Мой бесполезный жених оказался притворщиком

Глава 30

В романе Парсия была известна как раздробленное и вечно всем недовольное королевство полных отморозков и рыбных фрикаделек.

Главным образом потому что территория Парсии буквально на девяносто процентов состояла из всевозможных ледников, сугробов, а также замерзших озер, в которых парсийцы тем не менее умудрялись выдалбливать дыры и ловить рыбу, которую впоследствии продавали соседям по тройной цене и — в слегка урезанном виде.

Поговаривали, что в Парсии невероятно чистое небо, там лучше всего видны звезды.

Но, как правило, никто не уточнял, что эти звезды ты начнешь видеть прямо после того, как какой-нибудь предприимчивый парсийский подданный, привлеченный блеском монет в твоем кармане, ударит тебя чем-нибудь тяжелым по голове.

Еще поговаривали, что парсийские мастера изготавливали невероятно прочную мебель.

Например — деревянные гробы.

Однако процесс парсийских похорон, предполагающий сожжение тех гробов, не позволял ни подтвердить, ни опровергнуть их прочность.

И наконец — парсийцы глубоко уважали предсказателей.

Парсийцы любили подраться. Еще больше парсийцы любили посмотреть на драку. А высшим наслаждением считали сделать ставку на одного из драчунов и выиграть.

Именно поэтому предсказателей, которые могли помочь им с последним, азартные парсийцы высоко ценили и вне зависимости от того, как призывно звенели их карманы — никогда не били по голове.

Парсийцы никому не верили на слово, зато верили в приметы и богов так истово, что подходящие к случаю приметы и богов можно было выдумать буквально на ходу, и они бы — купились.

Именно так знаменитый в мариинской империи мошенник, находящийся в розыске, а в Парсии почитаемый святой подручный богини очевидных предсказаний Богдан Балабол избежал участи быть замурованным в айсберг. Просто наврал парсийцам с три короба о своем божественном происхождении.

Иными словами, парсийцы, бородатые, красноносые и — в шубах в любое время года, способны были повергнуть в шок кого угодно, активно этим пользовались и закономерно были нелюбимы за это соседями.

За это, за цены на рыбу и за то, что у парсийцев в буклетах по профориентации для школьников, похоже, было всего две профессии — рыбак и маньяк.

А иногда, как в нашем случае — они к тому же пересекались.

— Вы только поглядите, какой жирный карась попался нам на этот раз!

Топла парсийцев радостно загоготала, а их лидер присвистнул и улыбнулся.

В улыбке не хватало зубов.

По моим скромным прикидкам где-то — всех.

Я скривилась.

И как у тебя только получается свистеть без зубов, а?

— Мы хотим увидеть деньги, — сказал он, когда всеобщие радость и ликование немного поутихли.

— Сначала покажите карася, — дипломатично возразил Лукьян.

Я могла поклясться, что притаившийся вместе с Евженой и Иларионом в водном пузыре под досками пристани Платон подавился смехом от такой характеристики Гордея Змеева. К счастью, вокруг царил такой шум и гам, что этот задушенный крик дельфина потонул в общей какофонии звуков.

В противном случае Платоша мог и разрушить наш блестящий план, заключавшийся в том, что пока Лукьян демонстрирует то, как все мы могли бы выглядеть, если бы не прогуливали пары по основам дипломатии (потому что у Илариона это было в крови, Платон признавал только силовые методы разрешения проблем, Надя бубнила, я в семь утра еще спала, Евжена рассудила, что в таком эмоциональном океане всеобще тупости только заработает себе депрессию, а Гордей отказывался сидеть на единственном оставшемся свободном месте, за одной партой с Лукьяном, и потому, выбесив какого-то своего очередного родственника, все занятия просидел на полу под плотно закрытой дверью и, разумеется, ничего из вещаемого шепелявым наставником не разобрал), а я стою рядом и отвлекаю внимание парсийцев своей аурой роковой красотки, Платон дожидается, пока все парсийцы соберутся в кучу и по сигналу Евжены, чутко считывающей эмоции каждого, смывает их в открытое море прицельным стихийным ударом.

— Так, я звезда вечера, тут все понятно, — покивал Платон и прищурившись посмотрел на Илариона. — А от тебя какая польза?

— Это же Ведьмина пристань, — закатил глаза Иларион. — Там наверняка полно утопленников, хищных морских духов, а громкая возня может к тому же привлечь русалок. И кто с ними будет разбираться в случае чего, ты что ли?

— Ой, а то никто не помнит, как ты в прошлый раз разобрался, царевна в беде.

— А сам-то!

— А мы точно не можем пойти без них? — уточнила Евжена. — Что там на пристани, воды что ли не будет? Давайте просто возьмем с собой ведро побольше.

Я очень сильно хотела поставить вместо себя Надю, парсийцы считали красивыми именно рыжие волосы, а блондинок у них и своих собственных было навалом, да и в целом на роковую красотку я тянула только при условии, что все остальные барышни на свете вымерли, но увы. Красочные описания того, чем наша потрясающая вылазка может закончиться, сдобренные кровавыми подробностями, жуткими домыслами, выпучиванием глаз, размахиванием рук, имитацией предсмертных хрипов и гигантскими преувеличениями почти что на уровне легендарного вранья за авторством Лукьяна Хилкова поразили ее так сильно, что она упала в обморок еще где-то на втором предложении.

Платон похлопал.

Иларион закрыл лицо руками.

Я нервно хихикнула.

Евжена покрутила пальцем у виска.

Пришлось сделать крюк до медицинского корпуса, оставить Надю и записку с подробным описанием нашего плана на крыльце, и идти впятером.

Всю дорогу Лукьян выглядел очень разочарованным.

Видимо, из-за того, что идея упасть в обморок и откосить от спасательной операции не пришла в голову ему.

Но, полно, вернемся к делам рыбной ловли.

В ответ на встречное требование Лукьяна лидер парсийцев нахмурился и принялся нервно пожевывать нижнюю губу. Его подчиненные лениво поглаживали выглядывающие из-за спины рукоятки кинжалов. Они все уже высыпали на пристань. И чего только Платон копался, спрашивается?

— Если я сказал, что отдам его живым и невредимым за три миллиона империалов, значит я отдам его живым и невредимым за четыре миллиона империалов, — высоко задрав подбородок наконец сказал лидер парсийцев. — Я Ивар Белобровый! Человек слова! Вы что, не верите моему слову?!

Мы с Лукьяном коротко переглянулись и синхронно отрицательно помотали головами.

Знаешь, Ивар Белобровый, мы-то тоже люди слова. И это слово “Ахаха”. К тому же, кто как, а ты-то точно брехун, каких поискать, потому что брови у тебя — черные.

К тому же.

— Было же два миллиона империалов, — напомнила я.

Ивар Белобровый уставился на меня так, словно только что увидел. Его лицо покраснело, щеки надулись.

— Это еще кто? — презрительно бросил он Лукьяну. — Твоя служанка? В таких-то одеждах, — его взгляд стал даже каким-то сочувствующим, — наверное, да.

Вот тебе и роковая красотка.

Нормально я одеваюсь!

Это вообще форма академии!

Небо над нами затянулось тяжелыми темными тучами, а мне пришлось спрятать подрагивающие от хлынувшей к кончикам пальцев силы руки за спину, крепко сцепив в замок. Учитывая то, что вокруг нас, куда ни плюнь, была или вода или дерево, призывать молнию рискнул бы только тот, кто никогда не открывал учебник физики за седьмой класс.

И это точно была не я.

— Как смеет вобла разговаривать с касаткой? — надменно проговорил Ивар Белобровый. — И ждать, что касатка снизойдёт до ответа?

Бровь Лукьяна дернулась.

— Ну вы-то со мной почему-то разговариваете, — сказал он.

Сначала до парсийцев не дошло.

А потом дошло.

— Да как ты смеешь?!

— Это оскорбление можно смыть только кровью!

— Мошенники!

— Они не хотят платить!

И еще какие-то непонятные выкрики тех парсийцев, которые не знали мариинского.

— А что вообще у нас в чемодане? — шепнула я Лукьяну.

— Я откуда знаю? Мой что ли чемодан? Что туда мог положить Змеев?

— Гель для укладки волос?

— Ой, надеюсь, он хотя бы дорогой.

— Мы все еще хотим увидеть-

— Карася покажите, — по-прежнему настаивал Лукьян, прирожденный торгаш, бизнесмен, перспективный финансовый инвестор. — К вопросу цены вернемся позже. Может, там уже и платить-то не за что.

Ага, и покажут сейчас нам не карася, а… уху.

Меня передернуло от таких безрадостных мыслей.

Жуть какая.

Ивар Белобровый махнул рукой своим подчиненным, хлипкие створки гигантского деревянного ящика, возле которого толпились парсийцы разъехались в стороны, и из темной глубины донеслись переполненные негодованием истеричные вопли:

— Вы не знаете, с кем связались! Я не просто сижу тут! Привязанный к стулу! Я даю вам фору! Да вы хоть представляете, кто мой отец, а? Кто мой дядя? А я? Я еще хуже! Я хуже всех, кого вы встречали до сих пор!

Ага, особенно — по части актерской игры.

— А я-то надеялся, что они заклеили ему рот, — скорбно вздохнул Лукьян.

— Убедились? — бросил на нас сердитый взгляд из-под черных густых бровей, в которые можно было заманивать и бросать на верную смерть врагов, Ивар Белобровый.

— Мы просили показать.

Ивару Белобровому деваться было некуда.

Два закутанных в шубы по самые носы парсийца вытащили брыкающегося Гордея Змеева под лунный свет и выжидающе уставились на нас черными глазами, поблескивающими из-под железных рогатых шлемов.

— Ваш?

Гордей Змеев подавился возмущением прямо посреди речетатива, фиксирующего все достижения его многочисленной родни за последние несколько столетий.

Его подозрительно покрасневшие глаза уставились на нас с Лукьяном.

— А еще позже нельзя было прийти? — возмутился он, не тыкая в нас пальцем только потому, что руки у него были связаны.

— Лично я вообще не собирался приходить, — сказал Лукьян. — Как ты только умудрился стать жертвой похищения? Позорище, — за неимением на сцене Платона Лукьян решил взять функции по наполнению ментального пространства пассивной агрессией на себя.

— Как-то странно они себя ведут…

— А они точно станут его выкупать?

— Не знаю, как они, а я вот что-то совсем не выкупаю, что происходит.

— Так ваш? — теряя терпение повторил свой вопрос Ивар Белобровый.

Я оттянула уголок глаза.

— Как-то плохо видно. Можно поближе его подвести?

Ноздри Гордея Змеева раздулись.

Еще чуть-чуть и из них бы наверняка повалил пар.

За спинами парсийцев медленно поднималась волна.

— Пять миллионов империалов, и мы отдаем его вам, — торжественно пообещал Ивар Белобровый.

— Отдают они, — фыркнул Лукьян. — А зачем вы его вообще забирали? Он же постоянно орет. И он огневик. Положите его где-нибудь рядом с айсбергом, и Парсию через пару часов смоет с карты глобальным потеплением. Давайте так. Мы забираем его, и тем самым спасаем ваше королевство от климатической катастрофы, а вы тихо-мирно уплываете в ночь на целом корабле. Как вам предложение?

Волна становилась все выше и выше.

Из толщи воды высунулась бледная, синеватая рука и крепко ухватилась за доски пристани.

Затем еще несколько рук.

— Если вы не отдадите нам шесть миллионов империалов, он отправится кормить рыб!

— Да отдавайте уже, — буркнул Гордей.

— А ты высоко себя ценишь, как я посмотрю, — отметил Лукьян.

Гордей еще раз оглядел нас с головы до ног.

— Вы без денег, — заключил он.

Затем он повертел головой вправо и влево.

— И без поддержки, — добавил он.

Он бросил взгляд нам за спины, словно все же надеялся обнаружить там кого-то еще.

— А где Флорианский, Его Высочество, Рэйн и плаксивая Глинская? — немедленно сдал он всех. — Вы что, только вдвоем сюда притащились? Вы нормальные вообще?!

— Ну не могли же мы тебя бросить, — сказала я, пафосно приложив руку к груди, всеми силами отвлекая внимание парсийцев от набиравшего за их спинами силы хоррора. — Кто же тогда будет кричать на нашей свадьбе “Я против!”?

— Ты! — задохнулся Гордей.

— Точно не я. Моя же свадьба.

— Я все еще жду свои семь миллионов империалов, — напомнил о себе Ивар Белобровый.

Несколько бледных тел с острыми зубами и длинными спутанными волосами за спинами парсийцев почти полностью выбрались на берег, волна разделилась и меньшая ее часть, шипя, поползла по и без того сырым доскам.

А вот интересно, чисто гипотетически, кто будет платить за ремонт после того, как мы все тут порушим? Змеев же, да? Это же все из-за него?

— Открывайте чемодан! Мы хотим увидеть восемь миллионов империалов!

И Лукьян открыл.

На землю высыпалась лента колбасок, выкатились банки с соленьями, шмякнулась завернутая в хрустящую бумагу курица-гриль, зазвенели леденцы и кучкой спланировали шоколадные конфеты и печенье с сахарной обсыпкой.

Похоже, Гордей был очень недоволен едой в академической столовой.

— Вот такая вот у нас валюта, — развела я руками.

— Это что, мой чемодан?!

— Это два миллиона империалов, — уверенно заявил Лукьян. — Ну, если все это, конечно, продать каким-нибудь голодным богачам в пустыне. Определенно, именно столько и выйдет.

— Это не девять миллионов империалов, — не согласился Ивар Белобровый, вытаскивая широкий меч из ножен. — Вы обманщики.

— Это вы обманщики, — сказала я. — Вы просили два миллиона. Что за внезапная инфляция?

У меня даже было доказательство.

Я достала из кармана и развернула листок бумаги, на которой черным по белому было написано — два миллиона.

На пристани повисла тишина.

Ивар Белобровый замер.

Гордей Змеев закатил глаза.

Парсийцы принялись недоуменно переглядываться.

Даже бесшумно крадущиеся к парсийцам голодные морские духи, призванные Иларионом, казалось, остановились.

Лукьян скосил мрачный взгляд сначала на развернутый мной листок бумаги, а затем еще более мрачный — на меня.

— Да что случилось-то? — с огромным трудом сохраняя миролюбивое выражение лица прошипела я.

— Дафна, ты сейчас показываешь им храмовую грамоту о регистрации помолвки.