Мой бесполезный жених оказался притворщиком

Глава 42

— Люди не всегда используют чары иллюзий для чего-то плохого. Иногда они служат для защиты.

— И от чего она планировала защищаться? От сборщиков налогов?

— У твоей матери были проблемы с налогами?

— У моей матери был бизнес. У любого бизнеса есть проблемы с налогами.

— Уверен, все не так плохо, как ты сейчас себе навоображала.

— Ты не можешь этого знать. Почему ты вообще ее защищаешь?

— Я ведь должен хорошо относиться к теще, я читал, что плохие отношения с матерью жены в наши дни едва ли не самая популярная причина для развода…

На этих словах мы с Лукьяном не сговариваясь выглянули из своего укрытия прямо за опрокинутой колонной и задумчиво поглядели на живой пример таких плохих отношений.

Что ж, о тайнах, которые от меня скрывали уже просто все кому не лень, можно было подумать и позже. Мне предстоял серьезный разговор с матерью, когда мы вернемся, но прямо сейчас стоило сосредоточиться на том, чтобы не разбить себе голову.

Повлияет это на меня или нет, в ударе будет очень мало приятных ощущений, в этом я совершенно уверена.

Пока обезумевший дух Акулины Андреевны шокировал жреца уже сформировавшимся в его голове образом счета на ремонт, то и дело вопя что-то неразборчивое, невеста шустро улепетывала по проходу, бросив свою мать на растерзание Емельяну Елисеевичу, который гонялся за, пусть и бессовестной, но определенно не самой быстрой женщиной в столице, размахивая саблей.

— Что ты с ней сделала?!

Мальва Мироновна попыталась обогнуть лавки, предназначенные для родителей молодоженов, и покинуть храм вслед за дочерью, но запнулась о длинные вытянутые ноги старшего графа Флорианского.

Он не последовал примеру других гостей, разбежавшихся кто куда, и гордо продолжал невозмутимо восседать на прежнем месте, окружив себя и жену тонким стихийным щитом.

Мальва Мироновна наградила его злобным взглядом и только чудом не осталась без головы.

— Научите своего сына манерам! — рявкнула она, заходя на новый круг вокруг бюста Луланы.

— Ты не хочешь вмешаться? — сварливо обратилась к нему графиня.

— Я мог бы, — сказал он, — что-нибудь сделать. Наверняка о воспитании детей пишут в книгах. И еще там, должно быть, пишут о том, как справляться с неупокоенными душами, злыми призраками… Даже жаль, что ни одну из этих книг мне не удалось прочитать!

Над нами пролетела побитая скамейка.

— Я голосую за то, чтобы мы вмешались в битву, — сказала я. — Прячутся только трусы.

— Я предпочитаю наблюдать, а не вмешиваться..

Я посмотрела на Лукьяна полным недоверия взглядом.

Да как ты можешь врать мне прямо в лицо?

— А если бы это была свадьба Платона? Тоже бы не вмешивался?

— Платону договорной брак не грозит…

Верно, граф Флорианский и сам оба раза женился по любви, так что и Платону он ничего иного не пожелает.

— … Платон вообще ни с кем не способен ни о чем договориться.

— Да с чего ты это взял?

— Он на медицинском?

— Нет.

— Вот именно.

Дух Акулины Андреевны продолжал свирепствовать.

— Что ты сделала с Акулиночкой?!

— Да ничего я с ней не делала! — крикнула Мальва Мироновна, запыхавшись она остановилась больше не в силах бежать, схватилась за ближайшую подвешенную к потолку корзину, стараясь не потерять равновесие, а после устало потерла глаза. — Я заплатила этим парсийским идиотам только за то, чтобы они недолго подержали ее у себя! Только, чтобы вы успели сыграть свадьбу! Кто бы ей потом поверил, начни она рассказывать об этом?

— Я бы ей поверил!

— Я же не знала, что она такая пугливая!

Мальва Мироновна в ужасе захлопнула рот ладонью и потрясенным взглядом посмотрела на задержавшуюся возле выхода из храма Дорофею. Щеки неудавшейся невесты раскраснелись в тон платью, а глаза блестели так сильно, что, казалось, она вот-вот расплачется.

— Ты что творишь? — зашипела Мальва Мироновна как рассерженная змея.

Мне показалось, что я увидела тонкие-тонкие нити, исходящие от пальцев Дорофеи прямо к губам ее матери.

Мда, мои галлюцинации прогрессируют.

Я помотала головой, и все снова вернулось в норму.

— Это ты что творишь? — всхлипнула она. — Как ты могла? Акулина… Акулина ведь была моей подругой! Что мне теперь делать?!

— Это был несчастный случай! Я же не могла знать, что у нее сердце не выдержит!

Люди говорили, что сердце Акулины Андреевны разорвало от ревности.

Никто никогда не думал, что причиной этому стал страх.

Никто не знал, что в этот момент она находилась на чужом корабле.

Корабле.

Я вспомнила сцену, в которой парсийцы выбрасывали кого-то за борт.

Была ли это Акулина Андреевна?

Почти наверняка — да.

Наконец жрецу надоело изображать из себя еще одну статую и он, прочитав короткую молитву, изгнал дух Акулины Андреевны из храма.

— Где корабль? — зло спросил у Мальвы Мироновны Емельян Флорианский, в последний момент остановив саблю в сантиметре от ее лица.

— Да уже отплыл… наверное, — запнувшись на середине предложения ответила она. — Или собирается. Точно. Они собирались отплывать после обеда.

— Не думаю, что они смогут, — сказал Емельян.

Воздух в храме стал влажным, как после дождя. Сквозь резные окна было хорошо видно, что небо потемнело и затянулось тучами. Завыл ветер.

Статуи в храме мягко засветились.

Особенно ярко горела та, на плаще которой сверкали жемчужины.

Успешно (смотря что понимать под успехом, конечно) закончив лишь первый курс академии, состоящий из общеобразовательных лекций мы не изучали проклятия на профессиональном уровне, не акцентировали внимание на используемых матрицах, не пробовали сплести свое собственное, но кое-что мы все-таки успели изучить.

Самыми непредсказуемыми считаются стихийные проклятия.

Они сплетаются на эмоциях и подкрепляются, как бы странно это не звучало, благословением бога-покровителя.

— Они никуда не уплывут, пока не извинятся. Пока не исправят то, что натворили.

Покровителем водной стихии был Бурияр. Он всегда с удовольствием отвечал на молитвы, в которых кто-нибудь мог куда-нибудь не доплыть.

От сгустившейся в зале магии было тяжело дышать.

Громыхнул гром, за окнами хлынул ливень.

И Емельян Флорианский стремительно покинул храм, даже ни на кого не оглянувшись.

Что ж, не удивительно, что призрачные парсийцы так испугались угроз Лукьяна, ведь их действительно когда-то наказал бог морей.

— Вот мы и нашли автора проклятия и, кажется, даже узнали условия освобождения от него.

— Что-то они не выглядят особо простыми.

— Ставка сделки — узнать как, а дальше уж пусть сами разбираются.

— Нет, не так, — возразила я. — Ивар Белобровый хотел, чтобы я нашла то, за что они продали свои души.

Я выбралась из укрытия и аккуратно, стараясь не наступить на дыры в полу, подошла к перепуганной Мальве Мироновне. Я присела возле нее на корточки, крепко ухватив за руку, когда она попыталась дернуться и отползти прочь.

Она сказала, что заплатила парсийцам за похищение Акулины. В таком случае, им незачем было сообщать ей о точном времени своего отплытия. Единственной причиной могло послужить то, что оплату они пока не получили. Мальва Мироновна Лисицина выглядела слишком хитрой женщиной, чтобы заплатить им вперед сделанной работы.

— Что вы им пообещали? — спросила я. — Парсийцам. Что они так страстно хотели получить? Дело ведь не только в чарах. Вы пообещали что-то стоящее. Мысли об этом затуманили их разум и позволили вашей магии полностью им завладеть. Так что это было?

— Тебе какое дело? — она горделиво вскинула голову. — Даже если что и пообещала, они уже ничего не получат.

— Они ведь выполнили работу.

— Ты видела, что только что произошло, нахалка? Они уже обречены, ничего я им отдавать не стану.

— И вы нисколько не боитесь задолжать мертвым? — спросила я.

Губы Мальвы Мироновны едва заметно задрожали.

Всякий знал, что долги перед мертвецами иной раз оборачиваются неприятностями хуже самой смерти. Особенно, если договоренности приходились на божественные праздники, находящиеся под опекой небес.

— Я уже заплатила им две тысячи империалов!

— Тогда что осталось?

— Это!

Она сдернула с шеи цепочку, на которой висела монета.

Совсем небольшая, меньше империала, с кинжалом с одной стороны и с цветком фиалки с другой.

— Что это?

— А сама не видишь? Двойственный артефакт. На каждую сторону можно записать по одному заклятию и использовать в нужный момент. Одна беда, что он одноразовый. Эти безмозглые головорезы как увидели его, так сразу на все и согласились. Ума не приложу зачем он им, наверное своей магии нет, а иметь пару тузов в рукаве очень хочется.

Я взяла в руки монету и обернулась к Лукьяну.

— Мы можем забрать что-то с собой?

— Нет, — он покачал головой.

Вот неудача. Я была совершенно уверена, что для исполнения условий сделки мне нужно было отдать Ивару Белобровому именно эту монету.

Лукьян с прищуром посмотрел на Мальву Михайловну.

— Но мне кажется, мы сможем найти ее, когда вернемся.

Ага, вопрос только в том, сколько еще времени на это уйдет.

Я бросила монету обратно Мальве Мироновне, и мы с Лукьяном поспешили убраться из храма до прибытия жандармов.

— А нам разве не нужно обратно к кругу? Вернуться в тюрьму? Вот они бы нас туда и отправили как раз.

— Ты там круг помнишь? Нет, это лишнее, кругу в нашем времени хватит сил притянуть нас из любой точки прошлого.

До возвращения у нас еще было время, и мы решили потратить его на обсуждение того, каким образом можно снять насланное Емельяном Флорианским проклятие. Делать это мы предпочли на Ведьминой пристани. На море как раз метался хорошо знакомый нам корабль. На него налетали волны, обрушивался дождь, град, молнии били прямо в мачту.

Емельян Флорианский все это время неподалеку от нас умиротворенно наблюдал за этой картиной, свесив ноги с пирса.

Этой улыбке не суждено было прожить долго, ведь когда Емельян поймет, что обрушив проклятие на эти воды, он запер в них и дух Акулины, радоваться он совершенно точно прекратит.

А может, именно на это он и надеялся, когда создавал проклятие?

Что теперь он всегда сможет увидеться с призраком своей возлюбленной?

Не зря же он постоянно вглядывался в темные воды прилива?

Но Акулина Андреевна совсем не собиралась являться ему.

Судя по всему, молитва жреца оказалась достаточно сильной, чтобы на время угомонить ее. А может, она и вовсе не хотела его видеть. Призраки совсем не были похожи на живых людей. Ими двигали те чувства, которые они испытывали непосредственно перед смертью. Если она была обижена на него, если цветы иллюзий заставили ее думать, что он на самом деле бросил ее, она бы не захотела видеть его. Конечно, со временем их злоба могла угаснуть, а их сознание немного проясниться. Они, пусть и медленно, развивались и иногда даже перерождались в духов-хранителей, к которым можно было обратиться за советом или помощью.

Но прямо сейчас она, наверное, очень злилась и, кто знает, превратится ли эта злость со временем во что-то еще или нет.

Парсийцы должны были извиниться.

Парсийцы должны были все исправить.

Проще сказать, чем сделать.

Для всего этого нужно было отыскать Акулину Андреевну. Готова поспорить, она не горела желанием приближаться к парсийскому кораблю.

Конечно, у нас был Иларион.

Но сможет ли он найти ее среди бесчисленного количество морских призраков?

Тот еще вопрос.

В любом случае, нам пора было возвращаться. У нас было еще полно дел.

Все вокруг снова заволокло туманом.

Вот только вместо библиотечного зала я приземлилась… в пруду.

С трудом приняв устойчивую позу, я обнаружила, что погружена в воду по самую шею. Не самый глубокий пруд, учитывая то, что я так и не распрямилась в полный рост, но все равно неприятно.

Где я вообще находилась? И что, куда важнее, где был Лукьян?

Я его нигде не видела.

Ярко светило солнце, скрывая очертания деревьев и цветов, мимо меня проплыла кувшинка, а затем звонкий детский голос слева сказал:

— Ты великовата для лягушки.

Я повернула голову на звук.

На вид мальчику было лет пять, максимум шесть. У него были светлые, почти белые волосы и огромная царапина на лбу. Что касается его глаз… Как странно.

Он стоял возле небольшого мольберта, закатав рукава великоватой рубашки, и я явно мешала ему рисовать пруд.

— Зато ты в самый раз, — сказала я, с трудом выбравшись из пруда и окончательно превратив потенциальный акварельный пейзаж в весьма тоскливое зрелище.

— Так ты не лягушка?

— Нет.

— Русалка?

— Снова мимо.

— Тогда отойди. Ты мешаешь мне рисовать.

Я сложила руки на груди.

— У тебя повязка на глазах, умник. Как это, интересно, ты вообще собрался что-то рисовать?

— Я тренирую способность. Ты отойдешь?

Но прежде, чем я успела что-то ответить, уголки его губ опустились.

— О, нет, — прошептал он. — Я понял.

— Что ты там понял?

— Понял, кто ты. Ты моя новая няня.

От гиеньего смеха его спасло только то, что я еще недостаточно откашлялась от воды.

Уж какой строчки в моем резюме никогда не было, так это какой угодно работы с детьми. Я всегда чувствовала себя такой уставшей рядом с ними, как будто бы когда-то уже отпахала несколько тоскливых лет в детском саду или школе. Чего, конечно, не случалось, так что, наверное, меня просто нервировала ответственность, которая всегда бегала за любым вверенным тебе ребенком по пятам.

— Ты не отойдешь, — тоскливо заключил мальчик.

И стянул с глаз повязку.

Это были желтые очень хорошо знакомые мне глаза.

Я замерла.

Это практически наверняка был пятилетний Лукьян, так что неудивительно, что его версии из будущего нигде не было видно. Магические круги настраивали таким образом, чтобы перенос в тот временной промежуток, где ты мог встретиться со своей более молодой версией, был невозможен. Ведь в таком случае хроночары не видели между вами разницы, и, кто знает, кому именно из двоих они бы стерли память и кого попытались бы вернуть.

В принципе все было понятно.

Кроме одного.

После того, как это было сказано, подчеркнуто и даже записано Евженой в ее любимый блокнот — какой идиот своими кривыми ручонками сдвинул камень?