Экзамен для чародея-3: Моя императрица

Глава 24 Вот такая подлая любовь

Кровь у меня с силой пульсировала прямо в висках, я так и чувствовал, как она натужно струится по венам. И еще сердце бешено колотилось о грудную клетку, словно пыталось вырваться наружу.

Эта внезапная вспышка ярости возымела действие, на которое я сейчас никак не рассчитывал — над одним плечом у меня заискрился зеленый «эполет», а над другим уже начали проступать очертания красного.

Поняв, что не могу совладать с этим проявлением демонической магии, я замедлил свой бег, перешел на шаг, а вскоре и вовсе остановился. В таком виде я не мог появиться в беседке. Убью я сейчас Вольдемара Глебова или нет — большого значения это не имеет. Я должен научиться управлять своим гневом. А также собственным телом в моменты его проявления. Магия ныне под запретом, и никому не должно видеть ее проявления на моем теле.

Но постойте… Магия попала под запрет с повеления светлейшего князя Черкасского, специальным указом, подписанным покойным императором. Однако нынешняя императрица легко может этот указ отменить! Ей достаточно издать особый манифест, в котором будет сказано о прекращении гонений на магов и восстановлении их всех в правах. И взамен она немедленно получит целую армию чародеев, преданных ей и готовых использовать все свое магическое умение в ее поддержку.

И если совместить это с поддержкой гвардии, которую обеспечит государыне Гришка Орлов со своими братьями, то императрица Мария Николаевна сядет на трон очень прочно, и сможет без всякой опаски управлять империей.

Озаренный этой мыслью, я решил, что мне следует сегодня же поговорить с Марией Николаевной на эту тему и убедить ее в полезности магии для дел государственных. И тогда, заручившись словом императрицы, я составлю разговор с куратором Амосовым Петром Андреевичем, который скорейшим образом проведет совет магистров о выводе чародейства на Руси из подпольного состояния на свет белый…

Впрочем, едва только на глаза мне попалась та самая дорожка, ведущая к беседке, как все дела государственные тотчас вылетели прочь из моей головы, а перед глазами вновь замаячило самодовольное лицо Вольдемара Глебова. Я бегло глянул на свои плечи и убедился, что мои цветные «эполеты» успели испариться.

Это хорошо. Стоит только унять свой гнев, как они исчезают. Правда, вместе с ними пропадает и сила двух демонов, полученная мной после поединков с ними, но, чтобы расправиться с подлецом, мне совершенно не нужна магия. Честно сказать, мне даже шпага для этого не нужна, я мог бы свернуть ему шею и голыми руками, если… Если бы так было принято!

Но так поступать нельзя. За подобное если и не повесят сушиться на солнышке на длинной веревке, то на каторгу точно отправят. Да еще и имя будет опорочено недозволительными для дворянина деяниями. Только шпага и честная дуэль позволит сохранить имя чистым! Хотя, от каторги они могут и не защитить…

Да плевать — я все-равно убью этого негодяя!

Я решительно свернул на дорожку, ведущую к беседке, и пройдя по ней несколько десятков шагов, понял, что слышу какие-то голоса. Ошибиться сейчас мне было никак нельзя, и я прислушался, остановившись. Так и есть — где-то неподалеку, скорее всего именно на беседке, вели разговор двое. И один из них почти наверняка был мужчиной — мне показалось, что я слышу низкие нотки.

Я уверенно двинулся дальше, свернул за поворот и вновь остановился. Теперь я слышал голоса еще четче. Нет, отдельных слов разобрать возможным не представлялось, но было ясно, что говорят именно двое — мужчина и женщина. И мужчина при этом наверняка рвет с веток вишню, бросает ее в рот, а косточки плюет прямо мне под стол. С наглой такой усмешкой…

Скрипнув зубами, я ускорил шаг. За вишневыми ветвями уже мелькнули белые бруски беседки, когда я услышал отчетливый вскрик Лизаветы:

— Как вы можете говорить подобное⁈ Ведь я доверилась вам!

Сердце мое так и ухнуло куда-то в желудок и торопливо застучало там, вызвав нежданную слабость в ногах.

Неужели я опоздал⁈ Неужели то, чего я так опасался, все-таки случилось? Слова, подобные тем, что произнесла Лизанька, девушки обычно говорят в моменты сильного потрясения, и уж точно никак в моменты приятных вечерних посиделок. Между ними явно что-то произошло, и я точно знал, что оно мне сильно не понравится.

«Я доверилась вам»…

В чем именно доверилась? Она доверила этому человеку что-то, что он не смог сберечь? Что доверила? Свою честь девичью? Этому придворному моту и сердцееду, который даже и за кобылой принялся бы ухлестывать, если бы все девицы на свете исчезли бы вдруг? Да когда он вообще успел завести шашни с моей сестрой⁈ Ведь он безвылазно торчит в столице и отирается при дворе, участвуя едва ли не в каждой дворцовой интриге. Неужели он столь часто навещает своих родителей в Ижорском? Да, впрочем, мне певать на подробности, я просто хочу, чтобы он был наказан!

Теперь я лицезрел их обоих, и мужчину, и девушку. Лизанька — а это несомненно была она, я узнал ее платье, в котором он присутствовала за ужином — стояла у самого входа, и я прекрасно видел ее силуэт. Мужчина же стоял рядом, но фигура его была наполовину скрыта вишневыми ветками, но было заметно, что он держит Лизаньку за руку. Она попыталась вырваться, но он не позволил ей сделать этого, а наоборот — дернул ее к себе. Лизанька припала к его груди, замерла на мгновение, но сразу же отпихнулась и вновь попыталась сбежать. Но мужчина по-прежнему сжимал ее руку и не позволял ей сделать этого.

— Эй, сударь! — крикнул я, когда был уже в десятке шагов от беседки. — Отпустите ее немедленно! Надеюсь, ваша шпага при вас, потому что я собираюсь хорошенько вас проучить!

На бегу выхватив шпагу, я влетел на беседку.

— Я смотрю, вам пришлись по вкусу моя вишня и моя сестра? — рыкнул я. — Посмотрим, как вам понравится моя шпага!

Лизанька — толи с испугу, толи преднамеренно — не давала мне пройти вглубь беседки, своим телом пряча от меня Вольдемара, и потому свои слова я адресовал скорее скамейке, нежели конкретному человеку.

— Алешка, уйди! — вскричала Лизанька, пытаясь выпихнуть меня из беседки. — Я прошу тебя! Пожалуйста!

— Я уйду только после того, как взгляну, какого цвета потроха у этого негодяя! — в горячке воскликнул я и оттолкнул Лизаньку в сторону. — Защищайтесь, сударь!

Но последнее слово так и завязло у меня в горле, словно кость, попавшаяся в куске рыбы. Потому что передо мной находился вовсе не Вольдемар Глебов. Это был… Это был его отец, сам князь Сергей!

Я осекся, даже шпагу опустил, которую только что собирался без промедления пустить в ход.

— Князь? — ошарашенно пробормотал я. — Сергей Иванович… Но как же так?

Я вдруг понял, что в своей растерянности выгляжу достаточно жалко, и поторопился взять себя в руки. Заметив, что Лизанька сделала движение, чтобы выйти из беседки прочь, я поймал ее за платье и остановил. И почувствовал, как растерянность моя уходит, и на его место вновь возвращается былая злость. И может быть даже еще более сильная. Потому что связь Лизаветы с Вольдемаром Глебовым я вполне мог понять, хотя и не приветствовал. Он молод и хорош собой, богат может и не фантастически, но тем не менее вполне обеспечен… Да бог с ними, с деньгами — самое главное, что по возрасту он вполне годился Лизавете в женихи!

Но князь… Ему было уже около пятидесяти, и он был женат! Будь он холост, то вполне мог бы набиваться в женихи к моей матушке. Но к Лизавете…

Ей-богу, меня даже затошнило. А он стоял передо мной — высокий, крепкий, с зачесанными назад длинными чуть седыми волосами, и мне показалось, что он даже слегка улыбается. Не откровенно, конечно, а так исподволь, едва-едва.

— Князь, потрудитесь объяснить, что здесь происходит? — процедил я сквозь зубы.

Глебов с ответом не замедлил.

— Ничего такого, что могло бы вызвать у вас подобное возмущение, — сказал он. — Мы обсуждали с Лизаветой Федоровной состояние дел в вашем имении.

— А какое вам дело до нашего имения? — спросил я со всей презрительностью, какую только смог вложить в эти слова. — К тому же говорить об этом уместно со мной, или же с матушкой, но никак не с Лизаветой Федоровной. Вы бы еще с младшей Александрой об этом поговорили… К тому же, вы напрасно полагаете, что ваш фокус с платком смог меня обмануть. Я сыщик сыскного приказа, и разных фокусов мне довелось насмотреться. Вы всерьез полагали, что ваш крестик на платке введет меня в заблуждение? Вы думали, что я не догадаюсь, что он означает?

Я заметил, как князь усмехнулся. Но как-то очень уж вяло. Явно ему было сейчас не до веселья.

— Этот крестик не предназначался для ваших глаз, Алексей Федорович, — ответил он. — Никто другой так ничего и не заподозрил. Мы же не могли знать, что вы столь скоро вернетесь в имение, после своего недавнего отъезда. Обычно вас сюда и калачом не заманишь.

— И потому вы решили, что женщины в Светозарах могут стать легкой добычей? — спросил я холодно.

— Вы совершенно неправильно все себе представляете, — в тон мне отозвался князь Сергей. — Однако, я вижу, что кривить душой с вами бессмысленно, и потому откровенно скажу, что у меня к вашей сестре действительно самые сильные чувства…

— Вот как! — воскликнул я, и снова не позволил Лизаньке выбежать из беседки. Дернувшись, она прекратила свои тщетные попытки, и тогда закрыла лицо ладонями. — А княгиня Елена Андреевна в курсе ваших «сильных чувств»? Мне интересно, как она к этому относится?

— Никак, — сдержано покачал головой князь. — Княгиня, разумеется, ничего не знает. Даже не догадывается. И я хотел бы, чтобы такое положение вещей оставалось и впредь.

— Ого! — я едва не расхохотался. — Вы уже ставите мне условия! Однако, как я понимаю, ваш сын Вольдемар был в курсе упомянутых «сильных чувств», потому что наши люди видели, как он тут тайком шастал по имению. Подозреваю, что намедни они вспугнули его, и он так и не смог передать Лизавете вашей записки. И тогда вы решили разыграть этот фокус с утерянным платком… Лиза, — я повернулся к сестре, — ведь ты подарила свой платок князю Сергею на память о себе, я угадал?

Лизанька отняла от лица ладони и взглянула на меня со злостью. Мне даже жутко стало от этого взгляда. Не по себе как-то.

— Замолчи… — прошептала она трясущимися губами. — Замолчи, я тебя умоляю!

— Но ты же понимаешь, что так продолжаться больше не будет?

— Замолчи! — выкрикнула Лизанька и очень крепко стукнула меня кулачком по груди. — Замолчи, замолчи, замолчи!

Тогда я снова повернулся к Глебову.

— Видите, князь, что вы натворили? Моя собственная сестра в моем собственном имении требует от меня, чтобы я замолчал! Не ваши ли «сильные чувства» довели ситуацию до подобного? И что еще вы успели натворить в мое отсутствие? Что мне еще неизвестно?

— Если бы вы почаще бывали в своем имении, молодой человек, а не оставили бы его на попечении женщин, то наверняка были бы в курсе происходящих здесь дел.

— Вы будете мне указывать, как вести дела в моем имении?

— Я считаю себя в праве указывать вам на ваши ошибки, чтобы вы не допускали их в дальнейшем.

— А я считаю себя в праве посоветовать вам засунуть свои советы куда подальше и защищаться, потому что я намерен слегка обрить вашу великолепную шевелюру!

Я поднял шпагу. Князь Сергей отступил на пару шагов, подняв руки.

— Спокойнее, молодой человек, спокойнее! — проговорил он с улыбкой. — При мне нет шпаги, и я не могу сопротивляться. Вы же не станете нападать на безоружного!

— Вам очень повезло, князь, что мой гнев не застлал мне разум, в противном случае вы уже лежали бы на этом полу, — я шпагой указал на засыпанный вишневыми косточками пол беседки, — и бились в конвульсиях. Но как человек рассудительный и сдержанный, я позволю вам сейчас убраться подобру-поздорову. А завтра с утра, не позднее семи часов, буду ждать вас на берегу Ижорского пруда. И не забудьте в этот раз прихватить вашу шпагу, а также секунданта, который смог бы засвидетельствовать, что я убил вас в честном поединке.

— Убил меня⁈

Князь Сергей расхохотался, раскрыв рот и запрокинув назад голову.

— А вы забавный молодой человек! — вскричал он. — Мне даже будет немного жаль проткнуть вас шпагой. А потому я дам вам шанс передумать. Предупреждаю, что большую часть своей жизни я командовал драгунским полком, и славная рубка для меня, как мать родная. А вы же с вашим камер-юнкерством способны только танцевать со своей жалкой шпажонкой!

Хмыкнув, я поднял шпагу и поцеловал клинок.

— Не обижайся, дядя шутит, — сказал я шпаге. И мрачно глянул на князя. — Не позднее семи часов, князь! — снова сказал я. — Попрошу не опаздывать. В четверть восьмого я должен вас убить, чтобы поспеть к завтраку!

И чтобы подчеркнуть, что разговор на этом закончен, я вышел из беседки, утянув за собой Лизавету.

Мы шли через сад, но я вел ее не к дому, а наоборот — подальше от него, чтобы не наткнуться случайно на прогуливающихся перед сном гостей. Я шел очень быстро, и Лизанька вынуждена была семенить за мной следом, очень быстро перебирая ногами.

Когда я понял, что мы отошли уже достаточно далеко и поблизости никого быть не может, я резко остановился и развернул Лизаньку к себе лицом. Я рассчитывал увидеть в ее глазах что угодно: обиду, стыд, страх, но только не то, что я на самом деле в них увидел. Потому что это была ненависть. Порой мне доводилось ловить на себе подобные взгляды, но все они принадлежали людям совершенно посторонним, которым я тем или иным образом перешел дорогу. Но впервые в жизни на меня так смотрела моя собственная сестра.

И первый момент я даже не нашелся, что сказать. Потому что это жуткий взгляд напрочь выбил у меня из головы все мысли. А вот у Лизаньки, как оказалось, подходящие мысли имелись, и она не замедлила их озвучить.

— Зачем ты пришел? — спросила она с расстановкой, и я понял, что она нарочно медленно проговаривает слова, чтобы не сорваться на крик. Потому что крик затем мог бы легко перейти в слезы.

— Зачем ты пришел? — повторила она.

И хотя задан вопрос был дважды, отвечать на него было глупо, потому что тогда это выглядело бы просто каким-то оправданием. Словно я не имел права быть в своем имении там, где пожелаю.

А потому вместо ответа я тоже спросил, и это на мой взгляд было более важным:

— Как далеко у вас все зашло?

Лизавета отвечать не торопилась, и мне тоже пришлось задать свой вопрос дважды. Второй раз я его практически прокричал, и Лизанька от неожиданности вздрогнула. Опустила взгляд.

— Я не знаю, что для тебя означает «далеко», — проговорила она негромко.

— Ты все прекрасно знаешь, — сказал я, также как и она, медленно проговаривая слова. — Ты достаточно взрослая, чтобы понимать это. Даже Санечка это понимает… Насколько вы с ним были близки?

— Тебя это не касается.

— Меня касается все, что происходит в этом имении! — закричал я, не сдержавшись. Впрочем, сразу же спохватился, осмотрелся и повторил уже спокойно: — Лиза, меня касается все, что происходит с вами: с тобой, с Олюшкой, с Санькой…

— С маменькой! — подсказала Лизанька.

Но я покачал головой.

— Матушке я не могу указывать, что ей делать. А, впрочем, зачем я тебе это объясняю? Ты и сама прекрасно знаешь правила игры. Я забочусь о вас. Я не хочу, чтобы испортила себе всю жизнь из-за какого-то там сладкоголосого старика… что б его черти утащили! К тому же у него есть законная жена, княгиня Елена Андреевна… Да что ты вообще в нем нашла⁈

Лизанька осмотрела меня с ног до головы, затем кивнула на шпагу, которую, оказывается, я до сих пор держал в руке.

— Убери свою шпагу. Мне неуютно, когда ты размахиваешь ею у меня перед лицом.

Я сунул шпагу в ножны.

— Так тебе интересно, что я в нем нашла? — переспросила Лизанька. — Не уверена, что ты захочешь это слышать, но коль уж спросил, так я тебе отвечу… Князь очень интересный человек, с ним никогда не бывает скучно…

— Да уж, вы славно веселились там, в беседке! — перебил я сестру.

— Мне продолжать? — с холодностью спросила Лизанька.

— Уж изволь!

— Он очень уверенный в себе и очень хладнокровный человек, в отличие от большинства моих знакомых.

Я понял, что под большинством Лизавета имеет в виду меня, но язвить по этому поводу не стал. Решил дать ей возможность выговориться.

— У него очень сильные и вместе с тем очень ласковые руки, и когда он ко мне прикасается, я чувствую, что он именно тот, кто может сделать со мной все то, о чем я уже давно мечтаю. А когда его уста касаются моей шеи…

И вот тут я не выдержал. Да и кто выдержал бы на моем месте?

— Лизка, замолчь! — прокричал я, весь так и сморщившись от брезгливости. — Замолчь немедленно! Мне противно слушать твои гнусные истории, как вы там лобзались с этим стариком!

Я нервно прошел туда-сюда, чувствуя, как сердце колотится где-то в затылке. Потом я резко подошел к Лизаньке и схватил ее за руки.

— Я не знаю, что сейчас сделаю! — процедил я, и мне кажется, что даже слюни запузырились у меня на губах. — Я тебя сейчас ударю…

Лизавета резко вырвал у меня руки.

— Только попробуй! — зло ответила она. — Я тебе глотку перегрызу.