Прикладная рунология

Глава 38 О забытом и незабываемом…

Над лесом светила полная луна. Огромная. Круглая. Невероятно яркая. Ее свет превращал это место в нечто волшебное. Враждебное. Чуждое. Становилось ясно, насколько он иной, по сравнению с другими лесами. Возможно, действительно, первый. Место, где живут лишь духи…

Ехали вчетвером. Лошади ступали осторожно. Лунный свет, пусть и яркий, почти не проникал сквозь переплетенные ветви над головой. По обеим сторонам дороги раздавались шорохи и шум. Шелест. Уханье совы. Вой волка. Или же это лишь духи?

Конь Арминия тонко заржал, и брат успокоил его, похлопывая по шее:

— Тише, тише, все хорошо. Мы в гостях.

В гостях. Приглашенные. Но все равно чужие. И лес знает. Он не любит чужаков. А из темноты за ними наблюдают тысячи глаз. И от них не скрыться и не сбежать, хотя и тянет.

— Долго еще? — Флав нервничал и не отпускал рукоять короткого, изрилионского меча.

— Скоро, — Гудрун проверила сына, примотанного к груди. Она ехала рядом с мужем, и Арминий часто поглядывал на нее, беспокоясь. — Поляна совсем близко к границе. Ведьма не пускает чужаков глубоко в лес.

Не пускает… Первый раз они ездили вдвоем, чтобы договориться. Старуха встретила у самой опушки, и уже потом вывела на тропу, а оттуда на поляну. А если захотела бы, они бы так и не вышли обратно. Было страшно. И Гудрун тоже, хоть та и держалась, не подавала виду. Но когда ведьма сказала, что привезти нужно будет и сына, побледнела. Кто захочет принести в жертву ребенка?..

Поляна показалась внезапно. Вот только что рядом возвышался лес, и вот уже вокруг пусто. Над головой — луна. И поляна освещена как будто днем. Огромный, плоский валун по центру, и ведьма рядом с ним. Старая, с длинным посохом, на вершине которого бараний череп и какие-то амулеты. Одета чисто. В длинную рубаху, жилетку и расшитую юбку с широким поясом, на котором тоже какие-то склянки. Волосы длинные. Белые и распущенные. А под светом луны как будто серебряные.

— Пришли… — голос тихий и шипящий разнесся над поляной, и ночной ветер вдруг стих. Звуки пропали. Будто все звери разом уснули.

Арминий первым слез с коня.

— Мне сказали, ты можешь помочь договориться с духами.

— Могу… Ночь ныне хороша…

Старуха смотрела в одну точку, будто сквозь. Слепа? В прошлый раз вроде бы видела. Или же нет?

— Эдгит, слезай, — позвал Флав, протягивая руку.

Гудрун уже стояла на земле рядом с мужем. Сердце заныло и захотелось позвать всех обратно. Уговорить уйти. С изрилионцами они справятся. Как-нибудь. Ведь в прошлый раз вышло.

Брат ждал и смотрел хмуро. Понимал. Ему тоже здесь не нравилось. Но вождь решил. И все они согласились.

Пришлось слезать.

— Что я должен сделать, чтобы духи приняли нашу сторону в войне? — Арминий подошел к ведьме. Высокий, темноволосый, бородатый, так похожий на отца, но с таким же коротким мечом на боку, как и у Флава.

— Духам плевать на людей… Они чуят мир иначе… — старуха склонила голову к плечу, будто прислушиваясь. Чему-то кивнула. — Для них нет границ… Вождей. Императоров. Лишь сам мир. А он вечен…

— Но способ ведь есть?

Брат нахмурился и заговорил жестче. Так он отдавал приказы воинам. И они слушались. Всегда. Потому что он вел их к победе. И после первой они верили ему. Были готовы умереть с его именем на губах. Это ли не верность?

— Есть… Но что ты готов отдать ради победы?

Ведьма качнулась вперед и положила руку на грудь Арминия. На голову ниже, она смотрела ему в лицо как равному. Немногие отваживались на такое…

— Все. Если только не пострадает моя семья. Я не стану приносить их в жертву в каком-то кровавом ритуале.

— Арий! — Гудрун сжала локоть мужа и заговорила со старухой: — Он не хотел оскорбить тебя.

— Я не оскорблена… — та улыбнулась и качнулась назад, опуская ладонь. — Тебе не нужно приносить в жертву никого из своих близких, великий вождь. Но кровь прольется. Твоя. Только испив ее, духи поймут твои желания. Твои мысли станут их мыслями. Кровь привяжет их на века. Они будут служить ей. Твоей крови. И пока останется хотя бы капля ее, договор будет соблюдаться.

— Если нужно просто поделиться кровью, я готов… — Арминий протянул левую руку, но ведьма усмехнулась:

— Нет, великий вождь. Твоя кровь понадобится вся. Цена договора — жизнь. Твоя. Ты ляжешь на этот камень, — она указала на валун размером не уступавший столу, — сам клинком отворишь свою кровь. И умирая, будешь думать, что хочешь получить от духов…

— Нет! — Гудрун вскрикнула лишь на мгновение раньше Эдгит, Флав потянул из ножен меч. — Должен быть другой способ! Ты не говорила, что он умрет!

— Такова цена… — ответила ведьма, глядя сквозь жену брата. — Решай сейчас или уходи, великий вождь. Полночь близится…

Арминий обернулся. Заглянул в лицо жены, обнял, прижав к себе. Глянул на брата.

— Давай уедем! Мы справимся! В прошлый раз все получилось! — Флав изначально был против.

А взгляд Арминия уже нашел ее. И еще до того, как он заговорил, Эдгит поняла. Не откажется. Не вернется.

— Ведьма, ты уверена, что ритуал сработает?

— Ночь Всех Звезд священа для духов… В такую ночь был сотворен наш мир… И только когда она приходит, мир можно изменить… Решай…

— Я согласен.

— Нет! — Гудрун вскинулась, обхватила его лицо ладонями. — Не надо! Мы найдем другой способ!

— Не найдем, — брат говорил спокойно, — мы уже пытались. Нас мало. И нам не выстоять в этот раз. Но если духи помогут, если они будут служить моей крови, все получится. Ты сама говорила, что духи желают помогать. Сама суть их — жизнь. Изрилионцы не слышат их, и это нам на руку. Но чтобы победить окончательно, превосходство должно быть полным. Я хочу закончить эту войну. И закончить так, чтобы Изрилиона никогда больше сюда не вернулась.

— Но ты умрешь!

— Я каждый день могу умереть. Я могу умереть и на войне. Но сегодня я буду знать, что эта смерть не напрасна. А ты расскажешь нашему сыну обо мне…

Он наклонился над свертком и погладил спящего младенца. Поцеловал жену. Шагнул к Флаву. Они сцепились руками, Арминий обхватил шею брата и прижал его лоб к своему.

— Позаботься о моей жене. Теперь ты будешь старшим в роду.

— Я сделаю…

Еще два шага и сильные руки обнимают, прижимают к груди. Не надо было ехать. Не стоило слушать Гудрун.

— Найди себе хорошего мужа, сестра.

Сухие губы оставляют поцелуй на лбу, и он уходит. Возвращается к камню. Флав забирает Гудрун, которая молча плачет, уводит в сторону. Арминий отстегивает меч и плащ. Достает нож. А потом устраивается на камне…

— Ты будешь читать заклинания?

Ведьма нависает над ним и улыбается.

— Заклинания не нужны там, где льется чистая сила. Открой кровь для духов, и сам все поймешь…

Первый надрез. Нож вспарывает кожу на левом запястье и идет вверх к локтю. Кровь кажется черной. Она капает на камень. Остается на лезвии. Пачкает рубаху. Теперь другая ладонь сжимает рукоять, и снова надрез… Темная кровь. Белый камень. Черная земля.

Эдгит закрыла глаза, чтобы сморгнуть слезы, а когда открыла, мир изменился.

Глухо звякнуло лезвие о камень, выпав из ослабевших пальцев. Над взрезанными руками начали проявляться тени. Серые, они постепенно обретали объем и цвет. Рыжий. Темно-зеленый. Белесый. Синий. Ярко-золотой с бледно-голубым отсветом. Маслянисто-черный.

Эти существа имели странный облик. Когтистые лапы, рогатые головы, перья, листья, шерсть, чешуя… Они ужасали. Были огромны. Они должны были разорвать Арминия, но он лежал на камне, а кровь его уходила в землю. И в то же время…

Они пили ее! Склонялись к его рукам и пили. Уходили, и их места занимали другие. Пили снова. А ведьма обмакнув пальцы в рану брата чертила какой-то символ на его плаще.

— Что ты делаешь?

Гудрун спрятала лицо на груди Флава, тот отвернулся, чтобы не видеть. И возмутиться могла лишь Эдгит. Старуха же лишь подняла на нее взгляд, посмотрела насквозь и снова склонилась над тканью.

— Память… Память нужна… Детям. И детям их детей. И всем тем, кто придет позже… Вождя могут забыть… Легенды… Истории… Но знак останется. И память… Дай руку…

Эдгит протянула, сама не зная, зачем. И вскрикнула, зашипела, когда острое лезвие клинка брата порезало запястье.

— Что ты делаешь? — она потянула руку на себя, но ведьма держала неожиданно крепко.

— Память… Кто-то должен помнить.

Старуха потянула сильнее, вынуждая сделать шаг, а потом перед лицом возникла морда. Он был огромен, дух, склонившийся над ними. С наростами на голове. Острыми зубами. Круглыми зелеными глазами, в которых отражалась Эдгит. Маленькая, тонкая, слабая…

Длинный раздвоенный язык протянулся из пасти и обвился вокруг порезанного запястья. Короткая боль обожгла, но крик застыл на губах. Язык пропал, и вместе с ним исчезла царапина и боль.

— Вот так… Он старейший из духов земли. Ему подвластны недра, песок, камни и почва… Никто и никогда не сможет познать его силу… Но это и не нужно… Хватит памяти.

Дух ушел также неожиданно, как и появился. На запястье не осталось даже шрама, словно все случившееся ей приснилось. Эдгит обернулась к камню и зажала рот рукой, чтобы не закричать.

Арминий был мертв. Глаза его смотрела в небо. Лицо заострилось и стало таким же белым, как лунный свет. Почти прозрачным. Кровь больше не текла. А духи ушли…

— Нет…

— Так надо… Подойди, брат вождя.

Эдгит увидела Флава, разом ставшего старше и вдруг такого похожего на брата. Окровавленные пальцы коснулись его лица, прошлись по лбу и носу, оставляя следы.

— Нет больше Флава, теперь ты — Арминий. Тот, кто поведет людей в бой, кто подарит им магию, кто понесет знамя войны. Знамя Сантамэль. Ты возьмешь жену брата своего, станешь отцом его сыну. Будешь любить его как своего. Вырастишь и отдашь ему власть.

Следующей стояла Гудрун с опухшими глазами.

— А ты — жена Арминия, — кровавые пальцы прошлись и по ее лицу. — Мать детей его. Примешь брата мужа своего и будешь ему верна. Ты родишь ему других детей, чтобы род Арминия не прервался. И будет это род Сантамэль.

Оба кивнули. И старуха взглянула на Эдгит.

— А ты будешь помнить. Кровь от крови Арминия. Ты будешь помнить… Три поколения… Запомни, дева. Три поколения выдержит дух… Дева, мать и старуха. Не больше, но и не меньше. Память и Сила не должны встречаться. Запомни. Выбери мужа. Покинь эти земли. Живи. Сохрани кровь. И память…

Память…

Эдгит не помнила, как они снова оказались на опушке леса. Трое.

Луна все еще светила, вокруг раздавались шорохи, вздохи и шелест… За ними следили словно тысячи глаз.

— Я думала, будет страшнее, — прошептала Гудрун.

— Все получилось, — ответил брат.

Эдгит обернулась, думая, что ослышалась. Но нет. Арминий сидел в седле, сжимая короткий меч на поясе. Перед ним лежал плащ с начертанным на нем знаком. Гудрун что-то говорила мужу, а потом склонилась над свертком у своей груди.

Слова замерли на губах. Захотелось закричать, что есть сил. Но сил вдруг и не осталось. Навалилась усталость. И понимание…

«А ты будешь помнить. Кровь от крови Арминия. Ты будешь помнить…»

Потому что остальные забудут…

Я проснулась с больной, тяжелой головой, затекшей шеей и ноющими плечами. С трудом поняла, что заснула в библиотеке. Видимо, за работой. Кажется, успела поужинать. А потом?

В ноющей голове мелькали отдельные фрагменты воспоминаний. Символ Сантамэлей. Странный сон, явно навеянный прочитанной историей и переводом. Ночь Всех Звезд. Выставка. Помолвка императора…

Помолвка!

Я вскочила и едва не упала, пошатнулась, схватилась за столешницу. Сквозь высокие окна в комнату пробивался свет. Еще неяркий, неуверенный. Сколько сейчас? Утро? Рассвет? Что произошло вчера? Голова болит…

Именно боль заставила кое-как дойти до дверей. Нужно просто найти служанку. Хоть кого-то в этом огромном доме и узнать, где герцог. Вернулся ли? И фрау Шнайдер… Она заезжала вчера… Где она? Что произошло?

Герцог сидел на ступенях лестницы. Фрак и бабочка висели на перилах. Рукава закатаны до локтей. Волосы дыбом, взгляд устремлен на руки, свешенные между коленей.

Почему-то стало страшно. И холодно. А голова прошла. Я обхватила себя руками за плечи и осторожно подошла ближе.

— Герхард?

Голос прозвучал сипло, а выглядела я сейчас вряд ли намного лучше. Работодатель поднял покрасневшие глаза. В правом лопнул сосуд, и выглядело это страшно. Краснота заливала радужку и белок. Лицо посерело и заострилось.

На помолвке все-таки что-то произошло. Стало еще страшнее. А еще очень неуютно. Будто в особняке нет никого кроме нас. А оставаться один на один с герцогом мне почему-то не хотелось. Впервые он показался опасным.

— Что случилось? — непослушные губы с трудом произнесли слова.

— Милисент умерла, — тихо ответил бастард императора. — Она говорила, ты расшифровала знак…

— Расшифровала.

Говорить стало еще сложнее, а боль в плечах и шее никуда не делась. Как и усталость от сна в неудобной позе.

Я вспомнила. Будто снова увидела то, что было вчера. Появление водницы, наш разговор, потом… сон. Странный, невероятно подробный. И голос ведьмы…

«А ты будешь помнить. Кровь от крови Арминия. Ты будешь помнить…»

— Там… В нем зашифрованы названия планет, время… Ночь Всех Звезд. И кровь…

— Кровь. Да… Крови там было достаточно.

Он провел руками по лицу, усмехнулся.

— Кажется, мы все-таки создали Универсум, фройляйн. Вы создали. Точнее воссоздали. А авторство, полагаю, принадлежит моему предку…

Не совсем так, если брать во внимание тот бред, что я увидела… Но бред ли? Бабушка говорила, что род Кенигов идет от сестры Арминия. А наш элементаль странный.

«Запомни, дева. Три поколения выдержит дух…»

Голова снова заболела, и я села на нижнюю ступеньку. Почти упала, не зная, что сказать…

— Мне жаль… Я… Я не хотела…

Чего я точно не хотела, так это чтобы кто-то погиб…

— Если бы не мои амбиции, ничего бы не произошло, — тускло откликнулся герцог. — Ты не получила бы тексты. Не догадалась бы. Не рассказала Милисент. Она осталась бы жива. А мы ничего не узнали бы о маге… Он просто ушел бы. Спрятался. А потом снова ударил. И никто не знал бы, откуда взялись нападающие, потому что все они погибли. Никаких следов… Идеальное преступление… Но теперь мы знаем. И, так или иначе, нам с этим жить…

Я закрыла глаза, сложила руки на колени и уткнулась в них лбом… Пожалуйста, пусть все произошедшее просто окажется сном. Пусть я проснусь дома, и бабушка с дедушкой будут пить утренний чай, а мне снова будет двенадцать… Пожалуйста, пусть я проснусь…

Приходить в себя после боя стало уже плохой привычкой. Кристиан с трудом разлепил глаза. Сегодня он был во дворце. Те же покои, что и пару недель назад. Хоть что-то приятное…

Рядом кто-то пошевелился, и герцог повернул голову. Ивон сидела в кресле. Украшений на не не осталось, и платье было простым. Серым. Без кружев и оборок, с рукавами в три четверти и укороченным подолом.

— Кристиан, — его пробуждение она заметила сразу, пересела на кровать, взяла за руку. — Хочешь пить?

На знакомом лице застыло беспокойство, морщинки в уголках глаз и вокруг рта проступили сильнее. Устала и, скорее всего, не спала.

— Не откажусь, но сначала скажи…

— С мальчиками все хорошо, — Ивон привычным движением подхватила кружку и поднесла к его губам металлическую ложку с водой. Поить больных она умела. — Невеста и ее свита не пострадали. Посол тоже.

Только глаза у нее все равно подозрительно блестят, а губы искусаны — верный признак тщательно скрываемых переживаний.

— Что случилось? — сипло выдохнул герцог, отодвигаясь от ложки.

Жена поставила бокал на тумбочку и медленно выдохнула.

— Милисент погибла.

— Что?

Откуда любовница Герхарда взялась во дворце?

— Секретарь Герхарда что-то узнала… Я не совсем поняла. В общем, Милисент отправилась к Ульрике с документами. А потом они обе поехали сюда… Ульрике… Она…

Сердце кольнуло булавкой. Внутри все вдруг похолодело. Ивон никогда не говорила о его рыжем секрете. Знала, но не говорила. Эта тема в их доме не поднималась. А теперь…

— Она попала под удар тьмы. Ты был прав… В порту был маг. Он пришел во дворец. Устроился в гвардию. У них был новый набор в начале лета. Пока это все, что удалось узнать…

— Что с Ульрике? — перебил Кристиан.

— Я забрала все, что смогла, — Ивон подняла на него несчастный взгляд. Забрать она могла многое. Больше нее никто бы не смог. — Повезло, что ее нашел Герхард, и лекари… Кристиан, мне так жаль… Я… Я не уверена, что она сможет ходить. Повреждения… очень серьезные. Прости…

— Ты не виновата…

Не виновата. Никто не виноват… Кроме той сволочи, которую он убьет.

— Что с тем фанатиком, которого унес Берти?

— Погиб. Они все погибли. А маг ушел… Мне жаль.

Кристиан сжал кулак и едва не взвыл от боли.

— Тебе нельзя напрягаться! Пожалуйста, отдохни. Я проверю Ульрике и вернусь. Еще несколько гвардейцев выжили. Нам удалось их стабилизировать. Возможно, что-то получится узнать у них. Пожалуйста, постарайся вздремнуть.

Он кивнул, она сделала вид, что поверила. А потом ушла, захватив со спинки кресла чепец сестры милосердия и белый фартук.

Кристиан остался лежать.

Где-то во дворце сейчас обживалась юная невеста. Поджимала губы Маргарита. Шныряли агенты Тайной полиции. Злился Георг. Герхард… наверняка уехал.

Где-то внизу собирали тела погибших и оказывали помощь раненым.

А еще ниже, в глубоких подвалах дворца лежал камень Сантамэлей. Когда-то давно первые короли приносили на нем свои клятвы. И никто не осмеливался их нарушить.

Кристиан знал, что когда сможет встать, спуститься туда, куда не заглядывал со дня смерти брата…

Ульрике будет жить.

А он найдет убийцу…