Молот Пограничья. Книга II

Глава 9

Я так и не сумел увидеть торчавшее из его тела оперение болта, но и так знал — Жихарь не промазал. Длинный и тощий силуэт в шляпе неуклюже завалился на бок и выпустил из рук свою самодельную «зажигалку». Горючая смесь тут же хлынула на траву и на берегу будто вспыхнул костер. Пламя быстро охватила круг диаметром примерно в метр и светило так ярко, что я при желании даже смог бы разглядеть изумленные и перепуганные лица вольников вокруг. Кто-то выругался, несколько человек вскочили на ноги, а один даже успел дернуться в сторону леса на той стороне просеки.

И свалился, не сделав и пары шагов — Иван тоже не дал промаха. Не успело пробитое болтом тело коснуться земли, как тетива щелкнула прямо у меня над ухом, и еще одна тень на берегу упала, взмахнув руками. И сразу за ней еще две — горчаковские дружинники вступили в бой сразу за своей госпожой. Правда, работали все же помедленнее: они еще не схватили запасные арбалеты, а Елена уже снова скрипела луком — и очередной вольник зашатался, держась за торчащее из груди древко стрелы.

— Засада! — наконец, догадался кто-то на берегу. — Братцы, засада!

И просека тут же взорвалась воплями, лязгом затворов и пальбой. Вольники бросались в траву в надежде укрыться от бесшумно летящей по воздуху смерти и беспорядочно стреляли во все стороны. Кто-то, кажется, даже зацепил своих — одна из теней у леса вдалеке с криком схватилась за ногу и покатилась по земле.

Арбалеты и луки сделали свое дело — теперь пришло время пустить в ход магию.

Я не стал тратить ману на мощный и затратный Факел или Огненный Шар, который тут же выдал бы наше укрытие. Вместо этого сработал чистым аспектом, выливая почти половину скромного пока еще резерва вниз — туда, где уже и без всяких заклинаний горело пламя. Магия отыскала родную стихию, и сияющий круг рывком расширился чуть ли не вдвое. Раскаленные добела языки с воем устремилось к небу, разом освещая весь берег и даже стену лесопилки на той стороне реки.

А потом вспыхнули и «зажигалки» — и те, что остались без хозяев и просто валялись в траве, и те, которые вольники еще держали в руках. Стекло с хлопками и звоном лопалось, не сумев сдержать рвущуюся наружу мощь, и осколки летели во стороны. Несколько человеческих фигур превратились в факела и с воплями рванули к реке, превращая своих товарищей в подсвеченные мишени.

Огня было столько, что на берегу Славянки ночь сменилась жарким полднем, и скрытым в темноте стрелкам больше не приходилось стараться, выцеливая залегшие в траве среди полыхающих пятен фигуры. Четыре штуцера рявкнули почти одновременно, и еще несколько вольников замерли, уткнувшись лицами в землю.

Могучий «холланд» заговорил последним — видимо, Седой нарочно не спешил, разглядывая в оптику берег. И не прогадал: свалил сразу двоих, которые имели несчастье оказаться на одной линии. Замерший у деревьев силуэт крутанулся вокруг своей оси, роняя оружие вместе с оторванной конечностью, а его товарища тяжелая пуля и вовсе отшвырнула на несколько шагов.

Основа уже накачала меня энергией под завязку, и время растягивалось, превращаясь в бесконечность. Но на деле с первого щелчка арбалета вряд ли прошло больше половины минуты, за которые зубовская шушера потеряла едва ли не половину бойцов — и это еще до того, как к схватке присоединился Горчаков.

На этот раз старик, видимо, решил показать класс, а не работать стандартными штуками. По кончикам его пальцев пробежали голубые искры, и вода в реке пришла в движение. Волны забурлили, устремляясь вверх, а потом поток вдруг свернул и хлынул на берег. Раздались вопли, и около полудюжины фигур рванули прямо сквозь пламя, но ушли недалеко — могучие струи настигли их, прямо в полете застывая полупрозрачными острыми фигурами. Ледяные копья без труда пронзали и резали хрупкую плоть, и тех, кто успел успел ускользнуть от одной стихии, тут же настигала вторая.

Умения обращаться с аспектом мне пока еще не хватало, но его недостаток я с лихвой компенсировал мощью и упрямством. Повинуясь моей воле, пламя с ревом металось по просеке, догоняя тех, кто еще не поймал арбалетный болт или пулю из штуцера.

— Отступаем! — громыхнул из темноты чей-то голос. — Уходим обратно в ле…

Договорить вольник не успел: с крыши лесопилки снова громыхнул «холланд», и крик тут же оборвался, и больше желающих командовать не нашлось. На просеке все еще щелкали затворы и плевались огнем стволы штуцеров, но схватка с каждым мгновением все больше напоминала избиение. От стволов деревьев вокруг просеки летели щепки и ошметки коры, сверху на мох то и дело падали срезанные пулями ветки, однако вряд ли хоть один выстрел приходился в цель. Вольники явно били наугад — просто на бегу палили во все стороны.

Кто-то лежа, а кто-то уже на ходу — и даже самый осторожный тактик вряд ли назвал бы это бегство отступлением. Будь хоть у кого-то на просеке броня, они, возможно, сумели бы продержаться чуть дольше, но вольники отправлялись сражаться со старой лесопилкой и шли налегке, чтобы без надобности не греметь тяжелым железом.

И теперь расплачивались за это. Когда еще один силуэт свалился в траву со стрелой в спине, сразу несколько человек развернулись и со всех ног помчались к лесу, на бегу бросая опустевшие штуцера и ружья.

— Наступаем! — рявкнул я, поднимаясь с земли с мечом в руке. — Не дайте им уйти!

В ответ на мой крик раздался лишь один выстрел — и тот скорее наугад. Я мчался вниз по холму, и за спиной громыхали тяжелые шаги. Горчаков не стал возиться с ледяной броней, но все равно заметно уступал мне в скорости. Зато Жихарь даже чуть обогнал — видимо, уже успел опустошить весь магазин штуцера и теперь спешил закончить начатое врукопашную. Его невысокая фигура мелькнула в отблесках пламени чуть слева, а через мгновение к ней присоединились еще две — угловатые и могучие, лязгающие кресбулатом и железом на каждом шагу.

Даже в броне мои бойцы перемещались на удивление проворно и успели отрезать от леса сразу четверых вольников. Одного Рамиль уложил из револьвера почти в упор, а второго догнал Василий. Парень не стал выписывать финтов с секирой — просто снег противника плечом, роняя в траву. Секира с гулом опустилось, и лезвие ушло в плоть так глубоко, что застряло между треснувших ребер.

Третий вольник бросился на помощь товарищу, держа штуцер за ствол, как дубину, но я оказался быстрее. Полоснул мечом по бедру, опрокинул и только в самый последний момент вспомнил о собственном приказе и добивал уже плашмя, чтобы ненароком не разрубить голову на две части.

Четвертого догнал Жихарь, с разбегу воткнув свой клинок между лопаток чуть ли не по самую рукоять.

— Осторожнее! — прорычал я, пинком отправляя обратно в мох потянувшегося за револьвером вольника. — Старших брать живыми!

Бегущие силуэты еще мелькали среди деревьев, и с кем-то из них я бы с радостью побеседовал с глазу на глаз. Даже с Горчаковым нас было всего пятеро — куда меньше, чем уцелевших уцелевших врагов, но те уже не пытались сопротивляться и просто неслись через лес, не разбирая дороги. Снова рявкнул револьвер Рамиля, и одна из теней, споткнувшись, полетела в мох.

И на нее тут же обрушился еще один боец моего немногочисленного воинства. Может, пока и уступавший бронированным здоровякам силой, но уж точно самый быстрый и беспощадный. Огненный силуэт полыхнул, с ревом вгрызаясь в распростертое на земле тело, и до моих ушей донесся протяжный вопль. Который, впрочем, тут же стих, сменившившись влажным хрустом. Вулкана, разумеется, ничуть не волновали такие мелочи, как мое желание взять пленных, чтобы потом выбить из них хоть какие-то показания против его сиятельства Николая Платоновича. Зверь просто пришел подраться — и делал это с искренним удовольствием.

Как и я сам. Основа радостно глотала остатки маны из резерва, разгоняла тело до сверхчеловеческих пределов, и я несся через лес, сбивая с ног беглецов рукоятью меча и выискивая в темноте рослые фигуры гридней из Елизаветино. Но те как сквозь землю провалились — то ли уже давно удрали, бросив вольников на произвол судьбы, то ли и сами остались лежать где-то на просеке.

Судя по шуму и возне за спиной, пленных мы уже взяли достаточно, и последнего из отступавших я решил только припугнуть напоследок. Огненный шарик примерно в кулак размером промчался между деревьев, обогнал бегущую фигуру и врезался в ель. Пламя тут же вспыхнуло и с треском побежало вверх, озаряя почти опустевший лес ярким светом.

— Стой! Не надо. — Я схватил руку подоспевшего Рамиля, отводя уже нацеленный револьвер. — Пусть уходит. Будет, кому рассказать зубовским, что здесь случилось.

— И то верно, — отозвалась темнота за спиной голосом Жихаря. — И в Тосне пусть расскажет — или откуда они там?.. Чтобы ни одна собака больше сюда не сунулась. Хоть за деньги, хоть за спасибо.

— Именно. А остальных — вяжите. — Я развернулся и неторопливо зашагал обратно к лесопилке. — И позовите Ивана с Седым — пусть пока оружие соберут, нам еще пригодится.

— Двадцать четыре человека, ваше сиятельство, — бодро, по-военному отрапортовал Жихарь, козырнув. — Троих живыми взяли, остальные… В общем, сами понимаете.

— Двадцать четыре? — переспросил я. — Мне казалось — больше было.

— Ну, одного вы отпустили. Может, кто-то и удрал — если поближе к деревьям сидели. А может, еще лежат там где-нибудь. — Жихарь махнул рукой в сторону леса. — Ничего ж не видно толком.

Я молча кивнул. Судя по часам, рассвет наступил уже давно, но небо еще с ночи затянуло тяжелыми темными тучами, и темнота не спешила уходить. Будто даже солнцу почему-то совсем не хотелось разглядывать с небес следы побоища, которое мы устроили.

У берега напротив лесопилки осталось около десятка тел, и примерно столько же вольников валялись на просеке. Лежали как попало, и только четверо — ровно, рядком — этих горчаковские гридни притащили из леса. Чуть в стороне сидели трое уцелевших. Совсем молодой парень с перебинтованной головой и два бородатых мужика, мимо которых деловито прогуливался Иван со штуцером в руках.

— Значит, трое всего уцелели? — на всякий случай уточнил я. — А раненые?

— Так эти и есть раненые. А остальные… того. — Жихарь пожал плечами. — Отмучились свое, значится. Как по мне — может, оно и к лучшему. Две дюжины с лишним в гости пожаловали — куда всех девать? У нас в Гром-камне и подвала-то такого нет, а их ведь еще кормить надо, лечить, сле…

— Хватит. — Я махнул рукой. — У нас какие потери?

— Да никаких, ваше сиятельство. Ваньке только пулей рукав пробило, — улыбнулся Жихарь. — Говорит, форму жалко. Но ничего, заштопаем — будет как новенькая. А здорово мы их, да?

— Здорово, — со вздохом отозвался я. — Куда уж здоровее.

Два с лишним десятка убитых и три пленника в обмен на одну-единственную дырку на камуфляжной куртке. Не самая плохая математика — вот только радоваться неожиданно-легкой победе почему-то никак не получалось. Видимо, потому что для нас с Горчаковым засада у лесопилки была целой операцией, а наш враг даже не потрудился явиться на бой, отправив вместо обученной дружины кое-как вооруженных вольников с бутылками с зажигательной смесью.

Будь на месте этих оборванцев опытные гриди с кем-нибудь из младших Зубовых — все могло закончится иначе. И без потерь бы уж точно не обошлось.

— А с трофеями что? — Я жестом подозвал стоявшего чуть поодаль Седого. — Много набрали?

— Да порядочно, ваше сиятельство, — отозвался тот. — Два ружья, арбалет, восемь штуцеров исправных. И еще штуки три на детали разобрать можно, если инструмент подходящий есть. Остальное на выброс. Приклады горелые, металл повело… Здорово вы их с Ольгердом Святославичем приложили. Надолго запомнят.

Слова звучали почти восторженно, однако на лице Седого я особой радости не увидел. Почтенный отец семейства наверняка уже сообразил, что следующий визит Зубовы непременно подготовят как следует, и вместо трофеев нам придется подсчитывать убитых.

И на этот раз — не только чужих.

— Еще револьверов три штуки. — Седой почесал затылок. — Ну и так, по мелочи — ножи, табак, патроны, деньги кое-какие…

— Все посчитать. — Я строго сдвинул брови. — И сдать мне лично в руки. Чтобы потом никто не сказал, что костровские, мол, по карманам растащили.

— Да как можно, ваше сиятельство? Мы люди честные! — Кажется, Седой даже слегка обиделся, услышав мой приказ. — Хотя вот такую игрушку я б себе оставил, чего уж греха таить.

В полумраке блеснуло железо ствола, и в мои руки перекочевал один из трофейных штуцеров. Не старье вроде тех, с которыми ходили все наши, а новенький, то ли английской, то ли немецкой оружейной фабрики. Лак приклада и заводское клеймо на латуни казались настолько свежими, что я не удержался и провел пальцем по металлу.

На коже остался едва заметный след смазки. Наверняка штуцер не раз протерли ветошью перед боем, чтобы убрать все лишнее… но убрали не до конца.

— Совсем новье. — Я вернул оружие обратно Седому. — Их будто еще вчера в масле хранили.

— Ага. Муха не сидела, ваше сиятельство, — кивнул тот. — Последней модели, шестизарядные… И откуда такие у простых вольников?

— Такие? — переспросил я. — Значит?..

— Так точно, ваше сиятельство. Три штуки, не считая сгоревших. И номера похожие — не иначе с одной партии. — Седой ткнул пальцам в гравировку над скобой. — Дорогая штуковина, сотни две рублей будет. А то и все три. Откуда у таежных бродяг такие деньги?

— Вот и я думаю — откуда, — задумчиво отозвался я. — Не иначе их сиятельства Зубовы постарались. Хорошие штуцера любому пригодятся, а работы всего ничего — пройтись до лесопилки и через речку бутылку кинуть.

— Хватает дураков. Нашлись, получается… — Седой поморщился и покачал головой. — И ведь еще найдутся, ваше сиятельство. А после такого не сегодня-завтра и к нам в Отрадное придут.

— Когда придут — встретим, — отрезал я. — Собирай наших и давай оружие к машинам. Нечего тут высиживать.

Разговор оставил не самое приятное послевкусие, и даже Основа снова встрепенулась, будто уже заранее готовилась к драке — куда посерьезнее той, что была сегодня. Я в очередной раз сумел щелкнуть по носу тех, кто привык считать себя хозяевами всего Пограничья, но тем самым лишь приблизил день, когда старший Зубов плюнет на все и просто-напросто заявится в Гром-камень со всеми тремя сыновьями и сотней гридней.

Задумавшись, я не заметил, как в руке сам по себе зажегся Огненный Шар. Пламя — не обычного цвета, а яркое, почти белое — с негромким шипением крутилось в пальцах, будто требуя немедленно пустить в ход родовую магию. Не просто защитить дом и родню, а сделать так, чтобы угроза никогда не вернулась снова.

Сжечь! Обратить в прах! Отряд, деревню, село… Все Пограничье от Кузьминки до далекой границы зубовской вотчины на западе — если потребуется! Оставить от Гатчины, Извары и Елизаветино дымящиеся развалины и печи, сиротливо тянущие к небу черные от копоти трубы.

В прежнем теле я без труда сумел проделать бы все это в одиночку. В этом…

В этом придется постараться.

Злость настойчиво требовала выхода, и я не придумал ничего лучше, чем снова прогуляться вдоль берега. И почти сразу наткнулся на лежащего в обгоревшей траве здоровяка в новомодном крутом камуфляже — разумеется, том же самом, которым щеголяла вся зубовская дружина. В первый раз я просто прошел мимо, но теперь решил рассмотреть тело получше. Форма кое-где покрылась копотью, однако присев на корточки, я все же сумел разглядеть на плече небольшой прямоугольник. Чуть темнее рукава вокруг. Видимо, за лето ткань успела слегка выгореть на солнце, и только в одном месте…

— Не это ищешь?

От неожиданности я едва не подпрыгнул. Никогда не замечал за Горчаковым талантов перемещаться тихо, однако на этот раз он подошел почти без шума. И уже протягивал мне ладонь, на которой лежал кусок толстой ткани, неровно прошитый ниткой по краям.

До боли знакомая черная птица на фоне широких полос, синей и желтой. Шеврон.

Точно такой же формы, как прямоугольник на форме у покойного громилы.

— Ленка в лесу нашла, — пояснил Горчаков. — Там, за деревьями, метров двести отсюда… Что думаешь?

— Да чего тут думать — и так все понятно, — усмехнулся я, поднимаясь на ноги. — Спороли с одежды, чтобы не дай Матерь чего не вышло. Зубовы теперь скажут — его сиятельству Ольгерду Святославовичу вольники лесопилку подпалили, а наших там не было.

— Допросить бы этих. — Горчаков кивнул в сторону пленных. — Может, чего и расскажут. И потом в Орешек, к градоначальнику. Пусть порядок наводит.

— Наведет он, как же. Зубовы Петра Петровича крепко за… за одно место держат. Ему шеврон показывать без толку. — Я на мгновение задумался. — Но я, кажется, знаю, кого все это заинтересует.