Мой бесполезный жених оказался притворщиком

Глава 24

Академия выглядела как обычно.

Как обычно выглядят все академии перед концом света, я хочу сказать. Повсюду что-то гремело, звенело, кто-то квакал или пищал, обезумевшие студенты носились туда-сюда, сшибая нечисть, но куда чаще друг друга.

Главный корпус превратился в руины далекой цивилизации, библиотечный флигель покрылся толстой коркой льда от чьего-то неудачного стихийного удара, и только медицинский корпус оставался нетронутым, тщательно укрытый защитными чарами в несколько слоев.

Я отбросила несущегося на меня скелета в фонтан прицельным ударом молнии и огляделась.

Фонари вдоль центральной аллеи были разбиты.

На памятнике императора кто-то, воспользовавшись случаем, написал нехорошие слова.

Полыхало пламя.

И в центре этого пламени на вершине единственной уцелевшей Часовой башни стоял человек, управлявший огненными чарами.

Я задержала дыхание.

Это же…

— Мвахаха! Получите! Так вам, а! Видали, как я могу?

Это же Демьян Орлов!

Эй, что ты забыл на месте главной героини?

Я ухватила за ворот пробегающего мимо Марка Кемского и указала на Демьяна.

— Что он делает?

Марк Кемский смерил меня оценивающим взглядом. Этот взгляд прошелся по моим встрепанным волосам, дымящейся рубашке, пятнам грязи на лице и наконец скользнул к моим рукам. Между моих пальцев трещали электрические искры, так что Марк Кемский решил, что сегодня не лучший день для того, чтобы нарываться на драку.

— Он пользуется случаем продемонстрировать свою силу. Он с самого начала церемонии бесконечно бухтел о том, как его достал Гордей и его подколы на тему подражательства. Так что, раз Гордея тут нет, и вообще никого больше с похожими способностями, Демьян решил проявить себя.

Демьян Орлов перепутал академию и шоу талантов, ничего нового, каждый развлекается по-своему.

— А где Надя?

— Какая Надя? — не понял Марк.

— Глинская. Она должна быть где-то здесь.

И это она должна демонстрировать свою силу, а не Демьян Орлов, ясно?

Марк Кемский ткнул пальцем куда-то себе за спину, и бросив взгляд в этом направлении я увидела Евжену.

Которая тащила бессознательную Надежду в сторону медицинского корпуса.

О, нет.

Как так вышло?

Надо сказать, что Евжена была человеком высоких моральных принципов. Несмотря на то, что она вся раскраснелась, тяжело пыхтела, а ее волосы взмокли от пота, она тащила Надю подхватив ее подмышки, вместо того, чтобы тащить за ноги.

Потеряв интерес к Марку Кемскому я отпихнула его в сторону и бросилась к Евжене.

Увидев меня она устало помахала мне рукой и остановилась, положив Надю на землю.

— Все, — запыхавшись сказала она, — я так больше не могу. Мне нужен перерыв.

Подойдя к ней я осознала, что меня охватывает ни с чем не сравнимое чувство тоски и апатии. Мне ничего не хотелось. Я не видела смысла в том, чтобы сдвинуться еще хоть на сантиметр. Зачем я вообще сюда пришла?

— Ближе подойди, — сказала Евжена заметив изменения в выражении моего лица. — Ты сейчас прямо на границе моего эмоционального щита. Одна, вон, не послушала, — она кивнула на бессознательную Надю, — и теперь тут валяется. Вас двоих я не дотащу до медицинского корпуса.

Я последовала совету Евжены, и, стоило только мне оказаться почти вплотную к ней, я ощутила, как мое настроение возвращается в норму.

Я посмотрела на Надю.

— Что именно у вас произошло?

— Я же говорю! — взмахнула руками Евжена. — Никто меня не слушает. А потом все жалуются, что я поджарила им мозги! Если бы у них были мозги, они бы соблюдали ту дистанцию, которую я им называю! А с этой, — она неопределенно махнула рукой в сторону нашей соседки, — вообще ничего непонятно. Я еще раньше хотела тебе сказать, у нее слишком чистые эмоции, я и подумать не могла, что ее зацепит, а я упущу этот момент.

— Как это?

Евжена задумалась.

— Как правило, у людей в любой момент времени намешано много всего. И радость, и ревность, и все — одновременно. А вот у Нади не так. Она всегда или строго счастлива или строго печальная. Никогда не замечала у нее чего-то нестабильного. Это очень странно. Видимо, она подошла слишком близко к моему щиту, не знаю. С ней все было в полном порядке, а потом она просто рухнула на месте!

Слова Евжены заставили меня насторожиться. По правде говоря, это всегда удивляло меня еще в те времена, когда я читала роман. Люди не могут быть такими однозначными, но Надежда была. Она была совершенной положительной героиней, и, если при прочтении я всегда могла списать это на условности жанра, то в реальной жизни это выглядело немного жутко. К тому же — все остальные так себя не вели.

Ладно, об этом можно было поразмышлять и позднее. Сейчас это в любом случае была не главная проблема. Конечно, то, что Надя упустила свой шанс заявить о себе как о княжне Змеевой, наверное был не лучшим развитием событий. Но, раз уж толку от нее сейчас никакого не было и быть не могло, потому что приходить в себя она, похоже, не спешила, смысла торчать возле нее тоже не было.

Мне-то и вовсе стоило держаться от нее подальше.

— Помоги мне отнести ее в медицинский корпус, — сказала Евжена. — А то я так надорвусь скоро.

Моим первым порывом было — помочь.

Но потом я вспомнила, что вообще-то спешила в академию не для того, чтобы поглядеть на горящие руины.

— Извини, не могу, у меня срочное дело, — сказала я. — Знаешь, где можно найти ректора?

Выражение лица Евжены стало очень недовольным, но она только вздохнула.

— На заднем дворе. Увидишь толпу охотников жандармерии, так вот он где-то в центре. Получает люлей от императора.

— Император здесь? — ахнула я.

— Конечно, — кисло покивала Евжена. — Как ректор не пытался спастись от головомойки, а ему все же пришлось попросить Его Величество о помощи. Ведь только император обладает способностью к укрощению демонических зверей. Вот только дела у него что-то в этот раз идут не оче- Эй, куда ты побежала? Я не договорила вообще-то!

Но у меня не было времени слушать дальше.

Ведь я знала, с какими именно демоническими зверями сейчас сражался император.

Могла ли ситуация стать еще хуже?

Как оказалось — могла.

Демьян Орлов должен был устыдиться, скромно потупить глазки и уйти в монастырь подальше от позора, потому что по сравнению с пекельным пламенем Гордея Змеева, его жалкие потуги в пиротехнику не тянули даже на три звезды.

О силе призыва мертвецов Илариона не стоило и говорить. Я отлично помнила, что в романе его способности развивались очень постепенно, а на момент церемонии распределения были такими чахлыми, что это было просто смешно. Ему едва-едва хватало сил на то, чтобы поболтать с каким-нибудь призраком в туалете, да и то секунд пять, не больше.

И, даже если госпожа Ехидина контролировала его, выше головы он прыгнуть бы не смог.

Так откуда такая сила?

Это уже было куда ближе к высшей форме призыва, которую Иларион освоил только в самом конце романа.

Неудивительно, что императору и в голову не могло прийти, что демонический медведь-призыватель, которого он пытается достать ветряным клинком — его сын. Эта магия, наверняка, была ему еще не знакома.

— Господин ректор! — крикнула я, пытаясь обратить на себя внимание.

Но мой голос потонул в царящем вокруг шуме.

— Ваше Величество! — снова крикнула я. — Не нападайте! Прекратите атаку! Это огромная ошибка!

Но и он меня не слышал.

Два демонических зверя находились в самом центре кольца из охотников жандармерии, которые осыпали их непрекращающимися магическими ударами.

— Рааааа!

— Бееее!

Император и ректор Змеев выступали основной ударной силой.

Они выкрикивали приказы об атаке.

Один за другим.

Смогу ли я подобраться к кому-то из них для того, чтобы остановить?

Я двинулась вперед, но кто-то ухватил меня за руку.

— Барышня, здесь очень опасно. Вам лучше уйти. Никому здесь не нужны лишние жертвы.

Я обернулась.

Говорившим был мужчина в сером кителе жандармерии. На его груди красовались знаки отличия высших офицерских чинов, так что по-видимому это был кто-то из высшего руководства. Он был примерно того же возраста, что и император, у него были светлые волосы и темные глаза, в глубине зрачка которых горел едва заметный огонек. Мне были хорошо знакомы эти глаза. Я частенько натыкалась на них в коридорах или во время уроков. Они всегда были насмешливы. Такой взгляд обжигал и вовсе не в поэтическом или романтическом смысле. Это был болезненный и неприятный ожог, который все время хотелось расчесать до крови.

Разница была лишь в том, что горящее в этих глазах пламя было ужасно холодным. Даже для членов его семьи эти глаза были пугающими и чужими. Он был жестким, строгим и весьма самоуверенным человеком. Неласковым отцом. Вечно отсутствующим мужем. Неблагодарным высокомерным братом, заботящимся о влиянии рода куда сильнее, чем о живых, истекающих кровью сердцах, близких людей.

Чеслав Змеев.

Отец Гордея и Надежды.

Старший брат ректора.

Верховный судья жандармерии.

И лидер фракции старого боярства.

Я хорошо понимала, кого он видит глядя на меня. Жалкую дуру, возомнившую о себе невесть что и полезшую геройствовать в самое пекло.

Он не станет меня слушать. У меня в лучшем случае всего-ничего времени, прежде, чем он позовет кого-то из своих людей и меня уволокут прочь вне зависимости от того, что я буду пытаться сказать.

Как я могу удержать его внимание?

Как я могу убедить его в том, что на демонических зверей нельзя нападать?

Чего доброго, он решит, что я сообщница того кто натравил их на академию.

Он должен увидеть все своими глазами. Если бы он мог увидеть…

Ослепительная догадка пронзила мое сердце.

А ведь он может!

Одной из родовых способностей Змеевых была способность под названием “самоцветный взгляд”. Способность видеть сквозь любые чары при должной концентрации. Ее активация требовала сосредоточенности и внимания. К тому же она проявлялась далеко не у всех представителей рода. По легенде для того, чтобы получить самоцветный взгляд нужно было оказаться на волосок от гибели и лишь чудом выжить. Только тогда глаза, однажды заглянувшие в лицо смерти, становились особенными. Они защищали своего владельца от обмана. Но и слишком часто использовать из было нельзя. Истинный вид некоторых вещей был способен свести пользователя способности с ума. К тому же частое использование самоцветного взгляда провоцировало головные боли, помутнение сознания, галлюцинации и — кошмары. Это был огромный риск, и я понимала, почему Чеслав Змеев не использовал его направо и налево, но в текущей ситуации это была самая настоящая безалаберность.

И к тому же единственный способ спасти Илариона и Гордея.

Я заметила, что их атаки словно сошли на нет. Теперь они выглядели не яростными, а скорее напуганными и только бесцельно метались в кольце жандармов, охваченные паникой. У меня появилась тревожная догадка. Что, если все это время они находятся в полном сознании?

— Используйте самоцветный взгляд, — сказала я.

Это было достаточно наглое заявление, чтобы Чеслав Змеев растерялся. Но это продлилось недолго. Он пришел в себя куда быстрее, чем я ожидала, нахмурился и крепче сжал мою руку.

От приложенной силы у меня заныли кости. Еще немного, и он бы ее сломал. Стоило выпустить разряд и отбросить его в сторону.

Но я только стиснула зубы.

— О чем вы, барышня?

Я указала свободной рукой в сторону демонических зверей. Я так разволновалась, что не могла толком сформулировать то, что именно хотела сказать. Мысли скакали как ненормальные, а я лишь пыталась ухватить каждую из них и не дать им совсем разбежаться.

— Посмотрите на них, используя самоцветный взгляд. И вы поймете, почему эту битву необходимо немедленно прекратить. Потому что это не звери! Это-

— Довольно! — прервал он меня.

Затем он жестом подозвал своих подчиненных и грубо толкнул меня в их сторону.

— Уведите барышню, — с отвращением приказал он. — Она бредит.

— Ваш сын — козел! — рявкнула я.

Схватившие меня жандармы замерли.

Чеслав Змеев замер.

Я замерла не в силах поверить в то, что из всего, что крутилось у меня на языке, я ляпнула именно это. Хуже и не придумаешь. Просто блеск. Мне можно выдавать медаль за победу в номинации “Самые неуместные фразы года”.

— Это уже совсем никуда не годится, — зло процедил Чеслав Змеев. — Меня не волнуют детские дрязги, но я не намерен слушать всякую чушь о своем сыне от непойми кого. Барышня желает представиться или она слишком труслива, чтобы отвечать за свои слова?

— Он буквально козел, — не обращая внимания на то, что трава под моими ногами начала обугливаться продолжила я. — Тот самый. Горящий. Которого император сейчас пытается зарубить ветряным клинком. Вы, конечно, можете мне не верить и продолжать задирать нос, но хоронить-то Гордея потом не мне.

Лицо Чеслава Змеева потемнело.

Может, мне только показалось, но я уловила промелькнувшее на нем выражение ужаса.

Что, если это правда?

Что, если я не вру?

Сколько времени в таком случае он уже потерял?

Его глаза вспыхнули красным, когда он бросил взгляд в сторону демонических зверей.

На это ушло всего три секунды — на то, чтобы вся кровь отхлынула от его лица.

— Остановить атаку! — закричал он, и его голос, усиленный магией, накрыл весь двор, гулко отдаваясь в ушах эхом, словно все мы находились под сводами колокольни. — Немедленно! Всем прекратить атаковать! Ставьте ограничительный барьер! Но не атакуйте! Не трогать зверей!

Жандармы ловко перестраивались, меняя тактику.

Беда была лишь в том, что атака императора уже была запущена. И, даже если он обернулся на голос Чеслава Змеева, даже если он заметил его горящий самоцветный взгляд и понял, что что-то не так, даже если бы он хотел — он бы не смог остановить ее.

Высшая форма магии укрощения демонических зверей терновые путы, заклинание, которое убивало демонических тварей за секунды. У Илариона и Гордея просто напросто не было и шанса.

Когда сеть заклинания настигнет их, они будут мертвы.

Находившиеся возле меня жандармы бросились вперед.

Путы были способны задушить и разорвать тварей на части в мгновение ока.

Император просто не успевал отменить свое заклинание.

Жандармы не успевали перестроиться так, чтобы выставить на пути заклинания императора щиты.

Если бы только было еще хоть немного времени!

Я призвала молнию с неба, но даже ей нужно было время для того, чтобы сформироваться и ударить столкнувшись с терновыми путами. К тому же это ничего не гарантировало. При столкновении заклинаний главным параметром выступал общий магический потенциал хозяина заклинания. У кого он был выше, тот и выигрывал противостояние, сводя атаку противника на нет. Был ли мой магический потенциал выше, чем у императора? Вряд ли. Скорее всего моя попытка ничего не даст.

Чеслав Змеев призвал огненные доспехи, но и они формировались слишком медленно.

Никто и ничего не успевал сделать.

А потом…

Время замедлилось.

— Попробуй ударить молнией еще раз.

Дернувшись от неожиданности я машинально отступила назад и поскользнувшись на мокрой траве стала падать.

Но тонкие холодные руки подхватили меня, не давая моему затылку проверить на прочность валявшиеся под ногами камни.

Я обернулась, чтобы увидеть желтые сверкающие глаза Лукьяна Хилкова.

Затем я посмотрела на медленно ползущее заклинание императора, на жандармов, застывших, словно кто-то их заморозил, на Чеслава Змеева, открывшего рот в бессильном крике, на Илариона и Гордея, теперь больше смахивающих на экспонаты в зоологическом музее.

И на Платона, который выбравшись из подгоревших кустов шиповника уставился на царящий вокруг бардак крайне недовольным взглядом. Он постучал плоской стороной лезвия ржавого меча по ладони, словно прикидывая, что тут можно сделать, но, судя по всему, так и не пришел ни к чему конкретному.

— Дафна, призови молнию еще раз, — повторил Лукьян. — Даже если одна твоя атака проигрывает терновым путам императора, — продолжил он, словно прочитав мои мысли на этот счет, а, может, все просто было слишком явно написано на моем лице, — несколько однотипных заклинаний позволят сформировать суммарный магический потенциал. И уж он-то явно будет выше.