Мой бесполезный жених оказался притворщиком

Глава 16

Когда вам пять, вы не выбираете друзей. Вы не особо инициативны, так что в итоге вы зависаете в компании тех, кто живет в том же доме, ходит в тот же детский сад и копается в той же песочнице. Очень простая схема. И она же годы спустя порождает столько печальных истории о разорванных дружеских узах, рухнувших отношениях и связях, которые уже не восстановить.

Я не знала Платона, когда ему было пять, но мне очень хотелось верить, что тогда, за неимением иных вариантов, он по крайней мере дружил со своей головой. Сейчас-то они по всем признакам были в ссоре.

И, честно говоря, чувствовалось, что Платон тут такой не один.

— Когда вы оказались здесь так рано, я сразу же понял, что что-то не так! — разъяренно тыкал в нас пальцем старшекурсник. Он стянул обуглившиеся перчатки за ненадобностью и со злостью отшвырнул их в ближайшие кусты. — Что, прослушали все правила, да? Как будто не для вас писали! Признавайтесь!

Я могла его понять.

Я даже могла оценить то, насколько познавательными были его вопли.

Для проведения испытаний лес огородили, поделили на сектора (насколько такое вообще возможно провернуть в бесконечном лесу, конечно) и проложили сквозь него тропы, защищенные щитовыми чарами, чтобы никакая мерзость из местных обитателей не сократила численность обучающихся раза так в два. Тропы пролегали вдоль отмеченных на карте станций, на каждой из которых дежурил наблюдатель, в задачи которого входило выдать команде задание, понаблюдать за кривыми и косыми попытками его выполнить и проставить соответствующие баллы в ведомости.

Правил было не так уж и много.

Нельзя было сходить с тропы.

Нельзя было пропускать станции.

И уж точно нельзя было нападать на наблюдателя.

Обо всем этом ректор наверняка говорил.

К несчастью, уже после того, как мы сбежали от неминуемого нагоняя.

Так что мы просто не могли знать, что выплывшая из леса, зловеще завывающая фигура обмотанная черными тряпками и тянущая к нам когтистые лапы — старшекурсник-наблюдатель первой станции.

И, пока Надежда от страха закрывала глаза, Евжена пыталась вычислить, от кого она опять нахваталась бабочек в животе, Иларион по-видимому пытался выудить из памяти что-нибудь, что поможет хоть немного сжульничать на испытании и получить больше баллов, а Лукьян Хилков старательно делал вид, что он вообще не с нами, мы с Платоном среагировали молниеносно и — почти одновременно.

Старшекурснику стоило бы радоваться хотя бы этому.

Способности столкнулись и задели больше друг друга, чем его.

Тем не менее, теперь с него капало, костюм превратился в лохмотья, волосы стояли дыбом и искрили. В чем бы не заключалось первое испытание — это было явно не оно. Оставалось только надеяться, что с остальными пятью? Шестью? Не важно. Что с остальными мы так не лоханемся.

— Я не буду это чинить, — категорически отказался Лукьян, поймав от меня, Евжены и Надежды перекрестные взгляды разной степени обнадеженности.

— Это просто возмутительно! — продолжал надрываться старшекурсник. — Этот костюм сшила мне моя мамуля!

— Мамуля — это святое, надо починить, — с намеком сказала я Лукьяну, стараясь игнорировать то, что он снова стоял подозрительно близко ко мне.

— У кого как, — сказал он.

И отвернулся.

Было в этом жесте что-то невероятно знакомое и — горькое, так что я предпочла отступить. Ну, провалили и провалили, в самом-то деле. Отвратительное начало не всегда означает полный провал, а с первой попытки и вовсе редко у кого-то что-то получается.

Где-то сейчас наверняка хохотал один Гордей Змеев. Хохотал и благодарил небеса за то, что они избавили его от нашей компании. Ну или будет хохотать, когда узнает.

Подумаешь.

Одна Надежда из всех нас была приличным человеком.

Она несколько раз низко поклонилась, сложила руки в молитвенном жесте и сбивчиво забормотала:

— Господин старшекурсник, простите нас, пожалуйста! Мы не поняли, что это вы! Мы так спешили пройти испытания, что совсем растерялись! Пожалуйста, простите!

Она подняла голову, являя лицо с блестящими от непролитых слез глазами. Я перевела взгляд на Евжену, ожидая увидеть аналогичные эмоции и на ее лице, однако Евжена не собиралась плакать. Она не отрывая взгляда смотрела на Надежду и хмурилась.

— Эй, — шепотом позвала я. — В чем дело?

Евжена вздрогнула, помотала головой и перевела взгляд на меня.

— Я потом тебе расскажу, — пообещала она.

Старшекурсник неловко кашлянул.

— Ладно, я, эээ, могу поставить вам балл за командную работу. Синхронность там какую-нибудь. И еще балл за боевые навыки.

— Пф, — усмехнулся Иларион.

— И то верно, боевые навыки только на полбалла, — покивал старшекурсник, чиркая что-то в ведомости.

— Ты вообще на чьей стороне? — взвился Платон.

— Я даже не сказал ничего, причем тут я!

Я посмотрела в ясное ночное небо.

Это… будет трудно.

— Я не понимаю, почему испытания обязательно должны проходить ночью, — негодовала Евжена, в который раз в полутьме зацепившаяся за очередную корягу и не навернувшаяся только благодаря помощи Платона, который шагал ровно между нами и следил за тем, чтобы ничего не произошло. — Чтобы мы переломали себе ноги? Чтобы нас точно кто-нибудь сожрал? Чтобы жути нагнать?

— Чтобы подготовить нас к тому, что обстановка не всегда будет на нашей стороне, — патетично сказал идущий впереди всех Иларион.

Ему всевозможные камни и коренья под ногами, казалось, не доставляли таких видимых неудобств как всем остальным. Возможно потому, что будучи пользователем дара, связанного с общением с потусторонними сущностями, он имел некоторые преимущества в такой непроглядной тьме.

— Или чтобы поставить всех обладателей дара в равные условия, — в некотором смысле подтвердила мою мысль Надежда. — Ведь есть же те, чьи способности годятся только для темного времени суток. Например, — она отвлеклась, глядя куда-то в сторону, и явно задумалась, — кукольный взгляд.

— Есть такая способность? — удивилась я.

Никогда прежде не видела упоминания о ней в контексте романа. Хотя всевозможных взглядов от потерянных до влюбленных там было навалом.

— А? — растерялась Надежда.

Она так дернулась, словно все это время разговаривала сама с собой и только сейчас поняла, что у ее реплик были и другие слушатели.

— Кукольный взгляд, — повторила я.

— Ой, я просто предположила, — замахала руками Надежда.

Надежда передвигалась на удивление ловко, ни разу нигде не упала и даже не споткнулась. Учитывая то, что она постоянно вертелась, пытаясь удержать в поле зрения абсолютно всех, это было так и вовсе что-то близкое к чуду.

Может, ее фамильный дар уже начал проявляться?

Но тогда мы бы все неплохо видели в темноте. Ведь перед нами бы летело крошечное пекельное пламя.

Лично я ползла как улитка, несмотря на то, как сильно мне хотелось рвануть куда подальше от дышащего мне в затылок Лукьяна. Не то чтобы он так сильно раздражал меня, но отчего-то я постоянно чувствовала неловкость.

— Такая способность есть. Только не у людей, — сказал он.

— Что значит «не у людей»? — я остановилась и резко развернулась, мысленно готовясь к тому, что Лукьян сейчас на меня налетит.

Однако он остановился почти одновременно со мной. Стоял очень близко, это да, но несмотря на сохраняющуюся неловкость я подрастеряла половину дискомфорта от подобной дистанции.

Люди привыкают ко всему.

— Вы, ребята, вообще не открываете учебники? — удивился он.

— Лично я открываю регулярно, — возмутился Платон. — И выбираю тот, что потолще и пошире, чтобы он мне на вас всех обзор загораживал.

— Ну ты-то да, ты-то конечно.

— Мы можем вернуться к теме разговора? — не особо надеясь на успех поинтересовалась я.

И предчувствие не подвело меня.

— Наконец-то мы пришли! — оглушительно завопила Надежда и ломанулась к наблюдателю станции вперед Илариона.

Ну и правильно.

По опыту-то — Илариону в этом вопросе доверять нельзя.

Лукьян Хилков только вздохнул, проводив ее взглядом.

Должно быть, обрадовался столь неожиданной помощи в смене затронутой темы.

Как оказалось — учебники по большей части открывала Надежда.

Причем открывала сознательно, читала внимательно и запоминала больше чем на пять секунд.

Все остальные могли похвастаться разве что избирательной студенческой памятью, при которой все выученное вылетало из головы сразу же после оглашения оценок за экзамен. Не будь с нами Надежды, мы бы скорее всего позорно завалили командную викторину по элементарным заклинаниям и основам магической этики, потому что всего несколько минут назад похвалявшийся своими обширными познаниями Лукьян только и горазд был тонко улыбаться, наблюдая за попытками Платона и Илариона перекричать друг друга и в особенности потому, что ответы они выкрикивали — неправильные.

— Итак, какая из стихий считается главной в большинстве магических учений? — спросил наблюдатель.

— Вода! — выкрикнул Платон.

— Эфир! — не согласился Иларион.

— Кхм, вообще-то все они находятся в равновесии, так что выделить одну главную невозможно, поэ-

— Вы не предупреждали, что вопрос с подвохом!

Нам невероятно повезло, что в половине случаев у Илариона и Платона просто не было вариантов. Они подвисали на достаточное время, чтобы Надежда успевала продемонстрировать всем, как бы они могли выглядеть, если бы интеллектуальная деятельность была их коньком.

То есть дрожали, запинались и старательно не замечали, что они в окружении болванов.

Мы благополучно завалили испытание доверия.

Испытание заключалось в том, что наблюдатель произвольно делил команду на пары, в которых один человек должен был забраться на небольшой валун и упасть с него спиной вперед. Второй должен был поймать его. Для этого разрешалось использовать как магию, так и банально подставить руки, если хватало сил.

— А можно меня будет ловить не Платон? — несмотря на всю свою наивность, памятью Надежда обладала отличной, и знакомство с Платоном определенно нанесло ей неизлечимую психологическую травму.

— Чего это не я? — нахмурился Платон. — Что я тебе-то сделал?

— Подозреваю, что все это потому, что ты не поймал ее при первой встрече, — любезно подсказала я.

— Да это было всего один раз!

— Ты выглядишь довольно тяжелой, — обратился Иларион к Евжене. — Уверена, что Дафна сможет тебя поймать? По-моему это вообще не дело. Давайте-ка поменяемся, и я буду ловить Дафну, а Евжену тогда поймает-

— По-настоящему тяжелыми выглядят твои попытки схитрить, — перебила его Евжена. — Еще жизнь у тебя, чувствуется, была тяжелая, инстинкт самосохранения отдавило напрочь. Намекаешь на то, что я толстая?!

— Я не против поменяться, — предложил обладатель по-настоящему тяжелой жизни Лукьян Хилков. — Могу ловить Дафну.

— Если делать, как Иларион предлагает, то ты ловишь Евжену, — напомнил Платон. — И вообще, вас что, теперь двое? Отстаньте от Дафнюшки! Дуэль!

— Только этого не хватало, — пробормотала я, на всякий случай отодвигаясь подальше от эпицентра ссоры.

— Нет-нет, я считаю, ловить Евжену должен Иларион, — покачал головой Лукьян, полностью проигнорировав плохо завуалированную угрозу Платона. — Рейн, будь другом, отдави ему что-нибудь. Хочешь, накину на тебя заклинание повышения гравитации? Чтобы наверняка?

— Это не так работает! — вмешался наблюдатель. — Вы не можете договариваться между собой, кто кого ловит! Это не доверие!

Мне в целом казалось странным то, что станция предполагала деление на пары, ведь изначально в команде должно было быть нечетное количество человек, и когда мы только высыпали перед наблюдателем, он визуально пересчитал нас и, получив не больше не меньше, а шесть, ненадолго подвис.

Потом отпихнул стопку из плотных писем ногой в сторону и озвучил нам условия испытания.

Его трясущийся взгляд при этом ни на секунду не отрывался от Илариона, и в целом он выглядел таким бледным, что вот-вот должен был рухнуть в обморок.

Судя по всему испытание он нам придумал сам, да еще и дурацкое, решив, что где-то по пути мы уже убили и закопали одного своего сокомандника. Или съели. Но что уж теперь? Ничего же не скажешь, все-таки — команда цесаревича.

— Позвольте, — возразил Платон, выставляя вперед ладонь. — Разве это не демонстрирует то, насколько хорошо мы знакомы с сильными и слабыми сторонами друг друга? Что еще, кроме доверия, помогло бы нам достичь такого уровня понимания?

— Хороший аргумент, молодой человек. Полагаю, можно поставить вашей команде все пять баллов! Великолепно! Скорее — проследуйте к следующей станции!

На следующей станции нам предстояло вывести на листе бумаги слово «истина», управляя кистью с помощью левитации. Я подозревала, что весь смысл был в том, чтобы команда договорилась и уступила управление кистью кому-то одному, но, разумеется, это был не наш случай.

Кисть мотало из стороны в сторону.

Несколько раз наблюдателю приходилось присаживаться на корточки, уклоняясь.

Еще один — кисть прицельно ударила Илариона в лоб, и тут не нужно было быть особым гением, чтобы догадаться, кто вложил в заклинание чуть больше силы, чем было необходимо.

— Хе-хе, — Платон был собой невероятно доволен.

По итогу слово получилось кривое, косое и — непечатное.

На испытании с лабиринтом из нитей мы не облажались только благодаря Евжене и ее способности считывать эмоции. На ее месте я с закрытыми глазами вмазалась бы в первое же плетение под наш нестройный визгливый шквал воплей «Левее, нет, правее, то есть назад, да куда ты, это вообще не там!». А вот Евжена неплохо ориентировалась по то нарастающей, то спадающей истерике Илариона.

Следующее испытание заключалось в том, чтобы сбить подвешенный на высоте щит, прикрепленный к деревьям веревками. Веревок было семь, и каждому участнику команды нужно было один раз метнуть нож, чтобы разрезать одну из них.

Надежда бросила его куда-то за спину.

Евжена сильно забрала влево.

У Платона и Илариона броски вышли чистыми и точными.

А Лукьян на моей памяти вообще за нож не брался.

Я могла поклясться, что мой нож должен был угодить в замершего от весьма запоздавшего осознания своего положения под щитом наблюдателя.

Однако по итогу — все ножи каким-то образом попали в цель.

Более того — в цель попал даже тот нож, который предназначался для старательно забытого нами во дворе академии Гордея Змеева.

Лукьян только развел руками в ответ на неодобрительный взгляд наблюдателя.

— Вы не говорили, что использовать магию запрещено.

Платон определенно плохо влиял на него.

— Это подразумевалось.

— Кто-то использовал магию? — нахмурился Иларион.

— Ваш сокомандник несколько раз останавливал время, чтобы подкорректировать траектории ваших бросков. И это полностью противоречит правилам испытания, гласящим, что каждый должен выполнять свой бросок самостоятельно.

— Ты умеешь останавливать время? — вытаращилась на Лукьяна Надежда.

Остальные тоже очень сильно хотели вытаращиться, но предпочли промолчать и сохранить умное лицо.

Действительно, вот уж новости, Хилков и магия времени, вот так неожиданность, вот так сюрприз, просто умереть не встать, можно сказать — сенсация.

Никто не мог догадаться, ага.

Хотя — ведь правда же не мог.

На тестах Лукьян едва-едва преодолел порог, а на практических занятиях так и вовсе весь год плевал в потолок, заработав целую тонну презрительных насмешек.

Ну и зачем ты все это время скрывал такие выдающиеся способности? Чтобы мы тут все теперь попадали от шока?

Я начинала подозревать, что нашей команде стоило участвовать не в церемонии распределения, а в конкурсе юмористов. Таких клоунов надо было еще поискать. Буквально у каждого за пазухой был припрятан голубь.

И, поскольку мы говорили о Лукьяне Хилкове, о человеке, унаследовавшем способность уничтоженной семьи, некогда невероятно могущественной именно благодаря своей магии, о человеке, который пока что предпочитал отмалчиваться, но которому хватало одних только взглядов для того, чтобы некоторым особенно нервным господам захотелось потянуться к оружию — оставалось только надеяться, что все его фокусы и ограничивались одной лишь непродолжительной заморозкой времени.

— Все и выполняли самостоятельно, — принялся спорить с наблюдателем Платон. — Вы же сказали, что бросить каждый должен сам, а уж что там потом произошло, про это речи не было.

— Это не базар, чтобы вы торговались!

— Это испытания магических способностей. Какой вообще в них тогда смысл, если магией пользоваться нельзя?

— Если бы каждый из вас пользовался собственной при своем броске, тогда ладно, но-

— Да вы просто придираетесь!

— Погодите, — перебил их Иларион. Я подумала, что сейчас он приведет какой-нибудь аргумент в нашу пользу, но его волновали вовсе не баллы. — То есть за все это время, за весь этот год, — потрясенно пробормотал он, оборачиваясь к Лукьяну, — Змеев ни разу не попал по тебе, потому что ты у нас мастер время останавливать?! А ты хорош!

— Великолепно, — сказал Платон. — Я хочу увидеть его лицо, когда он узнает об этом.

— Нет, — моргнул Лукьян. — Он ни разу не попал, потому что он мазила.

Последним в списке испытаний значился боевой полигон, на котором каждому из нас предстояло поучаствовать в дуэльном турнире.

Вот только попасть на него нам так и не удалось.

Так уж вышло.