Про людей и ямадутов

Глава 16 «Ямадуты. Снова ошибка.»

Пробуждение было сладким и радостным, совсем как в детстве. Эти полтора месяца вообще были потрясающими. Каждый новый день приносил новый прилив удовольствия от ощущения переполняющей силы и расширяющейся власти. Жозефу исполнилось уже 55 и последние годы тело мстило ему то внезапными, то регулярными болями за беспощадное отношение к себе большую часть жизни.

Семья Жозефа Гизенги владела в Демократической Республике Конго несколькими рудниками и принадлежала к очень богатому сословию. Мальчик с детства получал великолепное образование и ни в чем не нуждался. Ни в чём, кроме ощущения полноты жизни. Роскошная еда, путешествия по красивейшим уголкам мира, посещение знаменитейших объектов культуры и даже приезжающие на виллу артисты разных экзотических жанров не трогали его сердца. Поняв, что правила семьи не позволяет ему узнать это ощущение ни сейчас ни после, он принялся сам искать способы наслаждения.

Нашел он их на улице, куда начал сбегать с детьми прислуги. Здесь в ароматах пряностей и душном смраде, в криках ненависти и заводных танцах жили и умирали простые люди. В их жизнях не было плана и ценности и понимая это, жили они эмоциями и порывами, мгновенно и легко решаясь как на любовь за углом дома, так и на убийство на пороге людного бара.

В 14 лет он стал членом одной из уличных банд и через три года имел авторитет беспринципного убийцы и прозвище Золотой Ягуар. Мачете и нож были его постоянными спутниками и быстро овладев у местного мастера искусством боя, он не раздумывая кидался в поединки даже в ситуациях с численным преимуществом противника. Ни соратники, ни противники Жозефа не понимали его мотивов и начинали верить в некую его избранность. Парень имеющий всё, жил словно две жизни на два дома. С лёгкостью каждый день меняя дворец родителей на бандитские трущобы, он рисковал жизнью, получал синяки и серьёзные повреждения и делил с товарищами их нищенскую жизнь, которая могла внезапно оборваться в любую минуту.

Для семьи Жозеф стал настоящей проблемой. То и дело вытаскивая его то из полицейских участков, то из бесплатных больниц для бездомных, отец не сразу понял насколько серьезно увлечение сына.

Однако на 18-и летие произошел серьезный разговор. Отец был человеком жёстким и объяснил парню какие у него перспективы. Для передачи наследования компании и состояния отцу нужны были наследники определённого качества. Сыновей в семье Гизенга было трое. Если старший Жозеф не возьмется за ум, то его место займет средний сын Леонард, а тело бестолкового отпрыска очень скоро будут обгладывать крокодилы. Жозеф нисколько не сомневался в решимости отца и был вынужден запереть своего ягуара в дальней тёмной клетке лабиринта своей души.

Долгие 37 лет томится он там, слушая как протекает скучная и сдержанная жизнь хозяина, владельца бизнеса, политика, семьянина.

Освобождение пришло, когда надежда, казалось, растаяла. На пороге уже стояла старость и тело беспощадного воина пожирали ненасытные годы.

Ночной гость появившийся в комнате Жозефа сделал ему предложение жизни, о которой нельзя было мечтать. С тех пор всё изменилось. Он дышал глубоко и со вкусом, ел с аппетитом и убивал с вдохновением. Сил и времени хватало на всё задуманное, и это задуманное исполнялось на 100%, потому что Жозеф правил жёсткой рукой. После договора со Жрецом промышленная компания, оставленная отцом, в короткий срок превратилось в государство с аппаратом управления, армией и рабами.

Жозеф из депутата парламента и владельца контрольного пакета акций превратился в короля и теперь собирал жатву для Жреца так часто, как хотел. Меч не знал насыщения и принимал столько боли, на сколько у Жозефа хватало сил.

Убийства стали зависимостью. Испытывать то, что они давали почувствовать, душе хотелось снова и снова.

…………………………………………………………………………………………………………………

Молчаливая рабыня бесшумно поскользнулась в комнату и исчезла, оставив на столе блюдо с фруктами.

Жозеф, приподнявшись на кровати, с улыбкой проводил её взглядом. Он уже давно не ел фрукты, предпочитая мясо, однако дворцовая челядь словно не могла поверить в это и повинуясь привычкам, заведенным предыдущими поколениями хозяев, приносили все эти постылые, еще в старой жизни плоды. Однако Ягуар не испытывал ненависти к ним. Вспышки неуправляемого гнева оставили его после встречи со Жрецом, и теперь он подходил к убийству как к торжественному ритуалу, а не как к минутному порыву.

Контроль над эмоциями тоже радовал его, как результат подъёма на некий, более высокий уровень. Ещё несколько месяцев назад, наблюдая за кем-то или чем-то, не укладывающимся в логику его устройства мира, Ягуар чувствовал как внутри разгорается гнев, унять который он не мог и потому просто убегал от реальности что бы не натворить чего-то в ущерб себе, делу, репутации. Он срочно отправлялся в дом, названный им Ворота Ярости. Там, под большим секретом и отличной охраной в разных комнатах держали пленников: взрослых мужчин, женщин, стариков, детей. Случайных людей, украденных его силовиками из своих жилищ или даже с улиц. Это был ассортимент блюд для томящегося Ягуара. В этом доме Жозеф открывал клетку, выпуская его, выпуская свою ярость и превращая кого-то из пленников в сгусток окровавленного хрипящего мяса.

В эти минуты Жозеф чувствовал себя полностью отстранённым, словно стоял в стороне, за дверью комнаты в которой проходил праздник. Он просто получал временное облегчение от мук, связанных с усилиями по удержанию гнева Ягуара.

Жрец освободил его от этих мук и теперь Жозеф из тюремщика своей сути вырос в художника. И сразу из маленькой грязной мастерской он словно перебрался в просторную картинную галерею. Он слился со своим зверем и стал его другом, стал собой.

Каждый ритуал он готовил без нетерпения и спешки, тщательно и увлечённо. Обязательно ночью его бойцы оцепляли квартал в городе или деревню в саванне, разводили костры и устанавливали прожектора. В отблесках костров, в свете электрических лучей Жозеф стремительно двигался среди устроенного им ужаса, среди мечущихся, обезумевших людей, рубил мечом, кормил своего Ягуара.

Вчерашняя ночь была очередным ритуалом, прошедшим, как и было задумано. Сейчас в первые минуты после пробуждения, Жозеф захотел вспомнить вкус эмоций минувшей ночи. Ловким прыжком король Южной Убанги выскочил из кровати и осторожно по кошачьи подошёл к небольшому алтарю. На круглой, украшенной цветной мозаикой, каменной поверхности возлежал меч. С торжественной медлительностью он опустился перед алтарём на колени и положил ладони на матовую теплую сталь.

Меч гудел полнотой. Жозеф Гизенга прикрыл глаза и в сознании тут же возникли волнующие воспоминания ночного ритуала.

Неожиданно за спиной раздался звук, похожий на треск слабого электрического разряда. Жозеф неохотно вернулся в реальность и не спеша обернулся. Охрана, и, пожалуй, вся армия почитала короля как бога. Пусть и не доброго, но небесного обитателя. Охраняли его самоотверженно и неустанно, как охраняют своего отца, своего ребенка, свою жизнь. Никакая угроза не смогла бы возникнуть за спиной короля в обход охраны, вот так — тихо и неожиданно. Поэтому поворачиваясь в сторону звука Ягуар не боялся. Однако вид существа, медленно выходящего прямо из каменной стены, вызвало у него первобытный ужас.

В раннем детстве родители подарили ему жеребëнка. Мальчик должен был вырастить его во взрослого коня и стать умелым наездником. Жеребенок умер внезапно он какой-то болезни. Не решаясь сказать строгому отцу о потере, Жозеф почти неделю уговаривал конюха молчать. Приходя в стойло он с отвращением и страхом смотрел на то, как меняется красивое создание. Копошащиеся в глазницах черви, крысы, роящиеся в раздутом брюхе и отвратительный запах…

То, что вышло из стены было частью того жеребенка. Двигаясь на задних ногах и прижимая к грудине костлявые передние с лопнувшими маленькими копытами, существо сделало два уверенных шага в комнату. Затем по человечьи медленно оно повернуло морду, оглядывая комнату. Нижняя челюсть безвольно болталась, обнажая огромные гнилые зубы. Когда взгляд наполненных серыми червями глазниц остановился на короле, существо немного склонило голову набок и подбоченилось одной из передних ног. Жозефа затрясло. Он узнал и этот строгий шаг и эту позу. Так смотрел на него отец в ту минуту, когда подбирал соответствующее проступку отпрыска наказание.

Замерев на коленях с выгнутой шеей, Жозеф смотрел как тварь словно в задумчивости опустив морду, но не выпуская его из виду, медленно двинулась по комнате походкой отца.

Пройдя через просторную комнату, демон остановился. Копыто хрустнув, вдруг развернулось человеческой ладонью и в ней оказалась свернутая в несколько плотных петель тонкая верёвка.

Тремя чёткими взмахами уродливой ноги над головой существо раскрутило верёвку и метнуло её в сторону Жозефа. Шарахнувшись от летящей в его сторону петли, король упал на спину и суетливо замахал перед собой руками, пытаясь не дать себя захомутать.

……………………………………………………………………………………………………………………………

Кинкар дёрнул верёвку на себя, стремясь затянуть петлю на тёмной дживе, но неожиданно вместо усилия затяжки ощутил легкость пустоты и верёвка вернулась к ногам без добычи.

Это было так неожиданно и неправильно, что он замер на несколько секунд пытаясь осмыслить произошедшее. Но понимание не пришло и повинуясь необходимости закончить дело он снова раскрутил упругую петлю и метнул в сторону грешника.

Кинкару показалось: то ли стены, комнаты шатнулись, то ли он потерял равновесие. Верёвка, повинуясь его обратному рывку снова шла назад пустой. Только в этот раз он был сосредоточен не на своих мыслях, а исключительно на работе и видел, что бросок был выполнен точно. Тонкая петля легла куда надо, но вместо того что бы опоясать дживу, прошла сквозь неё.

Где-то, Кинкар не понимал, то ли в его голове, то ли высоко и далеко отсюда, в космосе тяжело загудело. Это было совсем не знакомое ему звучание, и оно словно указывало Кинкару на то, что происходит нечто необъяснимое и запредельное. Верёвка так не могла… Его инструмент не мог не сработать! Не мог проходить сквозь душу, не пленя её! А он, Кинкар, не мог не забрать эту душу и оставить её тут без суда и наказания. Это нарушало весь порядок мироздания. Это отменяло смысл его существования!

Кинкар снова собрался вскинуть верёвку, но вдруг рядом возник один из братьев — Чандака. Кинкар смотрел на поднимающегося с колен у алтаря человека и на приближающегося брата и чувствовал себя очень странно. Эти чувства он не испытывал очень давно, а может и никогда, потому не мог дать им название, но понимал, что ему было лучше до этих ощущений.

— Остановись брат, — произнёс Чандака, — твои действия сейчас лишены смысла.

— Но, почему, о, Чандака? Что происходит здесь? Мои веревки не действуют, а я чувствую себя странно. Ты знаешь ответ, брат⁉

— Кое-что я понял. А кое-что нет, — молвил Чандак, остановившись рядом, — я понял, столкнувшись недавно с таким же случаем. Дело в том, брат, что этот человек и его душа НЕ ТЕ, кого мы ищем. Он ещё не закончил свой земной путь, его время не пришло. И он не является той мятежной дживой, что сбежала с Ороса, нарушив Закон.

— Эта джива не та? Что? Но что…? Как такое возможно…? — теперь Кинкар понимал, что гул тяжёлыми металлическими волнами переливается именно у него в голове, — мы же не можем прийти не туда куда нужно! Собаки ищейки тоже были здесь! Они были и подтвердили! Поэтому я тут! Ведь у меня есть долг! Ведь так работает Закон! И мы не можем работать иначе!

— Увы, — покачал головой Чандака, — я в таком же… смятении, как и ты, брат. И я не понимаю почему это происходит. И всё же это происходит.

«Смятение…» — вот как называется то, что со мной творится, — подумал Кинкар, услышав слова Чандаки, — «А ведь я помню это слово… Когда-то я знал как оно ощущается…»

— Что-то сбивает нас со следа, брат, продолжил Чандака, — что-то заставляет видеть вместо дживы, которую мы ищем, совсем другие дживы. Те, которым еще не пора уходить. И поэтому твоя верёвка не может забрать её. Её срок не настал, и она остаётся в теле.

— Что же делать? — опустив руки, Кинкар перебирал сотканные из эфира волокна своего бесполезного инструмента.

— Думаю, продолжать делать нашу работу. Она не ждёт. А про то, что нам мешает или вернее, — Чандака помедлил, взглянув на человека, который поднявшись с колен теперь вызывающе смотрел на ямадутов, — про того, КТО нам мешает, мы спросим у нашего Повелителя.

Кинкар тоже поднял глаза на человека, сложившего руки на груди и со злорадной усмешкой выкрикивающего какие то слова, похожие на лай собаки. Он вгляделся в лицо, не обезображенное гримасой ужаса, довольное и уверенное, как вдруг понял, что ведь сейчас впервые создался такой момент, когда он сможет наконец поговорить с человеческой душой! Задать вопросы, которые так волнуют его! Ведь эта джива явно его не боится, она в трезвом уме и, наверное, должна, вернее захочет узнать мысли его, Кинкара!

Он собрался шагнуть вперёд, но Чандака вновь удержал его:

— Взгляни брат. Эта дерзкая джива вся горит от гордости и самолюбования. Она не станет говорить с тобой. Твои вопросы останутся без ответов. Мы зря потратим время, а у нас очень много дел.

Явана снова замер. Он тоже заметил красное свечение вокруг смеющегося человека, но не это поразило его.

— Брат, ты знаешь о мои помыслах? — повернулся он к Чандаке.

— Довольно давно и не только я, — пожал тот плечами, — когда мы бываем с тобой рядом, они слишком громко звучат, чтобы оставаться тайной. Возможно тебе стоит и их обсудить с Повелителем.

Через минуту они летели в плотной темноте, повинуясь новому зову. Время текло для ямадутов по-особенному, ведь что бы успевать появляться практически одновременно в огромном количестве мест, нужно быть вне системы отчета времени конкретной планеты. Нужно быть мгновенным для зова, извещающего о готовности очередной души уйти из жизни и нужно быть очень медленным для страдающей дживы.

Ведь Дорога, по которой они ведут душу на суд Ямы, должна показаться ей бесконечной. А то что ждет её в конце пути, после суда, будет гораздо более долгим страданием.