Марсианское диво

21.

Больше никакие тени ареологу не мерещились. Пол продолжал чуть понижаться, не так сильно, как раньше, перед круглым залом с мумиями фараонов, – но волей-неволей астронавты все глубже погружались в пустоты каменного колосса.

Вскоре они оказались перед ведущими вниз широкими темными каменными ступенями.

– Все ниже… – обреченно сказал Торнссон, остановившись рядом с ареологом. – Да, Алекс, ты, видимо, тоже не очень везучий.

– Можем вернуться и выбрать другой путь, – предложил Батлер. – А насчет моей везучести… Ты когда-нибудь выигрывал в экспресс-лотерею сразу две зажигалки и пепельницу?

– Чего не было, того не было.

– А я выигрывал. Правда, мне все это барахло было ни к чему, покурил разок классе в восьмом, и мне не понравилось на всю жизнь – но братец Ник был очень доволен. Так что, вернемся?

– Возвращаться – плохая примета, – сказал Торнссон. – Судьбу не обманешь. Как шли, так и дальше пойдем. Может быть, где-то там нас Флосси поджидает.

Ступени не были крутыми, и их оказалось ровным счетом пятьдесят. Они привели астронавтов на широкую прямоугольную площадку, упиравшуюся в стену с еще одним проемом. Передвигаясь все так же осторожно, как по ненадежному льду, Батлер и Торнссон дошли до проема, вырубленного в толще камня. Сделали еще несколько шагов под низким сводом и оказались в конце перехода.

Проем выходил в просторное помещение, которое вряд ли образовалось в этих подземных глубинах само собой, сотворенное природными процессами. Помещение было совершенно пустым и имело строгую правильную форму. Форму четырехгранной пирамиды. Эти грани переливались и блестели, отражая свет фонарей, словно были сделаны из льда или горного хрусталя. Высоко вверху, на уровне крыши, как минимум, десятиэтажного дома, там, где грани сходились в одну точку, брезжил слабый красноватый свет – таким выглядит Марс на земном небе.

Батлер и Торнссон стояли и, подняв головы, смотрели на этот свет, который, скорее всего, пробивался не с поверхности – до нее было слишком далеко, да и не бывало такой окраски у марсианских сумерек. Сквозь толстые подошвы ботинок они вдруг ощутили вибрацию, похожую то ли на отзвук далекого землетрясения, то ли на работу какого-то механизма, – и в тот же миг красная точка начала увеличиваться, расползаться, превратившись в красные треугольники. Они медленно потекли вниз по всем четырем граням, увеличиваясь в размерах; казалось, что стены пирамиды окрашиваются кровью. Движение треугольников было не равномерным, а пульсирующим – в такт то стихающей, то усиливающейся вибрации. Словно где-то в еще более глубоких глубинах ожило и забилось чье-то огромное сердце.

Сердце бога войны…

Вокруг не происходило никакого движения, ничего не рушилось, не оборачивалось провалами, и грани пирамиды вроде бы не собирались сдвигаться, как в новелле Эдгара По, или растекаться раскаленной лавой. Красные треугольники были еще очень высоко и не казались чем-то угрожающим, но Алекс Батлер, не сводя с них взгляда, сделал шаг назад, внутрь короткого туннеля.

Свен Торнссон повернулся к нему:

– Думаешь, это реакция на наше появление?

– Не знаю, – ответил ареолог. – Во всяком случае, все эти эффекты начались именно после нашего появ… Смотри! – Он вскинул руку, показывая куда-то в пространство пирамиды.

Красные треугольники исчезли, так же как и находившаяся напротив туннеля одна из наклонных граней пирамиды. Там уже ничего не сверкало и не переливалось перламутровыми отблесками – там дышала темнота, именно дышала, шевелилась, колыхалась подобно дыму, готовому вот-вот прорвать невидимую пленку и заполнить все пространство. Так продолжалось три-четыре секунды, не более, а потом, в один-единственный неуловимый миг, этот дым исчез. Темнота превратилась в огромный экран, на котором демонстрировалось отчетливое объемное цветное изображение. Только, в отличие от кинотеатров с их мощными звуковыми системами, звуки здесь заменяла все возраставшая вибрация.

Перед астронавтами распростерлось густо-синее небо; оно еще было подсвечено невидимым солнцем, но уже проклюнулись в нем бледные звезды, и висел в вышине слегка ущербный неяркий диск – не Фобос и не Деймос, а земная Луна – земная Луна! – с такими привычными и легко узнаваемыми темными пятнами. Непонятно было, раннее ли это утро или вечерние сумерки, но астронавты не задумывались над этим, во все глаза глядя на возникшее перед ними удивительное видение. Камера неведомого оператора находилась на каком-то возвышении, внизу застыло море зелени, горизонт был очерчен округлыми темными силуэтами гор, и вздымалась над зеленью ступенчатая пирамида, а дальше возвышалась еще одна.

Алексу Батлеру доводилось бывать и в Гизе, и в Стоунхендже, и в древнем уральском городе Аркаиме, и в грандиозном буддийском комплексе Борободур на острове Ява. Еще будучи студентом, он, благодаря давнему приятелю матери (а может быть, и не просто приятелю), в летние месяцы работал в одной из телекомпаний Трентона, принимая самое активное участие в создании цикла передач «Сто чудес света»; это позволяло ему путешествовать за чужой счет, за деньги телебоссов, потому что за свой счет он в те годы вряд ли уехал бы дальше канадской границы. Именно тогда повидал он и странные каменные шары, разбросанные в джунглях Коста-Рики, и – с вертолета – грандиозные рисунки на плато Наска… Удалось ему побывать и в Теотиуакане, – и сейчас он просто не мог не узнать величественную пирамиду Луны, на сорок с лишним метров вознесшуюся над землей. Хотя выглядела она на этом экране как-то не так…

Ареолог зачарованно глядел на панораму древнего города, не замечая нараставшей вибрации, забыв, где он и с кем он, а стоявший впереди него Свен Торнссон, приоткрыв рот, ошеломленно уставился на земную Луну, на такую знакомую Селену, повисшую над землей. Над Землей.

Перед ними была Земля…

Колыхнулась зелень, пошла волнами – и теплый ветер ворвался в пирамидальный зал, скрытый в толще Марсианского Сфинкса, своим шумом разогнав тишину и овеяв лица астронавтов.

Запахи… Запахи листвы… цветов… дыма…

– Невероятно… – прошептал Алекс Батлер, едва шевеля губами.

– Что? – Торнссон по-прежнему неотрывно смотрел на Луну, и светлые волосы его разметались от ветра.

– Это Теотиуакан, Свен… Древний земной город… Настоящий! Открылся переход…

Вверху, там, где сходились грани пирамиды, сверкнуло что-то лиловое, и Батлера охватила внезапная тревога. Сдавило виски, непрекращающаяся вибрация дрожью отдалась во всем теле.

– Скорее отсюда, Свен!

– Что? Это Земля, ты видишь? Земля!

От тяжелого удара, раздавшегося за их спинами, содрогнулся пол. Батлер отпрыгнул в сторону, разворачиваясь в прыжке лицом к проему, а Торнссон, тоже мгновенно среагировав на этот грохот, просто бросился подальше от стены, к центру зала, по которому свободно гулял земной ветер.

Не было уже никакого проема – его наглухо закрыла гладкая каменная плита.

Алекс Батлер разглядел на ней белые линии – два расположенных на одной горизонтали частично пересекающихся одинаковых круга и горизонтальную черту, ровно посредине соединявшую обе стороны общей для обоих кругов площади, – и в этот момент то ли от вибрации, то ли по какой-то другой причине пол под ним провалился, и ареолог, не успев издать ни звука, полетел вниз.

Несмотря на возникшую после лиловой вспышки сильную головную боль, он не утратил ясности мышления – скорее всего, это сработало выкованное долгими предполетными тренировками умение быстро ориентироваться в непредвиденных ситуациях. Наклонив голову и вытянув перед собой руки, Батлер развернул свое тело почти горизонтально, пытаясь и руками и ногами дотянуться до стен и замедлить падение, а если удастся – и вовсе заклиниться в этом колодце. Но у него ничего не получилось – стены были слишком далеко, одну из них освещал болтавшийся на его груди фонарь. Фонарь почему-то разгорался все ярче и ярче, и, посмотрев вниз, ареолог понял, что свет идет оттуда, из глубины, с совсем уже близкого дна. Белого дна, подобного выложенному кафелем полу морга.

Он успел представить, как грохнется сейчас на этот пол, и мигом исчезнут все проблемы, но некто, распоряжающийся его судьбой, видимо, имел другие планы. Не долетев нескольких метров до дна, Алекс почувствовал, что угодил в какую-то невидимую сеть, упал на невидимый батут, отбросивший его вверх, и вновь принявший его тело, и опять отбросивший – уже слабее. Так, попрыгав немного в воздухе, ареолог завис над дном, обливаясь потом и шумно дыша, не зная, как утихомирить рвущееся из груди сердце. Он даже не заметил, что головная боль прошла – столь же неожиданно, как и возникла. И вибрации больше не ощущалось – все вокруг было тихо.

Поле его зрения ограничивал квадратный проем, под которым белел освещенный пол, – судя по всему, ведущий из пирамиды колодец оканчивался в потолке какого-то помещения. Очередного помещения, каких, видимо, было полным-полно в недрах Марсианского Сфинкса. Ровный белый кафель – это было гораздо лучше, чем частокол или компания зубастых монстров.

Алекс Батлер выключил ненужный здесь фонарь и висел, не шевелясь и размышляя, каким же образом добраться до пола. Можно было попробовать посильнее раскачаться, чтобы прорвать собственной массой, умноженной на скорость, невидимый батут – падать тут было сравнительно невысоко. О Свене Торнссоне он старался пока не думать. Каждому из них был уготован свой собственный путь… Или конец пути…

Ареолог уже напряг мышцы, собираясь осуществлять свой план, и вдруг услышал внизу легкие шаги. Кто-то приближался к шахте и, судя по звукам, шел босиком.

Эти звуки были настолько неожиданными и совершенно невозможными здесь, в лишенных всякой жизни глубинах, что Батлер готов был принять их за слуховую галлюцинацию – ведь казалось же когда-то русскому астронавту, работавшему на околоземной орбите, что он слышит доносящийся с Земли лай собак и плач ребенка… Тем не менее, почти мгновенно сработал не разум, а инстинкт – ареолог расстегнул кобуру, выхватил «магнум-супер» и навел его на белый пол. Ему сразу же вспомнилась та тень в коридоре…

Секунда… другая… третья… – и в проеме показалась фигура в красном… со светлыми волнистыми волосами… Человек… Женщина…

Алекс Батлер, сглотнув, поспешно опустил руку с пистолетом на незримый батут и открыл рот, пытаясь заговорить, но не смог – оказалось, что у него пропал голос.

Женщина остановилась под ним, подняла к нему лицо и спокойно сказала:

– Представь, что ты прыгаешь вниз. Просто представь – и все.

– Фло… – все-таки удалось просипеть ему.

– Ну же, прыгай.

Флоренс Рок спокойно смотрела на него своими бирюзовыми глазами, и голос ее тоже был спокойным, словно они вели неторопливую беседу за чашкой эспрессо-доппио в каком-нибудь тихом кафе. На Флоренс было длинное темно-красное одеяние из тяжелой, слегка переливающейся ткани, наводящее на мысли о чем-то древнегреческом (пеплос? хитон? гиматий?), из-под почти достающего до белого кафеля подола виднелись белые ступни с алыми пятнышками покрытых лаком ногтей; ногти пальцев рук были такого же цвета. Батлер совершенно не помнил, как они выглядели раньше, потому что никогда не обращал внимания на подобные детали. Это касалось не только Флоренс, это касалось всех женщин, с которыми он когда-либо имел дело. В руке Флоренс держала багровую, в тон странной одежде, сменившей комбинезон, маску – миниатюрную копию Марсианского Лика, только без слезы под прорезью для глаза.

– Прыгай, – так же бесстрастно повторила Флоренс, и Батлер вдруг понял, что ему совершенно не хочется следовать ее совету.

Их разделяло метра три, и ареолог почему-то не желал сокращать это расстояние. Какой-то не такой был вид у Флоренс – и дело тут было не только в ее одежде… И голос ее звучал тоже как-то не так…

Батлер не спешил убирать пистолет обратно в кобуру. Сердце вновь заколотилось, как пошедший вразнос двигатель, он взмок и чуть ли не плавал в собственном поту. Это была реакция организма на абсолютно непредвиденную ситуацию, и на всех уровнях сознания дружно завывали сирены тревоги. Что-то явно было не так…

Он пальцем свободной левой руки смахнул пот с бровей и кончика носа и хриплым голосом спросил ту, что стояла внизу и продолжала смотреть на него неподвижным взглядом, в котором не читалось никаких эмоций:

– Как ты попала сюда? – На этот раз он не назвал ее по имени.

Женщина в одеянии цвета крови слегка пожала плечами и промолчала.

– Откуда эта одежда?.. Маска?.. – продолжал допытываться он.

Стоявшая внизу снова пожала плечами, переступила с ноги на ногу, словно пол был холодным, и, медленно подняв руку, приложила к лицу маску.

– Не хочешь прыгать – тогда я сама поднимусь к тебе.

И хотя не было здесь никакой лестницы, Алекс почему-то ни на мгновение не усомнился в том, что ей это удастся. Его правая рука сама сделала нужное движение – и дуло «магнума», описав короткую дугу, уставилось в маску, чуть выше прорезей для глаз.

Он не знал, решится ли выстрелить.

Флоренс опустила маску, и светлые локоны упали ей на лоб.

– Не хочешь – оставайся там, – сказала она и, по-прежнему глядя на ареолога, сделала шаг назад. – Но когда-нибудь это тебе надоест. Тебе надоест висеть здесь, и ты уйдешь отсюда… для того, чтобы сгореть…

Алекс Батлер внутренне вздрогнул – но, как ни странно, ему тут же стало легче, и он, уже без всяких раздумий, убрал оружие в кобуру.

Никто на свете, включая нанотехнолога Флоренс Рок, не мог слышать те слова, что сказала ему полупьяная маргиналка из племени дакота, сиу или навахо тем дождливым вечером в придорожном кабаке. Никто. А это значило, что нет на самом деле никакой женщины в багровом одеянии, и никто не говорит с ним. Вернее, говорит – но не кто-то, а что-то. Он, Алекс Батлер, в силу каких-то обстоятельств – возможно, причина кроется в той лиловой вспышке – уподобился тем многочисленным так называемым «контактерам», которые вполне искренне считают, что общаются с какими-то посторонними сущностями, будь то «космический разум» или «инопланетяне». «Серые» с Дзеты Сетки. Или «люди в черном» из Туманности Андромеды. А в действительности же это ведет диалог само с собой их собственное раздвоившееся сознание.

«Эпилепсия височных долей», – вспомнил он.

Человек, страдающий этой болезнью, может испытывать галлюцинации, похожие на описания многих встреч с инопланетянами.

Конечно, ничего хорошего во всем этом нет – но если он понимает свою проблему, то, возможно, все-таки справится с ней… пусть даже с помощью психиатров… Если ему удастся добраться до психиатров… Или не только это подобие Флоренс Рок, но и вообще вся экспедиция на Марс всего лишь грезится ему?

«Впрочем, если так рассуждать, – сказал себе он, – то и все собственное существование можно считать сном. Или даже сном во сне…»

Батлер потряс головой и, поколебавшись немного, все-таки заговорил с той, что стояла внизу, теперь уже опустив голову, словно у нее устала шея. Ему было любопытно, как выкрутится из этой ситуации его собственное раздвоившееся сознание.

– Откуда ты знаешь, что я сгорю? Как это произойдет, Фло? Пожар в моем доме? Катастрофа при посадке? Что-то связанное с террористами? Во всяком случае, для самосожжения пока причин не вижу. Так что это будет?

– Это будет конец, – последовал краткий ответ.

– Что ж, весьма убедительно, – сказал ареолог.

Естественно, его сознание понятия не имело, какая конкретно связанная с огнем ситуация якобы прервет его жизнь. Хотя могло бы и пофантазировать…

– Например, мне на голову свалится солнце, как тому лилипуту из комиксов, – предположил он.

Стоявшая внизу промолчала.

Собственные слова об упавшем солнце тут же обернулись цепочкой ассоциаций, и Батлер не удержался от вопроса, ответ на который, конечно же, отлично знал:

– Вчера вечером, возвращаясь к «банке», мы говорили о звездопаде, – сказал он. – Роберт Фрост… Как там у него? «Когда я брел под звездопадом…» Как там дальше, Фло? Напомни.

Она вновь подняла голову, и уже не бирюзовые, а агатовые ее глаза были неподвижны.

– Не знаю, о чем ты говоришь. Ты не хочешь спускаться ко мне и не пускаешь меня к себе. Пусть будет так. Ты сгоришь… Ты спрашиваешь о чем-то, а я не знаю ответа.

Это было странно. Он, Алекс Батлер, не помнил дословно тех строк Фроста, но в глубинной-то его памяти они должны были отложиться! Или тут что-то другое?..

– Я не знаю ответа, но я знаю иное, – продолжала Флоренс. – Здесь, внизу, целый подземный город, но он пуст. Многие ушли, а некоторые остались… Но не там… И стали не такими, как раньше… Ты спросишь, кем был тот, под чьим ликом ты сейчас находишься?

– Да, спрошу. – Батлеру было интересно узнать, какой ответ приготовило ему подсознание. – Кем же он был?

– Это Лик того, кто когда-то привел предков сюда.

– В Сидонию? – уточнил ареолог. – Или на Марс?

– В этот мир, – не совсем понятно ответила Флоренс.

– И как же звали этого космического Моисея?

– У него много имен, но все они – не истинные. А истинное откроется не здесь и не сейчас. И не тебе. Твое время уже истекает.

От этих слов Батлер ощутил невольный озноб – и это при том, что он продолжал оставаться совершенно мокрым от пота.

– Ты не хочешь идти ко мне и не пускаешь меня к себе, – опять прозвучал в тишине голос Флоренс. – Я ухожу…

Она медленно повернулась и сделала шаг… другой… Еще чуть-чуть – и фигура в красном, с маской в руке исчезнет за краем проема. Батлер молча провожал ее взглядом.

Звук босых ног становился тише… тише… Потом до слуха ареолога донеслось что-то, похожее на легкий всплеск, – и все. Вокруг вновь царило подземное безмолвие.

Он подумал, что если сейчас начнет копаться во всем этом, то, скорее всего, кончит очень плохо. Лучше попробовать дать нагрузку мышцам, а не мозгам.

Но как? Раскачаться на этом батуте?

«Представь, что прыгаешь…»

И он представил. Он мысленно сел на корточки на упругой прозрачной пленке и мысленно же прыгнул чуть вперед и вниз – как с крыши.

И эта мысленная картинка воплотилась в реальности. Алекс Батлер действительно полетел вниз, только не из положения сидя, а из положения лежа ничком. Выручила реакция – он успел опустить ноги и более-менее приблизить свое тело к вертикали, поэтому не отбил себе живот. Подошвы ботинок смягчили соприкосновение с полом, он выставил перед собой руки и упал на колени, и все-таки ощутимо приложился ладонями к белой поверхности, по твердости ничуть не уступающей кафелю.

Решив приберечь удивление и все другие эмоции до лучших времен, ареолог, продолжая стоять на четвереньках, поднял голову и обнаружил, что находится возле одной из стен традиционно уже пустого прямоугольного помещения размером, пожалуй, с баскетбольную площадку. У помещения были две характерные особенности: во-первых, отсутствие хоть какого-то намека на дверь, ворота или калитку, а во-вторых, повсеместное присутствие подобия белого кафеля – и пол, и стены, и потолок сплошь были выложены квадратными плитками. Без всяких сиррушей. Совершенно непонятно было, почему в этом белом зале светло, как в операционной, но Батлер не собирался погружаться в размышления по данному поводу: даже найди он источник освещения – что изменится в его положении?

Проем в потолке темнел довольно высоко над головой астронавта, и теперь туда можно было добраться, разве что совершив прыжок с шестом.

Но шестов нигде не наблюдалось, и Алекс обреченно подумал, что очутился именно в морге. В морге, рассчитанном на единственное тело. Его, Алекса Батлера, тело. Точнее – труп…

Он подул на ушибленные ладони и медленно встал. И увидел то, чего не было видно ему из положения на четвереньках. В дальнем от него конце зала, в углу, темнел на полу квадрат, и у самого края горельефом выступало из него бледное лицо Флоренс с прилипшими ко лбу светлыми волосами, а чуть дальше – оранжевое пятнышко…

Уже не раздумывая, иллюзия это или нет, Батлер бросился через зал, и стук его ботинок многократным эхом отскакивал от белых плоскостей. Квадрат оказался бассейном с темной, словно бы маслянистой жидкостью, неподвижно отражавшей белый потолок.

Он вытащил Флоренс на кафельный пол и опустился на колени возле нее. Это была именно нанотехнолог Флоренс Рок – в оранжевом комбинезоне, а не в красном подобии древнегреческого хитона или пеплоса. И без маски в руке. Темная субстанция, которую Батлер принял за жидкость, при ближайшем рассмотрении оказалась похожей на коллоид – она скатывалась с совершенно сухого комбинезона Флоренс, не оставляя следов, и лужицами застывала на белом полу. Лужицы почти мгновенно тускнели и превращались в серый порошок.

Вспомнив про недавний всплеск, ареолог бросил взгляд на бассейн – но ничего и никого больше не было видно на его глади. Лезть туда он не стал и посмотрел на руки Флоренс: знакомо алели на ее ногтях пятнышки лака. Снимать с Флоренс ботинки, чтобы посмотреть на ее ступни, Батлер тоже не стал. Остро ощутив дежа вю, он расстегнул комбинезон Флоренс, пальцем нащупал пульс… Состояние дежа вю продолжалось – веки ее затрепетали, как недавно у Свена Торнссона, и она открыла глаза, словно только и ждала этого прикосновения. Было тут что-то от истории про Белоснежку…

Взгляд Флоренс поблуждал по потолку – туманный, рассеянный взгляд… Скользнул по лицу ареолога… Вновь устремился в потолок… И замер. И померк – словно внутри ее глаз кто-то выключил освещение.

– Фло… – срывающимся голосом позвал Батлер.

Флоренс чуть повернула голову и смотрела теперь куда-то мимо ареолога. Лицо ее было застывшим… словно маска…

– Фло! – повторил Алекс, холодея от недоброго предчувствия. – Ты меня слышишь, Фло?!

Что-то на мгновение дрогнуло в ее глазах, по-прежнему бирюзовых, но погасших. Дрогнуло – и вновь растворилось в тумане.

– Что с тобой, Фло? – спросил он с отчаянием, вызванным пониманием собственного бессилия. – Где ты была?

И вновь какой-то отблеск мелькнул в бирюзовых глазах – и исчез. Губы Флоренс шевельнулись, слегка растянулись в слабом подобии улыбки, и ее глуховатый надтреснутый голос, так непохожий на прежний голос Флоренс Рок, болезненно отозвался в сердце Алекса Батлера.

– Где ты была? – как говорящая кукла повторила она его вопрос, по-прежнему глядя куда-то в пространство. – Оно меня окружило… Поглотило… Темнота… – Она роняла слова монотонно, отделяя их друг от друга длинными паузами, и было непонятно, осознаёт ли она то, что говорит. – Темнота… Темнота встала на мое место… Заняла мое место… Я – часть темноты… Она овладела мной… Темнота…

Губы ее сомкнулись, и закрылись ее глаза. Словно окончательно разрядились батарейки. Словно пружина распрямилась до конца.

– Фло! – крикнул Батлер и потряс ее за плечи.

Голова Флоренс безвольно мотнулась, и видно было, как под опущенными веками из стороны в сторону блуждают глаза.

«Это шок! – лихорадочно подумал ареолог. – Это просто шок. Из-за того дьявольского марсианского сиропа… Она очнется, обязательно очнется… Если бы хоть каплю нашатырного спирта!»

Он убеждал себя в том, что это шок, но в глубине души понимал, что все гораздо серьезнее. Гораздо хуже…

Шум, похожий на громкий тяжелый вздох, раздавшийся из бассейна, заставил Батлера повернуть голову. То, что было до сих пор неподвижной темной поверхностью, вспучилось маслянистым пузырем. Пузырь быстро раздувался, превращаясь в монгольфьер, и через мгновение лопнул с оглушительным грохотом взорвавшегося фугаса. Коллоид хлынул во все стороны, темная волна подхватила Батлера, вцепившегося в плечи Флоренс, и швырнула к стене. Ареолог ударился плечом о твердый кафель, но пальцы не разжал, продолжая удерживать Флоренс. Шум нарастал и нарастал, теперь коллоид мощными высокими гейзерами извергался из бассейна, быстро заливая все вокруг. Не прошло и десятка секунд, как Батлер был уже по грудь в этой субстанции, а еще через несколько мгновений она дошла ему до подбородка. Оттолкнувшись подошвами от пола, ареолог, не отпуская Флоренс, отчаянно заработал ногами, изо всех сил стараясь удержаться на плаву. Его поднимало к потолку, потолок был все ближе и ближе, холодный белый потолок морга, и темная масса вот-вот должна была до предела заполнить весь ограниченный белым мертвенным кафелем объем.

«Не сгореть мне суждено, а утонуть…»

Эта мысль была последней. Теплое, скользкое хлынуло ему в ноздри и потекло в горло.

Алекс Батлер в первый и последний раз судорожно всхлипнул, пальцы его разжались, теряя Флоренс, и вязкая темнота сомкнулась над ним…