Центральный госпиталь встретил запахом лекарств и спирта. В приемной толпились люди, пришедшие навестить родных, пострадавших во время беспорядков. Газеты последние дни только и делали, что публиковали материалы о происшествиях и списки погибших и пострадавших с указанием мест их временного пребывания. Все больницы столицы оказались забиты, и выбраться из особняка я рискнула лишь ближе к концу недели, надеясь, что станет свободнее. Просчиталась.
— Фройляйн, вы кого-то ищете? — обратилась ко мне усталая сестра милосердия, дежурившая в холле.
— Конрад Рохфогель. Маг огня. Он поступил с огнестрельным ранением из Музея Естествознания, — выдала я всю известную информацию.
Бросить огневика валяться в больнице без посещения не позволяла совесть. Конечно, еще стоило бы довести дело с помолвкой до конца, но после сцены в Музее первоначальные намерения стали не столь важны.
— Конрад Рохфогель, — сестра быстро просмотрела списки с пометками. — У него сейчас посетитель. Барон Рохфогель. Пройдете или подождете?
— Благодарю, я зайду в другой раз, — улыбку на лице удалось удержать, хотя при упоминании барона внутри поднялась знакомая уже злость. Уже не столь сильная, как раньше. И не такая острая. Стоило признать, что последний месяц перевернул мою жизнь с ног на голову.
Сестра лишь пожала плечами и отвернулась, возвращаясь к своим бумагам. Мне оставалось только удалиться, что я и собиралась сделать. Но…
— Фройляйн Ланге, какая радость встретить вас снова. Как себя чувствуете?
Герр Шенбек с самой безмятежной улыбкой на лице преграждал мне дорогу к выходу. Сегодня он выглядел соответствующе своему статусу. Серый костюм, рубашка, шейный платок с булавкой, шляпа в тон — столичный повеса, в котором вряд ли узнаешь работягу, встреченного в Музее. Вот ведь…
— Добрый день, простите, я спешу, — я попыталась обойти мужчину справа, но он сделал скользящий шаг в сторону, снова становясь у меня на пути.
— Куда же вы спешите? Разве ваш герой не требует к себе хотя бы мимолетного внимания? Разве он не заслужил благодарности, на которую вы можете быть столь щедры?
Губы Юстаса продолжали улыбаться, но глаза оставались холодными. Что там говорил герцог о своем кузене? На дуэль он меня не вызовет, но все равно отомстит? Выходка в карете уже давно перестала казаться удачным решением, но только теперь я начинала понимать, чем именно она может обернуться.
Оставалось лишь улыбаться. Улыбаться, несмотря ни на что.
— Неужели вы опуститесь до столь низкого поступка, как напоминание девушке о ее слабости? Не думала, что приемный сын Великого герцога способен на подобное. А что скажет ваша матушка? Она ведь столь воспитана и старомодна.
Мы стояли близко друг к другу, пожалуй, неприлично близко для двух едва знакомых мужчины и девушки, несвязанных родственными узами. Но здесь на нас никто не смотрел, люди вокруг были слишком озабочены своими горестями.
— А что скажет барон Рохфогель, когда увидит вас? — лицо герра Шенбека даже не дрогнуло. Он явно наслаждался происходящим. — Давайте узнаем прямо сейчас.
Широкая ладонь сжала мое запястье, не позволяя ускользнуть, но позволить мужчине себя увести я не могла. Поэтому уперлась в пол каблуками и вздернула подбородок.
— Если вы меня не отпустите, я закричу, — собственный голос больше походил на шипение. — И объясняться на счет домогательств в этот раз вы будете с жандармами, а не с герцогом.
— Но тогда, моя дорогая фройляйн, вы привлечете внимание, — лицо Юстаса оказалось совсем близко. Он никуда не торопился идти, просто держал меня за руку. А улыбка… как бы я хотела стереть ее с его лица. — И барон Рохфогель, который наверняка скоро покинет внука, вас увидит. А увидев, узнает, не так ли?
Вкрадчивый шепот, от которого по коже побежали мурашки. Встречаться с бароном раньше времени действительно не входило в мои планы. Здесь разведчик угадал. Все же сообразительности ему не занимать. А жаль…
Если выиграть невозможно, остается только с достоинством проиграть.
— Чего вы хотите от меня? — не будь того происшествия в Музее и сцены в карете, я попыталась бы сопротивляться и дальше, но сейчас у меня не осталось сил на игру. Да и в целом… Сама игра перестала казаться увлекательной.
Мужчина чуть отстранился и разыграл разочарование:
— Как быстро… Признаться, я ожидал большего. Но ладно. Раз уж вы решили заговорить, то расскажите мне всю правду. Про Рофхогелей. И что вас с ними связывает.
— А разве вы еще не все разузнали, господин разведчик? — удержаться от шпильки было выше моих сил.
Он коротко рассмеялся и перехватил меня под руку, а затем повел куда-то в сторону от центрального входа.
— Вы неподражаемы, фройляйн. Разузнай я все, было бы совсем скучно. Конечно, у меня есть подозрения и даже теория, но в ней не хватает существенных деталей, которые я и желаю получить из первых рук. Ваших.
Я молча шла рядом, позволяя увести себя к запасному входу, и прикидывала, стоит ли говорить все или обойтись парой несущественных деталей. На слезы Юстас не поведется, уже видел. Обморок тоже вряд ли поможет. Остается либо правда, либо невинность.
Я покосилась на строгий профиль мужчины и отмела вариант с невинностью. Нет, после случая в карете тоже не поверит. Сбежать? И где гарантии, что барон Рохфогель не получит письмо от анонимного доброжелателя, сообщающего некоторые подробности их жизни внука? Конрад с дедушкой переписывался мало, поэтому вероятность раскрытия моего существования до официальной помолвки оставалась маленькой. А теперь… Теперь, игре, кажется, пришел конец.
Герр Шенбек распахнул дверь, и мы оказались в переулке, в лицо ударил свежий ветерок, принесший облегчение после стерильности больницы. Я неожиданно поняла, что совсем не расстроена окончанием своей авантюры. То, что изначально казалось забавным, уже стало утомительным, да и актриса из меня не такая уж и хорошая. Сложно изображать влюбленность или даже увлечение, если на самом деле испытываешь раздражение.
— А сейчас мы с вами немного прокатимся, — объявил мужчина, и я замерла на полушаге.
— Вы серьезно думаете, что после прошлого раза, я сяду с вами в карету?
— О нет, я серьезно о таком не думаю, поэтому принял меры.
Юстас взмахнул рукой, и из глубины переулка к нам подъехал автомобиль. Выглядел он значительно проще того великолепия, на котором мы последний раз ездили с герцогом. Угловатый, черный, не столь громоздкий. Одним словом — служебный. Ведь герцог поставлял авто не только частным лицам, но и государству.
— Прошу, фройляйн, — передо мной распахнули дверцу, бежать было глупо, ругаться — тоже. Присутствие водителя исключало какие-либо сложности. Пришлось собраться с силами и принять приглашение.
Кабинет главы Тайной полиции, который Кениг щедро уступил во временное пользование, блистал чистотой и порядком. Массивный стол, слева — окно, сзади — шкафы с документами за массивными дверцами, на полу — ковер, скрывающий сложное рунное плетение, нанесенное во времена, когда рунологию еще использовали. Кресла для посетителей. Диван у двери, предназначенный скорее для ночевок владельца кабинета, чем для гостей. Крохотная дверка, скрытая меж панелей, укрывающих правую стену. За ней — еще один кабинет. Куда более скромных размеров, однако оснащенный всем необходимым для работы. А также еще одним выходом.
После ухода в отставку Рудольфа мало что изменилось. Разве что ковер и занавески. Стало чуть больше порядка. А из шкафа с напитками пропала ореховая настойка, которую предыдущий глава Тайной полиции предпочитал всем остальным. Кениг пил редко, а в компании Великого герцога еще ни разу, однако что-то подсказывало, что сегодня это досадное упущение будет исправлено.
Кристиан глянул на карманные часы, убеждаясь, что нужное время уже подошло, и в дверь как раз постучали.
— Входите, — велел герцог, откидываясь в кресле.
Секретарь Кенига, не выказывая ни капли удивления, доложил о посетительнице:
— Фрау Лаура Ланге, — после чего пропустил в кабинет статную даму в возрасте.
Строгое платье насыщенного синего цвета со свободными рукавами, прихваченными у запястий, аккуратно уложенные локоны, прижатые изящной шляпкой, тонкие перчатки, трость, сумочка — образ, продуманный и исполненный до мелочей. Простая элегантность, полностью соответствующая последним веяньям моды, о которых в провинции вряд ли могли знать.
— Добрый день, фрау Ланге. Прошу вас, присаживайтесь, — Кристиан указал на кресло, но женщина не торопилась принять приглашение.
Она застыла посреди кабинета, неторопливо осматриваясь и позволяя рассмотреть себя. Хорошая актриса умеет держать паузу, а Элайза в свое время была не просто хороша. Посетительница выглядела лет на десять младше своего возраста. И пусть лицо уже прочертили морщины, а волосы напоминали выбеленный лен, сквозь возраст проступали еще прекрасные черты, и фигура не утратила женственности, хоть и не без помощи корсета, наверняка скрытого под тканью. В столице его носили уже редко, но в провинции он все еще оставался необходим. На радость таким вот увядающим красавицам.
— День и в самом деле добрый, — медленно проговорила она, неторопливо приближаясь к столу и предложенному месту. — Я давно не была в столице. И никогда не посещала это место. Однако я думала, что Великий герцог занимается иностранными делами, а не внутренними.
На него с легкой усмешкой взглянули зеленые глаза. Темнее, чем у внучки. Насыщенный, красивый цвет, с едва заметными прожилками. Как у малахита. А ресницы посветлели, и их приходится подкрашивать. Как и губы. Но все в меру. И едва заметно. Гримм актрисы тоже умеют наносить.
— Приходится иногда вмешиваться. Особенно, когда дела касаются моей семьи.
— Вашей? — вежливо осведомилась гостья, аккуратно приподняв брови. — Мне казалось, что вызов меня в столицу в первую очередь касается моей внучки. Все так совпало… Сначала приглашение для Карла навестить старого друга в Божене, а затем срочная телеграмма, в которой сообщается о том, что Сабина пострадала, и мне нужно приехать для опознания. Не то тела, не то обезображенной девицы. Такие расплывчатые формулировки, а муж уже уехал… Пришлось собираться самой.
Она умна, эта далеко немолодая женщина, полвека проведшая в дали от столицы. Она все поняла и все равно приехала. Устала ждать? Любит внучку? Обеспокоена? Нет, чувства она скрывать научилась. Разбить эту безмятежность будет непросто.
— В госпитале, куда я обратилась… Куда указано было обратиться, — продолжала говорить фрау Ланге, — мне сказали подождать. А затем очень вежливый молодой человек проводил меня сюда. Но не в подвал, где должны бы храниться тела, а в этот кабинет. Полагаю, Сабина не пострадала?
Голос у нее был мягкий, обволакивающий, чуть хриплый, но лишенный визгливости и старческого брюзжания.
— Разве что испугалась. Ее защищал внук барона Рофхогеля, который получил пулю. Полагаю, барона вы помните?
Лаура улыбнулась одними губами.
— Вы о том бароне, который сначала обещал мне золотые горы, а затем вдруг отвернулся и оставил меня на произвол судьбы?
— Я о том бароне, который из-за вас разорвал помолвку с принцессой Гретхен-Луизой Сантамэль, моей сестрой. А затем по каким-то причинам бросил и вас, после чего был вынужден жениться на фройляйн, которую выбрал для него император. А вы с мужем вернулись домой.
— И вы хотите вернуться к той старой истории? — в малахитовой зелени мелькнула искра. Едва заметная, но не для опытного дипломата. Что-то там было. Что-то, что не давало покоя этой женщине.
— Вы сами вернулись к ней, фрау Ланге, не так ли?
Автомобиль плавно катился по центральным улицам, мимо проплыла площадь Победы, затем Музей Естествознания, сейчас закрытый. Его вид заставил вздрогнуть и отвести взгляд. Когда я теперь смогу снова смотреть на него спокойно?
— Так почему вы не захотели встретиться с бароном, фройляйн? — вежливо напомнил о себе Юстас.
Говорить с ним не хотелось, но иного выхода все равно не было.
— Вы были правы. Он мог меня узнать. Вернее понять, кто я. Я с ним не встречалась, но моя бабушка… Она была актрисой. Очень известной в столице актрисой. Потом она встретила дедушку, вышла замуж и вместе с ним уехала в Рединг. Маленький городок в провинции Гротен. Там тихо и спокойно, но ей там было тесно. Дедушка занимался работой, она родила двоих детей, а когда они немного подросли, решила поехать в столицу. Вспомнить юность и немного отдохнуть. Дедушка не возражал.
Эту историю бабушка рассказала, когда я набралась смелости спросить, почему никто из соседок не приходит к нам в гости. И почему она сама никого не посещает. К дедушке друзья порой приходили. И соседи с ним разговаривали вполне охотно, но стоило бабушке появиться в гостиной или на улице, вокруг нее словно все замирали.
— В столице она встретила барона Рофхогеля. Он начал ухаживать за ней. Бабушка сначала противилась, а потом влюбилась. Дедушку она уже не любила, но очень уважала и не хотела ему вредить. Однако бабушка поверила барону. Написала дедушке, что хочет развод. Так просил барон. Он обещал жениться на ней и увести в свое поместье. Он клялся. Но потом, когда все уже было почти решено, неожиданно отказался от нее и сказал, что женится на другой. Дедушка приехал в столицу для расторжения брака, но все уже изменилось. Он не бросил бабушку, а забрал ее домой. Чуть позже родилась мама. По срокам она может быть только дочерью дедушки, но соседи все равно судачили о ней всю жизнь. И о бабушке…
Небольшой дом, где кроме кухарки и горничной есть только старый садовник. Огромная библиотека и дедушкин кабинет, мало от библиотеки отличающийся. Небольшая гостиная, кухня и столовая. И бабушкины комнаты, где всегда пахнет духами, где у зеркала стоит шкатулка с украшениями, и разные ароматные бутылочки, пуховка с пудрой.
Первый раз я влезла в ее комнаты на третий день после переезда. Мне казалось, что бабушка ушла к кому-то из соседей. Тогда я еще не знала, что она ни с кем не общается, а гулять ходит просто чтобы размять ноги. Я рассыпала пудру и громко чихнула. А потом услышала:
— Будьте здоровы, юная фройляйн. И что же вы здесь забыли?
Бабушка не рассердилась, хотя мама никогда не вспоминала ее добрым словом. Она подняла банку из-под пудры и забрала пуховку. А потом села на пуфик перед зеркалом и начала рассказывать, какая баночка для чего нужна.
Воспоминание вызвало улыбку, но я стерла ее усилием воли. Герр Шенбек молчал, но наверняка ждал продолжения.
— Вот и вся история. Наверное довольно банальная для столицы, но вы не знаете, что такое жить в крохотном городке, где все друг друга знают. Где за спиной шепчутся. И не принимают. Мама вышла замуж и почти перестала общаться с родителями. Если бы не мой дар, она бы к ним и не обратилась. Но в моей семье больше никто не владел магией, а мне требовалось учиться.
— И чего же вы хотели добиться, очаровывая юного Рофхогеля? — с какой-то странной интонацией спросил мой спутник.
Я обернулась к нему. Юстас больше не улыбался, а взгляд стал странным. Он перестал гореть азартом добычи, словно мужчина разом утратил интерес к происходящему.
— Справедливости, — я пожала плечами. — Он объявил бы о помолвке, представил меня деду…
— И тот увидел бы в невесте внука брошенную им много лет назад обманутую женщину, — закончил за меня мужчина с издевательской интонацией.
Со стороны звучало несколько не так, как я себе представляла, но все же…
— Да, именно так! Если вас интересует, замуж я за него не собиралась. Просто хотела, чтобы его дед понял… Почувствовал…
— И что бы он по-вашему понял? — язвительно поинтересовался герр Шенбек. — Вы, действительно, думаете, что Рохфогель все еще вспоминает вашу бабку? Сорок лет прошло! Если она так старательно все это время лелеяла свои обиды, не значит, что другие тоже живут прошлым! Барон давно женат, его жена скончалась пару дет назад, у него двое сыновей и пятеро внуков. А тут вы со своей дурацкой справедливостью! Пудрите мозги его наследнику! Старшему! Думаете, обошлось бы разрывом помолвки? Да вас бы вышвырнули из вашей Академии, если бы вы там еще преподавали, со свистом!
Он говорил с неожиданной злостью, от которой я невольно отшатнулась, прижимаясь к дверце. Слова звучали логично, и со стороны мои действия наверняка выглядели не слишком убедительно, но…
— Нельзя безнаказанно обманывать женщин! — рявкнула я, подаваясь вперед. — С ваших слов ясно, что барон прожил прекрасную жизнь, а моя бабушка… Она…
— Вбила вам в голову свои обиды! — резко ответил Юстас, сверкнув глазами. Пахнуло озоном. — И отправила в столицу, отдав в наследство собственную ненависть. Чем вам конкретно не угодил несчастный Конрад?
— Он… Он… Да при чем здесь Конрад⁈ — я всплеснула руками, пытаясь отогнать навязчивый образ молодого человека на полу Музея. — Дело в бароне!
— Вот и занялись бы им! Написали бы комедийную пьесу, высмеивающую поведение таких мужчин, и отправили бы в театр. Но вы втянули его в чужую месть. И чем вы сами и ваша прекрасная бабушка лучше старика-барона?
— Я… Вы…
Слова не находились. Их просто не хватало, чтобы объяснить. Ответить. Герр Шенбек был по-своему прав, но в то же время…
— Вы ничего не знаете!
— Вы тоже! — отрезал мужчина и неожиданно успокоился. — Поэтому сейчас мы с вами оба узнаем правду.
Он вышел из автомобиля, и только теперь я поняла, что уже какое-то время мы стоим на месте. Водитель вперед даже не пошевелился, словно его и не было, а дверца с моей стороны распахнулась и рядом появилась рука.
— Выходите, фройляйн. Вы же хотите увидеть бабушку?
— С чего вы взяли, Ваше Высочество, что меня все еще волнует прошлое?
Как и предполагалось, признания сразу не последует. У Юстаса с девчонкой должно получиться проще, если только она не пошла в бабку характером.
— С того, что ваша внучка сблизилась с внуком того самого барона. Крайне сблизилась. Скоро могут объявить о помолвке.
— В таком случае мне стоит ее поздравить. Моя девочка смогла устроить свою судьбу лучше, чем я предполагала. Будущий барон — достойная партия.
Ни голос, ни лицо не дрогнули, но искра в глазах все же мелькнула. Только не понять, какая именно. Торжество? Недовольство?
— Для внучки профессора партия и впрямь достойная, — задумчиво протянул Кристиан, вспоминая кое-что из найденных бумаг. — Но не для внучки герцога. Или лучше сказать герцогини? Ведь в девичестве Лаура Ланге была Лаурой Кениг.
Она перевела взгляд на трость и покрутила ее пальцами, задумчиво улыбнулась, словно вспомнив нечто приятное.
— Давно я не слышала это имя. Очень давно. А вы хорошо подготовились, Ваше Высочество. Быть может, поделитесь, как вы догадались?
— Только если вы пообещаете рассказать правду, а не ту сказку, которую треплют сплетницы четвертый десяток лет.
— Чем же она вам так не нравится? Люди любят говорить о любви, — она взглянула в окно, солнце заиграло на локонах, делая их снова золотыми. Актриса всегда остается актрисой.
— Говорить?
— Верить, говорить — какая разница? — фрау Ланге пожала покатыми плечами и взглянула на него, чуть склонив голову на бок. — Главное, чтобы порой сказки становились реальностью, подкрепляя веру и давая пищу для пересудов. А истинная любовь… До нее никому нет никакого дела.
Ее глаза оставались малахитами. Вот почему она их отводила. Ей было плевать и на ту старую историю, и на внучку. Но что-то должно быть. Что-то, что заставит ее говорить. А еще пробьет эту каменную стену.
— Так же, как до вас не было дело моему дяде?
Вот теперь лицо дрогнуло. Лишь на мгновение, но привычная маска дала трещину. И сквозь нее проступило нечто. Это нельзя было назвать чувством или эмоцией. Скорее какой-то клубок скомканных ощущений, внезапно поднявшийся к поверхности и поспешно скрытый за малахитами.
— О чем вы, Ваше Высочество?
В дипломатию можно играть долго. Так Кристиан обычно развлекался с послами, и стоит признать, что Лаура могла бы стать хорошим союзником в этих играх. Вот только играла бы она лишь на своей стороне. А у него за спиной всегда стояла Империя.
— Видите ли, мой дорогой дядюшка Адольф вел дневник. Если его писанину можно так назвать. В своих записях он никогда не упоминал имен, что делало ему определенную честь, потому что число совращенных им девиц не поддавалось подсчету, но всегда был точен в датах своих свиданий. И в оценке… партнерш. После смерти его дневники попали в семейный архив, а я всегда был любопытен. Перебирал некоторые бумаги, и как-то раз наткнулся на это, с позволения сказать, бульварное чтиво. Когда же появилась ваша внучка, ее подробную биографию перепроверяла Тайная полиция, конечно, всплыла и ваша история. Я бы забыл о ней, но мне бросилась в глаза некоторая схожесть дат, которую я не поленился проверить. Потому и сумел сделать выводы…
Герцог не отводил взгляда от лица женщины, и видел, как медленно оно мертвело, превращаясь из живого в маску статуи. Да, те записи не стоило бы поднимать. Их вообще не стоило оставлять и лучше было бы уничтожить. Но вот пригодились. Конечно, он лукавил. На биографию секретаря ему было плевать, пока на ужине его озарило пониманием сходства между Магдалой и Сабиной. Тогда-то история и начала складываться.
— Адольф посещал поместье Кениг весной в ваш пятнадцатый день рождения. И тогда же совратил вас. Он приезжал еще четыре раза. А через год Лаура Кениг сбежала. Еще через год в столице появилась молодая актриса Элайза, которая быстро стала звездой с массой поклонников. И через два года Элайза вышла замуж за начинающего профессора Ланге. Ваша связь с моим дядей продолжалась все это время. Весьма… регулярно. Это он приказал вам выйти замуж за Ланге?
— Записи, значит… — она все же улыбнулась, но теперь эта улыбка походила скорее на оскал гиены. — Вы, действительно, хорошо подготовились. Знаете, а ведь я могла бы быть вашей теткой… Если бы этот поганый Рофхогель не застал нас и не донес императору!