А так как в селе работала «своя» районная МТС, найти там трактор с прицепом, чтобы асфальт с завода до ближайшей улицы дотащить, было крайне несложно. Да и рабочих особо искать не приходилось: свои же мужики в таких случаях прибегали улицы асфальтировать. И бабы, причем баб было как раз больше: крепкие тетки лопатами асфальт по дороге разбрасывали и разравнивали, а потом уже мужики его укатывали, причем обычным ручным катком…

Но меня все же не асфальтированные улицы больше радовали: в селе несколько лет назад тоже пришли к выводу, что от местной (именуемой «районной») электростанции отапливать атмосферу не очень-то и практично, и в домах появилось и центральное отопление, и горячее водоснабжение. И точно такую же систему сейчас строили и в новом «микрорайоне», где для будущей текстильной фабрики еще одну электростанцию ставили.

И электростанцию на этот раз ставили «с запасом»: на ней сразу три блока по пятьсот киловатт было намечено поставить. Что было — с учетом уже имеющихся трехсот киловатт с ГЭС в Ичалках и мегаватта с местной ТЭЦ — немножко слишком для села, в котором пара тысяч человек проживала, а вот для создаваемой там промышленной базы этого было уже маловато. Но, посетив строящуюся новую электростанцию, я успокоился: здание выглядело так, как будто в нем впоследствии уже что-то совсем могучее добавить собрались. Да и ЛЭП от города (как здесь называли уже Арзамас) уже пару лет как работала…

Вообще-то Пьянско-Перевозский район, как и все районы области южнее Волги, был сельскохозяйственным, в нем в основном выращивали всякое. И больше всего выращивали разного зерна, как раз ржи, ячменя и овса. По планам полагалось и пшеницу выращивать, но большинство колхозов такие планы имели глубоко в виду, так как «всем было известно», что даже пятнадцать центнеров пшеницы с гектара собрать будет уже чудом. Еще по планам колхозам полагалось овощи тоже растить, однако с овощами все было немного странно: район план по овощам, как правило, выполнял (и даже периодически перевыполнял), а вот на полях эти овощи как-то не появлялись. Потому что овощи в заготконторы поступали с личных огородов и лишь немного (только капусты) шло с колхозных полей, располагающихся вдоль Пьяны, причем с личных хозяйств овощ вообще круглый год поступал, так как небольшие теплицы при каждом доме имелись…

И вот теплицами я решил заняться в первую очередь. Из меня овощевод-тепличник, конечно, очень знатный получился, я за теплицы даже какой-то из орденов получил — но все еще знал лишь то, что теплицы строятся из стекла и палок, причем палки лучше брать железные. А вот от тех, кто в теплицах всерьез всякое выращивал круглый год, я узнал, что землю в этих теплицах все равно приходится часто менять, и менять ее нужно вообще целиком. Потому что климат в теплицах уж больно хорош… для всяких вредителей, и в земле разводится какая-то вредная нематода. Кто она такая, я был не в курсе, но про нее знал еще со студенческих лет. То есть со студенческих лет прошлой жизни: мой одногруппник, когда мы курсовые работы делали, для каких-то знакомых агрономов рассчитывал режимы прогрева грунта в теплицах, позволяющих от нематоды избавиться. И выяснил, что если снизу слой грунта в сорок сантиметров подогревать перегретым паром с температурой в сто десять градусов, то вывести нематоду все равно не получится: грунт сверху остывает быстрее, чем успевает снизу нагреться до критической для этой дряни температуры. И я свои теплички «эксплуатировал» именно способом замены грунта, выкидывая на улицу «кабачковые башни» раз в сезон и строя новые. Но у меня и теплички-то были крошечные, а в колхозах…

А в колхозах теплички тоже были маленькие, и располагались все они на приусадебных участках колхозников. Потому что в таких грунт можно было поменять, а в больших, которые руководство страны хотело разные овощи в огромных количествах выращивать, замена грунта превращалась в работу невыполнимую в принципе. Ведь одно дело — перелопатить даже пару кубов земли в тепличке площадью в десяток метров, и совсем другое — несколько сотен кубов в теплице размером соток в двадцать…

О поставленной передо мной Павлом Анатольевичем задаче я не забыл, и для ее решения даже сумел до июля набрать полтора десятка выпускников разных институтов, но сначала слетал в Москву и выудил из Тимирязевской академии четверых будущих агрономов. То есть уже агрономов с дипломами, которые «по семейным обстоятельствам» остались без распределения. Две молодых семьи, которым я пообещал уже к осени дать хорошие квартиры в новых домах — и ребята мне поверили. Правда, от поставленных перед ними мною задач они несколько… прибалдели, однако «научно возразить» не смогли и принялись за работу. Ну а я «начал наглеть», хотя и довольно скромно: в Пьянском Перевозе, уже за околицей (и примерно в полукилометре от строящегося здания института) началось строительство «экспериментального тепличного комплекса», состоящего из двухэтажного кирпичного здания лаборатории и двух (поначалу двух) секций теплицы по пятьсот метров каждая.

Зинаида Михайловна все же очень неплохо позаботилась о том, чтобы я мог работу как можно раньше начать: у местных жителей Минместпром арендовал «на некоторое время» два десятка комнат для работников института, так что новые сотрудники сразу получали и место для жизни (не самое плохое), и работу. То есть как раз работу я им придумывал, но не сам придумывал, а что-то просто вспоминал из того, что раньше случайно где-то узнал. Но так как узнавал я это именно случайно и в детали никогда не вникал, людям действительно нужно было очень много чего самостоятельно придумать и до ума довести, так что ваньку валять им просто уже некогда было…

И агрономам некогда, и математикам. Правда, математики пока что больше в университете трудились: летом большая часть студентов все же по стройотрядам разъехалась (и в Перевозе как раз стройки силами студентов и велась, правда там все же не «университетские» работали), поэтому в моей альма-матер доступ к вычислительной технике было довольно простым. А координацией всем таким доступом занималась как раз Ю Ю, что позволяло мне самому довольно много где мотаться и изучать «поля предстоящих битв». Или просто иногда отдыхать: на свой юбилей я все же в родную деревню съездил.

Там вообще вся родня собралась, все же не каждый день человеку двадцать исполняется, и мой день рождения вообще вся деревня радостно отметила. И подарков разных мне надарили немало, а Надюха вообще мне целиком гардероб обновила. Потому что убедить ее, что я все мне нужное могу и в магазине теперь купить, мне не удалось:

— Может, в магазинах ты и покупаешь себе одёжу, но после магазина выглядишь как оборванец какой. А это всё Кишкино позорит, мы такого потерпеть не можем! Так что пошли, рванье свое скинешь и оденешься как нормальный человек! Мы же тобой гордиться должны, а на тебя глядя, не гордиться, а плакать хочется!

Ну, спорить с ней я не стал: все же заслуженная учительница Советского Союза, орденов вон сколько наполучать успела. И, если не обращать внимания на некоторые ее «портновские заскоки», шила-то она действительно очень хорошо. А то, что рубашки она признавала исключительно серые, то и в этом можно было определенные преимущества найти: такие меньше пачкаются. То есть пачкаются столько же, как и любые другие, но на серых грязь менее заметна…

Ну а на свадьбу я все же пошел в «покупной» рубашке, причем сшитой на новенькой швейной фабрике в Пьянском Перевозе. Вообще-то на фабрике шили (должны были шить) женскую одежду, но там начальником взяли довольно молодую даму, у которой были свои взгляды на современную моду, а чтобы эти взгляды руководство местпрома оценило, она решила меня в качестве «проталкивателя своих замыслов» использовать. Правда, толкать мне вообще ничего не пришлось: Зинаида Михайловна, когда я стал было перед ней крутиться, демонстрируя достижения пьянскоперевозской легкой промышленности, лишь хмыкнула:

— Это ты мне рубашку свою расхваливаешь? Зря стараешься, я такие не ношу. Скажи этой дуре, что пусть в торговле рубашки свои расхваливает, и если народ их на полках валяться не оставит, то пусть вообще что хочет шьет. Но учти: ты ей с оборудованием помогать не суйся, у нас и без тебя есть кому этим заниматься…

Ю Ю все же убедила меня автомобиль ей на свадьбу не дарить, и аргументы ее оказались неотразимыми:

— Шарлатан, если ты мне подаришь машину, то мне придется тебе подарить тобольский фургончик, а у меня все же избытка денег точно нет.

— А почему это придется, да еще именно фургончик?

— Потому что я тебя изобью за машину так, что ты до Нового года только в инвалидном кресле передвигаться сможешь, а кресло только в такой фургончик и помешается.

— Вот умеешь ты все просто и доступно объяснять! Но тогда я уже объясню: без подарка на свадьбу являться неприлично, а что тебе подарить, я просто не знаю. Так что ты мне скажи что, и я подарю… про цветы я уже знаю, можешь не напоминать…

Хорошо еще, что мы этот вопрос по телефону обсуждали, и она меня на месте избить не смогла — а мне пришлось самому все же думать. И додумался я, как оказалось, до подарка действительно для нее приятного: через Светлану Андреевну мне получилось достать очень «праздничный» набор китайской столовой посуды с шестью комплектами палочек из какой-то (чуть ли не слоновой) кости. И было видно, что Ю Ю он сильно понравился — но это был последний для меня праздник летом пятьдесят шестого. А в начале сентября я окончательно перебрался в Пьянский Перевоз, где закончилось строительство института. Правда, мне его назвать так, как я первоначально хотел, все же не дали, и он стал называться «Институтом автоматизации сельского хозяйства». Но название на суть института вообще никак не повлияло.

Весь сентябрь ушел на то, чтобы установить и подключить новенькую вычислительную машину. Большую машину, а еще пяток «маленьких» там же поставили — и работа завертелась на двойной скорости. Причем сразу по трем направлениям завертелась: парочка ребят предложили проект языка, на котором можно было бы описать архитектуру любой вычислительной машины, получая в результате компиляции эмулятор практически любого цифрового компа. Сразу было видно: люди в институте у себя не только лекции с семинарами посещали, а еще и головами своими думали — и в языке (точнее, в проекте языка) закладывалась возможность описывать компы, работающие на двоичной логике, на троичной и вообще на любой другой. Но даже по первоначальным прикидкам, разработка компилятора, реализующего такие возможности, затянулась бы на очень долгие годы, так что пришлось мне «волевым решением» эту опцию зарубить на корню. Да, чисто теоретически опция была интересна, но я знал лишь об одной «не двоичной» машине, а товарищ Судоплатов от меня ждал вполне рабочий результат, и ждал в самые сжатые сроки.

Вторая группа «молодых специалистов» уже просто ручками занималась разработкой эмулятора по полученному какими-то кривыми путями техническому описанию новой американской машины. И тут с одной стороны появился простор для фантазии (описание интерфейсов с внешними устройствами было, мягко говоря, весьма расплывчатым), а с другой — было уже над чем подумать и отечественным разработчиках вычислительной техники. По крайней мере, формальное описание «двухтактной» команды деления двух чисел наводило на очень интересные чисто математические размышления…

Вот только «такая» математика мне была знакома очень мало, и, мне кажется, нынешние наши разработчики «железа» с подобными задачами справятся куда как лучше и быстрее меня. А вот с некоторыми другими задачами быстрее справлюсь как раз я, но, чтобы такие задачки решать, нужно было предварительно собрать «исходные данные». И я занялся именно «сбором данных», хотя и выглядело это несколько странно: директор в общем-то «автоматического» института (и, между прочим, дважды Герой Соцтруда) мотается по полям, токам и зернохранилищам, измеряет всякое по колено в грязи, часами вытрясает души из бригадиров в колхозах, сутками с МТС не вылезает — в общем, «живет полной жизнью».

И мне такая «полная жизнь» нравилась, хотя пока один лишь я знал, зачем мне все это нужно. Осенние поля — они на меня всегда как-то умиротворяюще действовали: вроде уже и урожай с поля собрали, но многочисленные копны соломы намекают, что урожай-то был и неплох! И запах скошенного поля, даже после дождя, какой-то уже немного прелый и тяжеловатый — он все равно подчеркивает, что здесь люди трудились, и трудились не напрасно. А уж бескрайность этих полей!

Вот как раз эта бескрайность мне и не нравилась, и не потому, что я что-то «такое» про поля эти знал. То есть знал, но раньше не совсем представлял, что мне эти знания могли дать — а теперь я ведь кое-что смог своими ручками измерить! И мог теперь сказать… то есть сначала все же подсчитать, а затем сказать людям, что тут делается неправильно и как все это быстро и легко поправить. То есть все это люди и без меня, в принципе, знали — но они «просто знали», а вот когда знания эти озвучивает Шарлатан, то они превращаются чуть ли не в божественное откровение. Не совсем, но ведь «Шарлатан-то врать не будет»? И вот предчувствие того, что я снова смогу что-то очень полезное для страны сделать, наполняли жизнь смыслом.

Но все же ощущение какой-то неполноты этой жизни у меня все еще оставалось. И я очень долго не мог понять, чего же мне так не хватает — но уже ближе к ноябрьским праздникам до меня дошло. Я как раз вернулся «с полей» в Горький, в свою квартиру заехал, чтобы хотя бы приодеться к празднику. И когда я в нее зашел, я все вдруг понял, чего мне в этой жизни не хватало все эти годы…