Пока не погаснет последний фонарь. Том 3

Глава 13 喬木風強し В высоких деревьях и ветер сильнее

Ночь стала для меня не спасением от переживаний прошлого дня, а очередным кошмаром. Долго мучаясь от бессонницы, я без конца прокручивала в голове одни и те же мысли. Этот нескончаемый хоровод сводил с ума – я сама сводила себя с ума, но не могла остановиться.

Затем я все же провалилась в сон, но он не принес даже призрачного успокоения – как и наяву, я видела кровь и смерть, была парализована страхом, но четкие образы растворились в сумраке раннего утра. После пробуждения я какое-то время просто смотрела в одну точку, собираясь с силами, чтобы начать новый день, но произошедшее тянуло меня вниз, как тяжелые кандалы.

События вчерашнего дня все не укладывались у меня в голове. Они сводили меня с ума своей противоречивостью. Я никак не могла до конца осознать и тем более принять, что человек, которому когда-то могла доверить свою жизнь, оказался маньяком. Тем, кто на протяжении многих лет жестоко убивал людей и не остановился, даже попав в этот проклятый город.

Я боялась нового дня – и не из-за близости очередного кайдана. А потому, что понимала, что этот человек теперь все время будет рядом… угрожая жизни моих друзей. От этой опасности нас не смогут спасти никакие омамори.

Я все же взяла себя в руки и не показывала остальным душившее меня отчаяние, но перед глазами все стояла страшная картина: Хасэгава хладнокровно смотрит на предсмертную агонию своей жертвы и даже в этот момент улыбается. Эту его улыбку я никогда раньше не видела.

Казалось, все мои силы уходили только на то, чтобы скрывать страх. Я совершенно не хотела показать Хасэгаве, насколько напугана, насколько беспомощной себя ощущаю. Но еще сильнее я не хотела раскрыть разрывающие меня изнутри чувства перед друзьями.

Я должна решить, что делать. Как я могу поступить? Как могу выйти из этой бредовой и одновременно жуткой ситуации? Хасэгава прямо сказал, что, если я все расскажу, он найдет способ мне за это отомстить. И что пострадаю не я сама, а кто-то из моих друзей.

И все же я начала склоняться к тому, чтобы рассказать о Хасэгаве хотя бы Кадзуо. Я точно не собиралась говорить о произошедшем всем остальным – не могла рисковать их жизнями. И все же, с одной стороны, я могла сохранить в тайне наш с Кадзуо разговор, при этом он точно помог бы мне найти выход. И, с другой стороны, Кадзуо – икирё. Его Хасэгава убить попросту не сможет. Наверное. Я не знала наверняка…

Араи, погрузившись в чтение, сидел под деревом неподалеку от входа в ресторан, где мы остановились. Ивасаки я не заметила, скорее всего, он еще спал. Йоко, сидя на скамейке неподалеку, пыталась привести в порядок свои золотистые волосы. Хасэгава и Эмири рядом с ней играли в шахматы, а Кадзуо стоял напротив и наблюдал за их партией.

Меня невольно захлестнула волна раздражения вперемешку с разочарованием. Я помнила, как не так давно сама играла в шахматы с Хасэгавой… не догадываясь, кто он на самом деле.

– У нас почти не осталось еды, так что нужно сыграть в азартную игру, – сумев сохранить голос ровным, заговорила я. – Кадзуо, пойдешь со мной?

– Конечно, – кивнул Кадзуо, но его перебил Хасэгава.

– Лучше я составлю Хинате-тян компанию. – Он не отрывал взгляда от шахматной доски. – Все-таки вчера вы мне очень помогли. Заодно верну свою ставку.

Сделав ход, Хасэгава перевел на меня взгляд и приподнял одну бровь. В его глазах я четко прочитала предупреждение.

– Не стоит, еще успеете, – натянуто улыбнулась я, чувствуя, как нарастает гул тревоги в голове. – Не надо прерывать игру с Эмири-тян.

– И не собирался. – Хасэгава снова передвинул фигуру. – Шах и мат.

Эмири разочарованно поджала губы:

– И как я не заметила… Давно не играла с кем-то, кто действительно умеет.

– Я тоже. – Хасэгава бросил на меня быстрый, почти насмешливый взгляд и встал.

– Спасибо за игру. Пойдем, Хината-тян? Ты же не против?

Я сжала кулаки, но все же ответила:

– Нет.

У меня в голове промелькнула на удивление оптимистичная мысль, что, по крайней мере, я не оставлю Хасэгаву наедине с остальными…

– Кадзуо, я тогда пока буду тренироваться с тобой. Мне будет необходим реванш. – Эмири начала выставлять фигуры на доску.

– Хорошо, – согласился Кадзуо и перевел на меня взгляд. – Будь осторожна, Хината-тян, а то четыре раза – это уже даже не закономерность. – В его глазах вспыхнули насмешливые огни.

Теперь я уже не стала сдерживать мрачный взгляд и одарила им Кадзуо вместо ответа. Знал бы он, в какой момент надо мной смеется…

Но Кадзуо об этом даже не подозревал и спокойно сел на скамью напротив Эмири.

– О чем это Кадзуо-кун? – поинтересовался Хасэгава, когда мы отошли от нашего временного укрытия.

Я бросила на него искрящийся раздражением взгляд:

– О том, сколько раз я находила здесь трупы. Три из них – благодаря тебе.

– Это Кадзуо еще не знает про четвертого, – весело отметил Хасэгава, проигнорировав злость в моих глазах и голосе. – Хотя его ты застала еще живым.

Я потеряла дар речи. У меня не укладывалось в голове, насколько спокойно Хасэгава говорил об убийствах – о тех убийствах, что совершил он сам. Не просто спокойно – с насмешкой.

– Надеюсь, – продолжил тем временем Хасэгава, – что тебе просто нравится общество Кадзуо и ты не хотела совершать необдуманные поступки, о которых потом пожалела бы.

Меня едва не затрясло, и я не знала, что было этому причиной: злость, страх или отвращение.

– Как ты можешь… после всего, через что мы вместе прошли, после того, как назвал себя моим другом, ты угрожаешь моим настоящим друзьям? – процедила я.

– Я даю тебе выбор, – пожал плечами Хасэгава, но веселье исчезло из его глаз. – Я пожертвовал слишком многим, чтобы ты все испортила.

Мгновение помолчав, я, не сдержавшись, усмехнулась:

– А даже если бы я и рассказала Кадзуо? Ты все равно ничего не сможешь сделать. Не сумеешь его убить.

– Ну, во-первых, есть еще остальные… – протянул Хасэгава. – А во-вторых, Кадзуо же не вечно будет икирё.

Я сцепила зубы.

Все-таки я не могла рисковать. Необходимо молчать, по крайней мере пока… И ждать подходящего момента. Точнее, надеяться, что такой момент настанет.

Но слова Хасэгавы вновь напомнили мне о том, что он знал Кадзуо.

Мне необходимо узнать больше. Я и раньше очень этого хотела – хотела разобраться в происходящем, и сейчас мне наконец представился для этого шанс.

Действительно, бойся своих желаний…

– Что тебе нужно от Кадзуо? – требовательно спросила я, на самом деле сдерживая в голосе дрожь.

Хасэгава бросил на меня удивленный взгляд:

– О чем ты?

– Не притворяйся, что это не так. Ты убил его отца. Следил за ним. И брелок – тот самый, что я показала тебе после кайдана о Ямамбе, – тоже оставил ты!

В тот день… Хасэгава взял у меня деревянный брелок с выгравированными на нем иероглифами, чтобы рассмотреть поближе. Он наверняка просто хотел убедиться, что эта вещь принадлежала Кадзуо. А затем Хасэгава расспрашивал меня о его смерти… Тогда я не придала этому особого значения, списав эти расспросы на желание Хасэгавы подбодрить меня и, возможно, на легкое любопытство.

Но на самом деле Хасэгава уже знал Кадзуо. Знал его даже во время игры «кэйдоро», поняла я. Задолго до этого проклятого города. Вот поэтому он так интересовался смертью «незнакомого» ему человека.

И все равно это очень странно.

– Да, я оставил тот брелок. Это был… подарок.

– Ты не ответил на вопрос. Что тебе нужно от Кадзуо? Ты убил его отца, неужели этого тебе мало?

Хасэгава резко остановился и посмотрел мне прямо в глаза. Он больше не улыбался, его взгляд стал пристальным и холодным, а лицо словно окаменело. Но прошло не больше пары мгновений, и Хасэгава пошел дальше. На его лице все так же не было улыбки, оно выражало лишь спокойствие, граничащее с равнодушием.

– Знаешь, Хината-тян, – заговорил Хасэгава, – ты вроде бы очень умная девушка, но допускаешь такие глупые ошибки… Судишь о том, о чем не имеешь ни малейшего представления. Делаешь выводы, не имея почти никаких данных.

– О чем, интересно, я должна иметь представление? – возмутилась я. – Есть факты, которых мне достаточно: ты убил множество людей. Одного – прямо на моих глазах. И нет обстоятельств, при которых это бы прощалось.

– Ты так думаешь? – усмехнулся Хасэгава, но без капли веселья. Его быстрый взгляд, брошенный в мою сторону, был жестким и холодным. – Тогда ты признаёшь, что сама являешься убийцей? Множества людей. Не такого количества, как я, но все же… Как и Кадзуо. И много кто еще.

– Что ты имеешь в виду? – с мрачным подозрением спросила я.

– Кэйдоро. К примеру. Ты и в особенности Кадзуо, если смотреть правде в глаза, убили всех тех людей из другой команды. Сколько же их было?.. Десять. Больше, чем количество жертв у ряда серийных убийц.

Я не знала, что ответить. Во мне вспыхнули злость, возмущение, но одновременно… боль и чувство вины. Тот кайдан… он действительно оказался для меня одним из самых страшных. Но не сюжетом – концовкой.

– Это не одно и то же, – отозвалась я наконец. – В этом случае убийцы – те, кто устроил… все это! – Я указала рукой на окружавший нас полуразрушенный город. – А мы… мы просто выживали.

Хасэгава бросил на меня снисходительный взгляд:

– А как же твои слова про то, что нет никаких обстоятельств? – Он приподнял одну бровь, а затем покачал головой. – Зато сейчас я слышу вот такие объяснения. Дополнительные сведения, исходя из которых вина лежит не на тебе. То есть все же необходимо видеть всю картину, чтобы делать правильные выводы, я не прав?

Я не ответила.

– Но даже в таком случае, – продолжил Хасэгава, – следуя твоей собственной логике, ты являешься убийцей.

В моей душе, казалось, открылась старая рана. Та, что так долго заживала, что так долго мучила меня. Чувство вины и страх нахлынули с новой силой, унеся обратно в прошлое, в тот жуткий день, когда я потеряла единственную подругу и, по правде говоря, стала причастна к смертям десятка людей.

– Но если тебе так интересно… Отец Кадзуо убил моего отца, – прервал тишину Хасэгава. Его голос прозвучал ровно, а лицо ничего не выражало, но я не сомневалась, что на самом деле таким спокойным Хасэгава в тот момент не был.

Эти слова застали меня врасплох… Отец Кадзуо убил отца Хасэгавы? Казалось бы, я узнала ответ на один из очень важных вопросов, но вопросов от этого стало только больше.

Кадзуо знает об этом? Я тут же ответила на свой вопрос: да, знает.

«С точки зрения убийцы, повод был», – сказал мне тогда Кадзуо.

То есть сейчас Хасэгава говорил правду… Или, по крайней мере, ее часть.

– Но… даже если это так, преступники должны сидеть в тюрьме. Их не убивают где-то на улице, – взмахнула я рукой. – Для этого есть полиция, есть суд…

Хасэгава громко рассмеялся:

– Прости. – У него снова вырвался смешок. – Если бы все было так просто… Но, к сожалению, то, о чем ты говоришь, – это несбыточный идеал. Правосудие и все в этом роде. – Хасэгава презрительно усмехнулся. – Те, кто за это правосудие отвечает, зачастую сами не менее серьезные преступники, чем те, кого они преследуют. А бывает, что под обвинение попадают те, кто этого не заслужил, при этом те, кто виновен, остаются на свободе. Как это было с твоим братом.

У меня по коже пробежали мурашки. Мне не хотелось признавать, что Хасэгава прав, но… но он был прав. Моего брата задержали, хотя он был невиновен, и могли посадить в тюрьму. При этом его убийцу даже не стали искать, не желая признавать, что смерть Киёси была убийством…

– И как это было с Араи-сенсеем, – продолжил Хасэгава.

Я резко повернула голову в его сторону:

– Что? Откуда ты знаешь про Араи-сенсея?

Хасэгава невозмутимо молчал, словно и не слышал моего вопроса.

– Откуда тебе это известно? – повторила я, но уже не удивленно, а зло.

– Мы с Араи Акио работали в одном участке, – ответил наконец Хасэгава. – Я даже был на месте преступления, на месте убийства Араи Акио, как криминалист. И уверен, что Араи-сенсей не убивал своего брата.

У меня вырвался нервный смешок. Это казалось мне ненормальным. Слишком много совпадений. Хотя, по-видимому, не все из происходившего было случайностью. Кадзуо искал Хасэгаву, но и сам Хасэгава, как я уже поняла, следил за ним. Только так можно объяснить, как Хасэгаве так «повезло», что мы вовремя наткнулись на труп, у которого убийца оставил брелок Кадзуо.

– То есть это твое объяснение? – приподняла я бровь. Обида, раздражение и чувство вины смешались во мне в гремучую смесь, которая оказалась настолько сильной, что по крайней мере на время вытеснила страх. – Объяснение, почему ты убил отца Кадзуо и того, кто лишил жизни моего брата? А все остальные жертвы? Для их убийства у тебя тоже были причины?

Хасэгава холодно улыбнулся:

– У всего есть свои причины.

Я разочарованно покачала головой и на пару мгновений зажмурилась.

– Кадзуо сказал, ты убиваешь уже десять лет…

– Это неправда, – отозвался Хасэгава.

– Что? – удивилась я.

– Не десять лет. Двенадцать, – пояснил Хасэгава и добавил: – Это если не считать убийства Исихары, которое случилось шестнадцать лет назад.

– Двенадцать? – воскликнула я.

Десять лет – это уже невероятно долгий срок, во время которого жертв могло быть… я даже не представляла сколько. С учетом того, что только за не такое уж продолжительное время в этом месте было уже четыре жертвы – как минимум. Оставалось лишь надеяться, что такой частоте убийств способствовало беззаконие этого проклятого города. Вряд ли подобное возможно в реальном мире.

И все же двенадцать лет… Это еще больше смертей.

– Просто поначалу я убивал по-другому, – пожал плечами Хасэгава, пропустив мое восклицание мимо ушей. – Еще не нашел… свой способ.

– И ты так спокойно об этом говоришь? – поразилась я, не веря, что обсуждаю убийства… с убийцей.

– А как я должен об этом говорить?

– Неужели тебя совсем не мучает чувство вины? – Я не могла поверить, что рядом тот самый человек, с которым я все это время чувствовала себя в безопасности.

Хасэгава вздохнул и покачал головой:

– Чувство вины? Конечно, оно меня мучает. Но лишь за одно-единственное убийство. И ни за какое другое.

Хасэгава вдруг усмехнулся, и в его глазах промелькнуло чувство, которое я не смогла определить.

– Это не тот ответ, который ты бы хотела услышать, да? – Хасэгава остановился и, повернувшись, изучающе на меня посмотрел. – Ты бы хотела услышать, что я сожалею. Что мне каждую ночь снятся кошмары. Что меня мучают угрызения совести. Что я хочу прекратить. Что я прекращу. Хочешь убедиться, что для убийств у меня были веские причины. Что есть что-то, смягчающее мою вину.

Хасэгава склонил голову набок и горько улыбнулся. Выражение его лица стало отстраненным, а взгляд – каким-то… чужим.

Мне стало не по себе.

– Это нужно тебе. Для того чтобы оправдать саму себя: как тебе мог понравиться человек, оказавшийся серийным убийцей? Как ты не заметила ничего подозрительного? И это нужно тебе, чтобы утешить саму себя. Ведь твои чувства тебя обманули, а ожидания оказались разбиты. Но дело в том, – продолжил Хасэгава, наклонившись чуть ближе ко мне и понизив голос, – что все это не так. Я не испытываю вины. Я не сожалею. Я продолжу. И не собираюсь искать оправдания.

С этими словами Хасэгава повернулся и продолжил идти вперед. Я еще несколько мгновений простояла на одном месте, словно оцепенев, а затем пошла следом. Помимо страха, меня снова захлестнула злость, и все же… Она была лишь защитой. На самом деле изнутри меня разъедала обида.

Ведь слова Хасэгавы были слишком жестокими.

И они же были правдой.

Поэтому я не смогла сразу же найти ответ.

– Ошибаешься, – отозвалась я спустя несколько секунд, как поравнялась с Хасэгавой, пряча истинные чувства под маской раздражения и неприязни. – Я не ищу себе никаких оправданий. То, что ты сумел мне понравиться, – в этом нет ничего странного. Ты нравишься и Йоко-тян, и даже Эмири-тян… И, уверена, много кому еще. Есть примеры психопатов, которых окружающие считали обаятельными и даже милыми, – добавила я. – Просто я не могу понять, как можно быть настолько жестоким и хладнокровным. Видимо, все же можно. И да, я надеялась, что при всем этом у тебя все же есть совесть. Но я ошиблась.

Хасэгава лишь усмехнулся и ничего не ответил.

Через пару минут перед нами показался небольшой традиционный домик: двускатная соломенная крыша, нависающая над открытой галереей перед входом, бежевые сёдзи в переплете из темного дерева, потемневшие от времени тонкие столбы. И небольшая вывеска: «Азартные игры».

– Пришло время сыграть, – произнес Хасэгава.

– Ставку делаешь ты, раз так захотел пойти со мной, – бросила я и, не дожидаясь ответа, вошла в минка[51].

В небольшой комнате, свет в которую попадал лишь сквозь тонкие сёдзи, нас привычно встретил низкий чайный столик с тремя изящными шкатулками. Я села на татами и открыла ту шкатулку, которую украшала роспись в виде рыжего кои с черными пятнами и белого – с красными. В этот момент рядом со мной опустился Хасэгава. Я хотела было предоставить выбор следующей шкатулки ему, но, поддавшись вызванному обидой порыву, потянулась к шкатулке с изображением самурая.

Но Хасэгава успел первым и откинул крышку с росписью в виде гейши в персикового цвета кимоно.

– Ты же не хочешь, чтобы мы остались без еды, – заметил Хасэгава. – Или решила сыграть сама?

– Надеялась, ты поставишь что-нибудь и проиграешь. Голос, например, – ответила я, понимая, что повела себя как ребенок, но никак иначе досадить Хасэгаве не могла. А мне хотелось… пожалуй, хотелось, чтобы он понял, какую боль мне причинил, и причинить ему ее в ответ.

И одновременно я надеялась, что Хасэгава не понимал, насколько сильно меня ранила правда о том, какой он на самом деле.

Хасэгава вздохнул:

– Раз тебе так этого хочется… – Взяв в руки кисть, он вывел на васи иероглиф «голос»[52].

Я едва не закатила глаза. Но на самом деле мне совершенно не хотелось, чтобы мы проиграли: нам необходима еда, а голос… Хасэгава и без него остался бы опасным.

Раздалась короткая мелодия, и на столике перед нами появилась деревянная доска с расчерченным на ней полем: девять квадратов в длину и столько же в ширину. На этом поле с двух сторон стояло по двадцать одинаковых фигур в форме вытянутых пятиугольников, острия которых были направлены к центру доски и сверху на которых виднелись разнообразные иероглифы.

– Сёги…[53] – задумчиво протянул Хасэгава. – Не шахматы, конечно, но, думаю, я справлюсь.

– Ты умеешь в это играть? – спросила я, с сомнением смотря на доску.

Если о шахматах я имела хоть какое-то представление, то о правилах игры в сёги не знала практически ничего.

– Конечно. Я очень люблю подобные игры, – кивнул Хасэгава и, глянув на меня, с легкой насмешкой добавил: – Судя по всему, тебе повезло, что я сейчас здесь. Сама бы ты не справилась.

Я мрачно посмотрела на него, скрывая досаду.

– Это пешки. – Хасэгава указал на линии «c» и «g», где на каждой из клеток стояло по фигуре, отмеченной иероглифами «пехотинец». – Они ходят на одно поле вперед и, в отличие от пешек в шахматах, съедают другие фигуры на поле перед собой. Это ладьи, самые сильные из фигур. Они ходят как угодно по вертикали и горизонтали. – Хасэгава указал на поля «2h» и «8b», где фигуры были отмечены иероглифами «летающая колесница». – А это слоны. Тоже ходят на любое количество полей, но по диагонали. – Теперь Хасэгава указал на поля «2b» и «8h» с фигурами, на которых были изображены уже иероглифы «угловой ходок».

– Пока похоже на шахматы, – заметила я. – Только стоят фигуры совсем по-другому.

Хасэгава кивнул:

– Ну и наконец, горизонтали «a» и «i». Здесь различий уже больше. Если по порядку, то фигуры на них – это стрелка, конь, серебро, золото, король, и в обратном порядке – золото, серебро, конь, стрелка.

В этот момент одна из пешек со стороны нашего невидимого противника сдвинулась на одно поле вперед, и Хасэгава, помедлив мгновение, передвинул свою.

Я махнула рукой:

– Лучше не отвлекайся и играй.

Со стороны противника переместилась еще одна фигура.

– Не переживай, Хината-тян, – улыбнулся Хасэгава и, сделав свой ход, продолжил: – Главное отличие сёги от шахмат, помимо расстановки фигур и других их названий, – это возможность сброса фигур. – С этими словами Хасэгава передвинул свою пешку и забрал фигуру противника.

Я непонимающе посмотрела на него.

– Это значит, – продолжил объяснять Хасэгава, не отрывая взгляда от доски в ожидании, пока его соперник сделает ход, – что после того, как ты забрал фигуру противника, она не выбывает из игры. Ее можно вернуть на поле, но использовать уже самому.

С этими словами Хасэгава взял пешку, которая до этого принадлежала противоположной стороне и которую он убрал с доски, и поставил ее обратно на поле, но теперь острием в другую сторону, заблокировав атаку слона соперника.

– Сброс – это отдельный ход. Он разрешен на любое пустое поле, кроме нескольких исключений. – Хасэгава переместил своего слона на несколько полей по диагонали. – И мне очень нравится эта особенность сёги.

– Вот только в этом городе все совсем не так. Когда фигура, насколько бы сильной она ни была, – сказала я, подразумевая героев кайдана, – уходит с поля во время игры, ее уже не вернуть.

Не вернуть к жизни.

Исключением оказался разве что Кадзуо.

Хасэгава не ответил и, передвинув ладью на одно из дальних полей, вдруг перевернул фигуру. Теперь сверху на ней оказались иероглифы «королевский дракон».

– Королевский дракон? – спросила я.

– Когда фигуры, кроме золота и короля, оказываются на одной из трех дальних от тебя горизонталей поля, может произойти переворот. Ладья, к примеру, в таком случае превращается в дракона и ходит теперь не только как ладья, но и как король.

Невидимый противник передвинул слона на третье от Хасэгавы поле, съев его пешку, и также перевернул фигуру. Я увидела иероглифы «королевская лошадь».

– Теперь это королевская лошадь, – пояснил Хасэгава и поставил на поле одну из фигур, которая до этого принадлежала противнику, блокируя его атаку на нашего короля.

– И теперь лошадь ходит и как слон, и как король? – предположила я.

Хасэгава с довольным видом кивнул и поставил еще одну из некогда чужих фигур поблизости от короля противника. Невидимый соперник отодвинул фигуру короля на одно поле по диагонали.

И вдруг я поймала себя на мысли, что не просто с интересом наблюдаю за игрой Хасэгавы с невидимым противником, я…

Я на несколько минут забыла, что произошло.

Я словно вернулась в те дни, когда мы с Хасэгавой вместе рисковали в азартных играх, искали остальных моих друзей, боролись за выживание в кайданах. Пока с него не слетела его маска.

Я невольно сжала зубы и на несколько мгновений отвернулась от доски. Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, я повернулась обратно. И заметила, что в этот момент Хасэгава смотрел прямо на меня. Я же, избегая его взгляда, снова обратила внимание на поле.

Спустя пару мгновений среди воцарившейся в комнате тишины прозвучал звонкий, но лишенный эмоций голос:

– Я проиграл[54].

Я едва не вздрогнула от неожиданности, привыкшая к тому, что окончание азартных игр обозначалось мелодией, а не голосом.

Хасэгава слегка поклонился и встал с татами.

– Вот и все. К твоему сожалению, я все же выиграл.

Я даже не взглянула на Хасэгаву и, пройдя в следующую комнату, где нас уже ждал выигрыш, убрала еду и несколько бутылок воды в рюкзак. Хасэгава, оказавшись рядом, протянул руку, чтобы забрать его у меня, но я дернула рюкзак на себя, отказываясь от помощи, и лишь бросила:

– Сама справлюсь. А то еще решишь отравить нашу еду.

Лицо Хасэгавы на мгновение помрачнело, но затем он снисходительно улыбнулся:

– Не переживай, при приеме яда через рот доза для того же эффекта должна быть в несколько раз выше, чем при введении уколом. Так что отравлять еду будет как минимум нерационально.

И с этими словами Хасэгава, не прекращая улыбаться, легкой походкой вышел из минка, не обратив внимания на мой шокированный взгляд.

У меня же затряслись руки. Я знала, что Хасэгава пошутил, и все же…

И все же я знала, что шуткой это было лишь отчасти. Хасэгава снова подтвердил, что способен убить моих друзей, просто отметил, что не станет для этого травить еду.

«Это было бы нерационально». Только сумасшедший мог сказать подобное.

Я настолько сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони почти до крови. На какое-то короткое мгновение мне показалось, что глаза защипало от слез, но я зажмурилась и глубоко вздохнула. Я не собиралась показывать свою слабость.

Успокоившись, насколько это было возможно, я вышла из минка и увидела Хасэгаву, стоявшего неподалеку. Меня душили страх и злость, а потому, чтобы не поддаваться первому, я сдалась перед второй и, поравнявшись с Хасэгавой, поинтересовалась:

– И почему же ты не идешь отыгрываться? Ты же поэтому пошел со мной. Я предположила вчера, что ставкой была твоя совесть, но ее, по-видимому, ты проиграл уже очень давно.

Хасэгава покачал головой и посмотрел на меня как на маленького ребенка, лишь сильнее разозлив, дальше оттеснив страх.

Затем Хасэгава хитро усмехнулся и, кивнув, произнес:

– Ты права… Совсем забыл об этом. Подожди меня здесь, я скоро вернусь.

Не успела я возразить, как Хасэгава быстрым шагом вернулся к входу в минка и, раздвинув сёдзи, скрылся внутри дома.

Первым моим порывом было уйти. Убежать, рассказать обо всем не только Кадзуо, но и остальным, а затем скрыться всем вместе.

Но я быстро отбросила подобные мысли. Это слишком рискованно. Слишком опасно. Хасэгава сможет нас найти, он уже находил Кадзуо раньше. Несмотря на размеры этого города, он часто сводит людей между собой. Более того, мы можем запросто встретиться с Хасэгавой во время одного из кайданов…

Хасэгава ясно дал понять: если я его выдам, он заставит меня заплатить за это жизнью кого-то из моих друзей. Я не понимала, почему Хасэгаве настолько важно, чтобы никто не узнал о нем правды. Пусть она и была страшной… в этом городе она не представляла для него особой угрозы. Но сути это не меняло. Он обещал отомстить.

Да, все вместе мы способны справиться с Хасэгавой, но он точно не станет нападать в открытую и на всех одновременно. Наверняка найдет иной способ. С его «опытом» убийств в реальном мире, где совершить преступление и остаться безнаказанным куда сложнее, чем здесь… одного из моих друзей он точно сумеет убить, а я не хотела ставить под угрозу жизнь никого из них.

Поэтому… я не ушла. Не могла так рисковать. Необходимо придумать что-то другое.

Прошло около пятнадцати минут, и Хасэгава вышел из минка, держа руки в карманах плаща. Кажется, увидев меня, он слегка выдохнул. Наверное, и сам опасался, что я могла убежать.

Я встретила его мрачным взглядом.

– И что же ты выиграл?

– Ничего, – пожал плечами Хасэгава. – Лишь вернул свою ставку.

Я посмотрела на него, не скрывая недоверия. Я была уверена, что Хасэгава мне солгал, ведь на самом деле в азартной игре он не проигрывал – это был лишь повод присоединиться ко мне и моим друзьям. Более того, Хасэгава зашел в минка один. Он наверняка не хотел, чтобы я увидела, какую именно шкатулку он выбрал.

Я не сомневалась, что на той шкатулке был изображен тэнгу.

Под моим пристальным взглядом Хасэгава лишь дернул уголком губ и пошел в сторону нашего лагеря. Я поспешила следом, не собираясь так просто сдаваться. Меня не отпускало плохое предчувствие, и я должна была узнать как можно больше о том, откуда стоит ждать угрозу. Раз уж не могла от нее избавиться…

– Что ты выиграл? – повторила я. – Не надо мне лгать.

– Твое недоверие причиняет мне боль. – В голосе Хасэгавы прозвучала наигранная печаль. – Я ведь уже ответил.

– Когда-то я полностью тебе доверяла, – отозвалась я, и против моей воли голос дрогнул. Я поморщилась. – Ты хоть когда-то говоришь правду?

Хасэгава остановился. Запрокинув голову, он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Хорошо, – отозвался Хасэгава. Его лицо казалось совершенно спокойным, но на нем больше не было улыбки. – Хочешь честности… – Хасэгава вытащил из внутреннего кармана плаща склянку, не больше пяти миллилитров, и показал мне. – Вот мой выигрыш.

Я протянула руку, но Хасэгава отдернул свою:

– Лучше не надо.

– Что это? – спросила я, хотя уже сама догадалась. Это яд, но, какой именно, я не знала.

– Тетродотоксин, – коротко отозвался Хасэгава.

Я непонимающе посмотрела на него.

– Сильнейший небелковый нейротоксин. – Хасэгава улыбнулся чуть шире, и я вздрогнула. – От которого, кстати, не существует противоядия. Одна доза – и человек обречен.

Я едва не приоткрыла рот от удивления. И страха. Хасэгава… он говорил таким тоном, словно делился особо удачным рецептом блюда.

– Ты ненормальный, – прошептала я, и страх внутри меня, который на время угас, разгорелся с новой силой, грозя сжечь остатки моего самообладания.

Хасэгава пожал плечами:

– Возможно. Но кто решает, что такое норма? И что нормальным быть лучше?

– Где ты вообще это брал? – хрипло спросила я.

– Очень удобно, что это яд естественного происхождения, – пожал плечами Хасэгава, переведя взгляд на пузырек в своих руках. – Если тебе так будет понятнее, тетродотоксин – это яд рыбы фугу.

– И как часто тебе приходится ради этого играть? – процедила я. Этот пузырек был таким маленьким, а убивал Хасэгава… слишком много.

Хасэгава вскинул бровь.

– На самом деле играть приходится чаще, чем мог бы позволять объем пузырька. Без холодильника и герметичной упаковки тетродотоксин довольно быстро распадается и теряет свои свойства, – признал он. – Но благодаря его токсичности… Ты же слышала про цианид?

Я не ответила, и Хасэгава невозмутимо продолжил:

– Смертельная доза цианида – чуть меньше двух миллиграммов на килограмм массы тела человека. Для сравнения, смертельная доза тетродотоксина – около одной десятой миллиграмма. Это если ввести яд, – с легкой насмешкой добавил Хасэгава. – Но даже при попадании через рот смертельная доза всего примерно три десятых миллиграмма на килограмм массы тела. Так что ты можешь представить, сколько человек можно убить с помощью даже части яда из этого маленького пузырька.

Меня едва не затрясло. Я видела людей, погибших под действием этого яда, – и не раз. Я даже стала свидетелем того, как отравленный человек мучился, будучи еще живым, и как он умирал. Но слова Хасэгавы, тон, с которым он объяснял такие жуткие вещи… Такой же тон, каким еще не так давно Хасэгава объяснял мне правила игры в сёги…

Это стало еще одним ударом.

Мне показалось, что грудную клетку сдавило железным обручем и в легкие не проникало ни капли кислорода. Я часто задышала, но чувствовала, что задыхаюсь. Сердце забилось как бешеное, голова закружилась, и я чуть не упала.

Хасэгава поддержал меня, но я, резко оттолкнув его руки, отшатнулась. Мне стало легче, и хоть перед глазами все еще плыло, а сердце отбивало ритм слишком быстро, я нашла в себе силы выпрямиться и одарить Хасэгаву потемневшим от неприязни взглядом.

Я процедила:

– Не прикасайся ко мне. Мне не нужна твоя помощь. Ты монстр!

Хасэгава мрачно усмехнулся.

– Знаю. Я сам признал это, если ты не помнишь.

Я нахмурилась. Хасэгава, может, и не лгал постоянно, но на самом деле умело играл с правдой. В тот день, когда мы с ним играли в шахматы, он действительно признал, что все убийцы – монстры.

Вот только умолчал, что сам один из них.

Хасэгава посмотрел мне прямо в глаза и холодно произнес:

– Ты же так хотела услышать правду… Иногда, если тебе не хотят о чем-то говорить, возможно, лучше не настаивать. Если на самом деле к этой правде ты не готова.

С этими словами Хасэгава отвернулся от меня и направился к нашему укрытию.