Нулевой дар. Том 1

Глава 2

Ядреное пойло, которое притащил мне трактирщик, на вкус было отвратным. Оно обожгло глотку, пищевод и, кажется, попыталось прожечь дыру в столешнице, куда я неаккуратно пролил пару капель. Но свою главную задачу выполняло — глушило. Глушило гул в голове, притупляло шок и отодвигало на задний план тот простой и ужасный факт, что я, Алекс, профессиональный наемник, застрял в теле сопливого аристократа в мире, сошедшем со страниц самой дешевой фэнтези-книжки.

Я с отвращением осмотрел свои новые руки. Тонкие, бледные, без единого шрама или мозоли. Руки, которые никогда не держали ничего тяжелее бокала с вином. Теперь они с трудом удерживают грубый стакан. Смех, да и только.

Я вновь наполнил тару, прислушиваясь к местности.

В трактире стоит гул. За соседним столом два бородатых мужика, которых здесь, видимо, называли дворфами, проиграв в кости орку-вышибале, теперь пытаются доказать ему, что бросок был нечестным. Орк, здоровенный зеленокожий шкаф, слушает их молча, скрестив на могучей груди руки размером с мою новую голову. Его лицо выражает крайнюю степень скуки. Кажется, еще пара слов, и он просто выкинет этих коротышек на улицу.

В дальнем углу кто-то фальшиво бренчит на лютне, воспевая прелести какой-то портовой девки. Обычный гадюшник. Такие места мне до боли знакомы. В них всегда можно было найти две вещи: дешевую выпивку и полезную информацию. Сегодня я пришел за первым, но, похоже, второе само идет в руки.

— Угостите старого Гришу элем, ваше сиятельство? — внезапно раздался рядом сиплый голос.

Я медленно повернул голову. Рядом с моим столом, бесшумно возникнув из прокуренного полумрака, стоит мужичок. Полноватый, с одутловатым лицом и красным от выпивки носом. Сальные волосы прилипли ко лбу, а маленькие хитрые глазки бегают так быстро, словно пытаются одновременно уследить за всеми посетителями трактира. Он одет в помятый, заляпанный жилет и источает тонкий аромат немытого тела и дешевого пива. Типичный стукач.

— Я тебя знаю? — холодно спросил, разглядывая его с откровенной брезгливостью. Мне нужно понять, как здесь принято общаться с подобными типами.

— О, меня все знают! — хихикнул мужичок, без приглашения плюхнувшись на стул напротив. — Гриша «ВсеУши», к вашим услугам. Я все слышу, все вижу, все знаю. А уж такого важного господина, как вы, молодой княжич Стержнев, и подавно не мог не заметить. Решили, значит, отдохнуть от дворцовой суеты в нашем скромном заведении? Похвально, похвально. Ближе к народу, так сказать.

Вот и первая промашка. Моя одежда, пусть и простая по аристократическим меркам, все равно выделяется. Да и само лицо, очевидно, кричит о происхождении. Я здесь, как белая ворона в стае грязных голубей.

— Может, я просто хочу спокойно выпить, — процедил сквозь зубы, давая понять, что его компания мне не нужна.

— А я вам и не мешаю! — снова хихикнул Гриша, жадно поглядывая на мою бутылку. — Я вам даже компанию составлю. За ваш счет, разумеется. А взамен… взамен могу рассказать много чего интересного. Про наш славный город Домозерск, про великие дома, про то, о чем в ваших шпилях не принято говорить вслух.

Он оказался классическим трактирным информатором. Такие всегда крутятся там, где льется алкоголь и развязываются языки. Они — ходячие сборники слухов, сплетен и, если повезет, ценных сведений. Главное — уметь отделять зерна от плевел. А этот, похоже, местная знаменитость.

— Трактирщик! — крикнул я, не глядя в сторону стойки. — Кружку эля этому господину. Самого дешевого. За мой счет.

Глазки Гриши заблестели от предвкушения. Он пододвинулся ближе, понизив голос до заговорщицкого шепота, от которого разит луком и перегаром.

— Мудрое решение, княжич. Ох, мудрое. Итак, о чем желаете услышать? Может, о том, как торговая гильдия опять пытается протащить в совет своего человека? Или о том, что у эльфийского посла, говорят, роман с женой главы дома Лазурных? Пикантная история…

— Расскажи мне все, — перебил я его, наливая себе еще стакан. — С самого начала. Про этот город. Про магию. И про то, почему все так смотрят на меня, будто я прокаженный.

Гриша отхлебнул принесенный эль, смачно крякнул и вытер губы тыльной стороной ладони. Вид у него довольный, как у кота, добравшегося до сметаны.

— Ну, тут все просто, княжич. Вы же Стержнев. А Стержневы — это великий дом. Один из тех, чьи предки сотни лет назад воздвигли этот купол над нашими головами. — Он ткнул грязным пальцем в закопченный потолок. — Ваша кровь — это магия. Сила, что держит эту крышу и не дает тварям из искаженных пустошей сожрать нас на завтрак. Понимаете? В этом городе сила — это все. А у вас…

Он замялся, сделав вид, что ему неловко.

— У меня ее нет, — закончил за него, глядя прямо в глаза. Воспоминания снова обожгли память.

— Ну… да, — пискнул Гриша, съежившись под моим взглядом. — Слухи ходят всякие. Что род Стержневых слабеет. Ваша сестрица, леди Лидия, настоящая буря, говорят, одним щелчком пальцев может молнию или пламя с потолка вызвать. А вы… вы родились пустым. Дыра в родословной. Ваш батюшка, князь Родион, рвет и мечет. Он же одержим чистотой крови, помешан на силе. А тут такой… конфуз.

Информатор. Точнее не скажешь. Он вывалил на меня самую суть проблемы моего нового «я» за одну кружку дешевого пива. Бездарный сын могущественного мага. Прекрасно. Лучше и не придумаешь.

— А что там, за куполом? — спросил я, сменив тему. Мне нужно знать масштаб клетки, в которой очутился.

Гриша поежился, словно ему стало холодно, и залпом допил свой эль.

— О, там мрак, княжич. Настоящий ад. Говорят, земля отравлена, а по лесам бродят такие твари, что наш орк-вышибала покажется им милым щеночком. Клыкачи — вепри размером с быка, покрытые костяной броней. Ползучие лозы, что хватают за ноги и утаскивают под землю. И туманы, от одного вдоха которых человек сходит с ума. Купол — наше спасение. Но и проклятие. Мы сидим тут, как в клетке, а великие дома, вроде вашего, держат ключ от замка. И чем слабее их магия, тем тоньше стены нашей тюрьмы. Вот почему все так на вас косятся. Вы — живая трещина в стене. Все же именно ваш дом самый влиятельный на данный момент.

Я молча переварил информацию. Картина вырисовывается все более мрачная и безумная. Магическая аристократия, правящая городом-тюрьмой, отгородившимся от постапокалиптического мира, полного чудовищ. А я — дефектный отпрыск правящей семьи, живое доказательство ее упадка. Идеальная мишень для всех.

— Еще кружку! — крикнул трактирщику и бросил на стол монету.

Гриша просиял.

— Вы щедры, княжич, щедры! Так вот, о чем я… Ах да! Ваш батюшка в последнее время совсем мрачный ходит. Говорят, ищет способы усилить род. Какие-то древние ритуалы, артефакты.

Он продолжал говорить, а я слушал, отфильтровывая пьяную болтовню и выхватывая крупицы фактов. Великих домов несколько. Стержневы, Лазурные, Алари…

Все они грызутся за власть, как пауки в банке. Нижний город, «Кишки», — рассадник преступности. Средний, где мы сейчас, — торговля и ремесла. А наверху, в шпиле, живут они — маги. Знать. Те, кто считает себя богами этого маленького мирка. И где-то там, в одном из тех поместий, меня ждет «крайне неприятный разговор» с моим новым папашей.

Я уже почти осушил бутылку. Мир приятно поплыл, острые углы реальности сгладились. Голос Гриши превратился в монотонное жужжание на фоне общего трактирного гула. Я почти достиг той блаженной стадии опьянения, когда на все становится глубоко плевать.

И в этот самый момент дверь трактира с грохотом распахнулась.

Весь шум мгновенно стих. Даже пьяный бард заткнулся на полуслове. На пороге появились двое. Высокие, широкоплечие, в идеально подогнанных доспехах из темной стали. На груди у каждого выгравирован герб — хищная птица, вцепившаяся когтями в скалу. Герб дома Стержневых. Личная гвардия моего «отца».

Они не обратили внимания на замерших посетителей. Их профессиональные взгляды сканировали помещение, остановившись на мне.

Гриша, сидевший напротив, побледнел, икнул и попытался буквально вжаться в свой стул, став маленьким и незаметным. Кажется, он пожалел, что подсел ко мне.

Один из стражников сделал шаг вперед. Его сапоги гулко простучали по грязному дощатому полу. Он остановился у моего стола и посмотрел на меня сверху вниз. Без ненависти, без презрения. Просто как на объект, который нужно доставить из точки А в точку Б.

— Молодой господин Кирилл, — произнес он ровным, безэмоциональным голосом. — Князь Родион ждет вас. Семейный ужин. Он просил передать, что ваше дальнейшее отсутствие будет иметь самые печальные последствия.

Я криво усмехнулся, глядя в пустой стакан. Вот и все. Мой недолгий побег закончился. Меня нашли.

— А если я не хочу на ужин? — лениво протянул, наслаждаясь внезапно наступившей тишиной. — Может, у меня другие планы. Например, допить эту замечательную бутылку.

Стражник даже бровью не повел. Его лицо было словно высечено из камня.

— У вас нет других планов, господин.

Он сделал едва заметный жест рукой, и его напарник двинулся, обходя стол с другой стороны. Они собирались взять меня силой. В этом теле я не продержусь и трех секунд. Сопротивление будет бессмысленным и глупым. Но сдаться молча я тоже не могу. Это было не в моем стиле.

Я медленно поднялся со стула, нарочито сильно пошатываясь. Посмотрел на стражника, потом на испуганного Гришу, который уже почти залез под стол, потом снова на стражника.

— Что ж, — я театрально развел руками. — Похоже, вечеринка окончена. Жаль, я только начал входить во вкус.

Я бросил на стол последнюю золотую монету. Она звякнула, перекатившись по липкой поверхности.

— Это тебе, Гриша. За компанию. И запомни: никогда не пей с аристократами. У них всегда самые скучные друзья.

С этими словами я, пошатываясь, направился к выходу.

1

Путь обратно в мою золотую клетку был до унизительного прост. Два стражника в доспехах из темной стали, чьи лица скрывают глухие шлемы, шли по бокам. Они не касались меня, но их молчаливое присутствие создавало невидимые стены коридора, из которого не сбежать. Улицы среднего города, которые еще пару часов назад казались мне чужим и враждебным лабиринтом, теперь провожают сочувствующими взглядами тусклых фонарей.

Мы прошли через задний двор, мимо безжизненных кустов, и поднялись по узкой лестнице для прислуги. И вот я снова в знакомом коридоре. Стены увешаны портретами моих так называемых предков. Суровые маги и надменные аристократки глядят с полотен, и их нарисованные глаза, кажется, источают вполне реальное презрение.

«Вернулся, блудный сын, — словно шептали они. — Поиграл в простолюдина и хватит. Знай свое место, пустышка».

Меня не повели в мои апартаменты, где я мог бы запереться и переварить случившееся. Нет, эскорт доставил прямиком в парадную столовую. От одного ее вида хмель, который я так усердно заливал в себя в «Морском еже», испарился без следа. Его сменила ледяная, звенящая трезвость и неприятный холодок где-то в солнечном сплетении. Это была не моя реакция. Это было тело Кирилла, которое по старой памяти сжимается теперь в ожидании удара.

Комната оказалась абсурдно огромной и давящей на голову своим великолепием. Длинный стол из полированного черного дерева, гладкий, как замерзшее озеро, мог бы с комфортом вместить пару десятков гостей. Но сейчас на нем накрыто всего три прибора. Три одиноких островка из сверкающего серебра и тончайшего фарфора в этой бесконечной черноте презрения.

Высокие окна задраены тяжелыми бархатными шторами, не пропускавшими даже тот сумеречный свет, что висит под куполом. Единственным источником освещения служат парящие под потолком магические сферы. Их мертвенный свет делает все вокруг похожим на декорации в дорогом морге. В камине, в пасти которого можно было бы целиком зажарить быка, темно и холодно. Тишина стоит такая, что я отчетливо слышу, как колотится сердце в этой слабой, чужой груди.

Два из трех подготовленных стульев уже заняты. Мой «отец», князь Родион Стержнев, и моя «сестра», Лидия.

Отец восседает во главе стола. В своей неизменной темной мантии, он даже не удостоил меня взглядом. Его взор устремлен куда-то в пустоту, а тонкие пальцы с ухоженными ногтями лениво постукивают по ножке серебряного кубка. Он походит на судью, который уже вынес приговор и теперь просто ждет, когда в зал введут осужденного. Рядом с ним, изящная и прекрасная, сидит Лидия. В отличие от отца, она смотрит прямо на меня. В синих глазах плескается откровенная, ничем не прикрытая насмешка. Она медленно поднесла к губам бокал с вином. Ее губы изогнулись в презрительной ухмылке.

Нет, это не семейный ужин. Это трибунал.

— Садись, — голос Родиона прозвучал ровно и безэмоционально, но от этого тона по спине пробежал холодок. Старый, въевшийся в тело рефлекс. Я подавил дрожь в коленях и молча опустился на стул напротив сестры, чувствуя себя мышью под взглядом двух кошек.

Слуги внесли блюда. Какое-то запеченное мясо, источавшее пряный аромат, идеально выложенные на блюде овощи, теплый хлеб. Они расставили еду на столе и так же бесшумно ушли. Никто не притронулся к пище. Тишина начала давить. Я чувствую себя как на допросе, где опытный следователь специально молчит, чтобы заставить подозреваемого заговорить первым и наделать ошибок. Что ж, в эту игру могут играть двое.

Я молча уставился в свою пустую тарелку, разглядывая собственное размытое отражение.

Первой, как я и ожидал, не выдержала Лидия.

— Ну что, братец, — ее голос показался мне мелодичным, но каждая нота была пропитана ядом. — Понравилось валяться в грязи с простолюдинами? Говорят, в «Кишках» подают замечательную похлебку из крысиных хвостов. Ты не пробовал? Уверена, тебе бы понравилось.

Я медленно поднял на нее глаза. В прошлой жизни за такие слова мне бы не пришлось даже ничего говорить. Одного моего взгляда хватило бы, чтобы стереть эту мерзкую ухмылку с ее лица. Но сейчас на нее смотрело смазливое, слабое лицо юнца. Она не боялась. Она наслаждалась каждой секундой своего превосходства.

— Нет, — спокойно ответил, удивляясь ровности собственного голоса. — Я предпочитаю заведения, где наливают что-нибудь покрепче. Похлебка плохо помогает забыться.

Лидия удивленно приподняла бровь. Кажется, она ожидала чего угодно: лепета извинений, слез, униженного молчания. Мой спокойный, нагловатый ответ явно выбил ее из колеи.

— Забыться? — в разговор вмешался отец. Он наконец-то соизволил посмотреть на меня. — И что же ты так отчаянно пытаешься забыть, Кирилл? Свою никчемность? Свой позор? Не трудись, это невозможно. Ты — живое напоминание об этом.

Он говорил это так, словно сообщал прогноз погоды. Просто констатация факта, не подлежащего обсуждению.

— Ты сбежал из дома, — продолжил отец, отчеканивая каждое слово, словно вбивая гвозди. — Ты, отпрыск великого дома Стержневых, был найден пьяным в дешевой забегаловке, в компании отребья. Ты мараешь наше имя. Плюешь на кровь своих предков.

— Наших предков, отец, — вставила Лидия со сладкой улыбкой. — Боюсь, до нашего дорогого брата дошла лишь самая мутная ее часть. Возможно, где-то в роду затесался конюх.

Я промолчал. Спорить с ними все равно что пытаться переубедить скалу. Им не нужен диалог. Им нужно шоу. Шоу моего унижения, где они в очередной раз докажут самим себе, что я — ничтожество. А они, великие носители магии — почти боги.

— Я думал, что хуже уже быть не может, — голос Родиона стал жестче, в нем зазвенел металл. — Я думал, что рождение сына без дара — это самое дно, которого достиг наш род. Но ты каждый день умудряешься копать глубже. Пьянство, общение с чернью… Что дальше? Приведешь в этот дом какую-нибудь портовую шлюху и назовешь ее своей невестой?

— Это было бы забавно, — фыркнула Лидия. — Представляю, какие бы у них родились дети. Наверное, они бы даже говорить не умели. Только мычать и пускать слюни. Впрочем, недалеко бы ушли от своего папаши.

Они говорят обо мне так, будто меня здесь не нет вовсе. Будто я не человек, а какой-то неудачный предмет мебели, мозолящий глаза. И в этот момент что-то во мне окончательно перегорело. Или, наоборот, встало на место.

Тот парень, Кирилл, которого они знали, сломался бы уже давно. Он бы рыдал, молил о прощении, клялся исправиться. Он бы дал им то, чего они хотят, — подтверждение своей абсолютной власти над ним. Но меня звали не Кириллом. Меня звали Алексом. И я не привык прогибаться.

Я медленно протянул руку и взял со стола нож. Не боевой кинжал, а обычный столовый нож для мяса. Тяжелый, серебряный, с гербом Стержневых на рукояти. Я повертел его в пальцах, ощущая непривычный вес металла. Отец и сестра замолчали, с недоумением глядя на мои действия.

— Этот город… — начал тихо, и мой собственный голос показался мне чужим. Более низким и твердым, чем обычно. — Огромная клетка. Вы сидите наверху, в своем шпиле, и мните себя богами. Но вы такие же заключенные, как и последний нищий в «Кишках». Вы боитесь того, что за куполом. Боитесь потерять свою магию, свою власть. Вы трясетесь над своей «чистотой крови», потому что без нее вы — пустое место.

Родион посмотрел на меня так, будто я вдруг заговорил на языке кобольдов. На его лице впервые за вечер отразилось не презрение, а искреннее, глубокое изумление. Лидия перестала улыбаться, ее лицо стало напряженным и таким приятным.

— Ты… — прошипел отец, с трудом подбирая слова. — Как ты смеешь так говорить⁈

— Я всего лишь называю вещи своими именами, — я положил нож на стол, но не отвел взгляда от него. — Вы говорите о позоре. Но настоящий позор — это не отсутствие магического дара. Настоящий позор — это слабость. И вы оба слабы. Ты, отец, слаб, потому что вся твоя сила — это дар, который ты не заслужил, а просто получил по праву рождения. Удача, не более. А ты, сестра, упиваешься своим превосходством над единственным человеком в семье, который не может тебе ответить магией. Знаешь ведь, что все остальные в миг поставят тебя на место. Как жалко.

В столовой повисла мертвая тишина. Воздух вокруг Родиона, казалось, начал потрескивать от статического напряжения. Его лицо из аристократически бледного стало багровым. Он медленно поднялся из-за стола, и я физически почувствовал, как по комнате прошла волна чистой, концентрированной силы. Магической энергии. Стаканы на столе едва заметно задрожали, а свет магических сфер на миг моргнул.

— Ты — ничтожество! — прорычал он. Голос напомнил раскат грома в закрытом помещении. — Ты смеешь говорить мне о силе? Ты, в котором нет ни капли дара! Ты не мой сын! Ты просто ошибка природы! Пустой сосуд, в который по недоразумению забыли влить силу! Позор моего рода!

Пустой сосуд.

Это слово ударило меня, как разряд тока. Оно вонзилось в мозг, выжигая все, что было до этого. Все остатки воспоминаний Алекса, наемника из другого мира. Всю его прошлую жизнь, все его победы и поражения. Все это вдруг стало далеким, неважным, словно чужой, давно забытый сон.

Осталась только эта комната. Этот черный стол. И эти два лица, искаженные ненавистью и презрением.

В этот момент я перестал быть призраком в чужом теле. Я перестал быть Алексом, который по воле случая оказался в теле Кирилла.

Я посмотрел на своего отца. Потом на сестру. И впервые за все это время не почувствовал ни капли чужого, унаследованного страха. Только свою собственную, холодную, как лед, ярость.

Они были правы. Кирилл Стержнев был пустым сосудом. Жалким, слабым, сломленным юнцом, ни на что не годным. Но в своем высокомерии они совершили одну фатальную ошибку.

Они забыли, что любой сосуд можно чем-нибудь наполнить.

И я наполню его до краев. Не магией, которую они так ценят. А чем-то другим. Чем-то, чего они боятся гораздо больше. Умом, хитростью, стальной волей и знанием того, как ломать таких, как они.

Я больше не Алекс.

Я — Кирилл Стержнев.

И я заставлю их всех захлебнуться своими словами. Я заставлю их пожалеть о том дне, когда они назвали меня пустым. Это больше не было планом выживания в чужом мире. Теперь это моя единственная цель.