Экзамен для чародея-3: Моя императрица

Глава 17 Матушка знает все! И всегда права…

Гости устраивались на постой. Матушка выделила государыне большую комнату на втором этаже, где когда-то находился батюшкин кабинет, в котором он любил почитывать книги про охоту и всевозможное оружие. А также иной раз разбивал партию в бильярд. Правда, чаще всего сам с собой. Либо с Гаврилой. Не очень общительный у меня был батюшка.

Для Катерины и камер-фрейлины Голицыной были выделены две маленькие комнатки в дальнем краю жилого крыла. Дверей комнаты не имели, и потому на них по скорому приделали занавески на веревках — можно было сдвигать и раздвигать их по мере необходимости. Не самое лучшее решение, конечно, но матушка заверила фрейлин, что это временно, что она уже послала за плотником, чтобы он срочным порядком изготовил и навесил на комнаты двери.

— К вечеру, — заверила она, — все уже будет сделано, так что беспокоиться не о чем.

Парашку Катерина оставила при себе. Гришке Орлову, Кристофу и Федьке с Гаврилой отдали в распоряжение маленькую пристройку за домом. Для Фике была подготовлена комнатенка рядом с комнатой императрицы — все же она была самой настоящей заграничной принцессой, хотя этот ее титул и мало кто воспринимал всерьез. Я полагаю, что большинство считало это какой-то странной игрой, правила которой были неясны, но казались чрезвычайно забавными.

Хотя, сама Фике никакого особого отношения к себе и не требовала. Кристоф неотлучно находился рядом с ней, и ей этого было достаточно. При посторонних, надо сказать, эти влюбленные вели себя достаточно сдержано и прилично, но каково было, когда они оставались наедине — этого я сказать не могу. Сие мне неведомо.

А, впрочем, возможности оставаться наедине у них и не было. Разве что на пару минут, где-нибудь в гостиной, когда остальные покидали ее по каким-то своим делам. Но считать это чем-то неприличным вряд ли можно было, ведь они особо не таились и не прятались ни от кого, и их кратковременный «тет-а-тет» был скорее вынужденным, нежели подстроенным нарочно.

Но от внимания матушки моей, разумеется, не ускользнул тот факт, что эти двое очень близки и, мягко говоря, симпатизируют друг другу. И потому уже скоро у меня с матушкой состоялся разговор по этому поводу.

— А что это, Алешенька, за два голубка сидят у нас в гостиной, и все чирикают, чирикают? — спросила матушка, отозвав меня на двор. — Кристоф и эта… принцесса? И что за имена у них такие странные, больше на клички собачьи похожие? Может ты мне объяснишь?

Пришлось объяснять, тщательно подбирая слова.

— Кристоф Завадский — мой недавний приятель, мы познакомились на ассамблее у князя Бахметьева… — начал я.

— На той самой ассамблее, где князя пытались застрелить? — тут же перебила меня матушка, выказав небывалую осведомленность о делах столичных.

Я даже брови приподнял. Но тут же совладал со своим лицом, чтобы не давать повода маменьке сомневаться в моей честности.

— Да, та самая ассамблея, которую сразу же окрестили «кровавой», — как можно небрежнее ответил я. — Там очень запутанная история получилась, и я обязательно вам ее расскажу, матушка…

— Да уж расскажи, будь добр!

— … но немного позже. А пока позвольте поинтересоваться, откуда вам стало известно об этой ассамблее? Или «Петербургские ведомости» уже успели привези в нашу глушь?

— «Ведомостей» столичных я не читала, — ответила мне матушка. — А историю это поведал мне сосед наш, князь Глебов. Был он у нас не так давно с визитом.

— Один был или в компании с кем? — как бы между прочим поинтересовался я.

— Почему же один? С женой своей Еленой Андреевной заезжал, да с сыновьями, Владимиром и Борисом. Кофий мы пили с плюшками… Вот князю, кстати, сын старший кофий привез из Петербурга, а ты мне снова позабыл. Остатки допиваем, скоро вообще ничего не останется.

— Обязательно привезу, матушка! — пообещал я, мысленно коря себя за то, что забыл прихватить гостинцы. Да разве ж до того мне было? Впрочем, все это просто оправдания… — Вот дела свои срочные решу, и сразу же привезу!

— Что ж, тогда поговорим о делах, — согласилась матушка. — Объясни-ка мне, Алешенька: с каких это пор императрица сама разъезжает по землям своих подданных, да на постой в их имениях останавливается? Без всякого уведомления, почти тайком? Тебе что-то об этом известно?

— Известно, матушка, — кивнул я. — Все это с тех самых пор, как узнал я, что государыню нашу извести решили, так же, как и ранее императора. Так что в имении нашем государыня жизнь свою спасает… Прошу простить меня, матушка, но это произошло целиком по моему наущению, и я взял на себя ответственность пригласить Марию Николаевну к нам в имение. И я прошу вас держать этот визит в тайне, покуда это возможно, и пока я не нашел другого места для безопасного пребывания государыни.

По матушкиному лицу было понятно, что нечто подобное она и предполагала, и слова мои новостями для нее не стали. Толи настолько проницательной была моя родительница, толи просто очень хорошо владела лицом.

— Допустим… — сказала она после минутного молчания. — Допустим государыня пережидает у нас опасность для жизни своей. Но что здесь делают все остальные люди? Или ты думаешь, никто не заметит, что к нам в имение пожаловало такое огромное количество гостей? Думаешь, это не пробудит ни в ком интерес? Думаешь, люди не станут задавать вопросы? Или же ты рассчитываешь всех их лишить памяти своими… — тут матушка звонко щелкнула пальцами. — Своими щелчками?

Я понуро повесил голову. Я и сам понимал, что прибытие в имение такого количества гостей очень трудно будет скрыть от соседей, но я рассчитывал, что в запасе у меня будет хотя бы пяток дней, покуда я не найду новое место, куда можно переправить государыню.

Но, как знать — может быть матушка и права, и времени у меня в запасе гораздо меньше. Да еще Глебовы к нам зачастили. А язык держать за зубами они, судя по всему, не особо привыкли.

— Матушка, я немедленно займусь поиском нового убежища для государыни! — пообещал я искренне. — Я не думал, что наш визит окажется столь приметным.

— Не думал… — повторила матушка и с прищуром осмотрела двор через мое плечо. — Иди-ка за мной, Алешка, я покажу тебе, о чем ты еще не подумал.

И сразу же пошла вкруг дома к амбару. Я засеменил за ней, почему-то чувствуя себя жутко виноватым. Моя матушка здорово умела вызывать у окружающих чувство вины.

— А не подумал ты, Алешка, о том, — говорила матушка по пути к амбару, — что та опасность, которая грозит Марии Николаевне, может отразиться и на тех людях, которые ее окружают. И если для гвардейцев и прочих фрейлин это все — их собственный крест, который они обязаны нести с честью, то лично для меня и для твоих сестер — это просто неудачное стечение обстоятельств. А я не привыкла быть жертвой обстоятельств, Алеша…

Мы вошли в амбар, ворота которого оказались открыты нараспашку. Здесь возилось двое мужиков с вилами, но они сразу же удалились, едва только матушка на них взглянула. Ей и говорить ничего даже не пришлось для этого.

Как только мужики вышли, матушка торопливо осмотрела амбар, нашла у стены обломок черенка от вил, крепко сжала его и похлопала кончиком себе по ладошке.

— Годится, — сообщила она. — О чем это я? Ах, да — о том, о чем ты еще забыл подумать! А забыл ты, Алешка о том, что, спасая государыню, ты, сам того не желая, подставил под удар нас с твоими сестрицами. Когда царицу зачнут искать — а искать обязательно зачнут, — то дело может и стрельбой закончится, и палить они будут куда ни попадя. А то и избы жечь примутся, чтобы следы замести. Если уж на царицу покусились, то сколько обычных людей при этом покрошат, они и считать не станут… Когда занимаешь политикой, Алешка, политика тоже начинает заниматься тобой!

И с этой мудрой фразой матушка крепко приложила мне обломком черенка по плечу. Я сжался весь, попытался выскочить обратно из амбара, но добрый удар повдоль спины заставил меня коротко вскрикнуть и остановиться. Я так и потянулся рукой к тому месту, куда прилетел черенок, а матушка уже вновь врезала мне пониже спины.

— Больно!.. Матушка, да перестаньте же вы! Ай! Больно-то как!

По обеим бедрам мне прилетела колотушка, потом снова по спине, потом по плечу, по спине, по спине, по спине.

Я заметался по амбару, как поросенок, когда его резать удумали, но матушка повсюду поспевала за мной, будто молния. Я в угол — она туда же. Я в другой — а она уже там меня поджидает, и удары сыплет. Хотел в ворота кинуться — так чуть по лбу черенком не получил.

Тогда я упал на большую охапку прелого сена и голову руками закрыл.

— Матушка, только по голове не бейте! Мне ею сегодня еще думать придется! — заголосил я.

Но матушка уже весь свой гнев выпустила, откинула черенок в сторону и перевела дух. Отряхнула ладони друг о друга, потрепала меня по волосам, а потом за шиворот заставила подняться на ноги. Принялась бегло меня осматривать, на предмет выявления ран и прочих повреждений. Я только шипел болезненно.

— Ну, как ты? — поинтересовалась матушка.

— Да день сегодня не задался, — отвечал я, морщась. — Бьют все подряд. Уже все тело болит.

— Ничего, бьют — значит любят. До свадьбы заживет! — матушка потрепала меня по щеке. — Что ж ты магию свою не использовал? Метался тут, как бесенок. Противно смотреть было.

— Да что ж я — ирод какой, чтобы магию против матери родной использовать? — чуть не всхлипнув, сказал я.

— Правильно, сынок, — сказала матушка. — Молодец, верно мыслишь. Но взглянуть было бы интересно, чему тебя там граф Амосов научить умудрился!

Она подняла руку, и вдруг из кончиков пальцев ее вырвались изогнутые светящиеся струи. Матушка коротко встряхнула рукой, и струи послушными плетями ударили по полу амбара, вмиг разметав все сено к стенам. Матушка пошевелила пальцами, и эти плети аккуратно подхватили увесистую охапку сена, перенесли ее к моим ногам и уложили небольшим стогом. А потом вмиг исчезли, осыпавшись мелкими искрами.

Я так и охнул.

— Матушка… — какое-то время я даже слов нужных подобрать не мог. — Как же так? А я ведь и не знал даже! Почему вы мне не говорили⁈

— Зачем? — спросила матушка.

— Ну, как это «зачем»? Чтобы я знал! Я ведь думал, что я среди нас один такой!

— Не один, Алеша, не один! — привстав на цыпочки, матушка чмокнула меня в щеку. — А не говорила никому, потому как не хотела, чтобы отец твой Федор Иванович знал об этом. Уж очень сильно он сам желал магией владеть, но бог не дал ему такого дара. Вот я и подумала: зачем мне ему душу травить? Пусть лучше не знает ничего.

— Но, матушка… А как же сестрицы? Олюшка, Лизавета, Санечка… У них тоже есть дар?

Но матушка покачала головой, отрицая мое предположение.

— Если до сей поры дар к чародейству у них не проявился, то очень невелик шанс, что он вообще когда-нибудь проявится. Сестры твои в отца пошли, а вот тебе, наверное, от меня склонность к чародейству передалась.

— Магический дар не передается по крови, — ответил я машинально. — Наличие или отсутствие его зависит от совсем других факторов. Таких как состояние магического поля в момент зачатия, структура силовых линий, напряженность поля в том месте, где человеку приходится проводить большую часть своего времени… Даже наличие тех или иных заболеваний может сказаться на появлении дара. Но передаться от матери к сыну он не может.

Тут матушка моя впервые за все время улыбнулась, и сразу стала еще краше. Она вообще у меня очень красивая дама… Впрочем, я, кажется, об этом уже упоминал. Но почему бы не повториться, коль уж и самому нравится слышать подобное?

Так вот, матушка у меня дама весьма привлекательная, даже несмотря на свой возраст (а было ей уже сорок три лета), так что даже приятели мои, Потемкин с Вяземским, хвосты перед ней распушали, что те птицы павлины в императорском саду, когда она в прошлом году приезжала погостить в Петербург. Правда, по сусалам от меня оба получили, и сразу же хвосты свои спрятали. Ненадолго, впрочем. Уже на следующий день распушали их перед сестрицами моими. Но это уже другая история…

И вот сейчас матушка улыбнулась и потрепала меня за ухом, как кота.

— Все-то ты у меня знаешь, Алешка, все-то ведаешь! Не зря граф Петр Андреевич за твое обучение взялся, ох не зря! Почуял он в тебе искру.

Матушка одобрительно шлепнула меня по щеке. Пока она трепала меня за ухом, я блаженно жмурился, но от шлепка этого сразу распахнул глаза во всю ширь.

— Стараюсь, матушка! Петр Андреевич прочит мне большое будущее по чародейской линии, да я и сам чую, что у меня многое получается само собой. Так, глядишь, и в магистры выбьюсь!

— Выбьешься, Алешенька, обязательно выбьешься. Граф Амосов кого попало себе в ученики не берет, нет у него времени тратиться на всякие пустышки… Ты мне лучше вот что скажи…

И с этими словами матушка взяла меня за отворот камзола и притянула ближе к себе. Я снова на всякий случай зажмурился.

— Опять бить будете, матушка? — спросил я.

— Изначально хотела, но уже весь пар выпустила. А ведь до главного пока так и не дошла.

— И что же у нас сегодня главное, матушка?

— Князь Глебов мне намекнул, что в доме нашем столичном с некоторых пор поселилась особа, которую ты называешь своей кузиной из Новгорода. Сначала-то я подумала, что это сестрицы моей дочка, Натали Кулдасова, к тебе на погост пожаловала. Но тут как по заказу письмо от Кулдасовых прилетело. Отправились они в Псков-город всем семейством, и сообщают, пробудут там до следующего лета. Так что не Наташа это живет у тебя, верно?

Я с очень большим трудом переглотнул.

— Верно.

— Так кто же это тогда? Других кузин подходящего возраста у тебя и нету. Апраксиных дочки еще малые совсем, а старшие Сумароковы — так они уже дамы в летах, у самих дети уже детей имеют… Вот я и не пойму: ты кого в дом к нам привел, поганец ты эдакий⁈

Я прижал руки к груди.

— Матушка, я вам сейчас все объясню… Да, я пустил на временное проживание одну девицу, но только из желания помочь ей, потому как ее обобрали до нитки разбойники питерские, да еще по голове так дали, что память она растеряла. Если бы я ее к нам в дом не принял, то сгинула бы она совсем. А так я ее в Олюшкиной комнате поселил, ничего лишнего себе не позволял. Она очень умная и порядочная. Если мне не верите — у Гаврилы можете спросить, он врать не станет!

— И спрошу, — пообещала матушка. — Обязательно спрошу. Только как же барышня в одиночку с двумя мужчинами в одном доме живет? Неправильно это! Вот о вас и говорят уже что попало.

— Ну почему же в одиночку? — возразил я, не подумав. — Я ей служанку нанял, Парашку.

Матушка моментально нахмурилась.

— Парашку? Какую такую Парашку? Уж не эту ли пигалицу, что вместе с вами явилась?

Я понял, что проболтался. Но было уже поздно что-либо исправлять, и потому я просто кивнул. Матушка непонимающе склонила голову к плечу.

— Так зачем же ты, Алексей Федорович, прислугу с собой в Светозары взял, а саму барышню в доме одну оставил? — строго спросила она.

Я глянул на ее исподлобья и совсем опустил голову, ожидая новой грозы.

— Постой, постой… А не хочешь ли ты сказать, что девица эта приехала вместе с вами?

Снова кинув исподлобья быстрый взгляд, я увидел, что матушка закрыла себе рот ладонями.

— Погоди… Вряд ли это принцесска немецкая. Уж больно она молода, да и умишком похвастать не может, а про барышню твою рассказывали, что она медицине обучена, едва ли не мертвых на ноги подымает.

— Ну уж не совсем мертвых… — я повел плечом. — Это уже люди придумали.

— Помолчи! — воскликнула матушка и убрала пальцы от лица, сцепив их замком у себя на груди. — Это что же получается? Принцесску мы в расчет не берем, с Катькой Голицыной я давно знакома, остается только… — матушка приподняла брови. — Неужто фрейлина Романова⁈

Она столь неожиданно повысила голос, что я весь так и сжался, ожидая оплеухи. Но матушка только задумчиво потеребила себе кончик носа.

— Как интересно… — пробормотала она. — Собою хороша, глаза умные, держится независимо. За считанные дни из безвестной девицы смогла стать фрейлиной самой императрицы… Катерина Алексеевна, кажется? — Я кивнул. — Не похоже что-то, чтобы она столь уж сильно память потеряла. Может это хитрость какая с ее стороны, а?

Матушка глянула на меня вопросительно. Нисколько не задумываясь, я помотал головой.

— Нет, матушка, не думаю. Я встретил ее при таких обстоятельствах, которые исключают всякую хитрость. История ее весьма загадочна, но уверяю вас, что человек она крайне порядочный, и окромя меня никто больше не мог помочь ей в тех обстоятельствах. И что бы там в свете не сплетничали, но никаких иных отношений, кроме дружеских, у нас с ней пока не было.

Язык мой — враг мой! Я так долго и красиво говорил, но это единственное слово — «пока» — оброненное без всякого умысла, лишила мою речь первоначального ее смысла: представить пребывание Катерины в моем доме в самом благочестивом свете.

И это не ускользнуло от чувствительных ушей моей матушки.

— Пока? — тут же переспросил она.

— Что? — глупо моргнул я.

— Ты сказал, что у вас с ней пока не было иных отношений, кроме дружеских. Не означает ли это, что ты намерен как-то изменить подобное положение вещей в скором времени?

Ну, разумеется, я был намерен! Я мечтал об этом, я желал этого! Даже пару раз, черт возьми, видел это во сне!

Но не мог же я вот так напрямую сказать об этом своей матушке? Язык у меня не поворачивался сказать такое.

А матушка взяла меня двумя пальцами за подбородок и покрутила мне голову туда-сюда, внимательно меня осматривая. Посмотрела мне в глаза, хотя мне при этом показалось, что заглянула она в самую душу. Я поторопился отвести взгляд, чтобы она не заподозрила чего, но матушку мою провести было не так-то просто. Проницательнее ее была разве что «открытая книга» князя Гантимурова Павла Семеновича.

— Вот так дела, — с задумчивостью произнесла матушка. — Дожила, слава богу… А ты ведь влюблен, Алешка, в девицу эту!

Я подвигал бровями, чтобы изобразить свое презрительное отношение к подобным речам.

— Скажите тоже, матушка — влюблен! Я что вам — рыцарь Тристан какой-нибудь, что ли?

— По-твоему, только англичашки на романтическую любовь способны? А мы здесь все так просто — по запаху пару себе подбираем?

— Да нет, я вовсе не это имел в виду, — вконец смутился я. — Кстати, помимо медицины Катерина неплохо знает английский язык.

— Английский? — удивилась матушка. — Она у тебя не шпиенка часом?

— Да нет! — обиделся я. — Не похожа она на шпиенку.

— Если бы шпиены были похожи на шпиенов, то их бы всех повесили давно, и весь разговор! И не было бы больше шпиенов, — резонно заметила матушка. — Ладно, не дуйся! Сама понимаю, что никакая она не шпиенка, твоя Катерина. Пошли в дом, а то, поди, там уже все решили, что я тебя тут вовсе прибила…