Трактир в низине нижнего города полностью оправдывал свое название. Находился он в самой глубокой и грязной части нижнего города. В месте, которое приличные люди назвали бы сточной канавой, если бы вообще осмелились о нем говорить.
Воздух внутри тяжелый и влажный. Под ногами хлюпает какая-то грязь, смешанная с опилками и пивом. Тусклые масляные лампы, висящие на низком потолке, еле-еле разгоняют мрак, выхватывая из темноты суровые лица завсегдатаев.
Стоило зайти, как я сразу заметил стандартную компанию. Орк-вышибала с перебитым носом, пара угрюмых дворфов, споривших о чем-то на своем гортанном языке, и несколько оборванцев, похожих на бывших наемников. В общем, отличное место, чтобы затеряться и поговорить по душам с отбросами общества.
Мы с Ланой выбрали самый темный и незаметный столик в углу. Отсюда хорошо видно весь зал, а нас самих скрывает тень от массивной балки.
Я лениво махнул рукой трактирщику, такому же засаленному и потрепанному, как и его заведение. Заказал две кружки самого дешевого пива. Одну для себя, чтобы не выглядеть белой вороной, а вторую для нашего будущего собеседника.
Лана, как обычно, сидит молча, выдерживая осанку. Она не прислоняется к стене. Вообще никогда не расслабляется. Темная кожаная куртка и штаны делают девушку почти невидимой в полумраке.
Арбалет «Молния», который для нее смастерил Эрон, лежит на коленях, прикрытый плащом. Она не смотрит на него, но рука лежит совсем рядом. Девушка готова в любой момент пустить в ход смертоносную игрушку.
Здесь меня интересует один конкретный человек, если его можно так назвать. Уже давно знакомый и проверенный.
Найти его было несложно. Он кто-то вроде местной достопримечательности. Ошивается сейчас у барной стойки и пытается разжалобить здоровенного орка-грузчика, который в одиночку осушил уже, наверное, пятую кружку.
— Ну, Клык, друг, — взвыл он противным голосом. — Всего один глоточек, а? В горле пересохло, сил нет. А я тебе за это такую историю расскажу, закачаешься!
Орк медленно повернул свою огромную голову с маленькими поросячьими глазками.
— Еще одно слово, и я твоей башкой вот эту стойку проломлю, — прогудел он. — У меня от твоего голоса зубы болят. Проваливай.
Гриша сразу сжался и сделал шаг назад. В этот момент я решил, что пора начинать. Негромко, но отчетливо постучал костяшками пальцев по нашему столу. Этот звук в общем гуле был почти не слышен, но не для местной крысы.
Гриша сразу обернулся, вглядываясь в темноту. Увидев меня, он на секунду застыл, а потом на его лице появилась самая угодливая и фальшивая улыбка, какую я когда-либо видел. Он тут же забыл про орка и засеменил к нашему столу.
— Кирилл! Дружище! Какая встреча! — затараторил он, плюхнувшись на скамью напротив. — А я как раз о тебе думал. Есть тут парочка таких слухов, просто ураган. Тебе первому расскажу, по старой дружбе.
— Спокойно, Гриша, — сказал я. — Не надо этой дешевой лести. Я не твой дружище, а ты здесь по делу.
Он сразу сник, улыбка сползла с лица. Он бросил испуганный взгляд на Лану, которая смотрит куда-то в стену. Будто почувствовал — одно лишнее движение, и разговор оборвется.
— Что-то не так? Если это из-за того долга… я почти все отдал, клянусь! Осталось совсем чуть-чуть, на этой неделе рассчитаюсь.
— Твои долги меня не волнуют, — я пододвинул к нему вторую кружку пива. — Это аванс. За информацию.
Его глаза загорелись жадностью, но он все еще пытался держать марку.
— Ну, смотря какая информация тебя интересует, — протянул он, косясь на пиво. — У меня ее, знаешь ли, на целый роман хватит. Я все слышу, все знаю.
Я ничего не ответил. Просто продолжил смотреть на него. Прямо в маленькие хитрые глазки. В прошлой жизни я научился смотреть так, что у самых отпетых головорезов начинали дрожать коленки. Гриша, конечно, не головорез, а обычный трус, так что хватило и десяти секунд. Он заерзал, вспотел и схватил кружку.
— Ладно-ладно, понял, — пробормотал, сделав большой глоток. Пена осталась над верхней губой. Болтун стал похож на усатого моржа. — Спрашивай, что хотел.
— Мне не нужны слухи про то, кто с кем спит, и у кого завелись вши. Мне нужны факты. Ты знал торговца по имени Джером? Старика Элиаса, который ткал ковры? И молодую девчонку Тину, что выделывала кожу?
Гриша отхлебнул еще пива, его взгляд стал немного мутным.
— А, этих, — кивнул он. — Конечно, знал. Говорят, померли. Странно так, один за другим. Жалко даже. Джером был мужик неплохой, хоть и жадный. Иногда, когда у него была удачная сделка, он мне даже кружку пива покупал. Элиас был тихий старик, вечно себе под нос что-то бормотал. А Тина… девчонка как девчонка, работала много. А что про них? Умерли и умерли. В «Кишках» это дело обычное.
— Меня интересует, что было незадолго до их смерти. Может, с ними кто-то встречался? Может, рядом видели кого-то необычного?
Гриша поморщился, продолжив пить.
— Необычного? Кирилл, да ты посмотри вокруг. Тут каждый второй — необычный. Вон тот дворф, например, утверждает, что может выпить бочку эля и не опьянеть. А вон тот тип в углу продает зуб дракона. Говорит, настоящий. А на деле — зуб клыкача. Я тут на днях такое слышал! Орк Клык, тот самый, что меня только что послал, клялся, что видел говорящую крысу. Она ему, мол, сказала, что скоро цены на репу подскочат, и надо срочно вкладываться. Говорю ему — ты, дубина, просто перебрал с грибной настойкой. А он мне: «Нет, она говорила со мной! У нее был такой умный взгляд!». Представляешь?
— Гриша, — мой голос стал тихим. — Я заплатил тебе за информацию по моему делу. А не за анализ финансового рынка репы от говорящих грызунов. Хватит нести бред и вспоминай. Или мне придется напомнить тебе, что бывает с теми, кто берет деньги и не выполняет работу.
Он вздрогнул и торопливо осушил кружку.
— Нет-нет, не надо. Я все понял. Сейчас… голова просто трещит сегодня. Дай-ка подумать.
Я молча встал, подошел к стойке, бросил трактирщику еще одну монету и вернулся с новой кружкой пива для моего информатора.
Гриша сразу просиял.
— Вот! Сразу мысли в порядок приходят, — обрадовался он, тут же приложившись к свежему пиву. — Точно! Я же их всех видел незадолго до смерти. Всех троих.
Я почувствовал, как напряглись мышцы. Наконец-то.
— Рассказывай. В деталях.
— Так, Джером. Я его видел буквально за пару часов до того, как его тело нашли в том тупике за мясными рядами. Он шел туда не один. С ним был какой-то нищий. Хромой, в грязном балахоне с капюшоном. Я еще подумал: странно, что такой богатый торговец делает рядом с оборванцем.
— Дальше. Элиас.
— Старик Элиас. Точно! За день до его смерти я сидел недалеко от его мастерской, одного должника высматривал. И видел, как к нему в дверь постучали. Это был опять нищий. Тоже в балахоне, лица не разглядеть. Старик вынес ему, кажется, кусок хлеба. Отдал, а тот наклонился и что-то ему на ухо прошептал. Элиас аж отшатнулся и побледнел как полотно. Я еще удивился, что такого мог сказать ему попрошайка.
Два из трех. Сердце забилось ровнее. Азарт охотника наполнил меня. Я даже не задумался, откуда столько проворства у этой хитрой крысы.
— Девчонка?
Гриша допил и эту кружку. Его взгляд стал испуганным.
— И ее… ее тоже видел. Она часто обедала прямо на улице, у своей мастерской. Вонь там, конечно, от шкур, но она привыкла, наверное. Сидит, значит, ест свою лепешку. И тут к ней подходит… он! Хромой, в капюшоне! Протянул руку, прося милостыню. Она дала ему монетку. Он взял и тоже что-то сказал ей. Она аж подпрыгнула, лепешку уронила. А он просто развернулся и ушел. А на следующий день я услышал, что… все. Померла.
Он замолчал. Было видно, как в его пропитом мозгу наконец-то сложилась картинка. Лицо из красного стало землисто-серым.
— Великие маги… — прошептал Гриша. — Так это что же… он со всеми ними говорил. Один и тот же человек.
— Опиши его, — я пододвинул к нему последнюю, третью кружку, как награду. — Все, что запомнил.
— Да что там описывать… — его руки заметно задрожали, когда он потянулся к пиву. — Обычный нищий. Таких в «Кишках» сотни. Грязный, рваный балахон. Капюшон всегда натянут так, что лица совсем не видно. Но он сильно хромал. На левую ногу, да, точно на левую. И еще рука… когда он за монеткой к Тине потянулся, я заметил. Пальцы очень длинные и белые-белые. Нездоровые какие-то. Как у мертвеца. Вот и все. Клянусь своей печенью, больше я ничего не знаю.
Расплывчато, но для первой зацепки сойдет. Хромой нищий с мертвецкими пальцами, значит.
— Хорошая работа, Гриша, — я встал из-за стола. — А теперь забудь о нашем разговоре. Сиди здесь, пей свое пиво. Если кто-нибудь спросит, о чем мы говорили, — мы обсуждали, как сильно скоро подскочат цены на репу. Ты меня понял?
Он испуганно и часто закивал.
— Понял! Могила! Ни слова никому! Цены на репу, понял!
Мы с Ланой вышли из трактира. После удушливой атмосферы воздух здесь даже кажется приятнее, чем обычно.
— Хромой нищий на левую ногу, — тихо произнесла Лана. В ее голосе не было вопроса, только констатация факта.
— Да. Наш убийца прячется на самом видном месте. Умно. Но теперь у него есть приметы.
— Что дальше? — спросила девушка, поправляя плащ.
— Дальше придется испачкать руки. Пройдемся по местам, где бедняки обычно кучкуются. Старый рынок, задворки храма, развалины у сточных канав. Пора пообщаться с попрошайками. И в этот раз, я думаю, разговор будет куда менее приятным.
— Ну наконец-то.
1
Есть места, где воняет. А есть места, где кажется, будто сам воздух сгнил и теперь медленно разлагается у тебя в легких.
Заброшенный канализационный коллектор под старым дворфийским кварталом был именно таким местом. Смрад здесь особо омерзителен. Он лезет в нос, царапает горло, оседает на языке привкусом ржавчины и старых грехов.
— Какое очаровательное местечко, — пробормотал я, просто чтобы услышать собственный голос в гулкой темноте. — Наш хромой друг определенно ценитель утонченной атмосферы. Не хватает только скрипичной музыки и свечей в серебряных подсвечниках.
Лана даже не повернула головы. Она вообще редко отвечает на мои попытки шутить. Зачем тратить слова, если можно просто делать дело?
Напарница двинулась вперед. Свет от ее магического фонаря, закрепленного на плече, выхватывает из мрака скользкие, покрытые зеленоватой слизью стены. Внизу, под узким бортиком, по которому мы идем, булькает черная, маслянистая вода. Каждый наш шаг отзывается хором омерзительных звуков.
Позади остались несколько часов бесплодных поисков. Мы прочесали ночлежку под старым рынком, где воняло потом и дешевым пойлом. Побывали в развалинах древнего храма у сточных канав, где нищие делят кров с мутантами-падальщиками. Везде нас встречали одинаково: грязь, тупое отчаяние и полное отсутствие информации. Никто не знал, не видел и не слышал о хромом попрошайке с мертвецки-белыми пальцами. Или очень хорошо делали вид, что не знали. Но Гриша, главный городской сплетник, за третью кружку пива, купленную на мои деньги, упомянул и это место. Сказал, что самые отчаявшиеся и безумные бродяги иногда спускаются сюда. Прячутся от стражи, от кредиторов, от других бандитов. От самих себя.
Я сунул руку в карман и нащупал металлический брусок. Рунический камертон, который мне всучил Эрон. Сейчас он кажется неестественно тяжелым в ладони, словно сделан не из стали, а из чистого страха. Я продолжил сжимать его, пока мы медленно продвигались вглубь этого зловонного лабиринта, и прислушивался. Не к звукам, а к своим ощущениям. Поначалу — ничего. Только холод металла и мерзкая, липкая сырость, пробиравшаяся под одежду.
Но чем глубже мы заходили, тем сильнее я чувствовал… перемену. Это было не то, что можно услышать или увидеть. Это было отсутствие. Пустота. Я привык, что даже в самых грязных «Кишках» мир отдает жизнью. Пусть уродливой, больной, но жизнью. Здесь же все иначе. Будто кто-то прошелся по туннелю с гигантским магическим пылесосом и высосал из него саму суть бытия, оставив лишь пустую оболочку. Шаги стали звучать глуше. Писк вездесущих крыс, казалось, доносился издалека, словно через толстый слой ваты. Это было оно. То, о чем говорил Эрон. «Дыра в ткани мира».
И тут камертон в моей руке отреагировал.
Он не завибрировал и не зазвенел. Он просто стал тяжелее. Словно на него внезапно надавила невидимая сила.
— Мы близко, — тихо сказал, поравнявшись с Ланой.
Она тут же остановилась. Медленно, сектор за сектором, повела лучом фонаря по стенам. Свет скользил по мокрым, оплывшим камням, по ржавым скобам, ведущим в никуда, по свисающим с потолка нитям серой паутины.
Все выглядит одинаково. Одинаково мерзко и уныло.
Мы прошли еще метров сто, а может и больше. Ощущение пустоты стало почти невыносимым. Оно давит на уши, заставляя кровь стучать в висках. Камертон в руке казался уже не куском металла, а целым слитком свинца, который тянет руку к земле. Я чувствую себя так, будто погрузился глубоко под воду, где нет никаких звуков, кроме биения собственного сердца, которое отчего-то забилось быстрее.
— Стой, — голос Ланы прозвучал слишком резко.
Я замер, едва не налетев на нее. Ее фонарь был направлен в одну точку на стене, чуть левее от нас.
— Что там? — спросил, вглядываясь в темноту
— Не знаю. Что-то не так.
Я присмотрелся, пытаясь разглядеть то, что привлекло женское внимание. На первый взгляд — обычная стена, покрытая таким же слоем слизи и грязи, как и все вокруг. Но Лана, с ее феноменальной, почти звериной наблюдательностью, заметила то, что я бы пропустил, даже если бы уставился в это место в упор.
Под слоем грязи проступают царапины. Они не слишком глубокие. Почти стертые временем и сыростью, но их линии слишком ровные, слишком правильными для естественных трещин или следов от когтей крыс.
Я подошел ближе и, поборов отвращение, стер со стены липкую грязь рукавом. То, что открылось под ней, заставило меня забыть о вони и сырости.
На камне вырезана руна.
Символ оказался до ужаса простым, почти примитивным, но от него веет такой древней и злой силой, что мне на секунду показалось, будто я смотрю в бездонный колодец.
Я узнал его. Видел в книге, которую взял сразу после визита к Эрону.
Руна, пожирающая «искру». Руна, обращающая жизнь в прах.
— Черт… — выдохнул я.
Мы нашли его. Не логово. Нет, убийца не стал бы жить в таком месте. Скорее, склад или мастерскую.
И тут осознание ударило в голову. Наш враг — не какой-то там сумасшедший убийца. Он не использует чужую для себя магию. Нет. Он отлично знаком с запретной дворфийской магией, которую сами дворфы боятся до дрожи в бородах. Все мои стройные теории о хитрых ядах, алхимических составах и психологических трюках разлетелись в пыль. Я, великий тактик и стратег, просчитался по всем пунктам.
Мы охотимся не на человека. Мы охотимся на монстра, владеющего силой, о которой я не имел ни малейшего представления.
Лана ничего не сказала. Просто стоит рядом и наблюдает. Но я чувствую, как напряглись ее мышцы под кожаной курткой. Она тоже осознала, что мы влезли во что-то куда более страшное и грязное, чем ожидали. Ее рука медленно, без единого лишнего движения, опустилась и легла на рукоять арбалета.
В этой мертвой тишине, где, казалось, замерло само время, из глубины темного туннеля, откуда мы только что пришли, раздался звук.
В этой абсолютной тишине он прозвучал как удар грома.
Кто-то идет. Шарканье хромой ноги по скользкому каменному бортику выделяется средь прочих звуков.
А затем донеслось еще кое-что. Тихое, сдавленное, влажное покашливание. Словно кто-то пытался прочистить горло, забитое мокротой. Или кровью.
Мы замерли, превратившись в каменные изваяния. Я медленно, стараясь не издать ни скрипа, потянулся за своим собственным арбалетом. Лана уже заняла боевую стойку, направив свою «молнию» в темноту, из которой доносятся шаги.
Он здесь. Убийца. Хромой нищий. Он идет прямо к нам. Видимо, пришел проверить свое рабочее место. Даже не верится в такую удачу.
Хотя, удача ли это?
Только сейчас я понял, что мы стоим в узком туннеле перед проклятой руной. Пути к отступлению нет. Свет фонаря Ланы кажется последним островком разума в этом царстве безумия.
Кто из нас оказался в ловушке?