Глава 4

Сначала я все же Ю Ю позвонил, и она, поинтересовавшись зачем-то, не болею ли я каким-нибудь гриппом, пригласила «посетить ее завтра утром»:

— Где я живу, ты знаешь, подходи к дому часов в десять, погуляем, поговорим. Но вот помощь какую-то я вряд ли тебе оказать смогу, у меня сейчас дел и без тебя хватает.

— Я только совета попросить хотел.

— Совета? Точно, у нас же страна советов. Значит, после десяти… не опаздывай, я тебя ждать точно не стану.

В десять я понял, почему Ю меня про грипп спрашивала: она вышла их подъезда с коляской. Огляделась, меня заметила, рукой помахала, а когда я подошел, предупредила:

— Разговаривай тихо, разбудишь ребенка — я тебя изобью так, что неделю говорить вообще не сможешь.

— И правильно сделаешь, но я тихонько. Ты мне вот что скажи: у тебя все же опыта в таком деле много… как сделать, чтобы люди говорили правду, даже если правда выставит их в неприглядном свете?

— Ты всерьез хочешь узнать, как заставить людей говорить правду? Но я уже не работаю в МГБ, да и вряд ли тебе такие советы…

— А я никого бить не собираюсь, мне нужно, чтобы люди просто не стеснялись правду говорить, причем исключительно о своей работе. Сами чтобы не боялись сказать, какие у них потери возникают при уборке урожая, чего им не хватает, чтобы потери эти сократить… Мне просто нужно для анализа информации, чтобы люди не только достижениями хвастались, но и о недостатках говорили откровенно. И я к тебе не как к капитану МГБ обращаюсь, а как к руководителю группы программистов, который очень хорошо информационную дисциплину у себя наладил.

— А, вот ты о чем? Я слышала, что ты в сельское хозяйство подался… Но почему ты у меня совета решил попросить, непонятно. Я же все делала так, как ты сам говорил: за провалы не наказывала, а наоборот помогала ошибки исправить. Хотя… да, ты прав: сам ты формализировать подходы, тобой используемые, точно никогда не мог. Ты все больше на интуиции… Помолчи минутку, дай подумать.

Мы прошлись до конца улицы, затем вернулись обратно — и Ю Ю молчала. А когда я уже решил ее переспросить, сказала:

— Я все же исчерпывающего совета тебе не дам, мы-то работали со студентами, то есть людьми хорошо обученными и городскими, а крестьяне — они немного иначе мыслят. Но все равно они наши, советские люди, и мыслят именно по-советски, так что я думаю, что некоторые подходы могут и сработать. И прежде всего нужно учитывать, что информация нужна именно тебе, Шарлатану — то есть человеку, про которого все знают, что Шарлатан никогда никого не обманывает. Да, врешь ты, когда лишь рот открываешь, но не обманываешь — поэтому ты просто людям скажи, что тебе такая точная информация и о достоинствах, и о недостатках нужна только для того, чтобы недостатки устранить, достоинства приумножить… но, главное, предупреди, что такая информация дальше тебя никуда не уйдет. Про конкретные недостатки и провалы не уйдет…

— Думаешь, этого будет достаточно?

— Я не знаю, но ты сам же всегда говорил, что если не попробуешь, то и не узнаешь. По крайней мере я ничего более интересного придумать не могу… но мне уже интересно стало, получится у тебя что-то или нет. Так что не поленись, расскажи мне, что у тебя получится. По телефону расскажи, и желательно до Нового года: я после него из Горького уезжаю, у меня распределение в Минск. И как декрет закончится, сразу и уеду…

— А тебе что-то нужно будет?

— У меня все есть, Павел Анатольевич о своих сотрудниках, даже бывших, неплохо заботится. Так что звони, не забывай, все же сколько мы вместе-то проработали, почти пять лет уже?


Пришлось снова стать Шарлатаном, но Ю Ю оказалась права: местные крестьяне мне сообщали информацию точную. И до меня дошло, почему раньше такую в районе и в области получить начальству не удавалось: мужики урожаи прилично занижали, попросту списывая на «потери» то, что они растаскивали по домам. Не сказать, что очень много растаскивали — то есть каждый «брал понемножку», но народу-то в районе много было, вот и не выходило у руководства «увеличить урожайность». Никак не выходило, но и у самих колхозов с каждым годом запасы зерна росли — очень нужные для прокорма скотины запасы.

Заодно я, составляя «карты» урожаев, узнал много нового и интересного. Например, что человек в год съедает хлеба (то есть в пересчете на зерно, включая горох, бобы и всякую прочую чечевицу) примерно центнер, два с лишним центнера овощей и фруктов, отдельно полцентнера картошки, около центнера мяса и яиц, молока и молочных продуктов больше двухсот килограммов, еще рыбы сколько-то, десять литров подсолнечного масла и килограммов тридцать сахара. Всего получалось, что человек за сутки жрет два с лишним кило продуктов, из которых хлебобулочных и макаронных едва набегает триста граммов. И становилось не совсем понятно, почему в стране «хлеба не хватало» — в частности, мне стало интересно, какого хрена в моем прошлом будущем при Хрущеве на душу советского населения по центнеру зерна закупали в Канаде.

Но когда я вник в то, куда и как распределялся урожай, то все сразу становилось на место. Хлеб — это хорошо, а вот мясо — это, если отбросить технологические мелочи — тоже хлеб, причем в сильно «концентрированном» виде. Кило курятины — это три с половиной килограмма зерна, кило говядины — это уже больше пяти килограмм хлеба (и тут всякие сено с силосом служили лишь «витаминной добавкой»). Литр молока — полтора кило зерна. Не из зерна, получается, производилось лишь масло растительное (но и масличные культуры в стране отдельно считались) и рыба, но даже рыба не вся, а только морская: оказывается прудовую тоже кормом, на основе зерна изготовленным, кормили. Ну и овощи с картошкой тоже не из хлеба делались, а чтобы советского человека прокормить в соответствии с медицинскими нормами, оказывается, на каждого вырастить именно зерна минимум тонну. Дофига что-то получалось, но с теми же животноводами я спорить не собирался: сколько жрет скотина всякая, я, в общем-то, неплохо представлял. Только раньше я представлял на примере хлева тетки Натальи и собственного курятника, а когда прикинул и пересчитал все это на весь Советский Союз, представлять перестал: нормальный человек ведь представить себе кучу зерна в три сотни миллионов тонн вообще не может.

Визуально представить не может, а вот циферки в голове укладываются довольно неплохо. Но и циферки всю картину отражают неважно, так что я у себя в кабинете института повесил подробную карту района. Очень подробную, на ней был отдельно прорисован каждый «учетный участок», и размер участков колебался от пары гектаров до десяти соток. А по мере получения информации о сборе урожая на этой карте я ставил разноцветные отметки — и картина становилась все более наглядной.

На самом деле наглядность ее была только мне одному заметна, да и то лишь потому, что я «держал в уме» кучу параметров очень многих отдельных участков, которые как раз на карте вообще никак специально не отмечались. И это было очень неудобно, поэтому пришлось все же «набраться наглости» и, как выяснилось, полностью подчистить «фонд Шарлатана» в Минместпроме. И снова, как когда-то в Ворсме, долго ругаться с дядькой Бахтияром — но он-то за прошедшие годы опыта набрался. Заматерел и меня в споре победил: новый микрорайон он решил застраивать все же домами небольшими, трехэтажными и без возможности их впоследствии «нарастить». А Эльвира Григорьевна — начальник отдела кадров моего института — приступила к поиску новых специалистов.

Я, конечно, очень «вовремя» занялся расширением института: август, все молодые специалисты в стране уже к работе по местам распределения приступили, а специалисты «старые» в новых, выделенных им квартирах окончательно обустроились и место работы срочно поменять явно не рвались — так что если кого и удавалось на работу в институт сманить, так это были люди «с ограниченными возможностями» в основном. Очень «ограниченными»: в стране без работы сидели главными образом матери младенцев, получившие «по беременности» свободное распределение или жены выходящих в отставку офицеров-«двухлетников». В принципе, и сами такие офицеры определенный интерес представляли, вот только математиков среди них что-то подыскать не удавалось, а самим их переобучать было делом непростым и очень небыстрым. Но деваться-то мне было просто некуда и приходилось действовать по принципу «лопай, что дают»…

Хорошо еще, что получилось заметную часть работ перевалить на другие институты. Например, Людмила Всеволодовна Келдыш согласилась (правда, «в порядке эксперимента») заняться разработкой одной не самой простой программы, а парни из политеха с удовольствием согласились заняться разработкой «большого графического терминала». Но на этом «спихательные возможности» у меня и исчерпались: Зинаида Михайловна лично мне позвонила и, даже не вспомнив никого их представителей мировой экзотической фауны, сказала, что «денег больше нет». Впрочем, поинтересовалась, а не придумал ли я какого-нибудь нового источника этих самых отсутствующих денег — но тут я ни её, ни себя порадовать ничем не смог.

Немножко порадовали меня товарищи из «опытного КБ» при полупроводниковом заводе в Шарье: им на опытные работы МПС все же средства выделил довольно приличные, а когда я рассказал им кое-что про «полупроводники из будущего» (понятное дело, на «будущем» вообще не заостряя), они решили «попробовать»: я ведь с ними не просто красивые истории про приборы рассказал, а еще и некоторые «экономические перспективы» обрисовал — а народ еще все же не забыл про «эффект Шарлатана» и исследованиями занялся. Конечно, быстрой отдачи идея вроде бы не сулила, но люди в стране уже как-то привыкли «планировать на долгую перспективу» и срок в пару пятилеток их не пугал. Тем более не пугал, что кое-какие «результаты, наверняка заслуживающие орденов» по их прикидкам можно было получить уже в ближайшие год-два…


В районе уборка зерновых началась десятого июля и закончилась в двадцатых числах августа, и уже двадцать седьмого я закончил заполнение карты. Результат работы меня не то чтобы сильно удивил, но некоторые детали все же оказались неожиданными. Да, урожай на полях рядом с лесами (которых в районе все же довольно мало было) оказался выше, но выше все же ненамного — но вот в некоторых местах, из числа тех, которые нельзя было назвать «расположенными поблизости от леса», он явно выбивался из общей картины. И особенно сильно это выбивание проявилось на пшенице и даже в заметно большей степени на овсе. А так как район я уже успел изъездить вдоль и поперек и примерно представлял, что там могло так сильно повлиять, то и выводы сделал соответствующие. Правда, пока объяснения (научного) я не видел, но пусть уж этим биологи занимаются, тем более, что парочку нужных в данном случае биологов я смог найти из числа выпускников московского лесотехнического института.

А суть «аномалии» заключалась в том, что вообще-то в районе (да и во всей области) сосны были не очень-то и распространены — но кто-то когда-то зачем-то вдоль двух дорог высадил защитные полосы как раз из сосен — и вот поблизости от этих дорог пшеница и овес дали заметный прирост урожаев. Статистически заметный, хотя я пока не исключал и вероятности того, что на урожаи и другие какие-то факторы повлияли. Возможно, вообще пока никак не учтенные: мало ли, может ленивые мужики удобрения поблизости от дороги просто свалили. Однако дорог-то полевых в районе было много, а на карте выделились только относительно узкие полоски полей вдоль сосняков. Так что пока все выглядело так, что достоверного заключения о причинах получения именно таких урожаев на каждом поле сделать невозможно — о чем мне и заявил приглашенный для изучения получившейся «карты урожая» специалист из Тимирязевки, но у меня мнение было другим: как вытаскивать именно достоверные данные из очень неполной выборки, я себе прекрасно представлял. Но, похоже, пока это представлял сейчас вообще один…

А уверенности в том, что я «иду по правильному пути», мне сильно добавила тетка Наталья: она точно такой же сбор информации по результатам полевых работ учинила уже в своем, Павловском районе, и в начале сентября сама ко мне в Пьянский Перевоз приехала с несколькими коробками дискет:

— Вовка, я тут слышала, что ты что-то про урожаи изучать стал, и мы у себя в районе решили, что ты и нам их повысить поможешь. Я распорядилось все то же, что ты тут по полям собирал, о наших полях записать, все колхозы это проделали… уж извини, я там сказала, что это Шарлатану нужно, тебя не спросясь…

— Нужно, очень нужно. Мне любая информация по полям, по севообороту очень пригодится…

— Да? А по севообороту я собирать не говорила… если мы это к праздникам подвезем, нормально будет? Просто раньше точно не успеем: сейчас как раз уборка картошки и капусты пошла, весь народ в полях…

— Вполне, я все же полный анализ вообще буду, скорее всего, зимой проводить. Сейчас только некоторые предварительные результаты получились…

— А какие? Может, их мы тоже использовать сможем? Сейчас ведь еще рожь сеем, а может зря?

— Озимую?

— Нет, под весеннюю пахоту.

— Тогда точно не зря. Мне тут биологи сказали, что и земля улучшается по структуре, и азота в почве добавляется, и калия…

— С удобрениями у нас хорошо… то есть неплохо. В смысле, терпимо, разве что, агрономы жалуются, фосфора не хватает. Чудно выходит: есть в области свой суперфосфатный завод, а удобрений хрен выбьешь фосфорных. Я как раз вот о чем тебя попросить хотела-то…

— Но я же удобрениями вообще не распоряжаюсь.

— Ну… да, я просто подумала, а вдруг получится.

— С суперфосфатом точно не помогу, но если шлак с Ворсменского металлического…

— На нем и живем, даже две новых шахты заложили в соседних районах, но ведь мало его, мало!

— Я что-то не пойму: вроде сейчас в Апатитах фабрику на полную мощь запустили…

— Ну да. Только сейчас все удобрения оттуда в прииртышские степи отправляют: там вроде земля-то хорошая, но как раз с фосфором вообще беда, вот нам и не достается ничего.

— Хорошо, что напомнили: нужно будет в следующем году и там такое же исследование провести. А пока… я тут результаты по своему району посмотрел, и увидел одну забавную вещь: вдоль дорог, соснами обсаженных, урожаи пшеницы и овса на двадцать процентов выше получаются. Но только в полосе метров в двести от сосен.

— Сосны, говоришь? Сосны — это интересно, вот только где бы их взять? В области их немного.

— У меня тут две девчонки работают, выпускницы лестеха московского, они говорили, что в Подмосковье где-то несколько лесных питомников, в которых как раз сосны выращивают, заложено. Там же, в Подмосковье, леса вообще почти полностью сведены были, сейчас стараются их восстановить, так что, думаю, если с теми питомниками связи наладить…

— А где? Ты, как я понимаю, туда точно не поедешь.

— И не ошиблись. А насчет где эти питомники… пойдемте, с девчонками поговорим. Даже если они сами не знают, то наверняка знают тех, кто знает. А коробки с дискетами пока оставляйте, я, как данные к себе с них перекачаю, вам обратно сам их завезу…


Уж не знаю, кто придумал, что институту самолеты потребуются, но придумано это было здорово. И к ноябрьским в авиаотряде самолетов стало уже семь: мне в Шахунье («специально для Шарлатана») три «Сокола» сверх всяких планов изготовили. И самолеты летали вообще на землю опускаясь разве что для дозаправки: в Шарью теперь регулярный ежедневный рейс из Пьянского Перевоза выполнялся, два «Сокола» летали по Среднему и Нижнему Поволжью, а «Буревестник» почти каждый день летал в Москву и дальше, вплоть до Минска и Бреста. Причем в Белоруссию полеты выполнялись даже не «в интересах института сельхозавтоматики», а в основном перемещал тамошних специалистов в Шарью и обратно инженеров из Шарьи в Минск и Брест — где тоже заводы полупроводников заработали. Просто регулярных авиарейсов (кроме «моего») в Шарье не было, а тамошние инженеры успели по части полупроводников много интересного разработать. Но разработать они это интересное разработали, а вот запустить разработки свои в серийное производство у них возможности не было: завод-то был сугубо МПСовский и занимался выпуском исключительно силовых диодов для локомотивов (ну и для прочей железнодорожной техники и автоматики). Я даже по производственным планам этого завода с товарищем Бещевым по телефону пообщался, но насколько Борис Павлович проникся моими аргументами, было совершенно непонятно.

Точнее, было непонятно, сумеет ли он из своих министерских фондов вытащить довольно приличную сумму, необходимую для расширения завода — а Зинаида Михайловна, когда я ей попытался намекнуть, что заводик может и побольше всякого полезного для страны делать, ответила твердым «нет». Ну нет, так нет, все же государство, как любили говорить в моей молодости (первой молодости) — не дойная коровка. Однако последний тезис почему-то распространялся очень не на всех советских людей…

Но пока что я никак на то, что некоторые товарищи были как-то сильно «равнее других», повлиять не мог, да и не мое это было дело. Хотя некоторые мысли у меня появились сразу после того, как в Пьянском Перевоза был торжественно пущен Дворец Культуры. Дядька Бахтияр остался верен себе: хотя жилые дома он все же спроектировал не очень похожими на какие-нибудь ханские дворцы, при взгляде на этот Дворец Культуры и сомнений не возникало: это — именно Дворец, с большой буквы Дворец. Как говорится, хорошо быть пенсионером, на высокое начальство можно внимания вообще не обращать — и он и не обращал. Я даже примерно не мог себе представить, во что ему сооружение такого дворца обошлось, но Зинаида Михайловна на это денег не пожалела. К тому же речка Пьяна — она протекает по очень интересным местам, там — почти что рядом с Пьянским Перевозом — месторождение довольно красивого камня давно уже разрабатывалось — и здание было целиком в этот камень и одето.

Но главным было то, что во Дворце кроме театрального и — отдельно — кинозала было предусмотрено много помещений для культурного отдыха иного вида: в нем и очень приличное помещение районной библиотеки было сделано, и множество комнат (и небольших залов) для разных кружков. А чтобы эти помещения без дела не простаивали, в них разместили в том числе и неплохую музыкальную школу, организовали что-то вроде дворца пионеров — и набрали туда множество специалистов именно по части культуры. По крайней мере в новом микрорайоне только преподавателям музыки (поголовно — выпускникам Горьковской консерватории) было выделено двенадцать квартир. Правда, к Новому году только семь из них было занято, но местные власти на следующий выпуск уже студентов «зарезервировали», я у меня было абсолютная уверенность в том, что никто из получивших сюда распределение, не убежит.

Не убежит и потому, что музыкантам вообще-то редко где сразу жилье предоставлялось, а еще потому что хотя официально Пьянский Перевоз считался селом, он на глазах становился хотя и небольшим, но городом. В плане именно «городских удобств», включая и регулярный авиарейс в Горький. И даже с телевидением в Перевозе стало лучше, чем в областной столице: после того, как в Горьком поставили за Кузнечихой «шуховскую башню» высотой в триста пятьдесят метров, передачи Горьковского телецентра (оба канала) теперь и тут неплохо ловились, а я еще подсуетился и в селе свой «телецентр» организовал. Башню, правда, поставили даже пониже чем в Москве, всего сто двадцать восемь метров (я просто попросил «выстроить такую же, как на берегу Оки стоят») — но они обеспечивали уверенный прием еще двух «местных» каналов. И по одному просто крутили записанные на видеомагнитофон фильмы, а по другому доносили до населения местные новости и показывали творчество местных же «самодеятельных» коллективов. И, откровенно говоря, именно «самодеятельность» народу больше всего и нравилась…

Студия, как и прочие «культурные заведения», разместилась во Дворце Культуры, и когда эта самая культура оттуда по району поперла во все стороны, я решил и на культуру внимание обратить. И сначала обратил в своей прежней манере: разослал по издательствам письма с просьбой сообщить планы выпуска разной литературы и затем в местную библиотеку сколько-то новых книг отгрузить. Плотно прошелся по букинистическим (и пообщался с самими букинистами) — и приобрел для библиотеки немало книг уже старых (включая, среди всего прочего, и полный комплект Энциклопедии Брокгауза и Ефрона). Правда, с этой энциклопедией вышло странно: часть была полными томами, другая — досталась мне в «полутомах», но в любом случае именно полный комплект далеко не в каждой даже областной библиотеке имелся.

Вот только все равно полки библиотеки оказались наполнены меньше чем наполовину. В принципе, это было и не особенно страшно, ведь книги в стране каждый год печатались и надолго полки пустыми не останутся — но, вероятно, я потихоньку начал превращаться в какого-то перфекциониста и меня вид пустых полок раздражал. И мне пришла в голову идея наполнить их, не дожидаясь, пока многочисленные издательства напечатают нужное количество разнообразной макулатуры. Изложил свою идею сначала заведующей библиотеки, затем поговорил с ребятами из обкома комсомола…

Вообще-то издание «Юного Шарлатана» все еще продолжалось, хотя тираж теперь стал довольно скромным. Однако в редакции все еще несколько человек работали, и работали в целом неплохо. Но мне было важнее то, что коллектив полностью состоял из молодежи — а с комсомольцами-энтузиастами работать было легко и приятно. Тем более приятно, что у меня в институте прямо в кабинете стоял терминал вычислительной машины и отдельно машинка для подготовки информации на дискете. На которой уже можно было запустить простенький текстовый редактор…

Писатель из меня, конечно, никакой, но буквы-то я на клавиатуре набирать умею. Да и вроде на память пока не жаловался, так что набрать небольшой фантастический рассказик и отнести его в редакцию «Шарлатана» мне труда не составило. Я, конечно, вовсе не собирался переключаться на зарабатывание денег литературным трудом, но в качестве «затравки» такой рассказик мог бы и сработать. А талантливой молодежи в стране ведь пруд пруди: если им показать направление приложения сил, то сил эта молодежь столько приложит, что хоть беги…

Здесь еще один важный фактор должен был сработать: когда-то лично товарищ Сталин сказал (и его очень много людей услышало), что «пусть Шарлатан делает что захочет». Так что сразу мои «фантазии» никто запрещать не станет, а когда процесс «охватит народные массы», то запрещать будет просто поздно. И я ведь точно знал, кому моя инициатива встанет поперек горла — а в том, что она именно так и встанет я вообще не сомневался. Потому что перед рассказиком в журнале были напечатаны очень специфические условия, которым были должны следовать все «юные творцы». Точнее, очень простые условия, и касались они не только литературы…

Загрузка...