Прикладная рунология

Глава 10 «Моя прекрасная фрау…»

Гроза пришла перед рассветом. Разбудила первым громом, поманила запахом ледяной воды и свежести, заставила встать с постели и забыть о коротком сне…

Милисент распахнула окно в ванной и жадно вдохнула запах озона. Порыв ветра ударил в лицо, откинув назад растрепанные волосы, распахнул наброшенный на голые плечи халат…

С губ сорвался смех. Немного истеричный, уже не такой беззаботный, как прежде, но все же… Все же она жива и свободна. И пришла гроза. Северная. Собранная над океаном. Принесшая его аромат и свежесть. Холод, который быстро растает посреди лета, но ненадолго подарит ощущение дома. Счастья. Беспечности.

Она включила воду и сбросила халат на пол. Щедро добавила в ванну морской соли и обернулась к окну в тот момент, когда на землю обрушились первые струи дождя. Тяжелые, тугие, бьющие наотмашь, причиняющие боль и дарящие очищение.

Милисент подставила ладони, собранные лодочкой, ловя крупные капли, и швырнула их в лицо. Умылась, облизала губы, ощущая горечь и соль океана. Закрыла глаза. Дождь заглушал все звуки города. Смывал лишние запахи. И сейчас на несколько минут можно было представить, что она не в столице, а в маленьком, провинциальном городке, расположенном на северном побережье, на самой окраине Божена.

Для кого-то занюханная рыбацкая деревенька, для кого-то целый город, но для нее — дом. Узкие улочки, пропахшие рыбой и водорослями. Низкие каменные дома, стоящие на возвышении, чтобы прилив не достал. Дорожка, убегающая вниз, на пляж с мелкой галькой, впивающейся в босые ноги. Лодки, прячущиеся в бухтах. Мальчишки, играющие на берегу. И шум прибоя. Так похожий на дождь, бьющий по каменной мостовой…

Она обняла себя за плечи, покрывшиеся мурашками, еще раз жадно втянула свежий воздух, отступила на шаг назад и плавно опустилась в воду, наполнившую ванну до середины. Теплая. Можно сделать жгуче горячей или холодной. В доме, где она родилась, о такой роскоши оставалось только мечтать. Воду носили из колодца и грели на плите в ведрах, потом наполняли корыто, втрое меньше ее ванны, и там мылись, поливая себя из ковша. Волосы помогала промывать мама, можно было остричь покороче, тогда и справиться было бы легче, но она не давала. Говорила, что такую роскошь убивать нельзя.

За окном полыхнула молния, а следом за ней ударил гром, заставивший вздрогнуть. Дождь зашумел сильнее, превращаясь в сплошную стену, отгородившую небольшую комнату от всего мира. Очередная иллюзия, в которую так легко поверить…

Роскошь. Мама не знала, что это такое. Просто услышала где-то красивое слово и стала добавлять его к месту и не очень. Нет, они не нуждались. Дома всегда находилась сытная еда, и одежду мать выбирала крепкую и добротную, чтобы хватило надолго. Порой она позволяла себе маленькие слабости вроде дешевых духов с лавандой или тонких шелковых чулков, которые берегла для особого случая. Простые радости простой жизни, в которой роскошь — просто еще одно слово.

Мама звала ее крошкой Милли. «Моя прекрасная крошка Милли…» Красота — вот то богатство, которым она обладала. А еще дар, проснувшийся рано, но не столь ярко, чтобы претендовать на бесплатное место в школе. Однако и то, и другое имело свою ценность, и покупатель нашелся…

Вода накрыла плечи, и Милисент повернула краны, а потом шевельнула рукой, запуская по поверхности узор из течения. Шум за окном стал мирным, гром приглушенным. Гроза уходила, не собираясь задерживаться надолго. Когда баронесса первый раз приехала в столицу, тоже бушевала гроза. А она сама дрожала от холода и ужаса, не зная, чем завершится новый день…

…Ее муж оказался амбициозным, тщеславным идиотом, ввязавшимся в заговор против местной власти в лице герцога. Заговор провалился, заговорщиков поймали, часть из них успела благородно покончить жизнь самоубийством, но основные лица, в том числе Хельмут, оказались схвачены и преданы суду. Измена — серьезное обвинение, от которого страдают все члены семьи, независимо от пола. И ее, как жену заговорщика, ожидала незавидная участь. Суд должен был состояться в столице, так как власть в Божене была скомпрометирована. И только по приезду сюда Милисент узнала о смерти императора…

Тогда она думала, что ее казнят. Повесят. Как соучастницу. Свидетельницу. Неважно. Обвинение найдет, до чего добраться. Вопрос оставался лишь в том, сколько ей еще нужно пережить.

Первый день заседания прошел как в тумане. Душный зал, забитый народом. Зрители на галереях. Чьи-то показания. Обвинение. Адвокат, назначенный следствием. Ей требовалось лишь сидеть на скамье рядом с другими женами и детьми и молчать. Кто-то рядом тихо поскуливал, кто-то рыдал, не скрывая слез, кто-то пытался взывать к милосердию судей, но они оставались глухи к чужим страданиям. Тех, кто нарушал порядок, просто выводили из зала. Когда все закончилось, она сама была близка к истерике.

А вечером в камеру пожаловал охранник и сказал, что ее желает видеть начальник тюрьмы. К тому моменту Милисент уже пришлось несколько раз отбиваться от пристального внимания охраны, и с ними она научилась себя вести, но начальник тюрьмы — не глупец, его не запугаешь цитатами из Кодексов. И если он захочет получить что-то, придется терпеть, ведь ее здесь никто не защитит…

В кабинет баронесса входила как на эшафот, ожидая, если не казни, то пытки, но все оказалось иначе. На столе был накрыт ужин, состоящий из пирогов с мясом, вина и жареной рыбы с картофелем. Приглушенно горели светильники–артефакты. За окном мирно накрапывал дождь. А в углу комнаты курил трубку мужчина, которого она сразу узнала, хотя и видела всего один раз.

Сердце упало в пятки. Желудок завязался узлом. Руки стали ватными и задрожали. Если до нее решил снизойти с высочайшим вниманием сам брат императора — дело плохо.

Уход охраны Милисент не заметила, только вздрогнула, когда за спиной закрылась дверь, и они остались вдвоем.

— Поганая погода, не находите? — поинтересовался герцог Сантамэль, медленно приближаясь. — Хотя, у вас в Божене такое не редкость, а мы вот в столице привыкли к более мягкому климату. Присаживайтесь, фрау Шнайдер.

Он отодвинул стул и кивнул ей. Только тогда Милисент поняла, что так и не произнесла ни звука. Забыла об этикете и не поприветствовала члена императорской семьи глубоким реверансом. Теперь кланяться было уже глупо. Поэтому она просто сделала то, что приказано — села на стул.

— Попробуйте пирог со свининой, — герцог медленно обходил стол, продолжая говорить. — Это почти единственное, что здесь готовят прилично. Повар любит добавлять в начинку специи, но не беспокойтесь, мясо свежее. На счет рыбы не уверен, все же здесь ее добывают мало, и на рынке могли и обмануть.

Он сел в кресло напротив, явно принадлежавшее начальнику тюрьмы, и взглянул на нее прямо. Милисент деревянными пальцами взяла приборы, оставленные у тарелки, и положила себе кусок пирога. Еще четверть часа назад она отдала бы душу, чтобы поесть, но сейчас, под пристальным взглядом этого человека, кусок не лез в горло.

— Вина? — как ни в чем не бывало поинтересовался он, приподнимая графин. — Выбор здесь небогатый, а захватить с собой что-то приличное не удалось, придется попробовать местное.

Алая струйка потекла в бокал, вызывая невольные ассоциации с кровью. Если с ней решили таким образом поиграть, то стоит признать, брат императора умел производить впечатление. Она уже была готова сознаться во всем, чего не совершала, и о чем даже не подозревала, лишь бы поскорее покинуть комнату и вернуться в холодную, сырую камеру.

Герцог же, словно не замечая ее состояния, продолжал говорить о блюдах, погоде, каких-то мелочах, которые вовсе не доходили до сознания. И в какой-то момент Милисент не выдержала:

— Меня казнят?

Голос прозвучал сипло. Язык присох к горлу, и даже два простых слова потребовали колоссальных усилий.

— Вас? — густые брови приподнялись в притворном удивлении. — О, нет. Не можем же мы, в самом деле, казнить каждого члена семей заговорщиков. Нет, вас и вашего пасынка лишат титулов и земель. Его причастность к заговору пока не доказана, поэтому с ним еще предстоит разобраться. На счет вас же все уже достаточно ясно. В бумагах вашего мужа вы не упоминаетесь, сомнительные поручения не выполняли, со странными людьми не встречались. Друзья вашего супруга также не смогли сообщить о вас ничего провокационного. Они, конечно, желали, но сложно врать под воздействием императорских дознавателей. Поэтому вы не виновны, фрау. Можете поесть.

Облегчение было таким острым, что из глаз едва не хлынули слезы, но баронесса сдержалась. Украдкой выдохнула, отрезала кусочек пирога и отправила в рот. Вкус почти не ощущался, но раз ее не казнят, силы еще понадобятся.

— Тогда зачем я здесь, Ваше Высочество? — мысли разбегались, но она никогда не была дурой, чтобы не понять странность подобного диалога.

— Так вы меня узнали, — мужчина улыбнулся, и лицо его сразу преобразилось. Стало мягче. В глазах появился блеск. В юности герцог наверняка завоевал немало женских сердец. Он и сейчас мог бы, если бы только захотел, но говорили, что брата императора короткие романы более не интересуют. Еще ходили смутные слухи о некоей женщине, которой он оказывает знаки внимания, но в Божене им мало, кто верил. — Приятно. А вот я вас, признаться, нет. Хотя мы должны были встречаться в прошлом году, когда я посещал вашу провинцию.

— Мы виделись на балу в доме герцога, но меня вам не представили. Мой муж… Он был занят.

Скорее всего подготовкой проклятого заговора, из-за которого вся ее жизнь полетела в пропасть.

— Печально, — тон сказанного оставался равнодушным. — Впрочем, я решил восполнить столь досадное упущение, и узнать вас получше. Мне стало любопытно… Вы прожили с бароном фон Мирбах двенадцать лет, не попытались сбежать, не завели любовника, не жаловались на него соседкам, хотя барон имел весьма странные предпочтения, и первая его жена предпочла утопиться спустя всего семь лет совместной жизни. Так кто же вы: великомученица или умная женщина, умеющая выживать?

И снова пристальный, прожигающий насквозь взгляд через стол. Врать не имело смысла. Зачем такому человеку понадобились подробности ее личной жизни Милисент не понимала, но раз спрашивает, значит, надо. Зачем что-то скрывать?

Она поудобнее перехватила вилку и нож, решив продолжить поздний ужин и начала говорить:

— Бежать мне некуда. Вы наверняка знаете о моем происхождении, поэтому не удивитесь, что мой муж купил дом моим родителям и оплатил должности для моих братьев. Их семьи зависели от его покровительства, поэтому никто из родных не стал бы мне помогать. Что касается любовников… Я заводила пару интрижек, но они не переросли в длительную связь. И уж конечно, я не могла довериться первому встречному или друзьям моего мужа.

— Хорошо, — рассеянно отметил герцог, отложив трубку и баюкая в руках бокал с вином. — Хорошо, что ваш муж не отбил у вас желания любви. Некоторые женщины после подобных браков уже не могут получать плотские удовольствия. Полагаю, осложнений не возникало?

Он говорил откровенно и без всякого стеснения, и от нее требовались такие же ответы. Милисент глотнула вина — сухого и кислого — и ответила в той же манере:

— Если под осложнениями вы понимаете беременность, то нет. Я достаточно владею даром, чтобы предотвратить появление нежелательных детей. И болезней тоже. Исцелять я не умею, но на диагностику сил хватает.

Дети. Когда-то давно ей хотелось иметь семью, в которой обязательно будут дети, но брак уничтожил все иллюзии. А еще наградил пониманием, что ее муж наследников не заслуживает. И хорошо, что сейчас приходится волноваться только о себе. Переживать за еще одну жизнь она бы не выдержала.

— А как же соседки и сплетни? — теперь в глазах мужчины появился интерес. Уже не поддельный, а настоящий. Баронесса давно научилась читать чужие эмоции, отличать лицемерие от искренности. Иначе в этом мире не выжить.

— Они не принимали меня. В начале. Не считали ровней. Я ей и не являлась. Но Хельмут был одержим идеей какой-то старой изрилионской легенды, где скульптор влюбился в статую, которую сам создал. Ему нравилось считать себя гением. Вершителем судеб. Создателем.

«Моя прекрасная супруга…» Он любил наряжать ее и любоваться со стороны. Тем, как красиво ниспадают локоны на спину. Как аккуратно уложены складки платья. Как изящно браслеты охватывают запястья, а колье подчеркивает тонкость шеи. Его выводила из себя неидеальность. И тогда Хельмут становился гневливым и буйным.

— И вы прожили с ним двенадцать лет.

— В последние годы он мало уделял мне внимание. Я смогла сама вести дом и не отчитываться за каждую трату. Мне даже удалось скопить кое-какие средства…

Деньги. Сейчас думать о них было даже смешно, ведь спрятанный в тайнике мешочек наверняка попал в руки дознавателей. И если ее лишат титула и земель, то… На что жить дальше? Как? Вернуться к родителям? Они отвернутся. Давно отвернулись. Еще тогда, когда продали ее сорокалетнему барону-вдовцу.

— Значит, я оказался прав, и вы все же научились выживать, а не страдали молча. Похвально. И раз уж я оказался прав, у меня есть к вам предложение, которое напрямую касается вашего будущего.

Сердце снова замерло, но пальцы упрямо сжали ножку бокала, и Милисент сделала глоток. Вот они и подошли к причине сегодняшнего разговора. По крайней мере, она поела, и теперь проще сможет принять реальность.

— Я вас слушаю, Ваше Высочество.

Прежде, чем заговорить, герцог поставил бокал и встал. Прошелся по комнате, остановился около окна, взглянул на затяжной дождь.

— Вы уже знаете, что мой брат умер. Что стало причиной многих сложностей, одной из которых является и погода… Но сейчас не о ней. У меня есть племянник. Не тот, о котором вы сейчас подумали, другой. О нем редко вспоминают, но он является частью рода Сантамэль и теперь представляет куда большую ценность, чем несколько дней назад. Он не женат и не имеет постоянной любовницы, что делает его также весьма уязвимым перед женским полом, а мне не хотелось бы, чтобы некоторые проблемы повторялись. Поэтому мне нужна женщина, красивая, чтобы понравиться ему, и достаточно умная, чтобы понимать истинное положение вещей. Вы подходите.

Рука дрогнула, и она едва не расплескала вино, поспешив вернуть бокал на стол. В голове зашумело. Неужели, во всей Империи не нашлось более женщины, которая могла бы подойти бастарду императора?

Герцог бросил на нее мимолетный взгляд:

— Понимаю ваше удивление, но сейчас ситуация такова, что я не могу позволить себе риск неизвестности. Про вас мои люди уже собрали достаточно информации, к тому же у вас есть своеобразный опыт, да и, признаться, ваше будущее довольно туманно. Как и будущее ваших родных. Ведь мало кто захочет держать на службе родственников заговорщика.

Что ж… Ей снова предлагали сделку. Красота в обмен на безопасность семьи и собственную. Разница заключалась лишь в том, что сейчас условия она могла оговорить сама.

— Он садист? — губы едва шевелились, но правду нужно узнать заранее. — Извращенец? Урод?

На лице собеседника отразилась целая гамма чувств, прочитать которую не удалось.

— Герхард? Элементали! Да он мухи не обидит. И не уродлив, как по мне. Вполне средняя внешность. Однако, я начинаю думать, что провинцию зря считают блюстительницей морали, а столицу — рассадником разврата. Кажется, на практике все наоборот.

Дышать стало чуть легче, но что может дядя знать о предпочтениях племянника? Во всяком случае, о нем не идет дурной славы. Уже хорошо.

— Что я получу, если соглашусь?

— Деловой подход, — герцог одобрительно кивнул. — Во-первых, помилование. Полное снятие всех обвинений. Вам даже разрешат забрать из поместья свои вещи. Платья, часть украшений, не являющихся фамильной ценностью, прочие мелочи. Во-вторых, вы переедете в столицу, в одну из квартир, принадлежащих Тайной полиции. До тех пор, пока Герхард не снимет для вас другое жилье. Также на первое время вы получите небольшую сумму на содержание. Мой племянник довольно щедр, поэтому остальное будет зависеть от того, как станут развиваться ваши отношения. В-третьих, моя жена окажет вам протекцию и введет в местное общество, которое само по себе открывает многие возможности. Думаю, вы сумеете ими воспользоваться. В-четвертых, ваши родственники сохранят свои места и дома. Ну, и в-пятых, когда ваша связь с моим племянником завершится, независимо от длительности, вы получите еще одну сумму, которая позволит вам прожить скромную, но спокойную жизнь где-нибудь вдали от столицы. Вам все ясно?

— Мы можем зафиксировать условия на бумаге?

Гарантии — вот то, чему научила ее жизнь. Без гарантий нельзя соглашаться ни на что. А бумага является единственной гарантией в этом мире. Конечно, брату императора ничего не будет стоить забыть о своих обещаниях, но… Все обещанное для Сантамэлей не более, чем пыль. И зачем врать по столь незначительному поводу?

— Конечно. Если вы согласитесь, договор будет составлен по всем правилам.

Если. Ей давали возможность отказаться, точнее согласиться не сразу, а сохранив видимость гордости. Щедро.

— Сколько у меня есть времени, чтобы подумать?

— До утра. Вы можете оставаться здесь. Вас не побеспокоят. Ужин и вино в вашем распоряжении. Утром я буду ждать ответ. А сейчас позвольте откланяться, у меня еще есть дела.

Конечно, она позволила. А когда осталась одна, наполнила бокал, и выпила едва ли не залпом. А потом снова. Когда в голове зашумело, Милисент нетвердой походкой подошла к окну и прижалась лбом к стеклу. Хотелось плакать и смеяться. Хотелось все разбить и сбежать. Хотелось проклинать мужа и родителей. Но ничто из этого ей бы не помогло. Оставалось только пить и смиряться с неизбежностью, ведь выбора ей не оставили…

…Вода в ванной совсем остыла, когда она решила вылезти. Смыла соль с кожи из душа, помыла волосы, набросила на плечи чистый, мягкий халат, закрыла окно, в которое уже рвался ветер, стремящийся уничтожить следы грозы.

После той ночи, которую Кристиан милостиво подарил ей на размышления, прошло пять лет. Кто бы мог подумать, что они станут неожиданно счастливыми по сравнению с теми, что прошли в замужестве? Она ни разу не пожалела о своем согласии. И не жалела до сих пор. Вот только даже самой себе не признавалась, что боится того момента, когда все подойдет к концу…

— Фрау Шнайдер, — тихий голос служанки привлек внимание.

— Да?

— К вам пришли. Герр Шенбек.

Явился, значит. Стоило ожидать.

— Проводи его в гостиную. Подай чай и завтрак. Я скоро буду.

К этой встрече стоило подготовиться, тем более что спала она преступно мало.