Проклятый мастер Гуэй

Глава 4

Сяо Ту плёлся по светлым и тёмным улицам, не разбирая дороги, и не видя людей. Кругом зажигались фонари, играли куклы в театре теней, танцевали и пели артисты, а горожане любовались представлениями и ели сладости. Но для писаря, потерявшего надежду, праздник проходил, словно где-то далеко, а здесь, сейчас, юноша утопал в отчаянии.

И утопал он в действительности, наяву, незаметно для себя ступив в глубокую вязкую яму пустого переулка.

С каждой минутой он уходил всё глубже и глубже, совсем не заботясь о том, чтобы спастись. Казалось, отчаявшийся юноша был даже счастлив утонуть.

«Нет в этом городе места для тебя», — продолжал нашёптывать печальный голос, — «Тебе нигде нет места. Ты один»…

«Всего-то нужно найти тридцать серебряных», — ласково шептал другой, — «У тебя мало времени. Но не обязательно трудиться. Добыть денег можно и легко»…

— Я не могу. Так нельзя. — отвечал Сяо Ту, но рассудок его будто покидал.

«Так, если же торговцы обманывают, а чиновники ждут взяток, значит, и тебе можно»...

— Но так я стану плохим человеком.

«Почему же?! Ты ведь не разбойник какой, и не будешь грабить хороших людей. А если бы и так, то позже ты станешь писарем, а там и отплатишь всем, кого обидел».

— Нет, так неправильно. — голос самого Сяо Ту звучал неуверенно и слабо…

«Тогда, что тебе остаётся?», — спросил печальный голос, — «Поддайся, отчайся»…

— Да, выхода нет… — Сяо Ту погрузился в тягучее болото уже по пояс…

Но вот, в тёмной пелене, застлавшей глаза, перед юношей возник маленький, едва заметный огонёк. С каждым мгновением он становился всё ярче и больше, пока не наполнил ярким светом всё вокруг!

Сяо Ту услышал вопли:

«Что это?».

«Я горю!».

Обернувшись на голоса, писарь увидел лишь то, как от него, торопясь, уползают две тени.

Неужели они и были его отчаянием и злобой? Один соблазнял лёгким решением, а второй вводил в уныние.

Юноша оглядел себя: он стоял на твёрдой дороге, абсолютно сухой и чистый. Так значит, то были злобные духи?

Придя в себя, Сяо Ту пустился со всех ног, как можно дальше от этого злополучного места!

Заночевать он отважился только на людной площади. Хоть часто пробуждаясь от шума и веселья празднующих, но всё же в безопасности.

Туманное промозглое утро, вокруг тишина. Только редкие прохожие неторопливо выполняют накопившуюся за время отдыха работу.

Сяо Ту осмотрелся и потянулся. Своей смекалкой и крайней осторожностью он уберёг себя от очередной встречи с нечистью, непременно появляющейся в какой-нибудь праздник, чтобы тот омрачить!

И всё же юноша, откусывая только что купленный овощной баоцзы[И1] , опять задавался вопросом о происхождении, ставшего привычным для него огонька, каждый раз прогоняющего тьму и наваждение.

С детства Сяо Ту, вновь же, оправдывая своё имя, был скромным, добрым, послушным и боязливым мальчиком, никогда не отличавшимся особой силой, а скорее наоборот, хрупким телом и утончёнными чертами. А главное – он был очень доверчивым, за что не раз получал наставление от брата. Что же до самого брата, то Да Сюн оправдывал данное имя ему.

Такой же большой и сильный, как медведь. Справедливый и добрый. Никогда бы он не обидел никого, пусть даже курицу, купленную к новогоднему столу.

Вспоминая брата, Сяо Ту невольно улыбался, чувствуя, как одновременно тепло и больно ему становилось на душе. В такое время он вновь брал в руки флейту, прося Небеса о том, чтобы в следующей жизни снова стать младшим братом Да Сюна.

— Вот увидишь, брат, я стану писарем, тогда тебе не нужно будет беспокоиться обо мне и родителях. Ты будешь мной гордиться!

Прямо перед носом что-то пролетело. В недоумении Сяо Ту замер. Из открытой двери гостиного двора послышались склоки и брань, а затем появился какой-то господин в расстёгнутой одежде:

— Место, пропитанное энергией несчастья! — он плюнул в сторону заведения.

— Посторонись! — внезапно кто-то закричал за спиной, и Сяо Ту в последнее мгновение отпрыгнул от бегущего на него, с гружённой мешками тележкой, работяги.

Отпрыгнул он достаточно далеко, но, приземлившись, подвернул ногу, и упал, выронив и флейту, и, к великому сожалению, недоеденный баоцзы.

— А я говорил! — получил подтверждение своим словам господин, — Вокруг сплошная энергия несчастья! — и широким шагом направился прочь.

За ним выбежала женщина, одетая довольно дорого и красиво:

— Господин! Господин! Зачем же Вы вот так уходите?

Однако, мужчина даже не обернулся.

Женщина же, наконец, обратила внимание на лежавшего на земле Сяо Ту:

— Ох, что же ты лежишь?

— Я… телега… — начал сбивчивое повествование юноша.

Добросердечная женщина поспешила помочь ему подняться:

— О, Небеса, какое несчастье… Скорее, пойдём внутрь, я тебе помогу, одежда совсем испачкалась.

Сяо Ту отряхнулся и, собрав пожитки, поклонился:

— Благодарю Вас, госпожа! — он старательно протёр рукавом бамбуковую флейту, навес ящика, оказалось, треснул, ну а баоцзы…

— Ты не из столицы? — обратилась к нему женщина.

— Нет, госпожа, из Ганьсу.

— Прости, — казалось, что сопереживала она искренне. — Музыкант? Могу дать тебе работу.

— Боюсь, я слишком плохо играю…

— Ну пойдём, пойдём.

На первом этаже располагался большой ресторан. Однако ранним утром он, конечно же, пустовал. Сяо Ту подумал, что, и, вправду, было бы неплохо, если бы он мог поработать хотя бы день в таком дорогом заведении. А если бы год, то ему хватило бы сбережений не только на собственную свадьбу, но и на приданное всем четырём сёстрам!

Пройдя зал[В.К.2] , украшенный дорогой тканью, свежими зимними цветами и маленьким искуссвенным прудом с настоящей лодкой, они поднялись на верхний этаж, где находились комнаты для гостей.

Они вошли в одну из них.

Широкая кровать и стол. Из мебели больше ничего. Женщина указала на приготовленный таз с водой.

— Можешь здесь умыться.

— Спасибо, госпожа, — снова поклонился Сяо Ту.

— Ты хороший юноша, потому, постарайся справиться поскорее и уйти, пока хозяин не вернулся.

Сяо Ту растерялся:

— Конечно, благодарю, — ещё глубже прогнувшись в пояснице, пообещал он, — Я очень быстро!

Как только женщина вышла, писарь сразу же принялся отмывать руки и застирывать одежду.

Но тут в комнату вошла девушка, немногим его старше, по всему виду, служанка. Должно быть, не знавшая о госте, и потому смутившая своим появлением неопытного юношу, оставшегося в одних только штанах.

— Я принесла ещё воды. — сообщила она.

Так, значит, знала?

— Спасибо, — прикрываясь смятой в руках рубашкой, опешил Сяо Ту.

— Если хочешь, я постираю, за три медные, — она потянулась к рубашке.

Но юноша увильнул:

— Спасибо, мне неловко, лучше я сам.

— Чего ты такой робкий? — улыбнулась девушка, — Или тебе жаль три медяка? И тебе стирать не нужно, и мне будет на что купить еды. Ведь, лучше, если постирает тот, кто умеет? — засмеявшись, она забрала у писаря рубашку, оставив тому лишь неловко прикрываться руками. — Так ты не из столицы?

— Из Ганьсу, — ответил юноша, переминаясь с ноги на ногу.

— Где это? — опуская одежду в таз, поинтересовалась девушка.

— Провинция на западе. — Сяо Ту искал, где он мог бы спрятаться.

— Очень далеко… А в столицу зачем пришел?

— Хочу стать писарем.

— Так значит, ты грамотный?

— Я учился вначале при храме, а позже в доме талантливой поэтессы Сюэ Хэ. Простите… Вы не могли бы все же на меня не смотреть?

Служанка снова улыбнулась и принялась стирать.

— А откуда у тебя нефрит?

Сяо Ту опустил глаза себе на грудь, где на ленте по-прежнему весела нефритовая подвеска. В дверь постучали, после чего раздался знакомый женский голос:

— Мун Ли, ты почему зашла в комнату гостя? Немедленно её покинь!

Служанка в последний раз бросила заинтересованный взгляд в сторону юноши и, неохотно взяв таз с одеждой, вышла из комнаты.

В дверях показалась уже знакомая женщина.

Когда она направилась внутрь, Сяо Ту судорожно начал искать, чем бы прикрыться, и только и успел, что схватить свой дорожный мешок.

— Я ошиблась, тебе стоит уйти. — сказала госпожа.

Сяо Ту сделал было шаг к выходу, но вовремя опомнился:

— Я не могу. Мун Ли забрала мою одежду.

— Иной у тебя нет?

— Откуда, госпожа? И этого-то, — он приподнял мешок, — для странствующего писаря уже много.

— Череда несчастий. — недовольно произнесла женщина. — Пойдём в мою комнату, я попрошу кого-то из мужчин дать тебе другую. Ну же, скорее.

Юноша поспешил за своей спасительницей.

Его щёки покрылись пунцовым румянцем, когда, выйдя в коридор, он наткнулся на толпу девушек, пришедших поглазеть на несчастного. И зачем он только отдал рубашку служанке? Всего-то нужно было немного застирать, для чего же было мочить целиком? Как ему теперь пойти на улицу в мокрой одежде? Сейчас же далеко не лето.

Комната госпожи была чуть меньше предыдущей, с наглухо зашторенными окнами, запахом свечей и дорогих благовоний.

Отправив служанку раздобыть сухую рубашку, сама госпожа налила гостю чаю:

— Выпей, чтобы согреться. — она заботливо протянула чашку.

— Благодарю, — засуетился юноша.

Женщина расправила широкие рукава и внимательно посмотрела на своего гостя:

— Разве ты монах?

— Нет, госпожа, я простой писарь. Если пожелаете, я напишу продиктованное Вами письмо и сразу же его отнесу!

— Не нужно, — улыбнулась женщина.

— Я не возьму с Вас плату! Вы и без того мне помогли! — желал хоть чем-то отплатить за проявленную к нему доброту Сяо Ту.

— Благодарю тебя, но ты ничего мне не должен. Всё потому, что, хоть и неумышленно, отчасти я виновна в произошедшим с тобой несчастье. Но ответь, если ты писарь, а не монах, почему же на твоей шее висит амулет охотника на демонов?

— Правда? — от удивления Сяо Ту грохнул чашкой по столу: — Простите.

— Я не могу утверждать, — продолжила таинственная незнакомка, — поскольку не так много знаю. С уверенностью лишь скажу, что многие, завидев это украшение, не заметят ничего иного, кроме как один из самых дорогих нефритов. Человек же знающий, определит, что эта подвеска бесценна. Потому мне интересно, откуда же настолько сильный амулет у простого писаря?

— Не знаю, поверит ли госпожа, однако мне на шею его надел настоящий демон! — решил не скрывать правду Сяо Ту.

— Неужели? — женщина казалась скорее заинтересованной, нежели испуганной или не доверявшей.

— Клянусь! Я был совершенно обездвижен, и ничего не мог поделать. Демон явился мне в бамбуковой роще, а после…

Позади сидевшего за чайным столиком Сяо Ту распахнулись двери. В них стоял, по всей видимости, хозяин заведения – громоздкий мужчина с бородкой, по ощущениям, выше юноши головы на полторы, до прихода которого Сяо Ту должен был гостиный двор покинуть:

— Господин! Дорогой мой гость! — забасил хозяин.

— Господин Ши, — поспешила ему навстречу женщина. — Юноша попал в беду у наших дверей. Позвольте, он ждёт, чтобы кто-то из слуг одолжил ему свою одежду, поскольку его собственная вымокла...

— Значит, всё же удача снова мне сопутствует! — мягко отстранив женщину, преградившую ему путь, хозяин навис над Сяо Ту: — Прошу, господин, мне всё поведали. Если желаете, я дам Вам хорошую одежду. Зачем же носить истрёпанные рубахи слуг?! Вы голодны? Кажется, Вы обронили Ваш завтрак, не желаете ли чего?

— Нет, благодарю, — произнёс юноша, с оглядкой на спасающую его госпожу. И в этот момент, как некстати, предательски заурчал разбуженный, но оставшийся голодным живот. Кажется, он был не прочь поесть больше, чем один раз в день.

— Что же ты, господин, такой скромный? Прошу, пойдём, — настаивая, хозяин взял Сяо Ту под локоть, чтобы поднять и, крепко обняв за плечи, повёл его наружу. Рядом с громоздким мужчиной Сяо Ту казался ещё меньше.

Хозяин с широкой улыбкой и лестными речами завёл писаря в комнату рядом, где того ждали богато накрытый стол и прислуживающие девушки.

— Я… Мне не нужно, — попытался вырваться из крепкой хватки Сяо Ту.

— Кто же отказывается от угощения?! — широкой ладонью мужчина указал на приготовленный стол и сидевших возле него девиц в полупрозрачных одеждах.

Какое бесстыдство!

Зажмурившись, юноша сделал оборот вокруг себя, дабы всё же высвободиться из железных объятий. Он поклонился:

— Благодарю Вас, господин, за оказанную мне помощь, но я пришёл сюда только из-за несчастья, случившегося со мной, а так, я очень занят… Не беспокойтесь, не произошло ничего, что стоило бы Вашей заботы. Я…

Писарь не успел договорить, как хозяин опять сгрёб его в охапку, усаживая за стол.

Одна из девушек налила гостю рисового вина и положила в тарелку, прямо перед носом исхудавшего Сяо Ту, кусочек мяса, а вторая заняла место за пипой[И3] . Полилась приятная мелодия.

Хозяин продолжил:

— Прошу, господин, ни о чём не думай. Отдыхай, наслаждайся, пока ждёшь, когда вернут твою одежду.

Нежные женские руки опустили на плечи юноши дорого расшитую рубашку.

Сяо Ту пребывал в растерянности. Поэтому только и смог, что неловко кивнуть в ответ.

Довольный этим господин Ши хлопнул в ладоши и, напоследок пожелав приятного отдыха, скрылся.

А девушки, оставшиеся наедине с юношей, принялись развлекать вынужденного гостя.

Сяо Ту продолжал скрываться за походным мешком.

— Господин, удобно ли тебе держать в руках сумку? — ласково произнесла сидящая рядом девушка. — Может, стоит её отложить, и подержать в руках что-то более достойное? — однако, увидев испуг на лице юноши, быстро добавила: — Будь то хотя бы вино… Поверьте, вкуснее блюд Вы не найдёте во всей столице. А рис для этого вина выращивался в самой чистой воде…

— Я не пью. — коротко ответил писарь.

— Что ж, тогда отведайте жаренного кролика. — подложила очередной кусочек в его тарелку прислужница.

— Кролика… — печально повторил Сяо Ту.

Девушки переглянулись, не понимая его печали, и оттого не зная, как быть дальше.

Мягко дотронувшись до пальцев юноши, та, что прислуживала за столом все же продолжила:

— Сколько господину вёсен?

— Восемнадцать. — по-прежнему безучастно, но правдиво признался юноша.

— У господина необычайно изящные, словно у музыканта, руки, мужественные скулы и утонченные черты. — аккуратно подбираясь пальчиками вверх, девушка очертила изгибы его плеча и спустилась на обнаженную худую грудь, касаясь нежной холодной кожи. — Господин, вы невероятно красивы. Ваши глаза, подобные цветению персикаи пухлые губы…

— Вы могли бы меня не касаться? — совсем тихо и, словно бы обречённо, попросил Сяо Ту.

— Разве сердце господина несвободно? — льстилась девушка.

— Несвободно. — нерешительно убирая чужую руку со своей груди, подтвердил писарь.

— Она так же красива, как я?

— Вы красивы, — не желал обидеть, а может, говорил правду юноша. — Но, как можно сравнить красоту любимой и незнакомой девушки?! Моя Мэй Мэй самая замечательная! — воодушевился Сяо Ту, — В мире я не встречал никого столь же прекрасного душой!

— Где же твоя Мэй Мэй, господин?

После этих слов Сяо Ту совсем поник. Снова прижимая к себе дорожный мешок.

Теперь, сколько бы девушки не старались развеселить гостя, больше говорить он не желал, да и кажется, вовсе их не слушал.

Через время в комнату вошла уже знакомая Мун Ли, неся редкие для ранней весны фрукты.

Сяо Ту вскочил на ноги:

— Я могу забрать свою одежду? — спросил он, надеясь поскорее уйти.

— Я её постирала, — уговаривала Мун Ли, — и теперь ей нужно время, чтобы просохнуть.

Прислуживающая за столом девушка, осторожно потянув за руку, заставила юношу вновь присесть.

— Что это за место? — оглядывая присутствующих, спросил писарь.

— Место, где Вы можете отдохнуть от всех печалей и забот, — пояснила девушка.

— А кто та госпожа, что привела меня? — вновь поинтересовался писарь.

— Госпожа Тан, — ответила Мун Ли, — является самой искусной певицей нашего дома.

— Если же она так знаменита, почему господин Ши с ней не считается?

— Это вовсе неправда. — снова вмешалась прислуживающая девушка.

— Именно так мне показалось. — возразил Сяо Ту.

— Господин прав, но лишь отчасти. — поставила тарелку с фруктами Мун Ли. — Всё дело в том, что когда-то госпожа пользовалась большим расположением…

— Мун Ли, тебе разве не следует высушить одежду господина?! — с явным недовольством постаралась её выпроводить одна из прислужниц.

— Нет-нет, — Сяо Ту, высвобождая удерживаемую девушкой руку, наклонился вперёд, проявляя крайнюю заинтересованность: — Прошу, расскажите.

Под неодобрительные взгляды прислужниц, Мун Ли всё-таки присела напротив:

— Как-то в один из дней явился в наш дом гадатель. Обещал предсказать судьбу и дать снадобье, дарующее небывалое здоровье и молодость. За это господин Ши предложил провидцу госпожу Тан. Однако, тот оказался очередным проходимцем. Но вот странность, после его ухода в доме поселилось несчастье.

— Мун Ли. — настоятельно перебила её девушка, игравшая на пипе.

— Так, значит, вот почему здесь совсем нет гостей? — догадался Сяо Ту.

— Верно, господин. — невзирая на замечания старших по статусу, продолжила служака. — Как кто подходит к дому, так с ним приключается несчастье. Оттого все и бегут. Но есть поверье… — Мун Ли подманила юношу ещё ближе и нагнулась к нему сама: — Что тот, кто заплатит за госпожу Тан большую плату, освободит её от проклятья.

— Я хочу увидеть госпожу, — снова вскочил Сяо Ту.

— Никак нельзя. — остановила его Мун Ли.

— Но, ведь, я должен ей помочь!

— Разве у господина есть, чем заплатить? — раскинув руки в стороны, оставалась непреклонной Мун Ли.

— Сколько же нужно? — предвкушая непомерно огромную цену, уточнил юноша.

— Не могу сказать. — пожала плечами служанка. — Это известно разве что господину Ши.

Снова встречаться с настолько неприятным человеком Сяо Ту не хотел. Но и оставить в беде кого-то, нуждающегося в нём, не мог тоже.

— Хорошо. — заключил писарь. — Веди меня к господину Ши.

Однако, вести никого никуда не пришлось. Господин Ши, будто только и поджидая, а может, заслышав своё имя издалека, тут же появился в комнате:

— Всем ли господин доволен?

— Я хотел бы узнать, — сразу перешёл к делу Сяо Ту, — сколько будет стоить мне заплатить за госпожу Тан?

— А господин внимателен! — прищурившись, словно что-то поняв, покачал указательным пальцем хозяин. — Я знал, что Вы сразу же распознаете жемчужину моего дома! Однако, как всякая иная дорогая вещь, и общение со столь прекрасной певицей не может стоить дёшево. — господин Ши опять приобнял гостя, лишая того какой-либо возможности двигаться. И, наклонившись к уху юноши, что-то прошептал.

— …Но где мне взять такие деньги? — в который раз писарь задавался этим вопросом. Отчего в Интяне все свято уверены в его великом богатстве?

— Ну что Вы, господин! Разве можно быть скупым, когда речь заходит о любимом себе?! Однако, я помню, что Вы пострадали возле моих дверей, а потому, только для Вас я сделаю исключение, и уступлю немного.

— И всё равно у меня нет столько! — в голосе юноши одновременно звучали разочарование и гнев.

— Господин, — тон хозяина смягчился. Даже стал подобным маслу: — я нисколько не настаиваю. Провести ли время вместе с талантливейшей из исполнительниц всей Поднебесной, либо же нет – решение только Ваше. Но, так уж и быть, если решитесь, я пойду Вам на ещё одну, большу́ю для меня, уступку.

Он снова усадил юношу за стол, который, кстати, уже оказался пустым. Сразу после чего Мун Ли положила перед гостем лист бумаги, на котором были расписаны условия, предстоящего ему, долгового обязательства.

Господин Ши продолжил:

— Я позволю Вам встретиться с госпожой Тан сегодня, и платить сумму не целиком, а понемногу, с совсем мелкой доплатой за моё ожидание. Надеюсь, господин меня понимает и в этом отказываться не станет. — из рукава он достал шкатулку, с пропитанной красной тушью губкой внутри: — Не думайте долго, чтобы не упустить возможность, что случается один раз в жизни! — взяв большой палец гостя и, макнув его в тушь, хозяин гостиного дома поднёс руку юноши к документу, дабы оставить на нём отпечаток, и тем самым законно скрепить договор.

— Господин Ши, — в комнату вошла госпожа Тан. — Простите. Я нашла для гостя новую рубашку, и теперь он может уйти.

Хозяин был явно недоволен, а Сяо Ту, воспользовавшись его замешательством, тут же высвободил руку.

— Мун Ли, — обратился к служанке хозяин, — помоги госпоже переодеться. В этом она выступать перед гостем не может. — мужчина смерил певицу раздражённым взглядом.

Сделав ещё шаг вперёд и, посмотрев на Сяо Ту, госпожа Тан твёрдо произнесла:

— Господин. Простите меня, но сегодня я больна, потому не смогу перед Вами выступить. Позвольте сделать это в следующую нашу встречу, а пока я проявлю своё почтение, Вас проводив.

Сяо Ту тут же поднялся, сбрасывая с себя дорогую рубашку, и натягивая полученную от госпожи рабочую.

— Дорогой гость, — поднялся и хозяин, — Скрепите наше соглашение сейчас, и воспользуйтесь своим на неё правом позже. Прошу, простите мою певицу…

— Я совсем не обижен! — суетясь, отмахнулся Сяо Ту, — Наше тело – подарок родителей, поэтому мы должны его беречь! Я ещё приду!

— Раз так, — хозяин снова навис над юношей, — уйти ты можешь, только расплатившись за сегодняшний твой стол и развлечения.

Ноги Сяо Ту стали ватными. Это требование было для него таким же невыполнимым, как и предыдущее!

Но на помощь ему опять пришла госпожа Тан:

— Господин, позвольте мне Вас угостить в знак моего искреннего сожаления.

— Благодарю, — сложив кисти рук вместе, быстро и низко поклонился писарь, — Я подпишу, когда вновь к вам приду. А сейчас я, правда, очень занят, уже и так сильно опоздал.

Юноша ещё раз поклонился, тем самым избежав очередных объятий промахнувшегося громилы, и спеша, как только мог, но при этом не забывая о вежливости, забрал вещи и юркнул в дверь, а там по лестнице на первый этаж, и на улицу.

Пройдя ещё чуть вперёд, он свернул на соседнюю, а после и на следующую, пока не удостоверился в том, что никто не пытается его догнать. И, чувствуя, как ноги подгибаются, сел на ступени.

Сяо Ту одолела дрожь. В момент, когда он больше всего нуждался в чьей-либо помощи, нашлись люди, пожелавшие воспользоваться его слабостью и уязвимостью! И как только их терпит Небо и носит Земля?!

Хотелось сейчас же отправится в бюро наказаний, дабы рассказать про подлецов! Однако, речи Мун Ли и господина Ши настолько искусно запутали мысли совсем не знавшего жизни юноши, что тот начал сомневаться, а правда ли он был ничего им не должен? Возможно, он сам – плохой человек?

Плеча юноши кто-то ласково коснулся. Сяо Ту вздрогнул.

Обернувшись, он увидел всё ту же прекрасную и добрую госпожу Тан в сопровождении слуги:

— Ты ушёл, не забрав своей одежды. — женщина протянула писарю выстиранную на совесть, но всё ещё мокрую рубаху.

— Простите, — подскочил Сяо Ту, — Я не смог Вас освободить!

Госпожа удивилась:

— От чего же ты хотел меня освободить?

— Мун Ли рассказала о проклятье, что всюду с Вами. И о том, что избавить Вас от него можно лишь принеся большую плату. Вот только, для меня она оказалась непосильной. Хотя, я мог бы, наверно, заложить нефрит…

Госпожа взглянула на слугу, прося того отойти подальше. И когда мужчина выполнил приказ, с улыбкой взглянула на юношу:

— Это неправда. — коротко призналась она.

— Значит, все слова Мун Ли – ложь? — мир Сяо Ту вконец рухнул. Что же такое творится, раз хороших людей вот так обманывают, и средь бела дня, в приличном заведении, желают обокрасть?!

— Не все. — мягко поправила госпожа. — Наш дом, действительно, во власти энергии несчастья. — поскольку юноша стоял на две ступени ниже, она слегка наклонилась: — Господин Ши – нечестный человек. Всякий день он притворялся добрым хозяином, в итоге разоряя пришедших к нему бесхитростных людей. Я надеялась, что, наслав несчастье, заставлю его одуматься. Но он лишь больше прежнего обозлился. Таких людей не исправить. Потому, пусть его богатство скудеет, а дом становится совсем пуст и рушится.

— Но как же Вы…? — в глазах юноши читалась неподдельная тревога и переживание за эту, почти незнакомую, но, с теплотой и добром к нему отнёсшуюся, женщину.

— Меня спасать нет нужды, добрый юноша. Я в силах спасти себя сама, — госпожа вновь улыбнулась: — Стоит только пролиться солнечному свету на талисман несчастья, и дом снова будет процветать. Гадатель, и впрямь, был проходимцем. Однако, благодаря моим скромным знаниям, я почти что безошибочно определяю по истине ценные предметы, и некоторые из них вымениваю. Потому, береги эту подвеску. Многие пожелают ею завладеть. Помни, ничто в нашей жизни не бывает спроста. Раз демон сам надел на твою шею талисман, являющийся против него оружием, значит, что-то он задумал. А потому, думаю, обязательно вернётся.

— Спасибо! — вновь склонился Сяо Ту и, опомнившись, добавил: — Я верну рубашку Вашего слуги…

— Не нужно. У грамотного и доброго человека, несущего пользу, должно быть намного больше, чем старая одежда.

Писарь снова молча поклонился, разогнув спину только тогда, когда госпожа уходила назад, к злополучному гостиному дому.

Юноша ещё долго смотрел, как грациозно уплывает от него кто-то, пусть на одно утро, но ставший ему близким. И теперь его покинувший, оставив Сяо Ту вновь одиноким в этом огромном, мрачном и неприветливом городе.

Он осмотрелся по сторонам, ища свой письменный ящик. Итолько сейчас осознал, что не забрал его из дома господина Ши. А ведь это важная для всякого странствующего писаря вещь.

Но возвращаться вовсе не хотелось.

Поистине, проклятое место! Нигде раньше юноше не попадалось сразу столько нечисти! И дело вовсе не в злых духах.

«Такие же коварные, как лисицы», — снова опускаясь на ступени, чувствовал обиду Сяо Ту.

Отчего все так старательно у него, голодранца, пытаются отнять последнее? Неужто все несчастья, постигшие простого писаря в столь короткое время, связаны с куском драгоценного и, по-видимому, проклятого камня на его шее?!

Сяо Ту приложил руку к груди, где за тканью надёжно был спрятан амулет:

«Вот он – настоящий талисман несчастий», — подумал юноша. — «Да будь он проклят вместе с городом!» — писарь решительно встал, чтобы наконец от своего хомута избавиться: — «Если демон и вернётся, то пусть уж не ко мне!».

Целенаправленно и широко шагая, Сяо Ту снова оказался на улице с лавкой ювелира.

— …Помню тебя. — Торговец исподлобья смотрел на писаря, крутя в руках переданную ему нефритовую подвеску.

— Согласен на твою цену, господин! — радостно сообщил Сяо Ту, — Пятьдесят серебром!

— Так, то было прежде. — отложил в сторону бесценное украшение лавочник.

— И сколько же дашь теперь? — с опаской поинтересовался писарь.

— Двадцать пять.

— Двадцать пять? — ошарашенно переспросил юноша, и даже покрутил своё ухо: правильно ли он расслышал?

— Всё верно. Двадцать пять. — расслабленно повторил лавочник.

— Но как же такое возможно, — возмутился писарь, — Всего лишь вчера ты мне обещал пятьдесят, а сегодня, — он быстро пересчитал на пальцах: — ровно в половину меньше!

— Товары дорожают, а монеты дешевеют, — философски рассудил старик.

— Но, чтобы так быстро! Ты меня не обманешь, господин?

Сяо Ту потянулся было за нефритом, но торговец хлопнул по подвеске рукой, отодвинув ту ещё дальше:

— Ты можешь отказать мне и пойти в другую лавку. Но тогда по твою преступную душонку я сразу же позову стражу.

— Я не вор! — справедливо возразил юноша.

— Так докажи.

А доказательств у писаря, и впрямь, не было. Как же убедить судью в том, что он стал жертвой обстоятельств и злобного демона? По чьей вине Сяо Ту провёл в холодном лесу весь остаток дня и ночь, не имея возможности согреться? Как объяснить, что сей дорогой подарок он получил безвольно? А теперь, не зная, как его вернуть, ещё и продаёт?

— Двадцать. — словно гром, утвердил лавочник.

— Как?! — щёки и уши Сяо Ту налились красным. Он чувствовал жгучую несправедливость, но ничего поделать с этим не мог, как тогда, в ночном лесу, лёжа неподвижно…

— Долго думаешь. — объяснил торговец.

— Хорошо! Хорошо! Двадцать.

— Восемнадцать.

— Господин, постойте! — замахал руками Сяо Ту, — Зачем же Вы так со мной! Я же не преступник! — на глазах юноши даже проступили слёзы. Как можно быть настолько жестоким к честному и хорошему человеку?! — Вы же и без того берёте за бесценок…

Старик ещё раз взглянул на юношу:

— Хорошо. Двадцать.

Из-под прилавка торговец достал шкатулку, отсчитав из неё две связки серебряных монет.

Сяо Ту же, вытирая слёзы, думал, что продай он амулет вчера, сегодня бы имел возможность сдать экзамен, да, к тому же, ещё и долго безбедно жить. А теперь этих денег ни на что не хватит.

Хотя, он всё же сможет вернуться домой, пусть даже не исполнит мечту стать писарем…

Однако, когда торговец протянул было ему деньги, в лавку вошел молодой мужчина неопрятного вида, с отливающим рыжим густой капной на голове, широкими бровями и носом, и глазами хищной птицы. Одетый в поношенную рубаху с разноцветными лентами на рукавах, похожий на ремесленника или даже разбойника.

Смерив торговца и странствующего писаря оценивающим взглядом, он обратился ко второму:

— Ты чего это удумал?

[И1]Баоцзы (包子) – паровая булочка с начинкой, преимущественно мясной, иногда овощной. Обычно подаётся на завтрак.

[В.К.2]Детали этой красоты? Как выглядит зал? Как украшен? Какие столы там, возможно, стоят. Какие полы и стены? Может быть, там колонны есть или еще что?

Читатель должен увидеть «красоту», наглядно представить ее.

[И3]Пипа (кит. упр. 琵琶, пиньинь pípá) — традиционный китайский щипковый четырёхструнный музыкальный инструмент, схожий с лютней.