Шарлатан IV

Глава 21

С юности любил решать нерешаемые задачки. Но те задачки, которые я решал раньше, в основном были или чисто логическими, или сугубо техническими, но тоже в большей степени именно логическими: например, реализовать алгоритм, который формальными методами язык программирования решить не позволял. И тогда я просто «думал за разработчика компилятора», выискивал в языке недекларированные возможности или просто выискивал некие обходные пути, позволяющие ограничения компилятора обойти. И все это было в любом случае исключительно «игрой ума», а теперь нужно было что-то придумать, что позволило бы «обойти» ограничения уже всей советской промышленности. Которая при любых раскладах не имела возможности за пару лет создать электростанции общей мощностью в одиннадцать мегаватт.

Сейчас мощные паровые турбины в стране изготавливались только на двух заводах: в Харькове и в Ленинграде. И самые мощные их серийные изделия пока что были турбинами по двести двадцать мегаватт, причем турбины «паршивые», совсем даже не сверхкритические. То есть для, скажем, станций атомных они были просто идеальны — но если их ставить на угольные котлы, то на киловатт-час электроэнергии котлы будут сжигать чуть поменьше килограмма угля — а избытка угля в стране уж точно не наблюдалось. Турбины же сверхкритические были послабее: самые мощные были по полтораста мегаватт, но оба завода таких могли произвести в год максимум пару десятков — и, что было особенно противно, все эти еще не изготовленные турбины в планах уже были распределены по новым электростанциям. Еще по плану в следующем году там должны были начать производство турбин, причем уже сверхкритических, на триста мегаватт, но на следующий год были запланированы (и уже тоже распределены) всего две таких турбины, и до шестьдесят пятого в планах значилось изготовление еще двенадцати штук. И всё, больше СССР мощных турбин изготовить не мог.

Из «вменяемых партнеров» можно было посмотреть в сторону «Сименса» — но и там ничего хорошего увидеть не выходило: вроде бы (и чисто теоретически) у немцев можно было заказать дополнительно только одну стомегаваттную турбину (даже в сто двадцать мегаватт), но с поставкой в шестьдесят первом году — а все остальные их производственные мощности были загружены заказами как из самой Германии, так и их прочих соцстран. Ну а идею выстроить быстренько новый турбинный завод лучше всего было бы озвучивать в психушке: там, по крайней мере, добрые врачи меня на смех не поднимут (хотя место в уютной палате постараются все же предоставить).

Если посмотреть на изготовителей турбин поменьше, то первым в очереди на рассмотрение стоял Уральский турбомоторный, на котором уже делались турбины по пятьдесят мегаватт. Но и их делалось всего по три-четыре в год. Следующий в очереди — Калужский турбинный, там самая мощная турбина пока была на тридцать четыре мегаватта, но завод каждую делал всего за две недели. Точнее, раз в две недели с завода выходила хоть какая-то турбина, и не обязательно на тридцать четыре мегаватта, чаще мощность турбин колебалась от четырех до шести и иногда до двенадцати мегаватт. Так что и это завод можно смело вычеркивать…

На самом-то деле все было не настолько печально, по планам пятьдесят девятого в стране было намечено запустить электростанций общей мощностью в пять с половиной гигаватт, из которых почти два — на разных ГЭС, и планы вроде бы «шли по плану». А на следующий год прирост мощностей уже намечался в размере более шести гигаватт и оснований считать, что планы сорвутся, у меня лично не было. Так что если дело и дальше так же пойдет (а по предварительным, еще, правда, не утвержденным, планам в шестьдесят первом к общей установленной мощности еще десяток гигаватт добавится, то картина начинала вроде уже и радужной выглядеть — но мне-то несчастные одиннадцать гигаватт требовались именно сверх этих планов!

Но если дополнительные мощности негде взять, то может стоит присмотреться получше к тому, что уже есть? Сейчас в стране общая мощность больших электростанций составляет что-то около шестидесяти гигаватт, но вот коэффициент использования установленной мощности едва превышает пятьдесят процентов. Ладно, двадцать процентов, чуть больше — это разные ГЭС и КИУМ едва сорок процентов вытягивающие, но с ними ничего не сделать: если в речке нет воды… Но вот тепловые станции (восемьдесят процентов которых были угольными) с трудом достигали пятилесяти пяти процентов — но вовсе не потому, что угля не хватало или ломались они часто, нет: их энергия полсуток вообще никому не нужна была. А вот в пике только в центральном районе России уже не хватало почти пятнадцати гигаватт, отсюда и «ускоренные планы развития энергетики». Но если КУИМ поднять на двадцать хотя бы процентов (а технологически угольные станции уже готовы выдавать свыше восьмидесяти процентов), то все мои хотелки сами собой будут обеспечены, причем без какого бы то ни было дополнительного строительства. То есть если бы можно было перенести «ночную мощность» на дневное время — но таких чудес мир еще не знал, как кто-то там говорил, «я люблю физику за то, что ее законы нельзя нарушить даже за деньги».

Впрочем, здесь-то не физика, а энергетика, и за деньги, пожалуй, даже ее законы нарушить можно — просто сколько этих денег потребуется, я пока не знал. Но это про большие государственные электростанции речь, а ведь есть и кое-что помельче — может там что-то изыскать получится? Честно говоря, я о «малой генерации» вообще не думал, она ведь и на самом деле «малая», в основном выпускаемые Ворсменским энергетическим комбинатом установки имели мощность в пределах мегаватта, а филиал комбината в Сосновском вообще выпускал установки в сто двадцать пять и двести пятьдесят киловатт — и все эти «сельские районные электростанции» даже не учитывались в общем государственном энергобалансе, поскольку от них только деревеньки свет в дома получали. Но как-то за ужином Лида поинтересовалась:

— Я слышала, что тебе электричества не хватает?

— Это не мне не хватает, а стране не хватает.

— А у нас девчонки в группе, ну, кто из соседних деревень, говорили, что у них дома электричества хватает.

— Ну и хорошо.

— А у Люси отец как раз на электростанции в селе работает, в Каменищах, и она говорила, что по словам отца там электростанция хорошо если на треть мощности используется. То есть днем так используется, а ведь провода-то там есть. Может, оттуда ты сможешь электричество получать? Там, конечно, его немного, но если все села нашего и соседних районов взять, то может тебе электричества-то хватит?

Хорошо, когда под рукой есть комп с базой данных и программы, позволяющие информацию из базы достать — так что на следующий день я узнал много нового и интересного. Ворсменские заводы уже почти четыре года выпускали (в основном на нужды области, хотя и в другие места поставлялись) комплектные энергоустановки по тысяче сто двадцать киловатт. Их пока вроде не особо много делалось, но в базе вся информация хранилась — и оказалось, что только в Горьковской области их уже две сотни с лишним где-то стоит. И чуть меньше тысячи установок от пятисот до ста двадцати киловатт, а общая мощность таких сельских электростанций (включая и несколько «могучих ГЭС») немного даже превышает пятьсот мегаватт. Но вот КИУМ сельских электростанций, даже не взирая на то, что от них записывались и фермы, и разные мастерские и даже заводики, едва дотягивал до двадцати четырех процентов! Тепло с этих станций, конечно, зря не пропадало, им много чего отапливалось — а вот насчет электричества было несколько странно. При том, что почти все эти электростанции были уже объединены в единую сеть, которой управляла Центральная межрайонная диспетчерская. И благодаря этому все же заводы в области (те, что в городах работали) с дефицитом электричества все же не сталкивались — но каждые сутки почти все эти сельские станции по четырнадцать часов просто грели окружающий воздух!

Теоретически лишние мегаватты можно было бы куда-то в другие области перенаправить, но практически такой возможности просто не существовало. Да, все станции были синхронизированы, все проводами соединены — но сеть-то была именно «межрайонной», точнее, даже две отдельных сети были — на правом берегу Волги и на левом. Причем и напряжения в этих сетях были разными: на левом берегу линии были десятикиловольтными, а у нас — шкстикиловольтными, ну, так «исторически сложилось». И эти сети нигде вообще не соединялись с магистральными государственными ЛЭП, они даже в сам Горький не заходили! И даже не левый берег Оки шла одна линия: в Тумботино через реку по дну был кабель проложен.

По всему выходило, что если сельские электростанции только у нас в области загрузить хотя бы по восьмидесяти процентов, то вот уже триста мегаватт буквально из ниоткуда появятся, а ведь областей-то только в РСФСР было много! Я смотался в Ворсму, зашел на завод, покопался в архивах: только эти три завода успели изготовить энергетического оборудования почти на гигаватт мощности, а ведь «малой энергетикой» не только в Ворсме занимались. Я слушал, что и где-то в Белоруссии подобное производство имелось, и воде бы в Барнауле что-то похожее делалось…

Заодно я выяснил, что в Ворсме умеют делать и паровые турбины (с котлами) мощностью в три с половиной мегаватта: это по согласованию с МПС (которому в Калуге турбины делать перестали из-за перегрузки заводских мощностей) их производство наладили: товарищ Бещев такими электростанциями (с собственными «МПСовскими» генераторами) электрифицировал станции в Сибири и на Дальнем Востоке. А Ворсма — если в расширение заводов, точнее, в их модернизацию, вложить еще десяток миллионов всего — сможет ежесуточно по одному мегаваттнику выдавать на-гора и раз в неделю — комплект для трехмегаваттной станции, правда, без генераторов. Я еще пообщался я инженерами комбината в Ворсме, причем «в теплой дружественной обстановке» общался, все же комбинат-то так и оставался «имени меня», и спустя еще пару недель завалился в гости к Зинаиде Михайловне.

— И зачем ты меня от работы отрываешь, потомок гиены и ехидны? — она с большим подозрением посмотрела на довольно толстую папку с бумагами, которую я держал в руках. — Денег у меня нет и не ожидается, по крайней мере до конца года так точно не ожидается. А ты, между прочим — мне Наташа Резникова сказала — еще по тратам на свой балалаечный завод не рассчитался.

— Так мы же вроде договорились к зиме? К зиме точно уже рассчитаюсь, но я вообще не за этим пришел. Ради таких грошей стал бы я столь уважаемую женщину от дела отрывать?

— Это верно, ты всегда приходишь миллиарды выпрашивать. Ну, рассказывай, даю тебе пятнадцать минут, даже десять — нечего тебя баловать. Итак, сколько? Ответ: нет и пошел вон.

— Да я вообще не за деньгами пришел. Просто сидел я, думал обо всяком, и вот что подумал: непорядок это, что такая многоуважаемыя женщина, как вы, ходит как последняя оборванка без золотой звездочки на лацкане. И решил, что если Зинаида Михайловна такую звездочку к следующему лету не получит, то это будет вообще вопиющей несправедливостью. Кстати, Ю Ю тоже придерживается такого же мнения, так что вы к телефону не тянитесь.

— Вот был болтуном… ладно, все же пятнадцать минут, слушаю.

— Сначала давайте посмотрим вон на эту карту. Вот тут, возле Новинок, я имею в виду как раз Новосельцевские Новинки, если вглубь истории копнуть, мы можем построить небольшое такое водохранилище, совсем небольшое, гектаров на тридцать и глубиной метров в пять.

— А я знала, что когда-нибудь ты окончательно спятишь, только законченный псих будет строить водохранилище на… Так, сколько тут до Оки?

— Сто с лишним метров по вертикали.

— Не, все же не спятил еще. То есть не совсем спятил: там хоть ручей-то какой есть? Я мимо сколько раз проезжала, но вроде не замечала.

— Нет ручья, но он нам и не нужен. А вот что нам точно нужно, так это ваши знания и умения управлять… я думаю, ваше прежние знания и умения управлять предприятиями КБО. Потому что нам потребуется очень много столбов бетонных для строительства ЛЭП на сто киловольт, изоляторы опять же, потом трансформаторы, еще кое-что по мелочи.

— Кончай трепаться, время выходит, так что сразу к выводам переходи.

— В области малых электростанций на пятьсот шестнадцать мегаватт, и работают они с КИУМ меньше двадцати четырех процентов, хотя могут до девяноста выдавать. Если — теперь вот на эту карту посмотрите — эти электростанции двадцатикиловольтными линиями объединить вот в такие кусты, а потом к Новинкам от узлов пробросить уже ЛЭП киловольт по сто, то в Новинках у нас получится… теоретически получится ГЭС мощностью уже мегаватт под семьсот. И мегаватты эти она будет выдавать тогда, когда в сети будет пиковая нагрузка, а в мирное сплюшечное время она будет повышать КИУМ всех электростанций путем закачивания воды из Оки в верхнее водохранилище.

— Выглядит красиво. Ты предварительные сметы принес?

— На все, кроме самой ГЭС с водохранилищем, вот, на досуге посмотрите. Нам потребуется для начала семьдесят пять тысяч столбов по двадцать четыре метра, около двадцати тысяч столбов по двадцать семь, трансформаторов повышающих шестьсот двадцать две штуки…

— Я грамотная, сама почитаю. Семьсот, говоришь, мегаватт пиковой мощности?

— Если пик считать десятичасовой, то тут и на гигаватт можно замахнуться…

— Мальчик, иди-ка ты… к Резниковой, пусть она тебе разбросает загрузку бетонных заводов.

— Она не разбросает, водохранилище целиком бетонировать придется, и у меня уже есть предложения, как нам хотя бы тут сэкономить процентов пятьдесят на цементе.

— Пусть столбы просчитает и разбросает.

— И снова повторю: не разбросает, ей разбрасываться нечем, нет у нас заводов, которые столько столбов изготовить смогут. Да, смета на типовой завод в приложении четвертом…

— А ты, когда ко мне пришел, ухи воском залепил? Я же тебе сказала: денег нет!

— Это вы их залепили, не иначе: я же сказал: пришел не за деньгами. Через неделю, даже меньше, в следующий понедельник открывается ярмарка в Лейпциге. На взятки устроителям я деньги найду…

— Так, а взятки-то зачем?

— Это на крайний случай: если наши там провалятся с треском, я за взятку хоть какую-то медальку с них выпрошу — а потом везде на балалайках наших буду писать, что они эту медаль получили в далекой и страшной загранице…

— Мне даже интересно стало: что ты там выставлять собрался? То есть что, я знаю, а вот как… А раз я без отпуска уже четвертый год, причем из-за тебя, то все же в этот раз отдохну, как раз в Лейпциге. И если мне там не понравится…

— То я от удивления в обморок упаду и вставать из него до весны не буду.

— Даже не думай, тебе еще перед Наташей отчитываться. Ты мне бумаги все, что хотел, принес? Тогда… время вышло, вали отсюда и не мешай серьезным людям работать. Тебя, если что, по какому номеру ловить?

Сам я, конечно, в Лейпциг не поехал, да и кто бы меня за границу бы пустил с моими-то допусками? Опять же: жена учится, ее оставлять одну дома, а самому развлекаться как-то некузяво. Но мне все же было очень интересно, как на выставке дела обстоят и поэтому отправившиеся туда музыканты мне каждый вечер звонили и докладывали о том, что происходит. Из представительства Минместпрома при ярмарке звонили (Зинаида Михайловна специально выделила средства для международных звонков), и звонили не только мне. Потому что дела там происходили очень интересные.

На ярмарку мы отправили почти два десятка разных элетрогитар, включая три басовки. А остальные были действительно разными: со сквозным грифом и «приставным», на винтах, формы совершенно различной, от классической до корпуса в форме бычьего черепа (это я вспомнил сибирскую группу Otyken из моего прошлого будущего), большинство гитар были представлены с вариантах с тремоло-рычагом и без него, ну и раскрашены они были весьма разнообразно. Но если только на раскраску смотреть, то «обычных» гитар туда уже за сотню музыканты взяли, и они там пятью составами давали концерты буквально с открытия ярмарочного дня и до его завершения, так что получалось (поначалу) по пять концертов в день. Именно поначалу: уже на третий день ярмарки местный концертный зал договорился, что концерты там будут даваться, причем не «коротенькие», как на ярмарке, а «полнометражные» — что само по себе приносило стране (и музыкантам тоже) приличную копеечку.

Вся музыка, которую наши музыканты на этих концертах исполняли, была предварительно записана на пластинки, и специально для ярмарки в Ветлуге на местной фабрике наштамповали пять тысяч экземпляров с «немецкими» этикетками. Правда, немецкого там было только название: Elektroklassiker Band 1, но все эти пластинки посетители ярмарки раскупили на второй день. Так что на третий день пластинок в сувенирном ларьке советского павильона уже не осталось, зато снова они там появились уже на четвертый день: их в Лейпциг из Ветлуги самолетом доставили. Раз доставили, два доставили… а затем германская фирма (государственная), торгующая всякой музыкой, заказала (и сразу оплатила) партию в пятьдесят тысяч. Но это было только началом…

Немцы подписали контракт на поставку почти двадцати пяти тысяч обычных гитар, тысячи четырехструнных бас-гитар и двух сотен пятиструнок. Причем все гитары (которые сами по себе были не очень-то дешевыми) они с усилителями и мониторами в том же количестве заказали. Точнее, под обычные гитары они заказали относительно простенькие комбики, а вот для бас-гитар они решили взять именно «концертные комплекты», которые вообще каких-то невероятных денег стоили.

Еще был подписан контракт на две сотни электроскрипок, но это тоже, по моему скромному мнению, было «очень много» — потому что цена этих незатейливых изделий вообще в небеса улетала. То есть сама-то скрипка стоила денег вполне вменяемых, но без «сопутствующей электроники» она никому и даром нужна не была. Все же звук у нее получался очень невыразительный — но это если ее в обычный усилитель втыкать. А те парни, которые по моему заказу делали именно электроскрипку, к делу подошли ответственно и с фантазией: на звукосниматель поставили фильтр, который прилично обертона (вместе с помехами, естественно) резал, зато в усилитель воткнули схему уж вовсе невероятную. Они сначала взяли скрипку обычную, звук от нее на осциллографе внимательно изучили, а затем в выходной усилитель добавили очень интересную фичу. Так как на вход шел практически чистый основной тон, они с помощью делителей частоты его резали на вторую, третью и все остальные кратные гармоники вплоть до двенадцатой (пропуская пятую, седьмую и одиннадцатую, так как там уже делители получались слишком сложными и они их просто сделать не успели) и добавляли обертона пропорционально тому, как они в деревянной скрипке возникали. И звук получался очень даже приличный, вот только усилитель этот даже при массовом производстве должен был влететь тысяч так за семь рублей. Плюс еще и монитор за три тысячи: недешевеньким получился инструмент. Но если даже у нас, в, так сказать, демо-туре все затраты успели отбиться, то уж профессиональные музыканты точно раскошелятся.

Причем раскошелятся они, в чем я уже не сомневался, быстро и радостно. Мне Виталик, вернувшись из Лейпцига, рассказал забавную историю о том, что американцы на ярмарку тоже приехали и, среди прочих экспонентов, приехали представители компании Фендер. Которые — для демонстрационных целей, понятно — привезли с собой какую-то американскую группу. И вот после одного их концертов на выставке американец из этой группы подошел к нашим музыкантам и попросил продать им нашу бас-гитару четырехструнную. Причем предложил за нее сразу отдать тысячу долларов.

— Я ему сказал, что гитару мы продать, конечно, можем, просто стоит она все же тысячу двести. Но, сказал, ему она вообще не нужна, потому что он ее на концертах своих использовать не сможет без нашего же усилителя и монитора, которые уже пять тысяч стоят. Парень не поверил, мы с ним пошли в его экспозицию, там он гитару в свой усилитель воткнул, а затем попросил ему только наш усилитель продать.

— И?

— А я ему сказал, что даже с нашим усилителем его Фендер будет звучать как кусок дерьма. Мы с его гитарой к нам обратно зашли, он послушал свой уже звук через наш усилитель и говорит: получается, что я вам должен шесть двести, когда деньги принести? До завтра вы подождать можете?

— Ты продал все за шесть-двести? Ну ты и спекулянт!

— Обижаешь: я не спекулянт, а, как ты сам сказал, рекламное лицо, вот, — Виталя широко улыбнулся. — Парень он хороший, и бас-гитарист не хуже Оли Каверзиной, мы потом с ним много о чем говорили. В общем, он заказал — как частое лицо заказал — десять четырехструнок, четыре пятиструнки — эти уже по две тысячи долларов, и четырнадцать усилителе с мониторами: у нас в Германии просто больше не было. Он-то в этой группой американской только на ярмарку приехал, а вообще-то он сам по себе… сказал, что такие гитары многие из его приятелей себе взять захотят. И я его свел с представителем местпрома на ярмарке, они там вроде о дальнейшей торговле договаривались, только я не знаю, чем дело закончилось…

По результатам ярмарки мне еще Зинаида Михайловна много интересного рассказала, причем специально ко мне в Перевоз для этого заехав:

— Ну чего, настоящий потомок кроманьонцев, дела наши… ваши идут очень даже неплохо. Пункт первый: мы закупили для твоей балалаечной фабрики двести кубометров выдержанного канадского клена.

— Приятно это слышать.

— Это только начало приятности. Немцы выцыганили двадцатипроцентную скидку на эти твои двурогие гитары…

— А вот это плохо, они же теперь нам в убыток пойдут.

— Не пойдет, за это они на все деньги с такой же скидкой до зимы поставят оборудование для дублера Ворсменского турбинного, ты же хотел второй такой же завод у следующему лету запустить?

— Ну… тогда нормально.

— Поговори мне еще! На выручку с контракта с австрийцами наши там приобрели оборудования для завода силовых трансформаторов: ими мы за полтора года все нужды областной малой генерации закроем. Правда, для ЛЭП на сто киловольт мы их делать не сможем, но там-то всего пара десятков потребуется, как-нибудь в Союзе заказы разместим. Да, наш культторг уже денег за гитары твои перевел Наташе достаточно, чтобы она все твои расходы тайные прикрыла, уже баланс у нее сошелся. И на пластинках мы уже заработали достаточно, чтобы фонд твоих хотелок снова наполняться стал. А вот насчет водохранилища на откосе пока проблемы.

— Какие⁈

— Никакие. Не успели геологи там грунты проверить, все на весну откладывается. Однако, как оказалось, соображаешь ты неплохо, в Минэнерго уже отдел специальный организовали для выбора мест и подготовки проектов твоих аккумулирующих станций. Но главное, что ГЭС в Новинках они на свой баланс взять решили, так что нам на нее тратиться уже не придется. А это, между прочим, очень приличные деньги.

— Я им могу еще парочку мест порекомендовать. А вообще-то я эту ГАЭС под свою программу строить собрался.

— Сиди уже, рекомендатор! И ГЖС — она не твоя ее для страны строить будут. А у тебя сейчас работы будет столько, что придется мне защиту от жены твоей у начальства просить: она меня точно убить захочет. Нужно рассчитать, как ты говоришь, на пять уровней вглубь, программы для Рязанской, Владимирской и Ивановской областей, и сделать это необходимо до начала декабря. Я с собой папочку с программами не взяла, чемодан с бумагами у меня в машине лежит, пойдем, меня проводишь и бумаги заберешь. Да, кстати… раз уж мы так крупно сэкономили. В Сюкеевских горах местечко есть одно, там перепад высот от волги слегка так за сто сорок метров. Ты же, когда мне Новинки предлагал, думал, где турбины с генераторами для электростанции взять? Я к чему: ты еще раз подумай. А сколько примерно такая ГЭС обойдется, я уже знаю, деньги на твою очередную идиотскую затею найду. Ох, чувствую, выгонят меня с работы без пенсии и выходного пособия! Чувствую, но удержаться-то не могу… Ты меня в случае чего с голоду-то помирать ведь не оставишь? Одна у меня на тебя надежда остается…