Малыш и Те-которые...

Глава 45

— Мистер Алкуин! — позвал Гарри, подойдя к домику Гиббона, — вы дома?

И вежливо постучал в дверь.

Внутри некоторое время было тихо, а затем дверь слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянул Гиббон, страдальчески вопросивший:

— Что надо?

— С вами всё в порядке? — поинтересовался Гарри. — А то ваши соседи уже беспокоятся.

— Я работаю! — воскликнул Гиббон. — В отличие от них, я создаю прекрасное! Вы же знаете, — добавил он с укором — и вдруг, явно не удержавшись, спросил заговорщически: — Хотите посмотреть?

— Разумеется, — невероятно вежливо ответил Снейп, — мы же именно для этого и пришли.

— А тебя я не зову! — отрезал Гиббон, открывая дверь ровно настолько, чтобы Гарри смог пройти, и немедленно заступая Снейпу дорогу.

— Не настаиваю, — кивнул Снейп, — что там у тебя может быть интересного? Пыль под кроватью и шкурки от бананов?

— Ничего, — отрезал Гиббон, закрывая дверь сразу за Гарри прямо перед носом Снейпа.

Внутри было светло и пахло деревом и лаком. Гиббон поманил Гарри за собой и провёл в комнату, которая, вероятно, изначально должна была играть роль гостиной, однако теперь превратилась в мастерскую, в левом углу которой на большом столе лежала почти готовая виолончель.

— Ух ты! — обрадовался Гарри. — У вас получилось!

— Ещё нет, — довольно сказал Гиббон. — Ещё не готово. Но уже скоро, скоро... посмотрите — ну разве она не красавица?!

Виолончель и правда была прекрасна — изящный корпус отливал всеми оттенками свежего цветочного мёда, длинный гриф, четыре металлические струны...

— Хотите послушать, как она звучит? — возбуждённо спросил Гиббон. — Не сейчас, конечно, не сейчас... но я скоро уже её закончу — и тогда... хотите?

— Хочу, — радостно кивнул Гарри, — говорят, что у виолончели самый выразительный звук.

— Он будет прекрасен, — почти прошептал Гиббон. — Но позже... это будет позже. Скажите им, чтобы не мешали мне! — почти взмолился он, прижимая к груди руки. — Они постоянно пытаются сюда проникнуть!

— Может, они тоже хотят посмотреть? — предположил Гарри.

— Мало ли, чего они хотят! — вспыхнул Гиббон. — Они ничего не понимают! Они обязательно здесь что-нибудь сломают, и вообще, они её не заслуживают! Никто не заслуживает, — он нежно погладил бок виолончели.

— Да почему сломают-то? — не понял Гарри. — Зачем это им?

— Они всё ломают! — Гиббон сжал губы в узкую полоску. — И вообще, здесь нечего смотреть! Работа не закончена! Запретите им мешать мне! — горячо попросил он снова.

— Так если запретить — им точно захочется что-нибудь сломать, — возразил Гарри. — Может, вам просто не обращать на них внимания?

— Но я не могу! — страдальчески воскликнул Гиббон. — Мне всё время приходится обновлять запирающие заклинания! Это отвлекает, понимаете?! А вас они послушают.

— С заклинаниями мы с Северусом вам поможем, — пообещал Гарри, — может, тогда ещё какие-нибудь чары отвлечения внимания поставить?

— Поставьте! — закивал Гиббон. — О, я буду вам невероятно признателен! Поставьте! И пусть они все обо мне забудут! Насовсем!

— Непременно, — сказал Гарри, думая, что на месте соседей Гиббона он и без чар постарался бы обходить его дом стороной.

— Я вам буду очень благодарен! — повторил он, вновь погладив виолончель и бросив на Гарри нетерпеливый взгляд. — Очень!

— Я прямо сейчас этим займусь! — заверил Гиббона Гарри и торопливо распрощался.

— Сбежал? — поинтересовался Снейп, дожидавшийся его неподалёку.

— Ага, — признался Гарри, — давай ему на дом запирающие чары наложим. И отвлекающие внимание. Пусть спокойно работает, и нас никто дёргать не будет.

— Может, вообще накрыть его куполом? И чарами невидимости, — предложил Снейп. — Остальным сказать, что дом ушёл под воду — вроде Атлантиды.

— Зачем под воду? — удивился Гарри. — Пусть просто мимо проходят. Нам тут только местной мифологии не хватало!

— Они спросят, куда он делся, — терпеливо проговорил Снейп. — Что ты собираешься сказать?

— Скажу, что сидит дома, — пожал плечами Гарри. — И всё.

— И они, бесспорно, скажут — о, ну раз всё хорошо, пускай сидит. И потеряют интерес, — кивнул Снейп.

— Я вообще не понимаю, — удивился Гарри, — откуда такой интерес к мистеру Гиббону? Три года никому дела до него не было — что он там делает и делает ли вообще.

— Так он не прятался, — пожал плечами Снейп. — И привычно ныл и ненавидел всех и вся. А потом вдруг исчез. Людям некомфортно.

— Людям комфортно, когда их ненавидят? — Гарри во все глаза уставился на Снейпа, — да неправда же! Мои родственники меня не ненавидели, а просто не любили и боялись — но назвать комфортной жизнь рядом с ними... Да я тогда пошёл бы с первым же человеком, который просто поговорил со мной... как с человеком, а не обузой. Если это правда так — то нам целителей надо было ко всем приглашать, а не только к Лестрейнджам!

— Людям комфортно, когда ничего не меняется, — возразил Снейп. — Со временем привыкаешь к тому, что перемены, как правило — к худшему. Гиббон всегда был таким — и все к этому привыкли. Это норма, понимаешь?

— Не понимаю, — грустно сказал Гарри, — наверное, никогда и не пойму.

— Ты не суди по себе, — посоветовал Снейп. — Ты другой и ни на кого не похож. Возможно, твоё восприятие мира уникально, — он вдруг почему-то вздохнул и замолчал, глядя куда-то в море.

А потом спросил:

— Что ты думаешь о Гиббоне?

— Мне его жалко, — задумчиво произнёс Гарри, — вроде и умный, и талантливый, но... — он только рукой махнул.

— Жалко? — переспросил Снейп, и в его взгляде мелькнула печаль. — Почему?

— Да он на человека стал похож, только когда за виолончель взялся! — ответил Гарри. — И то всячески это человеческое в себе прячет.

— Было бы, что прятать, — не удержался Снейп. — Я отлично помню его в школе. Он всегда был злобным истеричным трусом — не то что не дружил ни с кем, на Слизерине с этим сложно, но он даже просто разговаривать по-человечески был не в состоянии. Я вообще не помню, чтобы он спокойно говорил, кроме как отвечая на уроках.

— Он вполне может говорить по-человечески, — тихо ответил Гарри, — но только с теми, кому доверяет. Это грустно, на самом деле, но доверяет он только мне, ну и Ойгену тоже. Доверял.

— Я же говорю: ты уникален, — подчёркнуто проигнорировав упоминание Мальсибера, сказал Снейп. — Потому что уж поверь мне: жалеть это ничтожество не за что. Но ты отыскал ему занятие и считай, что осчастливил — то есть сделал больше кого бы то ни было. Так что можешь жить спокойно — и если ты желаешь, можем вернуться в лабораторию, пора приступать к следующему этапу приготовления подкормки.

— Я не согласен, что его не за что жалеть, — негромко сказал Гарри, — но спорить с тобой не хочу. Поможешь мне с чарами? Запирающие я поставлю, а вот с отвлечением внимания у меня не очень.

— Помогу, — вздохнул Снейп. — Хотя я тебе уже показывал, — упрекнул он Гарри. — Помнишь формулу? — он привычно начертил её в воздухе.

— Помню, — смущённо улыбнулся Гарри, — у меня с концентрацией проблемы, слишком много сил вкладываю. Так, глядишь, все не просто внимание на этот дом перестанут обращать, но и вообще забудут о его существовании.

— По-моему, это то, что нужно, — хмыкнул Снейп. — Но как бы наши подопечные не решили, что сходят с ума, когда из ниоткуда зазвучит виолончель. Так что соберись и действуй. Начинай.

— Ага, — улыбнулся Гарри, — и Долохов со своей бригадой примется проблему решать, как обычно, надёжно и основательно.

Он сосредоточился — и повторил движение палочки Снейпа, надёжно прикрывая от любопытствующих жилище Гиббона.

Солнечный диск опустился в океан, и Гарри, который каждый день приходил сюда — сначала в сопровождении Эктора, Сириуса, Северуса и Маркуса, а потом уже, когда прошло два года, в одиночестве, позвав Ойгена и попробовав увидеть Дверь на ту сторону, молча опустился на белый песок.

Двери не было — как не было её с тех самых пор, как она неожиданно захлопнулась за ушедшим на ту сторону Мальсибером. За два минувших года, кажется, никто больше не верил и не ждал его — да и Гарри тоже приходил сюда, скорее, по привычке и из чистого упрямства. И за это время он привык потом сидеть и думать, глядя на догорающий закат. О разном. О том, как прошёл ещё один день, и о тех людях, с которыми теперь жил. Их было много, и они все были очень разными — и всё же было что-то, что их всех объединяло. Нет, не исчезнувшая метка, а... Гарри так и не нашёл за эти годы подходящего определения.

Что общего, например, могло быть между Беллатрикс Лестрейндж и Руквудом? Белла была очень похожа на Сириуса — наверное, как все Блэки. Взрывной темперамент, фанатичное упрямство, яркая эмоциональность Беллы — и холодное бездушие Руквуда, который иногда казался Гарри не человеком, а машиной. Искусственным интеллектом, как в столь нежно любимых Эктором комиксах.

А что общего между Гиббоном и Долоховым? Который, кстати, чувствовал себя отлично — может, даже лучше всех, и даже умудрялся весьма прилично зарабатывать, консультируя местных (и, кажется, уже не очень местных) обитателей соседних островов "о способах разрешения конфликтов". Вроде бы убийств после его консультаций не случалось, да и кровавых разбирательств — тоже, так что Гарри в его деятельность не вмешивался. И вот что же общего между ним, ещё и взявшимся не так давно тренировать некоторых местных "в искусстве боя и самозащиты", и несчастным Гиббоном, взрывающимся от любого показавшегося ему косым взгляда?

Или между насквозь приземленными Роули и Джагсоном и мечтателем вроде Рабастана Лестрейджа, в картины которого, кажется, можно войти — и который всё чаще пишет не островные пейзажи, а меловые скалы, поросшие вереском холмы и холодное море под низким северным небом?

Или между тем же Эктором и Северусом? Кроме, разве что, отношения к нему, к Гарри. Правда, нечто общее можно было отыскать между Руквудом и Снейпом — но всё же, всё же...

Но при этом они все на удивление спокойно и едва ли не гармонично ужились здесь — разве что не считая Гиббона. Лестрейнджи, вон, даже ждут ребёнка, а Джагсон, кажется, вознамерился отыскать себе жену среди местных женщин. Что-то было, что их всех объединяло — даже Сириуса.

Тот так и держался особняком, общаясь, по большей части, с Гарри и, как ни удивительно, с собственной кузиной — и хотя это общение чаще всего напоминало бесконечные перепалки, кажется, ни одна из сторон их так не воспринимала. Порой Сириус бывал в Британии — к его вящему изумлению, аврорат сработал так, как должно, и Блэка оправдали, даже извинившись (правда, несколько невнятно) и вполне вернув ему доброе имя.

Он все же пригласил сюда Ремуса Люпина, оказавшегося оборотнем, но вот вписаться в странноватую компанию обитателей острова Люпин так до конца и не сумел, проводя здесь только небольшую часть года.

— Это место настолько не моё, — как-то сказал он Сириусу, — что мне тяжело здесь находиться.

И тот его понял и нередко куда-то отправлялся вместе с ним — и Гарри, хотя и скучал по ним, видел, что обоим это идёт на пользу.

Иногда он и сам думал о том, что хотел бы побывать ещё где-то и попутешествовать, что с ними, что, к примеру, с Эктором, но пока что не решался насколько-то надолго покинуть остров. Но, возможно, в будущем году...

Он посидел ещё немного на берегу, глядя, как на небе появляются первые звёзды, и, легко поднявшись с песка, пошёл к дому.