Экзамен для чародея-3: Моя императрица

Глава 22 Бесплотная стража в благоухающем саду и кое-что о кометах

Я сразу узнал этот голос. И потому очень медленно развел руки в стороны, показывая, что в них ничего нет.

— Не двигаюсь, не двигаюсь, — сказал я, не оборачиваясь. — Пожалуйста, не убивай меня, отважный рыцарь, я тебе еще пригожусь.

И сразу же нырнул под стол, прямо в скопление вишневых косточек. Перекатился, выскочил с противоположной стороны и выхватил шпагу.

— Ах ты, подлый предатель! — воскликнула Санечка, запрыгнула на стол и нанесла рубящий удар, насколько ей позволила не особо высокая крыша беседки.

Я легко отбил этот удар и показал ей язык.

— Промазала. И чему тебя только Гаврила учил!

— Ах, так⁈ А вот так!

Санечка попыталась уколоть меня, но я одним движением выбил у нее шпагу. Потом сунул в ножны свою и учтиво протянул вперед руку. Санечка приняла ее и мягко соскочила со стола на пол, доски под ней визгливо скрипнули.

Мы рассмеялись, и Санечка наконец облапала меня своими тонкими, но удивительно крепкими ручонками. Одета она была в мою старую одежду, в какой когда-то я, четырнадцатилетний, отправился искать счастья в столицу.

Я нежно расцеловал ее в румяные щечки.

— Алешенька, — сказала она, утираясь, — а чего это ты так скоро вернулся из своего Петербурга? Маменька говорила, что раньше следующего лета тебя ждать и не стоит. Что ты там сейчас какой-то большой человек и преступления всяческие расследуешь.

— Дела служебные заставили меня вернуться, Саня, — отвечал я. — Но, к сожалению, ненадолго, и скоро я вновь вас оставлю. Ты уже была в доме?

— Нет пока. А что?

— Гости у нас нынче, Сань. Лизавета к тебе в комнату перебралась, так что делить ее будете, покуда все не разъедутся.

Санечка надула губки.

— С Лизкой? Не хочу с Лизкой! Можно лучше с Олькой? Она мне книжки на ночь читать будет.

Я с легким недоумением пожал плечами.

— Так ты Лизавету попроси, пусть она тебе почитает. А то и сама книгу в руки возьми, не маленькая чай уже.

Санечка подобрала с пола свою шпагу и спрятала ее в ножны. Потянувшись через перила беседки, сорвала с ветки спелую вишню, протерла ее пальцами и забросила в рот.

— Не станет Лизка мне читать, — сообщила Санечка. — У нее свои дела. Все письма кому-то пишет до полночи, а вчера вообще на ночь глядя куда-то из дома убежала.

— Лизавета? Ушла из дома на ночь глядя? — не поверил я. — С чего ты это взяла?

— Сама в окошко видела, как она из дома вышла. Прошла вдоль дома, за угол свернула и пропала. А уж когда вернулась, так я и не знаю. Я у окна просидела, пока часы в гостиной двенадцать раз не пробили, а потом и уснула. Но Лизка к тому времени еще не воротилась.

Санечка ловко выплюнула косточку, и та закатилась под стол, в компанию к другим таким же.

— Так это ты здесь костей наплевала? — спросил я недовольно. — Убирать заставлю.

— Я здесь сто лет не бывала! — замотала головой Санечка, отчего каштановые пряди ее всколыхнулись и разметались по плечам. — Но я видела, как здесь кто-то шляется по вечерам. Наверное, и маменька тоже видела, не зря же она понаставила вокруг бесплотную стражу.

Вот тут я удивился. В первое мгновение показалось даже, что я плохо ее расслышал, и потому переспросил:

— Бесплатную? Что такое бесплатная стража?

— БесплОтная, — поправила меня Санечка. — Ты что, никогда не слышал о бесплотной страже?

— Представь себе, нет! — воскликнул я. — Вся стража, с которой мне приходилось иметь дело, всегда была во плоти и во-от с таким кулаками! — я показал какие кулаки бывают у стражников.

— Нет, — с легким презрением усмехнулась Санечка. — Маменькина стража не такая. Кулаков у нее нет вовсе, но крылья и впрямь большие.

И вновь мне показалось, что я ее плохо расслышал. Я нахмурился.

— Крылья? В своем ли ты уме, Сань? Жар у тебя поди? — Я хотел потрогать ладошкой ее лоб, но она одернулась. — Какие еще крылья?

— А вот пошли покажу! — с вызовом ответила Санечка и сразу же вскочила из беседки. — Пошли-пошли, Фома неверующий!

Она решительно поманила меня рукой, и тогда я вышел следом за ней.

— Ну хорошо, веди меня. Показывай, где у вас тут крылатая стража…

Фыркнув, Санечка размашисто направилась по дорожке вдоль кустов вишни, потом неожиданно нырнула прямо промеж кустов, и я в нерешительности остановился. А Санечка сразу высунула сквозь ветви голову.

— Чего замер? Иди за мной, коли не веришь!

И вновь исчезла в листве. Я полез следом, раздвигая ветви, сделал несколько шагов и едва не врезался Санечке в спину.

Мы стояли на самом краю небольшой лужайки. Солнышко уже клонилось к горизонту, и лучи его сюда не проникали, отчего здесь казалось сумрачно и прохладно. Мне хорошо знакома была эта поляна. В детстве я находил здесь уединение от своих домашних, и даже как-то построил себе прямо посреди поляны шалаш, в котором удобно было прятаться от палящего солнца.

Но никакой бесплотной стражи с большими крыльями тогда здесь, само собой, еще не было.

— Ну? — сказал я громким шепотом, — Что ты хотела мне показать?

— А ты разве сам не видишь? — так же шепотом отозвалась Санечка.

— И что же я должен увидеть?

— Да вот же!

И Санечка рукой указала на дальний край поляны. Я все так же не мог понять, о чем идет речь, и всмотрелся туда, приставив ко лбу ладонь, хотя солнца, как я уже сказал, здесь не было, и ничто меня не слепило. Этот жест был предназначен скорее для самой Санечки, чтобы показать ей, что ее игра принята. Следующие мои слова должны были быть такие: «О Боже, я вижу бесплотную стражу с огромными крыльями! Всем обнажить шпаги, нам предстоит бой!»

Но я ничего подобного не сказал. Потому что в следующее мгновение действительно увидел того, о ком говорила Санечка.

Не было ничего удивительного в том, что я не смог рассмотреть его сразу же. Собственно, если бы я очутился на этой поляне в одиночку, то запросто мог пройти мимо стража и даже не заметить, что он здесь находится.

Потому что он не зря назывался бесплотным. Это не был человек, и не был зверь — это был призрак какого-то неведомого мне демона, неизвестно кем убиенного в какие-то стародавние времена.

Демон был огромен. Его нижние когтистые лапы нависали над травой в двух вершках, а макушка собачьей головы почти сравнялась с самой вершиной притихшего клена. Раза в два он был выше меня, даже если не принимать во внимание того, что он парил над землей, и во столько же раз шире. А то и того больше. Выглядел он так, словно никакой кожи на нем не было вовсе, как будто сорвали с него всю кожу, обнажив опутанные кровеносными сосудами груды мышц. Змеиный хвост плавно покачивался из стороны в сторону, а за спиной были распахнуты на всю ширь перепончатые крылья, какие бывают у летучих мышей.

Местами этот призрак был прозрачен, я видел сквозь него кленовые листья, именно поэтому его очень сложно было разглядеть на фоне деревьев. Но сам он, похоже, замечал абсолютно все. Потому что свою собачью морду держал повернутой в наше сторону, а его светящиеся красным глаза смотрели на меня в упор.

Как только я осознал, что вижу перед собой демона, как только смог различить его на фоне листвы, рука моя сама собой схватилась за рукоять шпаги. И в тот же миг Санечка, словно ожидая этого, повисла у меня на плече.

— Алешенька, не надо! — зашептала она. — Если маменька узнает, что ты ее стража развеял, она нам обоим разнос устроит!

Я выпустил рукоять, не отводя глаз от демона, а он тоже смотрел на меня, слегка пошевеливая крыльями. Тогда я сделал несколько шагов вперед и остановился только прямо перед демоном, рассматривая его с задранной голову.

— Шакус-с-с… — негромко прошипел демон. — Я вижу в тебе его силу. Я вижу Румпеля, его следы… Зачем тебе столько силы, хозяин?

Я понятия не имел каким демоном когда-то был этот призрак, из каких уголков Запределья он был призван в мой сад, но одно я знал точно: если не хочешь неприятностей, то в разговоры с демонами лучше не вступать. И потому отвечать на вопрос не стал, вместо этого спросил сам:

— С какой целью ты здесь находишься, демон?

Демон разразился невнятным шипением, которое означало, видимо, недовольство тем, что я не пожелал отвечать на его вопрос. Но игнорировать мой собственный он не мог, не позволяло наложенное на него заклинание.

— Меня призвала твоя родительница, хозяин. Я должен охранять этот сад от вторжения посторонних…

Так-так-так! Если предположить, что сей призрак говорит правду, то это весьма неплохо. Матушка позаботилась о безопасности и выставила охрану. Весьма надежную причем, ведь ей не нужна пища и не нужен сон. Призраки бодрствуют всегда и очень чувствительны к каждому движению, совершенно невозможно прокрасться мимо них незамеченным. Одно непонятно: от кого матушка таким образом рассчитывала защищаться? От мальчишек деревенских? И можно ли быть уверенным, что призрак ответил мне правду?

— Кого ты считаешь посторонним? — снова задал я вопрос.

И вновь шипение заполонило поляну на какое-то время. Затем страж ответил:

— Любой, незнакомый вашей родительнице, хозяин!

— Как ты с ними поступишь?

— Я отправлю их прочь через переход, который вы называете «тайной тропой».

Ну вот, ситуация, похоже, начинает несколько проясняться. Страж не намерен убивать каждого, кто проникнет в сад без спроса. Так он, во всяком случае, говорит. Для незваных гостей у него найдется неприятный сюрприз в виде небольшого путешествия неизвестно куда. Те же, кто был когда-либо представлен моей матушке, могли прогуливаться здесь без всякой опаски. Собственно, они могли и не заметить присутствия в саду «бесплотного стража». Я и сам смог его рассмотреть, только когда Санечка практически ткнула в него пальцем.

Пятясь, я отошел от стража, взял Санечку под локоть и увел ее с поляны. Выбравшись на дорожку, отряхнул с головы и плеч насыпавшуюся древесную труху, убрал листья с Санечкиных волос и поинтересовался:

— И много здесь таких стражей?

— Я встречала четверых, — отозвалась Санечка. — Но их может быть больше, потому что различить их очень сложно. Я часто бываю в саду и потому наткнулась на них. Но Лизка с Олькой ничего о них не знают. Они по кустам не лазают.

— Откуда ты знаешь, что это матушка их тут поставила?

— А больше и некому! В нашем доме только двое с магией обращаться умеют: ты да маменька. Ты у нас не часто бываешь, значит, остается только маменька.

— И давно тебе известно, что матушка к магии способна?

— С прошлого лета уже. Только маменька слово с меня взяла молчать, потому как запрещено нынче это. Я видела, как она в поле тучи нагоняла, чтобы дождь прошел. Лето сухое было, вот маменька и обеспокоилась, как бы нам без урожая не остаться. А я неподалеку была и видела все. Но никому о том больше не рассказывал. Я бы и тебе не сказала, но ты ведь и сам все знаешь

— Знаю, знаю… Много нового я в последнее время узнал, Саня. Уж и понять не могу, на радость оно мне или на беду.

Я хотел развернуться и пойти по дорожке к дому, но Санечка схватила меня за рукав.

— Алешенька, есть еще одна вещь, о которой ты пока не знаешь! О ней пока вообще никто не знает…

Я заинтересовано прищурился.

— О чем ты, Санечка? Что еще за вещь такая, о которой никто не знает? Говори уже, а то мне как-то тревожно сделалось. Плохое чего?

— Я не знаю. Оно и не плохое, и не хорошее. Оно просто есть и все. Появилось само по себе, без моего желания.

Я уловил в ее голосе толику волнения, и это усилило мою тревогу. Взяв сестру за плечи, заглянул в ее глаза, и нежность теплой волной прокатилась у меня по груди. Улыбнувшись, я чмокнул ее в лоб и легонько щелкнул по вздернутому носику.

— Говори, не бойся. Что там появилось такое, о чем ты никому не рассказываешь?

— А ты не будешь смеяться? — отчего-то шепотом спросила Санечка.

— Да нет, что ты! Когда же я над тобой смеялся?

— Тогда смотри…

И она поднесла к моему лицу раскрытую ладонь. Сначала я и не понял, что она хочет мне показать, и пытался рассмотреть что-нибудь на ее ладошке — маленькой, розовой, с паутинкой линий, по которой гадалки могли бы предсказать ей судьбу. Но ничего на этой ладошке не было, и тогда я взглянул на Санечку вопросительно.

— Что? Я не понимаю.

— Тш-ш! — ответила она. — Сейчас… Смотри…

— Да куда смотреть-то!

— Тш-ш-ш-ш!

И тут я увидел, как на ее ладошке вспыхивает крошечная желтая точка. И тут же начинает разрастаться, дрожа и колыхаясь, как огонек на кончике фитиля свечного огарка. Но он не затухал, а наоборот — набухал, набирал силу, пучился. Сначала стал с голубиное яйца, затем с куриное, и уже через полминуты над ладошкой у Санечке полыхал огненный шар размером с человеческую голову.

Это не был безобидный «лунный маяк», способный лишь осветить путь мирному страннику, нет! Это была самая настоящая «комета гнева» — боевой заряд очень плотно сжатой высокотемпературной плазмы, предназначенной для того, чтобы жечь и убивать, убивать и жечь. Придумать «комете гнева» другое предназначение было сложно, а управлять ей без риска спалить самого себя и окружающих — и того сложнее.

И потому моим первым желанием было отпрянуть самому и одернуть вслед за собой Санечку, чтобы «комета гнева» осталась висеть там, где висела, без всякий связи со своим создателем. Возможно, она еще не успела накопить боевую массу, и тогда был шанс, что ее энергия начнет медленно истекать в окружающее пространство. Воздух вокруг нее нагреется, и может быть, даже трава повянет в радиусе пары саженей, но мгновенного разрыва «кометы» не произойдет. И дом наш останется цел, как, собственно, и мы сами.

Но я остался стоять на месте, потому что Санечка вдруг улыбнулась и сказала:

— Не бойся, он послушный, он ничего тебе не сделает.

— Она… — машинально поправил я сестру.

— Что? Почему?

— Это не «он», это «она». У магов ее называют «комета гнева», и если ты не сможешь с ней совладать, то она легко разнесет все Светозары в пыль.

— Правда? — искренне удивилась Санечка.

— Истинный крест! Бывали такие случаи. Сам я, конечно, не видел, но мне граф Петр Андреевич о них рассказывал.

— Странно, — сказала Санечка. Она легонько подбросила «комету» вверх, перехватила ее пальцами второй руки и опустила почти к самой земле. Удивительно, но «комета гнева» ей беспрекословно подчинялась, хотя я слышал, что без длительного обучения и ряда врожденных навыков управлять ею не так-то просто. — Раньше я называла его «уголек», но коль уж это девочка, то буду называть «кометой». Так даже красивее… «Комета», тебе нравится твое новое имя? — спросила она у шара смертельной плазмы.

Разумеется, «комета» ей не ответила. Он висела над травой, но не опаляла ее, та даже не пожухла. По какой-то неведомой причине «комета» не выпускала наружу свою необузданную энергию, удерживала волну жара в себе, где-то в самой своей сердцевине, а внешняя же ее поверхность лишь слегка истекала теплом.

Я осторожно приблизился и провел рукой над огненным шаром. Идущий от него жар ощущался, но был вполне терпим, и только когда я приблизил ладонь на расстояние менее двух дюймов к пузырящейся поверхности, то почувствовал, что опускать руку еще ниже уже опасно. И поторопился ее одернуть.

— Как ты это делаешь? — спросил я, едва дыша.

— Что именно, Алешенька? — не поняла Санечка.

— Как ты научилась ею управлять?

— Не знаю… Я ничему не училась, я просто чувствую ее. Словно она — это часть меня, как рука или нога, например. Ведь когда мне нужно сделать шаг или взять в руку ложку, я не раздумываю, как нужно это делать, я просто шагаю или беру. Это очень просто.

— А ты можешь сделать так, чтобы она сейчас исчезла? Не взорвалась и не сожгла здесь все к чертовой бабушке, а просто исчезла без следа?

Я говорил очень медленно и проникновенно, чтобы у Санечки не возникло желания произвести какие-то необдуманные действия, которые могли бы привести к взрыву «кометы». Но Санечка вела себя так, словно иметь дело с «кометами гнева» было для нее привычно и даже буднично. Могло показаться, что она целыми днями только тем и занималась, что создавала новые «кометы», игралась с ними, а затем развеивала их, не позволяя произвести никаких разрушений.

Она покрутила пальцами над «кометой» и, к моему большому удивлению, та сразу же с тихим свистом принялась сдуваться, стремительно уменьшившись в размерах, пока не превратилась в светящуюся желтым искорку, зависшую над землей. А потом и эта искорка потухла, даже дымки от нее не осталось. Трава в том месте, где она только что висела, немного пожухла, а вокруг кольцом выпала роса.

— Вот и все, — сказала Санечка, дунув на ладошку. — Я зимой этому научилась, когда на санках с Лысой горы каталась. У меня руки сильно замерзли тогда, и я подумала, что был бы хорошо развести костер. Даже представила себе, как он горит, как дрова трещат, как дымом пахнет… А потом почувствовала, что у меня ладошка на правой руке стала горячей. Я посмотрела на нее и увидела, как над ней начинает разгораться маленький «уголек». Тогда я не знала еще, что это не «уголек», а «комета».

— «Комета гнева», — поправил я.

— Не знала, что это «комета гнева», — кивнула Санечка. — Сначала я испугалась, хотела убежать, но «комета» плыла за мной по воздуху и не причиняла никакого вреда. Она очень послушная и добрая!

Добрая… Святая простота. Просто Санечка ничего не слышала о тех случаях, когда подобными «кометами» разрушали крепости и выжигали дотла целые поселения вместе и всеми жителями.

— Никогда никому не показывай свои «кометы», — сказал я нравоучительно. — И больше не призывай их. В любой момент это может стать опасным, какой бы доброй она тебе сейчас не казалась. Обещай мне это, Сань. Слышишь⁈

Я взял ее за руку и сжал, но Санечка с шипением вырвала ее у меня.

— Больно, черт здоровенный! Жмешь, как медведь!

Она потерла запястье, поглядывая на меня с некоторой обидой.

— Извини, не рассчитал. Я просто очень за тебя испугался. Хочу, чтобы ты понимала, что это все не игрушки. «Комета гнева» — опасное и грозное оружие, и пока никто не должен знать, что ты им владеешь. Хорошо?

— Хорошо, хорошо! Не обязательно было ломать мне руки.

— Извини еще раз. Но я и в самом деле напугался.

— Не бойся, я буду осторожна. Никто ничего не узнает.

— Вот и хорошо… А теперь пошли в дом, пора представить тебя нашим гостям.