В квартире, как и раньше, находились «секретари-телефонистки», сидящие у аппаратов «серии», и принимающие «заявки» от разных предприятий. Правда, в последнее время работы им стало гораздо меньше (в том числе и потому, что Мария Тихоновна с работой именно директором НИРФИ вполне освоилась и заказы на оборудование самостоятельно по заводам и фабрикам в основном распихивала, да и с Зинаидой Михайловной уже договорилась о том, что в Минместпроме был специальный отдел создан, который координировал «заказы от науки»), так что и девчонок в группе стало меньше, и работы им почти уже не было. То есть максимум пара аппаратов использовалась, а чаще они просто чем-то другим занимались. Как я понял, учились: мне «телефонный секретариат» все же не из сотрудников МГБ набрали, а выпускницами техникумов, с телефонами работающих умеющими, укомплектовали, и большинство из них поступили учиться в институты на заочные и вечерние факультеты. А когда я в квартиру зашел, они все как раз на кухне скопились и готовили что-то себе на обед.
И вот одна из них, меня заметив, поинтересовалась:
— Вы надолго? То есть на обед-то останетесь? Я могу вам картошки нажарить… супу у нас хватит, а на второе мы рисовый салат сделали, который вы придумали, но его мало получилось…
— От картошки не откажусь… а где Катя?
— Она уволилась. Вышла замуж на той неделе и уволилась, у нее муж по распределению в Брест попал, и ему как раз квартиру там дали. Так что нас вообще трое осталось, но даже это ненадолго: начальство сказало, что после праздника тут ваш секретариат вообще закроют. И правильно, нам сейчас хорошо если пара звонков в день приходит, чего просто так сидеть-то? Только вы своим родным и знакомым скажите заранее, что номер этот на научный отдел Минместпрома переводят, а вам новый выделят, только мы не знаем, какой, это вам на телефонной станции узнать нужно будет. И лучше сегодня, они до пяти сегодня работают, а потом, после праздника, там никого не застать будет долго…
И вот пока девочка все это произносила, я понял, что в моей жизни исчезло: меня люди в большинстве своем перестали воспринимать как человека. Как простого человека, с которым можно общаться именно по-человечески. Я про родню не говорю, и про Маринку с Надюхой, про Вовку Чугунова с некоторыми другими людьми, с которыми я вообще с раннего детства общался, а вот люди посторонние — для них я вообще не человеком был. А был каким-то «недосягаемым эталоном» и местами даже «наместником бога на земле» — и до меня дошло, как же трудно было жить тому же товарищу Сталину. И почему он о своей отставке объявил, не скрывая особо радости от того, что он больше не обязан оставаться тем самым «товарищем Сталиным»…
Ведь даже с Ю Ю у нас отношения были исключительно деловые, как бы мы ни старались из себя что-то там такое изображать. Ей было плевать на то, что я думаю, да и мне, чаще всего, было не очень интересно, что думает она. По работе — да, но мы даже работу делали… не совместно, а просто рядом, а это все же накладывает определенный отпечаток на восприятие друг друга. И для нее я так и остался «мальчишкой, которого просто нужно любыми способами сберечь для страны», так что я понял, почему она сказала, что минимум год меня видеть не хочет. Не потому, что ее мужу наши встречи могут не понравиться, а потому что она от меня просто смертельно уже устала…
И эти девчонки-телефонистки — они меня примерно так же воспринимали: не как человека, а как абстрактного источника нудной и не самой приятной работы. Нудной потому, что они не очень даже понимали, что и зачем они делают, а неприятной потому, что им приходилось весь день тут сидеть и тупо ждать возможных звонков. И я увидел, что они действительно рады тому, что здесь эта работа для них заканчивается — даже несмотря на то, что в новом отделе местпрома им придется заниматься тем же самым, и работа там будет куда как более напряженной…
И я, по дороге в Пьянский Перевоз, думал как раз о том, что в этой жизни судьба забрала у меня возможность простого человеческого общения. Не с родней и старыми друзьями, но вот со сверстниками у меня отношения получались очень странными — и именно это мешало мне наслаждаться жизнью. Я мог получить практически всё, вон, даже Ю Ю добыл какую-то редкую китайскую посуду, о которой большинство людей вообще не знало, что такая в природе существует — но почему-то «радость обладания» меня так и не постигла.
Кое-что, впрочем, меня все же радовало, но это было «радостью ностальгии»: в новую квартиру, полученную в Перевозе, я заказал такую же «сомовскую» мебель, какая у меня было в прошлой жизни — и это сделало жилье более уютным, что ли. Но и всё, а вот уют этот даже радовал не особенно сильно, ведь им не с кем было поделиться — а без этого радость получается какой-то… ущербной. По-настоящему «домом» для меня был за все это время лишь дом родителей в Кишкино, и старый, деревянный, и новый, кирпичный — но он домом был лишь потому, что там жила моя семья…
Я в Кишкино заехал, и там долго разговаривал «про жизнь» с мамой, а вечером и с отцом. Маруся, с которой я тоже хотел поговорить, сейчас училась вообще в Москве и чтобы ей пожаловаться, нужно было или туда лететь, или ждать до зимних каникул — но, мне кажется, она повторила бы то же, что мне мама сказала:
— Вовка, ты слишком долго пробыл Шарлатаном. Но ты уже вырос, и нужно тебе жизнь менять. Не стоит тебе больше в телевизор лезть, и везде бегать договариваться о том, что другие люди прекрасно и без тебя сделают. Ты им уже показал, как это делается. Но на своих плечах ты всю страну поднять не сможешь. И никто не сможет, это все вместе должны делать. Но каждый должен делать лишь то, что может делать сам, что каждый может хорошо делать. У тебя хорошо получается всякие задачки математические решать, программы эти твои придумывать — вот на этом и сосредоточься. И на людей вокруг посмотри не как на тех, кто твои придумки воплощает, а именно как на людей. Честно говоря, я была очень рада, что ты решил вернуться к сельскому хозяйству, но и при этом все же о людях забывать не стоит. Ты, когда маленьким был, ведь именно о людях думал, о том, что людям жить помогает — а теперь ты все больше о заводах и фабриках думаешь, а о том, что на них простые люди работают…
— Я как раз о людях и думаю, которые на фабриках и заводах работают, думаю, как им жизнь улучшить.
— Нет, ты думаешь, как сделать, чтобы люди работали лучше — и это тоже правильно. Но у людей, кроме работы, есть и другие заботы… ладно, чего я тебя учу-то, ты уже большой, пороть тебя точно поздно уже. Но если что, то тетка Наталья говорила, что тебя она в любой момент готова на работу взять. Она теперь у нас председатель райисполкома, и у нее в районе тоже уже машины эти вычислительные стоят. Две уже стоит, так что ты подумай: может, хватит тебе уже обо всей стране думать, пора и о себе думать начинать. А в Павлово сейчас и работы много, и народ… девчонок молодых да красивых тоже хватает. Может, и не таких красивых, как китайка твоя, но…
— Ю Ю летом замуж вышла, так что она уже не моя.
— Ну и слава богу! То есть, я хотела сказать…
— Ты всё правильно сказала, не переживай. А насчет девчонок я подумаю… но подумаю сам. Ладно, вы меня уже успокоили, поеду я на работу. И, замечу, в Перевозе девчонок тоже хватает, даже с избытком: там при ткацкой фабрике училище открыли, а теперь и швейный техникум организуется. Но вот решать тут я уже сам буду…
В институте сугубо сельскохозяйственном мне удалось собрать группу очень приличных программистов, которые довольно быстро смогли разработать эмулятор буржуйского компьютера. Но у нас пока что получился эмулятор одного процессора, с системой ввода и вывода информации (и особенно с файловой системой, в которой должны были храниться программы) ясности у нас не было, так что пока про разработку вирусов можно было даже не думать. И я поставил перед группой новую задачу, на этот раз полностью «профильную»: нужно было создать базу данных для хранения как раз информации о полях. На такую мысль меня натолкнул разговор с местным агрономом, который рассказал, что урожаи в полях в первую очередь зависят даже не от погоды (хотя от погоды они зависят все же сильно), а от того, что на поле росло в предыдущие годы. Вот только он сказал, причем вообще вскользь, что на разных полях «предшественники» на урожайность влияют очень по-разному, а так как я кое-что по этой части когда-то слышал, мне захотелось всю имеющеюся информацию как-то систематизировать и создать что-то вроде системы, способной урожаи «предсказывать». И в относительно автоматическом режиме выдавать рекомендации по тому, как максимально быстро и недорого урожаи увеличивать.
Про один простой способ увеличения урожаев зерновых я и раньше знал (скорее, из популярной литературы или вообще из видео в интернете): максимально сильно урожаи пшеницы повышает использование в качестве азотного удобрения карбамида. А вот использование селитры эффект дает куда как меньший — и вроде объяснение этому было самое простое: карбамид выделяет много углекислого газа, который, между прочим, является «основной пищей» для растений. И в каких-то «статьях из будущего» говорилось, что если содержание этого самого газа в атмосфере упадет всего лишь вдвое, то вся жизнь на планете на этом и закончится.
Но вроде в полях местных колхозов этого самого карбамида прошедшим летом насыпали довольно много, однако не нескольких (довольно немногочисленных) полях, где все же посеяли именно пшеницу, это вообще на урожае почти никак не сказалось. На большинстве таких полей не сказалось, хотя и были некоторые исключения. И как раз «исключения» меня и заинтересовали: все же я не забыл, как Лев Тимофеевич определял суть «системного анализа», а уж составить программу, которая просчитает все взаимосвязи, было не так уж и сложно. Сложно, но во-первых, я знал, как ее составить (точнее, знал, как составить правильное техзадание на ее разработку), однако даже если программа будет готова, ей нужно все же какие-то данные для анализа подсунуть. Те самые, из которых восемьдесят процентов обладают сомнительной достоверностью, а остальные на сто процентов неверные.
За лето и особенно за осень мне удалось много полезной информации собрать, но вот только пользу от нее было чуть меньше чем вообще нисколько: я теперь знал, какие почвы в районе имеются, чего в почвах из удобрений не хватает, и даже какие урожаи чего в каком колхозе собрали. Но ведь ни в одном колхозе «разбивку по полям» никто не делал, а информация о «средней температуре по больнице» ни малейшей пользы в том, что я хотел получить, не давала. Я совершенно случайно выяснил, что в одном из колхозов (где урожай той же пшеницы составил порядка семнадцати центнеров) эту пшеницы посеяли только рядом с какой-то дорогой между двумя деревнями, и я даже туда съездил и на дорогу поглядел. И дорога меня на определенные мысли все же навела — но мысль-то была совершенно абстрактная, доказательств того, что она имеет хоть какое-то отношение к действительности, у меня не было ни малейших. А чтобы доказательства появились, нужны были данные, которые все же можно будет сопоставить по большому числу факторов — и я принялся составлять таблицы будущих наблюдений и сбора нужных мне данных.
Жалко, что Ю Ю рядом нет: она такие вещи очень неплохо могла проделывать, правда не по сельскому хозяйству, а по части проверки подозрительных граждан — но ведь суть подхода вообще не зависит от объекта наблюдения. Как там она говорила: математика не бывает антисоветской. А вот методики выборки данных для анализа очень даже бывают, ведь так заманчиво «неприятные факты» аккуратно спрятать…
А искусство «прятать неприятные факты от начальства» переживало расцвет, причем не только в СССР. Из осведомленных источников (от Павла Анатольевича) мне стало известно, что в США американцы анонсировали создание вычислительной машины с тактовой частотой в двенадцать мегагерц, причем машины транзисторной, но о том, что лучшие выпускаемые в США транзисторы только пытались преодолеть четырехмегагерцовый барьер, фирма IMB, сделавшая такой анонс, как-то скромно умолчала. А еще в анонсе говорилось, что стоимость такой ЭВМ окажется не выше двух с половиной миллионов долларов, что тоже лично у меня вызывало сильные сомнения: по моей (сугубо личной) оценке такой суммы с трудом бы хватило просто на закупку требуемых для агрегата транзисторов. Но на американцев мне было, по большому счету, вообще плевать, а вот сокрытие «неприятных фактов» у нас часто приводило к совсем уже плохим последствиям — но я-то с этим ничего поделать не мог, такова уж человеческая природа. Всем почему-то хочется выглядеть лучше «вот прям щяз», а о последствиях большинство людей почему-то даже не задумывалось.
А мне пришлось задуматься, и чтобы задуманное воплотить в реальность, я снова обратился к Зинаиде Михайловне. Но не за финансированием каких-то работ, а за «профессиональными бухгалтерами»: люди, умеющие неплохо работать с таблицами, могли и сами нужные таблицы составить. И правильно их заполнить…
В университете под руководством Неймарка большая группа студентов составила мне «формы» для заполнения на устройствах записи данных на магнитные диски, в своем институте я собрал всех районных агрономов и даже бригадиров механизаторов с МТС — и всех их обучал работе с этими самыми устройствами. То еще было развлечение, но после того, как я людям объяснил, зачем мне все это нужно, народ проникся и старался все изучить и освоить как можно лучше. А мне пришлось еще раз в Тимирязевку скататься — и там я договорился о том, что уже весной довольно много студентов займутся примерно такой же работой, которую я запланировал провести у себя в районе, уже в других областях. Простой работой: провести картографирование полей, а затем в посевную тщательно зафиксировать, что и как на этих полях сеяться будет. А уже в конце лета проследить за сбором урожаев.
Григорий Матвеевич, ректор этого заведения, сам был очень заинтересован в «автоматизации сельского хозяйства» и то, что я к нему обратился (от имени института, конечно), его сильно вдохновило. Правда, в деталях понять, что я, собственно, собираюсь сделать, он не смог, да и не пытался — прекрасно понимая, что его знаний математики тут точно не хватит, но сама идея сбора очень подробной информации о сельзозугодиях ему сильно понравилась. Мне это помогло «чуть поменьше наглеть»: он всю работу по сбору информации включил в план Академии и мне даже студентам за работу платить было не нужно — однако все же предоставить ему машинки для записи информации на диски пришлось. А так как товарищ в сельском хозяйстве разбирался куда как лучше меня, он внес много полезных дополнений в заготовленные мною формы сбора данных, и, по моим прикидкам, все ранее подготовленные программы нужно было практически полностью переписывать.
Очень вовремя я это выяснил: на дворе уже февраль заканчивался, а могучий коллектив Института автоматизации сельского хозяйства в составе десятка программистов до начала посевной такое проделать был точно не в состоянии. Но по счастью выяснилось, что в Тимирязевке народ тоже «шагает в ногу с прогрессом» и там даже отдельная кафедра была, на которой готовили… все же не программистов, а людей, которые хоть как-то с компами работать умеющих, и мы с товарищем Лозой договорились, что я «забираю» полную группу студентов, с которой постараюсь все требуемые доработки форм провести. Ну, сколько получится, столько и сделаем, а остальное молодежь ручками на бумажках запишет, чтобы эти данные позже обсчитать.
И я, вынужденный лично им рассказывать, как готовить новые формы, выяснил, что вообще-то устройство записи информации на гибкий диск с монитором и клавиатурой было, по сути, небольшим компом. Очень примитивным и слабеньким, но все же компом, в котором даже память была размером в шестнадцать килобайт! Немножко странная память, там половина ее содержимого сразу же интерпретировалась знакогенератором монитора и отображалась (с частотой в пятьдесят герц) на экране, но если ее правильно заполнять, то можно было довольно интересные эффекты получить. То есть я принципе я это знал, но вот осознать это у меня получилось только после того, как две «тимирязевских» девчонки в процессе изучения способов программирования экранных форм изобразили на экране (буквами и цифрами) какую-то «неведому зверюшку», которой данные вводились в поле, помещающееся «во рту», и которая после нажатия на клавиатуре кнопки «запись» введенную информацию «жевала и глотала». Получилось прикольно, а девчонки ведь действительно составление форм в мелочах освоили, и они мне сказали, что за неделю вдвоем и все по-настоящему для работы нужные они распишут…
Ну а я действительно осознал, что в политехе сделали-то небольшой комп, который на порядки по возможностям превосходил новеньки американский «Бендикс»! И который теперь на втором телевизионном заводе в Горьком выпускался по десятку в сутки ( а «Бендиксы» янки делали вроде бы штуками в неделю). И если для такого компа еще и операционную систему придумать, что-то вроде CP/M…
Но с этим мне пришлось погодить: началась посевная и в поля высыпало, кроме сельских механизаторов, и огромная толпа студентов разных институтов и университетов. Биофак университета тоже «высыпал» — и всем там работа нашлась. А лаборатория институтская (химическая лаборатория) вообще на круглосуточный режим работы перешла, для чего мне пришлось и всех университетских химиков к работе подключить. Не всех сразу, конечно, но анализы почвы в лаборатории одновременно человек по двадцать проводили — а я узнал, что Зинаиде Михайловне Ю Ю подарила не только книжку по индийским животным, но и забавный справочник по ядовитым гадам Австралии. Забавным он был потому, что он вообще-то на немецком печатался, и названия гадов звучали как звания в каком-нибудь гестапо — но мне на звания тоже плевать было, главное, что Минместпром полностью оплачивал работу нескольких тысяч «привлеченных сотрудников». Недолго оплачивал, ведь «весенне-полевые работы» по крайней мере в нашем районе и заняли всего-то недели три — но теперь у меня появилась информационная база для дальнейшей работы.
А в конце апреля я «обновил» реактивный «Буревестник», принадлежащий институту: слетал на нем в Москву. Там мне Павел Анатольевич вручил Сталинскую премию третьей степени ( в операционную систему для «больших» машин программисты из моего института вставили модуль, препятствующий запуску любых «вирусных» программ и благодаря этому одну такую программу «локализовали»). И того, кто ее попытался запустить на МПСовской машине, управляющей грузовыми перевозками на Транссибе, «локализовали»…
Все же советская математическая школа оказалась самой передовой: гаденыш оказался не буржуйским наймитом, а вполне себе отечественной сволочью, возжелавшей получить премию «за быстрое решение внезапно возникшей проблемы». И работники МГБ «все сделали правильно»: ему даже не дали хоть с кем-то поделиться информацией, что такое в принципе возможно. И по крайней мере еще какое-то время можно будет существовать относительно спокойно, а я — хотя все же не полностью одобрил меры по пресечению расползания информации — был вынужден признать, что пока у нас нет более гуманных способов решения таких проблем. Ведь пока еще было критически важно, чтобы супостат даже не догадывался о том, что такое вообще можно проделать и не разработал собственных средств защиты, а разрушить, скажем, автоматическую систему запуска ракет с ядерными боеголовками иногда будет очень даже полезно. Ну, как крайний вариант…
Вообще-то развитие вычислительной техники не шло, а вообще мчалось гигантскими скачками — правда, в направлении, для меня неожиданном. Ну, у нас в СССР переход на полупроводники (то есть конкретно на транзисторы) пока не рассматривался — и это была в целом понятно, ламповые машины работали на пару порядков быстрее. Но вот то, что машины небольшие (те же машинки для записи дисков), где высокая производительность изначально не требовалась, продолжали делаться на лампах, мне нравилось не очень. Но опять: тут я ничего сам-то сделать не мог. А вот сделать машинку немного более «универсальной» скорее всего мог, ведь у меня в политехе много хороших знакомых осталось. Не друзей, а все же скорее соратников, но которые пока еще к моим предложениям прислушивались…
А еще у меня было очень талантливая сестренка, успешно постигавшая науки в МВТУ. И я, получив медальку, не помчался обратно в свой институт, а заехал к Марусе. Мы с ней долго о разном разговаривали, но насколько она меня поняла, я еще не знал. И уж тем более не знал, сможет ли она услышанное от меня донести, не расплескав, до людей, которые знают, «как все сделать правильно»…
Но именно этот визит меня сильно порадовал и в чем-то даже успокоил: я-то в МВТУ приперся в самый подходящий момент, когда девчонки там чей-то день рождения отмечали. И «брата подруги» тоже на празднование пригласили, ведь родня все же «иногородних студентов» не очень часто посещает. А порадовало меня то, что в довольно дружном студенческом коллективе ни один человек вообще не узнал меня. Маруся ведь и сама скромно молчала о том, что является «сестрой Шарлатана» — чтобы лишних поводов для разговоров не давать. А я все же в последнее время прилично на морду изменился, да и физиономия моя уже гораздо больше года в телевизоре не мелькала. Да и в прессе обо мне почти вспоминать перестали, так что для студентов и студенток я был просто «старшим братом однокурсницы». Причем вообще «работающем в сельском хозяйстве» — так что на вечеринке я чуть ли не впервые за последние годы почувствовал себя обычным человеком. Вроде и пустяк, но он меня так сильно вдохновил!
И следующий месяц я с этим самым огромным вдохновением писал программу предварительной обработки собранной в полях информации. Вроде получилось неплохо, и, по моему мнению, в базу осталось только данные по урожаям внести. Но тут тоже была изрядная засада: люди, несмотря на любые предупреждения, «стараются выглядеть лучше», а как с этим бороться, я просто не знал. Но вроде уже «год прошел», и я поехал просить помощи у Ю Ю…