Молот Пограничья. Книга II

Глава 3

Не знаю, рассчитывал ли хоть кто-то здесь — включая меня самого — просто поговорить, но теперь вариантов осталось немного. Когда в тени под деревьями вспыхнул огненный клинок, нервы у вольников сдали окончательно. Выстрелы раздались одновременно из дома и со стороны небольшого сарая, и в воздухе сердито засвистели пули. Тяжелые кусочки свинца барабанили по стволам, раскидывая во все стороны щепки и ошметки коры.

Стреляли вольники неплохо — нам пришлось укрыться за деревьями. Я перебросил меч в левую руку и потянулся было к кобуре, но не стал даже расстегивать — без толку. Никогда не любил короткоствол, а воевать с револьвером против трех или четырех многозарядных штуцеров — так себе затея.

К счастью, у меня имелось оружие посерьезнее местного огнестрела. Основа радостно вспыхнула, предвкушая хорошую драку, и по кончикам пальцев пробежали яркие оранжевые искорки.

— Ты что задумал? — хмуро поинтересовался Горчаков, выглядывая из-за дерева. — Весь хутор спалить хочешь?

Старик явно растерялся. Одно дело кромсать топором или магией зарвавшихся вольников в Тосне, и совсем другое — лупить атакующими заклинаниями по своим же владениям. Вряд ли Горчаков когда-то отстраивал все здесь собственноручно, но все же почему-то считал себя обязанным беречь чужие дома, дровники, конюшни и еще Матерь знает что, раскиданное по поляне.

Меня же подобные нюансы, разумеется, ничуть не беспокоили.

— Ну почему же весь? — ухмыльнулся я сквозь зубы. — Только часть.

На этот раз я не стал мелочиться и швыряться Огненными Шарами, а сразу зарядил тяжелую артиллерию. Факел — если верить справочнику, заклинание называлось именно так. Повинуясь моей воле, пламя вспыхнуло прямо над крышей сарая. Я слегка промахнулся, взял выше, зато энергии в заклинание вложил столько, что ярко-желтый столб пробил дранку насквозь и ушел вниз, начисто срезая угол здания и разбрасывая во все стороны горящие щепки.

Прицелься я чуть лучше — врезало бы не хуже гранатомета с реактивным снарядом, и сарай попросту сравняло с землей. Но и так получилось неплохо: крыша со стоном сложилась, здание покосилось, а бревна в две моих руки толщиной разошлись, обваливаясь. Объятую пламенем фигуру искателя вышвырнуло на улицу прямо вместе с дверью, и если внутри и был кто-то еще — стрелять он уж точно больше не мог.

— Да что ж ты творишь⁈ — простонал Горчаков. — Только по дому не ударь — там женщина. И дети!

И будто в ответ на его слова откуда-то со стороны хутора послышался тонкий протяжный крик.

— Помогите! Мы здесь! Скорее, помогите! Они сейчас дверь сломают!!!

— Да твою ж мать… Пошли! — прорычал Горчаков, рывком перебегая вперед от дерева к дереву. — Хозяев спасать надо. И этих гадов я теперь живыми не отпущу!

Старик медленно запрягал, однако ехать, похоже, собирался быстрее некуда. Рачительному хозяину вотчины пришел на смену матерый вояка — и уж он-то не хуже меня понимал, что зарвавшихся вольников следует карать незамедлительно и, желательно, насмерть.

Без лишних разговоров.

Основа вспыхнула еще ярче, и я тоже помчался вперед, рывком сокращая расстояние до ограды хутора чуть ли не втрое. Магия внутри бурлила и просилась наружу, обещая в одно мгновение разнести по бревнышку все вокруг. И ей, конечно же, было плевать, чья именно плоть сгорит в боевом пламени. Стихия умела только атаковать.

И больше ничего. То ли я недостаточно хорошо проштудировал справочник, то ли дело было в самом аспекте: идеально приспособленном нести разрушение и смерть, но почти бесполезном в обороне. Магия трепыхалась на кончиках пальцев, стекала вниз по клинку Разлучника, рвалась в бой, наполняя тело раскаленной добела яростью, однако защитить меня не могла.

На помощь пришел Горчаков. Кто-нибудь другой на его месте наверняка ухнул бы на создание магической брони целую прорву маны, но старик за свои годы научился работать с тем, что есть под рукой. Даже осенью вытягивание влаги из воздуха сожрало бы весь резерв — и он подхватил ту, что была прямо под ногами.

Мутная вода поднялась из лужи, на глазах меняя форму и застывая льдом на груди Горчакова. Сначала кираса, потом тонкие пластины на бедрах, поножи, наручи… Под конец старик не поленился отрастить даже щит чуть ли не в человеческий рост. Здоровенный треугольник с закругленными краями наполовину состоял из кусков земли, веток и мелких камушков, но с работой своей справлялся.

Когда Горчаков снес ограду хутора и напролом двинул к дому, магический лед затрещал от пуль, покрываясь трещинами и раскидывая во все стороны мелкое крошево — но держался.

— Давай за ним! — Елена забросила лук за спину и взялась за рукоять короткого клинка, висевшего на бедре. — Только не высовывайся!

Я и сам не собирался подставляться под выстрелы, однако грузно шагавшая впереди фигура из льда и мерзлой грязи казалась слишком уж неторопливой. Горчаков стал почти неуязвим для свинца, однако даже его Дару не хватало мощи сохранить скорость, и старик понемногу замедлялся, громыхая необъятной броней.

— Быстрее, ваше сиятельство! — процедил я сквозь зубы, выцеливая окна полыхающим в руке Огненным Шаром.

Нет, бесполезно — вольники не спешили высовываться. Они почти перестали стрелять: то ли берегли патроны для последнего залпа в упор, то ли решили сосредоточилиться на двери, за которой укрылись хозяева хутора. К женскому голосу прибавились два детских, и вместе они верещали так, что закладывало уши. Время утекало, как вода сквозь пальцы, и Горчаков, наконец, заставил себя перейти на бег. Громадная фигура рванула вперед, сотрясая землю топотом ледяных сапог.

Спрятаться за живым тараном, дождаться, пока он вышибет дверь, и уже потом ворваться следом… Нет, слишком медленно!

— Посторонитесь, друг мой!

Я нырнул под щит, едва не зацепив его макушкой, и бросился к дому — изо всех сил, как только мог. Елена выругалась, не через мгновение все-таки подцепила меня Крыльями Ветра — и ее магия сплелась с моей, буквально бросая тело вперед. Так быстро, что само время, казалось, застыло, чтобы подарить нам хоть несколько драгоценных мгновений. Ствол штуцера, мелькнувший в окне справа, неторопливо выплюнул сноп искр и пламени, и я почти увидел метнувшийся в мою сторону алый росчерк.

Пуля прошла над головой, едва не зацепив волосы, но больше никто не стрелял — я был уже слишком близко к дому. Внутри раздались шаги, и дверь со скрипом приоткрылась мне навстречу. Я не стал дожидаться, пока в проеме покажется рука с револьвером или штуцер — просто выставил плечо.

Горчаков наверняка сработал бы лучше, но мое тело с лихвой компенсировало недостаток веса запредельной для обычного человека скоростью. Локоть отозвался сердитой болью, однако двери пришлось куда хуже: ветхая конструкция не просто сорвалась с петель, а буквально разлетелась на части, и я ворвался внутрь, швырнув перед собой ворох щепок и обмякшее тело вольника с арбалетом в руках.

Несмотря на изрядные размеры дома, в сенях оказалось неожиданно тесно. И темно — так, что я на мгновение почти ослеп. И скорее почувствовал, чем увидел мелькнувший впереди силуэт. Вольник поднял револьвер и щелкнул курком, но выстрелить уже не успел: клинок Разлучника сверкнул в полумраке, срезая руку по локоть. Второй удар оборвал протяжный вопль, и я переступил через рассеченное до середины груди тело и бросился вперед, ко внутренней двери.

В доме меня поджидали сразу двое. Они налетели одновременно, сжимая в руках оружие, но не сделали и пары шагов. Я взмахнул свободной рукой, и от пальцев во все стороны хлестнуло пламя. Вольники хором завопили и свалились на пол, а огненная дуга прошла по комнате дальше, разбрасывая утварь и оставляя на покрытой известкой печи черный след.

Наверняка это заклинание тоже как-то называлось, но сейчас я сработал по наитию — просто освободил рвущуюся наружу мощь первородного пламени. Судя по шуму за спиной, Горчаков с Еленой тоже добрались до дома и теперь разбирались с теми, кто засел на веранде. Я же снова поспешил вперед — туда, где из-за громадины печи уже доносилась ругань, треск дерева и визги. Женщина кричала, призывая на помощь меня, Праматерь или хоть кого-нибудь…

Поздно.

— Стой там! — прорычал бородатый здоровяк в камуфляже, вжимая ей в висок дуло револьвера.

Я узнал голос — тот самый, который легкомысленно послал князей по известному адресу. Главарь вольников явно не блистал умом, и все же соображал получше своих покойных товарищей. Пока они безуспешно пытались остановить наделенного силой Огня Одаренного, бородач все-таки успел выбить дверь в комнату. На его щеке красовались три алые полоски — мать защищала детей, сражаясь, как дикая кошка. Она весила чуть ли не вдвое меньше своего врага, но до сих пор продолжала отбиваться — и все же силы оказались неравны.

— Отойди назад! — Бородач свободной рукой сжал горло женщины и попятился к полуоткрытой двери, ведущей на задний двор. — И брось железку — или я ей голову снесу!

Револьвер выглядел настолько ржавым и ветхим, будто полгода провалялся в Тайге. Зато калибр у него был такой, что череп несчастной хозяйки… Нет, об этом не хотелось даже думать. Владей я местной магией чуть лучше — пожалуй, рискнул бы, но первородное пламя лишь беспомощно гудело внутри.

Я выругался сквозь зубы.

Никогда не умел работать точечно. Сила, которой меня наделил Отец, была слишком велика, чтобы орудовать ей осторожно, как скальпелем хирурга. Сейчас, когда Основа разошлась на полную мощность, готовая в одно мгновение выдать весь доступный мне запас маны, я без труда превратил бы в пепел и вольника, и стену, и еще метров двадцать леса за хутором.

Но на пути магии стояла заложница — бородач съежился, прячась за невысокой округлой фигурой. Она была лишь препятствием перед целью, однако я почему-то никак не мог перестать разглядывать простенькое старое платье и светлые с проседью волосы — платок хозяйка, похоже, потеряла в схватке.

На ее щеке уже расплылся здоровенный синяк, бровь кровила — явно ударили кулаком или рукоятью револьвера. Я понятия не имел, куда подевался отец семейства, но мать защищалась, как положено северянке — до самого конца. И даже сейчас глаза цвета льда смотрели на меня без страха.

— Бейте, ваше сиятельство, — одними губами прошептала она. — Ничего. Бейте, чтобы этой собаке…

— А ну замолкни, тварь! — рявкнул бородач.

И стиснул горло хозяйки так, что внутри что-то тихо хрустнуло. Но вместо того, чтобы закрыть глаза и обмякнуть, она вдруг вывернулась и, оттолкнув сжимавшую револьвер руку, впилась зубами в запястье. Бородач выругался, нажал на спуск, и пуля со звоном разнесла чудом уцелевший горшок на столе.

Курок снова щелкнул, проворачивая барабан. Это вряд ли заняло больше секунды, но ее мне оказалось достаточно. Прыжок — и мои пальцы обхватили ржавое железо, выворачивая и ломая кисть. Револьвер с грохотом улетел куда-то в угол, хозяйка выскользнула из-под обмякшей руки, и теперь ничто больше не мешало ударить в полную сил, разом выплескивая всю бурлящую внутри ярость. Бородач неуклюже согнулся, пытаясь дотянуться до торчащей из-под голенища сапога рукояти ножа, но я снова оказался быстрее.

На этот раз меч не понадобился: мой ботинок с размаху врезался в грудь, ломая ребра. С такой силой, что тело вольника с грохотом снесло с петель дверь, вылетело во двор и, перевернувшись в воздухе, мешком повисло на ограде.

— Поделом, — выдохнул за моей спиной усталый голос Горчакова. — Собаке — собачья смерть.

Больше сражаться было не с кем, но Основа до сих пор кипела внутри. Мои чувства обострились до предела, и я сумел разглядеть, как в десятке шагов за оградой шевельнулись ветки елей, и мелькнул чей-то округлый силуэт.

— Еще один!

Я одним прыжком вылетел на задний двор и помчался к ограде. Но меня каким-то чудом опередила Елена: выскочила откуда-то сбоку и тоже бросилась к подлеску, на ходу доставая из-за спины лук. И только у самого края поляны остановилась прицеливаясь. Натужно скрипнула тетива, и стрела уже готова была сорваться в короткий полет, когда я заметил среди темной зелени белое пятно.

— Стой!

Я едва успел перехватить руку Елены.

— Что ты делаешь⁈ — прошипела она, снова поднимая лук. — Уйдет ведь!

— Не уйдет, — усмехнулся я. — Сейчас поймаем, не торопись.

Перемещаться неслышно беглец явно не умел — топал и пыхтел так, будто вместо него через подлесок пробиралось целое стадо сердитых таежных кабанов. Елена наверняка бы сумела выстрелить и на звук, но в этом уже не было нужды.

— Давай, — прошептал я себе под нос. — Взять, Вулкан. Взять!

Где-то в паре десятков шагов впереди отчетливо полыхнуло магией. Огненный силуэт зажегся среди елей, помчался наперерез беглецу, с дымом и треском круша ветки, и уже через мгновение с сердитым рычанием опрокинул в мох неуклюжую фигуру. Веса волчонку пока еще не хватало, но он с лихвой компенсировал недостаток габаритов старанием и силой стихии. И, судя по звукам, обрабатывал отчаянно брыкающееся и вопящее тело с таким усердием, будто собирался то ли сожрать, то ли спалить дотла.

— Все, хватит! — рявкнул я, ускоряя шаг. — Назад… Погасни!

Вулкан, разумеется, не знал ни единой команды. Но интонацию распознал безошибочно, и когда мы приблизились — тут же отскочил, будто его сдернуло с бедняги невидимым поводком.

— Ну что, набегался? — усмехнулся я.

Сначала нашему взору предстали только ноги в синих штанах и обрезанных по середину голенища грязных сапогах. Но потом кусты зашевелились, и оттуда с кряхтением выбрался мужик — видимо, хозяин хутора, которого я с самого первого выстрела так и не увидел ни в доме, ни снаружи. Выглядел он настолько жалко, что я не без труда удержался от соблазна пинком отправить его обратно в мох — еще полежать.

— Ты кто такой? — поинтересовался я, подходя ближе.

— Так это, ваше сиятельство… Дмитрий я. Еще Бобром кличут, — отозвался хозяин. И указал рукой куда-то мне за спину — в сторону хутора. — Муж ейный…

— Муж, значит? — Елена даже не пыталась скрыть презрение, звучавшее в голосе. — А чего ж побежал тогда?

— Да как тут не побежать, сударыня? — Бобер втянул голову и жалобно посмотрел на нас снизу вверх. — Если такое творится…

— А кто это такие были? Друзья твои?

Ветви елей вздрогнули от зычного голоса, а через несколько мгновений появился и его обладатель. Горчаков выглядел уставшим, но как будто не был ранен — если не считать ссадины на лбу, которую он наверняка заработал еще раньше, когда мы пробирались через лес.

— Да какие они мне друзья, ваше сиятельство⁈ Вольники, черт бы их всех забрал. Пришли из Тайги семеро хмырей, дверь с петель сняли, в зубы и мне, и Маришке дали — и говорят: мы теперь тут жить будем. С тебя, значится, шконки. Ну и дрова, там, попить, пожрать — а мы детей и бабу твою не трогаем. — Бобер опасливо покосился на Горчакова. — И десятину князю можешь не платить.

— А ты и рад, небось, не платить-то, — усмехнулся я.

— Так где ее взять, ваше сиятельство? И так эти урки весь подпол сожрали, тут не то, что продать нечего — самим бы ноги не протянуть!

— А чего не пожаловался? — проворчал Горчаков. — Я что — просто так в Ижоре князем сижу?

— Попробуй уйди! Как я своих оставлю?.. А попробовали бы все удрать — так от машины даже по лесу далеко не убежишь. И говорили еще всякое — дескать, у вольников главари с его сиятельством Николаем Платоновичем дружат, и он им вроде как брат и сват, а Горчаков… — Бобер прикусил язык, сообразив, что наговорил лишнего. И снова принялся втягивать голову в плечи, но потом все-таки закончил — осторожно, чуть ли не шепотом: — Ну я и решил — пусть князья сами разбираются.

— Ну вот мы разобрались — что легче стало? — усмехнулся я. И, присев на корточки, осторожно, но крепко прихватил Бобра за ворот майки. — Значит так, любезный, слушай меня внимательно: десятину — заплатить. И за этот месяц, и за прошлый. А если вольники сюда еще раз сунутся, скажи, что князь Костров их лично во-о-он на той сосне повесит. — Я вытянул руку, указывая на подходящее для экзекуции старое дерево. — Запомнил?

Бобер сглотнул и принялся молча кивать, изо всех сил выражая покорность, понимание и прочие присущие скромному хуторянину добродетели. Разговор, очевидно, подошел к концу, однако мне почему-то захотелось добавить еще кое-что.

— И хоть ружье себе подбери. С патронами — их, небось, сейчас в доме много валяется. — Я поднялся на ноги и отряхнулся. — А супругу больше не бросай. Нехорошо это.

Елена улыбнулась одними уголками рта — видимо, последний мой совет ей понравился куда больше, чем вся беседа. Мы почти одновременно развернулись и направились обратно к хутору. Горчаков зачем-то постоял еще немного, однако потом тоже двинулся следом, неразборчиво ворча что-то себе под нос.

Но не успели мы дойти до ограды, как сзади раздался жалобный голос.

— Ваше сиятельство… Господин, погодите!

Бобер уже успел подняться и теперь осторожно семенил за нами, поглядывая то на меня, то на Горчакова, то обратно в сторону чащи, где исчез Вулкан. Я так и не понял, к кому именно он обращается, но все-таки решил ответить.

— Чего тебе?

— Тут такое дело, ваше сиятельство… Сами же сказали — жаловаться если что. — На этот раз Бобер определенно посмотрел на Горчакова. — У нас тут медведь из Тайги повадился к хутору ходить. Здоровый — даже пуля не берет. Уже троих коз задрал…

Елена тихо усмехнулась. Видимо, ее тоже впечатлила наглость хуторянина. Тот не спешил клясться в верности и наверняка уже придумывал очередной способ не платить хозяину вотчины положенную десятину, однако стоило князю объявиться — тут же потребовал защиты.

Точнее, попросил — но тот явно не собирался ему отказывать.

— Ладно, — буркнул Горчаков. И развернулся в мою сторону. — Игорь, мне уже стыдно тебя просить, но не мог бы ты?..

— Мог бы. Почему бы, собственно и нет? — Я улыбнулся и махнул рукой. — Пойдем, поохотимся на этого вашего… косолапого.