Экзамен для чародея-3: Моя императрица

Глава 5 О важности магии для отдельно взятого тирана

Собственно, последние слова графини Румянцевой не стали для меня такой уж неожиданностью. Прежде, чем она закончила говорить, у меня и у самого мелькнула мысль, что ежели новость об «интересном положении» овдовевшей императрицы станет достоянием общественности, то еще не родившийся наследник может оказаться в опасности. А вместе с ним и сама государыня.

Да, сложно представить, что кто-то, решивший убить будущего наследника, сможет оставить в живых его мать, в чьей утробе он находится. Конечно, я слышал, существуют специальные порошки, с помощью которых можно вытравить плод, и к таким мерам порой прибегают те девицы, беременность которых оказалась нежелательной, а может быть даже и позорной.

Но к чему все эти тонкости для убийцы императора? Нет, вряд ли он станет церемониться! Удавка на шею, кинжал в сердце или же просто пуля в грудь — вот что он выберет наверняка. По крайней мере, с самим императором, Михаилом нашим Алексеевичем, светлейший князь Черкасский особо не церемонился.

Не правда ли, ваша светлость?

Я уверен, что мысль избавиться от законного государя возникла в голове у светлейшего уже давно. Может быть сразу после восхождения того на престол. Светлейший чуял слабость и управляемость нового императора и убедил себя в том, что такой человек не должен стоять у штурвала государства.

Интересно, кого он прочил в новые государи? Неужели самого себя?

А что? Род Черкасских древний и знатный, из сынов этого рода всегда получались крупные государственные деятели, а дочери его всегда выходили замуж за самых знатных вельмож как России, так и европейских королевств.

В отсутствие законного наследника династия Трубецких неизбежно должна была прерваться, и тогда возникла бы необходимость выбирать нового императора. И все древние и знатные роды немедленно кинулись бы соперничать друг с другом. Шереметьевы, Гагарины, Голицыны, Путятины, Волконские, Долгоруковы, Оболенские и прочие, и прочие, и прочие без промедления пустились бы в борьбу за царский престол. И борьба эта вряд ли осталась бы бескровной. И уж конечно, она не была бы честной. Подкуп, шантаж, угрозы и убийства были бы ее основным оружием. Кого волнует законность и справедливость, если речь идет об обладании целой империей⁈

Но светлейший князь Черкасский стоял особняком от всех этих древнейших фамилий, чьи предки были в родстве с самим Рюриком. Был он из черкесов, кои полагали, что род их идет от султанов Египта, и по этой самой причине вряд ли мог претендовать на Российский престол.

Не возьмусь утверждать доподлинно, но, возможно, именно поэтому светлейший начал загодя готовить для себя благодатную почву. И начал он с того, что объявил всяческую магию на землях Российской империи вне закона. Предлог для того был избран самый благодатный: чародейство ставило под сомнение самые устои православной веры, подрывало ее основу. А значит, его следовало искоренить.

Академия Чародейства была разгромлена, ректор Обресков бежал из страны, а Советник Академической канцелярии граф Иван Фридрихович фон Раттель был публично сожжен на костре. Чтоб другим неповадно было, чтоб вопросов лишних не задавали, и чтобы подумали лишний раз перед тем, как отдавать своих отпрысков, обладающих чародейскими свойствами, на инициацию.

Поначалу еще ходили разговоры о том, что подобное отношение к магии может угрожать безопасности государства. Что-де враг заграничный не дремлет, а только лишь и следит за тем, как бы побольнее ударить Русь-матушку, чтобы оттяпать от нее кусок пожирнее да побольше. В былые времена магия не позволяла сделать этого, потому как чародеи Синей Линии стойко стояли на страже границ своего государства, а врагу и нечего было противопоставить этому, ведь его собственная магия становилась бессильна в тех землях, где господствует поле Синий Линии. Но теперь, когда магия находилась под запретом, а сами маги подвергались гонениям, ничто не могло бы сдержать желания иностранных недругов напасть на Русь.

И действительно нападали дважды. В первый раз это случилось на польской границе, где ляхи ударили силами двух тяжелых конных корпусов, намереваясь одним ударом разбить русские приграничные войска и молниеносно дойти до самого Петербурга. А там, вероятно, им на помощь должна была подойти армия Прусских союзников и Шведский флот. Большая война затевалась, судя по всему!

Но все захлебнулось еще в самом начале. Русские войска без всякой магии, зато с артиллерией и парой засадных полков, разбили основные силы шляхтичей недалеко от границы. А те части, что смогли прорваться вглубь нашей территории, бесславно завязли в болотах и утопли.

Ей-богу утопли, вот вам крест! Сами потонули, их даже добивать не пришлось. Да что уж там добивать — крестьяне местные пытались вытащить из топи несчастных завоевателей, но спасти удалось лишь немногих, коих и отправили под конвоем в Санкт-Петербург. Живыми добрались до русской столицы лишь около сотни ляхов, среди которых нашлись и несколько весьма высокопоставленных особ.

Наказывать их не стали. Встретили как дорогих гостей, напоили, накормили, в чистое переодели, да на балы и ассамблеи приглашать стали. Опосля кто-то из них домой пожелал вернуться, так их без всяких условий и отпустили. А другие решили остаться. На службу поступили, семьями обзавелись. Уважаемыми людьми стали, ордена на грудь заслужили. Вот так война та и закончилась.

Во второй раз совершить набег на Русь решились несколько лет спустя, и на сей раз напасть пришла с юга, от турок. Носились они по степи, как ошалелые, грабили поселения, да людей резали почем зря. Головы рубили всем подряд, а порой даже состязания устраивали — кто сможет саблей разрубить человека напополам, от шеи и до самого так сказать низа, чтобы он сам по себе на два части развалился.

Когда подошла армия и началось сражение, турки очертя голову попытались использовать свою магию против российского войска. Да только эффект это возымело обратный. Магическое поле Синей Линии ответило на чужеродную магию сильным возмущением, и с небес немедленно обрушились потоки огненного дождя. Нашу армию он не зацепил — основной ливень пришелся на самый центр расположения турецких войск. Люди и кони моментально превратились в головешки, даже дернуться не успели. А чуть дальше от эпицентра событий пламя оказалось не столь жарким, и там началась паника. Были видны мечущиеся в панике турки, охваченные огнем и дымом.

Арьергард турецкой армии, решив, что пламя уничтожило не только центральную часть, но и вообще все войско сразу, кинулся отступать в полнейшем беспорядке, топча друг друга и расчищая себе путь саблями. Кверху то и дело подлетали отрубленные головы, руки и даже ноги. Крик и ор стоял страшенный. Авангард армии подумал, что все войско разгромлено, атака на русских ничего не даст и решил бежать с поля боя.

Но бежать назад, прямиком на стену огня, означала сгореть заживо, и это лишало бегство всякого смысла. Поэтому турки побежали в стороны, где наткнулись на засадные полки и были истреблены почти все до единого.

Удивительно, но русских солдат в том сражении погибло даже меньше, чем в прошлогоднем бою со шляхтичами. Так что плохую службу сослужила туркам их магия на земле русской, очень плохую! Хуже не придумаешь. И молва об этом быстро разнеслась по всему свету, еще сильнее утвердив старое правило: использовать свою магию на чужой земле строжайше запрещено. И не потому что так командиры не велят, а потому что это опасно в первую очередь для тебя самого.

И после этого случая уже никто не пытался лезть со своей магией на землю русскую. Случались, конечно, приграничные конфликты — как же без них? Но это всё были единичные случаи, широкой огласки не имеющие. В одном из таких конфликтов и погиб мой батюшка, Федор Иванович Сумароков.

С той поры все разговоры о необходимости магии для защиты государства как-то сами собой и прекратились. Потому как всем и каждому ясно стало, что не чародейство защищает границы наши, а сила оружия и духа солдатского. Ну, а магия… Она нужна для других дел, сугубо внутренних. А в военном деле она не столько союзник, сколько первый враг, и рассчитывать на нее не стоит.

Конечно, это правило было верно, когда речь шла о врагах внешних. Но случались и внутренние конфликты, и тогда уж магия применялась без всякого стеснения, причем, с обеих сторон одновременно.

Я говорю сейчас о всякого рода народных бунтах, которые порой случались в разных уголках империи. Много примеров приводить не обязательно, достаточно вспомнить бунтаря Стеньку Разина, казака с Дону.

Батька его был простым крестьянином с очень непростым характером. Со своим барином он никак не уживался, часто бывал порот кнутом и бит кулаками, и вскорости решил бежать за Дон, потому как все знали, что «из-за Дону возврата нет». Коли отловят тебя по эту сторону реки, так сразу же ноздри вырвут, клеймо раскаленным железом на лоб припечатают и отправят обратно к барину твоему, навстречу кнуту и новым побоям.

Но ежели ты сможешь переправиться на тот берег реки — считай, что господь тебя миловал. Отныне ты был свободным человеком, и никто не мог отправить тебя назад к жестокому барину.

Добыл батька Стенькин себе саблю длинную, коня верного и даже жену молодую — татарку кырымскую толи украл где, толи купил по случаю. Она-то Стеньку и родила точно в срок, следом за братом его старшим, Иваном. А потом и младший братец подоспел, Фролушка.

Стенька рос быстро, повоевать успел и с татарами, и с поляками. И даже авторитет себе заработал, как славный и бесстрашный рубака. Но тут казус случился. Одним из казачьих полков русской армии в южных землях командовал Иван, старший брат Стеньки. И произошло у него недопонимание с главнокомандующим армией князем Долгоруким. Да таким сильным вышло это недопонимание, что осерчал Иван и решил увести свой полк из армии куда подальше, к Дону родному.

Его само собой догнали, схватили. А чтобы другим неповадно было самовольные дела вершить, так повесили его на длинной веревке на глазах его же казаков. Иван даже и не трепыхался нисколько, сразу помер — Стенька своими ушами слышал, как хрустнула его шея.

Вот тогда-то и затаил вольный казак Стенька Разин злобу лютую на князя Долгорукого и на всю царскую власть. И решил, что воевать будет с ними, пока сердце бьется в его груди. И поднял бунт.

Немало народу порубили с обеих сторон в бойне той. Брат брата рубил. То одни одолевать начинали, то другие. Но последнюю точку в этом вопросе поставила все же магия. Конечно, чародеи состояли на службе и у той, и у другой стороны, но у Стеньки все же то были по большей мере всякие самоучки, неофиты, аспиранты и максимум пара бакалавров.

Князь Долгорукий же подготовился к решающему сражению обстоятельно. Он выписал из Москвы трех магистров, и еще столько же подъехало в ставку из Новгорода. А уж о всякого рода бакалаврах и прочих аспирантов и говорить нечего — они встречались в армии на каждом шагу.

Уж не стану забивать голову всяческим подробностями, скажу только, что Стенька ту войну свою проиграл благодаря магам князя Долгорукого. Он и без магов проиграл бы, только провозились бы дольше, а с магами особо и возиться не пришлось. Взяли Стеньку в плен, всячески пытали и истязали, да так искусно, что не помер он от этих пыток, а только безмерно страдал. Но выдержал все истязания разбойник очень мужественно, не кричал и не стонал, и не просил пощады. В отличие от братца своего младшего Фролушки.

Но итог у обоих вышел один — оба без головы остались.

Однако, давно это было, магия тогда еще в большом почете состояла. А после этого бунта и того подавно — с той поры за честь считалось отпрыска своего в Академию Чародейства пристроить. Но прошли годы, наступила пора царствования Михаила Алексеевича, и все в корне поменялось.

Я уверен, что светлейший князь Черкасский и сам был магом, причем из мощных, матерых. Уничтожая магию и самих магов в государстве, он стремился остаться пусть не единственным ее обладателем, но зато самым сильным. Это дало бы ему возможность бороться со своими врагами, когда он сам себя объявит новым государем-императором Всероссийским. Борьба, несомненно, будет, но он борьбы той не боялся.

Самое главное, полагал он, чтобы на престол не осталось никаких законных претендентов из династии Трубецких. Иначе сам он навсегда останется просто узурпатором.

И сейчас, после смерти императора Михаила Алексеевича, ему уже ничто не препятствовало в осуществлении его далеко идущих планов. Он так считал, во всяком случае. Поскольку пока еще ничего не знал об «интересном положении» императрицы Марии Николаевны…

Примерно такая картина нарисовалась в моей голове, пока я слушал речи графини Румянцевой. И как только она произнесла свою последнюю фразу: «Если кто-то решился убить императора, то не захочет ли он убить и его наследника?», я уже знал, что буду делать дальше.

Туман задумчивости перед моим взором стремительно истаял, и сквозь его остатки я увидел упершийся мне прямо в переносицу взгляд Веры Павловны. Она терпеливо ждала моей реакции на свои слова.

И тогда я спросил:

— Ваше сиятельство, вам известно, говорил ли еще кому-то лейб-медик Монсей о состоянии императрицы? Не торопитесь с ответом, прошу вас! Это очень важно, и я настаиваю подумать тщательно, прежде чем ответить на этот вопрос. Итак: знает ли еще кто-то кроме вас и Якова Фомича о возможном в скором времени появлении наследника?

Вера Павловна медленно переваривала мой вопрос. Первое время она продолжала пялиться мне в переносицу, а потом на удивление легко сорвалась со своего кресла и прошлась передо мной туда-сюда, одной рукой потирая подбородок, а другой придерживая живот. Сквозь ткань платья проступали очертания ее пупка, и я всеми силами старался на него не смотреть.

Не желая оставаться сидящим перед графиней, я тоже поднялся с кресла, а Катерина продолжала сидеть, выжидательно глядя на Веру Павловну. Поза ее при этом была очень непринужденной, какой-то свободной. Я редко когда встречал такую позу у женщин. У мужчин — да, встречал, но чтобы у женщин… Подобного и припомнить не могу. Создавалось впечатление, что Катерина сейчас находится в своем собственном доме и сидит в своем любимом кресле, и это графиня на самом деле находится у нее в гостях.

Наконец Вера Павловна остановилась и с задумчивым видом погрозила мне пальцем.

— Я понимаю ваши сомнения, Алексей Федорович, — сообщила она. — Вы боитесь за жизнь наследника. Подобные мысли приходили и мне в голову, сразу же после того, как я узнала о гибели императора. Потому я и направилась к вам, как только поняла, что наследник еще не родился, а уже попал в опасную передрягу…

Одна из свечей на камине вдруг отчетливо щелкнула, и пламя ее затрепыхалось, заставив тени на лице графини извиваться замысловатыми линиями. Оттого мне показалось, что лицо ее исказилось в столь страшной гримасе, что в первое мгновение я даже покачнулся, отпрянув. Впрочем, мгновенно взял себя в руки. Спросил:

— Но почему вы выбрали для этого именно меня?

— А кого я должна была выбрать по-вашему? — брови графини слегка приподнялись. — Именно вы ведете следствие по делу моего мужа, и вы как никто должны понимать, что оно как-то связано с убийством государя нашего императора!.. Однако, отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что Яков Фомич ничего не упоминал о том, чтобы он кому-то еще говорил о положении императрицы. А поэтому я не возьмусь утверждать со всей ответственностью, но все-таки могу предположить, что на данный час господин Монсей еще никого не успел об этом оповестить. Собственно, он и не имеет права рассказывать это никому, кроме государя. Так что о наследнике на сей момент наверняка известно только самой императрице, господину лейб-медику, мне и вам, камер-юнкер… Ах, да — еще и вашей кузине! — Вера Павловна со снисходительно улыбкой кивнула в сторону Катерины.

Та с усмешкой ответила ей тем же. Тогда графиня развела руками.

— Собственно, Алексей Федорович, это все, что я имею вам сообщить. Что дальше делать со всем этим знанием — решать вам. Я же хочу устраниться от всего этого и спокойно дождаться появления своего собственного наследника… Капитон! — окликнула она дворецкого, и тот моментально образовался рядом с ней — Вера Павловна даже вздрогнула от неожиданности. — Ой! Что б тебя! Напугал, подлец эдакий! Ты появляйся передо мной как-нибудь осторожнее, не столь неожиданно, чтобы я всякий раз не подпрыгивала со страха! Уяснил?

— Точно так, ваше сиятельство, — торжественно отозвался Капитон. — Уяснил.

— Тогда проводи наших гостей к выходу. Они уже уходят…