Ловкач

Глава 9 Власти и вести

В старых палатах князя Шуйского было тепло и немного пахло ладаном. Толстые стены с росписями, казалось, помнили ещё самого Иоанна Грозного, хотя на самом деле, конечно, здесь, в Петербурге, построены были куда позже.

Старый князь восседал на прежнем месте, за огромным столом в своём кабинете, склонив седую голову над каким-то свитком. Горели свечи, и в их трепещущем свете князь Иван Михайлович казался высеченным из того же камня, что и стены.

Мигель поклонился ему низко, в пояс:

— Поздорову ли, князь-батюшка, княже милостивый… Позволишь ли холопу твоему Мигельке слово молвить?

Старик фыркнул.

— Усердствовать усердствуй, да в меру, — посоветовал он, откинувшись и положив костлявые пальцы на столешницу. — Давай, молви своё слово. С чем пожаловал? Да ещё и во время неурочное?

Мигель поклонился ещё ниже:

— Тебе, князь-батюшка, как на духу всё реку: Куракины за Ловкачом гоняются. Плечо раззуделось, рука размахнулась. Ужасть что творится, лавру Вяземскую мало что по кирпичику не разнесли. А супротивники их, Рюриковичи — Одоевские да Ростовские, тоже зашевелились, но пока ещё не ведают, в чём дело. Слухов много, а толком не знают.

Старый князь прищурился, будто подслеповатый филин.

— Лавру, вот выбрали словечко для клоаки… Говорил же я тебе, Мигель, что подлюки эти, Гедиминовичи, в лужу сядут! — и захихикал неожиданно звонко, потирая костлявые руки. — Говорил же я, ой говорил!

Мигель склонился совсем низко, стараясь себя не выдать. Не говорил ничего такого княже Иван Михайлович ни в первую встречу, ни во вторую; во вторую и вовсе лишь Мигеля выбранил, чего, мол, с пустяками явился, от дел важных князя оторвал. Но перечить? Да лучше голову в пасть льву сунуть.

— Истинно так, князь-батюшка! — поспешно поддакнул он. — В лужу сели, пред всея Русью на смех выставились. Ловкача уловить хотели — ан не преуспели.

Шуйский кивнул, словно сам себе:

— Вот и славно. Пусть подлюки морды умоют. Наш черёд ещё придёт.

Он перевёл взгляд на Мигеля — колючий, тяжёлый.

— Речь веди далее! Всё в подробностях доложи — как уловить пытались, что учинили? Да главное реки — почему у них ничего не вышло?

Князь Иван Михайлович даже устроился поудобнее, сведя костлявые пальцы, и глядел на Мигеля не мигая, что тот едва удерживался, чтобы не заикаться.

Он принялся «речь вести»: рассказывать, кого, куда и сколько послали Куракины, сколько ими подкупленных жандармов явилось в лавру, сколько шпиков они отправили на улицы и как вся эта «рать нечестивая» ничего не возмогла, не свершила, а лишь только уползла, хвост поджавши.

— А я-то, княже, всё видел, хоть и в сторонке стоял!.. Обманул всех Ловкач, выскользнул, аки хорь из петли!..

— А! И тебя, выходит, тоже? — проскрипел вдруг князь.

— И меня, князь-батюшка, — сокрушённо развёл руками Мигель, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Не замешкавшись, поклонился до самого полу. — Сущеглуп есмь холоп твой Мигелька!..

Князь снова фыркнул.

— По глазам вижу, «сущеглупым» себя ты для словца прозываешь, а взглядец-то хи-итрый! Ну, давай, холоп Мигелька, выкладывай!..

— Есть у меня, княже, подозрение одно. Что видели-таки Ловкача в тот день. Никто не знает, а я знаю!..

— Вот, значит, как… — проскрипел старик. — Ну, молодца, молодца, не вовсе уж сущеглуп. Кому ещё сказывал?

— Никому, князь-батюшка, ни единой душеньке!

— Обратно молодца, — кивнул Шуйский. — Ну, а девку-то… девку ему нашёл?

Мигель замялся, низко склонился, ответил покаянным голосом:

— Никак нет, княже. Трудно, ох как трудно. Не всякая подойдёт, не всякой Ловкач и поверит…

Старик стукнул пальцами по столу.

— Ась?.. Ты чего мне тут жалобу поёшь?

Мигель судорожно сглотнул.

— Осмелюсь слово молвить, князь-батюшка, тут всё одно к одному пришлось. И девка, и ведь в означенный миг Ловкача заметили.

— Всё знать хочу, — прохрипел Шуйский хмуро.

Цыган снова закивал.

— Одна из осведомительниц моих, молодая да смышлёная, случайно с ним в конке столкнулась, аккурат пока Куракины его уловить пытались. Он, мол, показался ей на Ловкача смахивающим. Она, не будь дурой, с ходу и разговор завести попыталась, и глазки построила, и намёк сделала… Пойдём, говорит, побалуемся, в ванну нагишом влезем. А он — ни в какую! От такого предложения, позволь молвить, отстранился, будто и не мужик вовсе.

Мигель так вошёл во вкус, что даже возмущённо притопнул. А Шуйский хмыкнул, губы его скривились, сухие, словно из воска.

— Вот оно как… Значит, девка глупа. И ты глуп. Ищи лучшую! Чтобы фигуриста была, чтоб кровь в жилах закипала. Ловкача в силки брать надо хитро, а не с бухты-барахты.

— Слушаюсь, княже-батюшка, — покорно склонил голову Мигель, мысленно чертыхаясь. — Найду девку, непременно найду.

— А чего ж эта твоя прознатчица не выследила, куда Ловкач этот отправился?

— Говорит, сбежал, княже, да так, словно вся нечистая сила за ним гналась.

Старик удовлетворённо закивал, захихикал сипло, потирая руки.

— Ну, Куракиных памятуя, может, и вправду что гналась, — выдавил он, и Мигель тотчас угодливо засмеялся тоже.

— Так-то лучше. Девка да ключ — вот и весь сказ.

Мигель же подумал, что лучше уж лужа, чем топь, в какую может втянуть его сам князь.

— Теперь к Куракиным ступай, — распорядился Шуйский. — Посетуй, на неразумие дураков-рядовых пожалуйся. Да уши прочисть, слушай внимательно, о чём говорить станут, а паче всего замечай, о чём умолчат.

Он воздел палец кверху, и Мигель слушал так внимательно, будто был мальчишкой, впервые получившим настолько ценный совет. Шуйский с довольным видом ухмыльнулся.

— Всё понял? Отправляйся теперь.

Особняк Куракиных на Мойке сиял электрическим светом, беломраморные колонны отражали мягкое мерцание бронзовых бра, в камине потрескивали аккуратно сложенные поленья. Оба брата, как всегда, были при параде: Владимир Александрович в безукоризненном парижском сюртуке, Михаил — в светлом костюме, с непременной своей пахитоской в пальцах.

Мигеля провели в гостиную. Он почтительно поклонился, но уже без того раболепия, как перед Шуйским — скорее, с изяществом, что подобает тому, кто доставил по-настоящему важные вести.

— Ну? — голос старшего Куракина был холоден. — Что ж это такое, а, Мигель? Мы велели взять его. Взять — а не гонять кур по дворам. Ростовские с Оболенскими смеются теперь, в дом приличный не зайти, ухмыляются, черти!

— Совершенно верно, — подхватил Михаил. — Должны были взять, а вместо того — скандал, люди болтают, наши молодцы вернулись с пустыми руками. Объяснись-ка, голубчик.

Мигель развёл руками, изобразив недоумение:

— Ваши светлости, государи милостивые, разве ж не я говорил: не надо его хватать вот так сразу? Я ведь предупреждал — ой как непрост человечек этот. Он, может, и вовсе не человек. Изменилось в нём всё разом, и буквально на днях. Присмотреться бы к нему сперва, приглядеться. А вы, ваши светлости, то «куля в лоб», то «по месту взять». А потом же бедный Мигель во всём и виноват.

— Ты как разговариваешь, скотина⁈ — так и взвился Михаил. — Место своё забыл, быдло⁈ В Сибирь захотел⁈

— Виноват, ваша светлость! — Мигель вскинул руки, словно в отчаянии. — Да разве ж посмел бы я непочтительность явить!.. О вас же, ваши светлости, пёкся, о чести вашей, об имени добром!.. Что непочтительные речи о вас вести стали… моя ли в том вина? Я ж всё, что мне только возможно, сделал! Все сведения доставил немедля, о силе этого нового Ловкача предупредил, донёс, что изменился он, что совсем иной теперь!.. Но кто ж бедного Мигеля послушает?.. Вот и вышла конфузия!.. Не гневайтесь, ваши светлости, не держите сердца на Мигеля!

Взгляд его, нарочито жалостливый, казалось, звенел стёклышком, вместе с голосом.

— Спокойнее, брат, спокойнее, — Владимир положил руку Михаилу на плечо. — Сударь наш Мигель, конечно, мошенник отъявленный, шаромыжник, прощелыга и так далее, но сейчас этот плут дело говорит. Не стоило нам пытаться Ловкача сразу — в садок. А ты, Мигель, нос не задирай. Не то враз без ноздрей останешься. И ещё без кое-чего.

Михаил нервно стряхнул пепел с пахитоски.

— Да-да. И смотри, никому ни слова!..

— Да будто бы я не понимаю, ваши светлости? — принялся поспешно кланяться Мигель. — Да неужель же я…

— Хватит, — оборвал Куракин-старший. — Говори, Мигель, что сказать пришёл. Значит, совсем другим Ловкач сделался? Не тот, что прежде?

— Истинно так, ваша светлость, — Мигель позволил себе лёгкую улыбку. — Совсем не тот. Куда больше не тот, что изначально казалось. И потому трогать его поперву надо осторожно. Сначала понять, что он такое. А потом уж решать: бить ли пулей в лоб, по месту ли брать или…

— Или?

— Или приручать, ваша светлость. Осторожно. Очень осторожно.

— Осторожно… — Владимир задумчиво покрутил пенсне в пальцах. — Хорошо. Будь по-твоему, Мигель. Но уж коли подведёшь ты нас — то и не обижайся.

— Да когда ж я подводил? — Мигель изобразил простодушие. — Для начала Ловкача теперь сыскать надо. Пронаблюдать за ним — чего удумает, что воплотит, куда пойдёт, с кем встретится. Он погоню-то, ваши светлости, со следа сбил — вот и пусть думает, что его совсем потеряли. Осторожности поубавится. Из логова вылезет. И… думаю я, простые-то соглядатаи лучше справятся.

Князья переглянулись. Владимир кивнул брату, тот кивнул в ответ.

— Ладно, — сухо бросил старший. — Ищи Ловкача. Да, кстати. Ты, помнится, девку для него добыть хотел. Как, добыл?

— Никак нет, ваша светлость! Разборчив больно оказался. Одну к нему подвёл — нос воротит!

Мигель соврал без малейших колебаний. Если своих заслуг нет — не стесняйся их изобрести. Только с умом, конечно.

— Разборчив, хм? Интересно… Кстати, а старикан Шуйский-то что?

Последняя фраза прозвучала совершенно, вроде бы, невинно, но Мигель разом взмок.

— А что ж он. Тоже велел мне девку Ловкачу подсунуть, да фигуристую сыщи, мол, говорит.

Братья ухмыльнулись.

— Ладно, братец. Ступай, дело делай да будь настороже. Теперь Ловкач этот — наш приоритет. Сыщи его, коль такой умный. Денег мы тебе в прошлый раз дали, должно хватить. Отыщешь — наградим щедро. Ты нас знаешь.

Мигель знал. Он поклонился, молча отступая к двери и улыбаясь самым уголком губ — как всегда улыбаются те, кто работает сразу на две стороны.

Дверь за Мигелем мягко прикрылась, и в гостиной снова остались только два брата. Электрический свет от хрустальной люстры мерцал, отражаясь в лакированных панелях.

Владимир Александрович снял пенсне, протёр его замшей и тихо сказал:

— Скользкий тип. Но полезный.

— Полезный, — отозвался Михаил, стряхнув пепел в фарфоровую чашу. — Только вот доверять ему нельзя. Глаза у него бегают, улыбка приторная… Сегодня он нам поёт, завтра Шуйскому.

— Уже поёт, — спокойно заметил старший брат. — Не думай, что я не знаю. У старого князя уши длинные, слушает и слышит отлично, молодым на зависть. Но это не беда. Пусть пока поёт обоим. Важно, что нам он вести первым приносит.

Михаил нахмурился:

— Ты уверен? А если он нас за нос водит?

— Уверен. У Шуйского тоже наши люди есть. А коли за нос водит… тогда он умрёт, — просто сказал Владимир, надев пенсне обратно. — Но пока — пусть живёт.

Он поднялся, прошёлся по мягкому ковру, продолжая:

— С Ловкачом придётся быть осторожнее. Мигель прав. Он не тот, что был. Даже если это всё ещё одно и то же тело, воля там другая. И сила… иная.

— Ты думаешь — всё-таки из Старших? — Михаил понизил голос.

— Я думаю — ещё не ясно. Но если так… тогда нам выпадет честь первыми взять его под руку.

— Или убрать, — пробормотал младший.

Владимир усмехнулся уголком губ:

— Убрать всегда успеем. Старший или не Старший, любой падает от пули в нужное время и в нужном месте. Но если он из тех, кто стоит выше… представь только, что будет, когда мы его на цепи приведём.

Михаил на миг задумался, и в глазах его вспыхнул огонь.

— Мы обойдём Шуйского, — сказал он. — И Рюриковичей тоже.

— Именно, — старший брат вновь сел в кресло, поднёс рюмку коньяка к свету. — И тогда над-клан наш будет первым.

Они чокнулись.

— А насчёт девки старик Шуйский прав, — Владимир пригубил янтарную жидкость.

Михаил усмехнулся, манерно стряхивая пепел:

— Ха. Старые методы. Думает, можно в сети поймать тем, чем ловили ещё при Иване Васильевиче.

— Старые методы порой не хуже новых работают, — Владимир наставительно поднял палец. — Только подать надо правильно.

— Подать… — Михаил затянулся пахитоской. — Вот ты серьёзно считаешь, что этакий тип поведётся на юбку? Если он и вправду изменился, как Мигель говорит. И, если, опять же, Мигелю верить — одна уже пробовала.

— Значит, — задумчиво сказал Владимир, — надо не юбку, а лицо. Историю. Женщину с легендой. Чтобы он сам захотел поверить.

— Хм… — Михаил подался вперёд. — Скажем, воспитанница пансиона, с лёгким налётом таинственности? Или, напротив, простая девица с Сенной, но «с душой»?

— С душой… — Владимир хмыкнул. — С душой работают актёры, брат. А нам нужна фигура. Настоящая, живая. Чтобы и в постели, и за столом была убедительна.

— Значит, надо искать среди наших… — Михаил прищурился. — У Голицыных хватает полукровок с театральными задатками. Попросим, так пришлют.

— Попросим, — кивнул Владимир. — Но выбирать будем сами. Девка должна быть не только фигуристая, но и умная. Чтобы не спалилась.

Они переглянулись, и в глазах обоих сверкнул одинаковый холодный азарт.

— Хорошо, — сказал Михаил, откинувшись в кресле. — Пусть старый Шуйский мечтает о фигуристой. Мы же подберём такую, что и фигурой возьмёт, и умом.

Владимир снова поднял бокал.

— За то, чтобы Ловкач запутался в сетях. И не заметил, чьи они.

Хрусталь прозвенел о хрусталь.

Из Вяземской лавры мы выбрались кружным путём, через подвалы. Не мешкая, двинулись ко мне, на Обводный.

Мальчишка, судя по всему, и не думал жалеть об оставленном месте. Да и чего ему жалеть — сирота, а у Марфы не забалуешь. Шагал Савва легко, неслышной поступью, словно кот — молодой, жирка не нагулявший, но уже далеко не котёнок. Среди всех этих подвалов, проходов и переходов был он, что называется, как рыба в воде.

И именно он мог мне на многое ответить.

— Ну что, малой, — сказал я тихо, как бы между прочим. — Ты ведь давно меня знаешь, верно?

— Сызмальства, — хмыкнул Савва. — Ты ж наш дядька, Ловкач. Тебя всякий знает. Ты весёлый. И не дерешься никогда. И водки не требуешь.

Надо же. Реципиент-то мой, выходит, крепким зельем брезговал. Не как почти все здесь.

Я ухмыльнулся краем губ, бросил небрежно, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ничего лишнего.

— А последние-то недели… я как был? Такой же, всегдашний? Всё по-старому? Твоими глазами мне надо б взглянуть, востроглазый.

Савва замялся, почесал затылок.

— Да как сказать… Странный ты стал, дяденька. Как по проволоке ходил: то весел, то хмур, то смеешься, то бранишься, а то и вовсе в тоске сиживал. Марфа тебе чаю, а ты и не притронешься. Пропадал, бывало. Исчезал на день-два. А как вернёшься — будто и не ты совсем. Потом-то, вроде как, всё назад, как было… ан и не до конца. Так чую. В общем, как и не ты.

— Ага, — кивнул я, — и чем же это «не я» было?

Мальчишка сжал губы, задумался.

— Да и не скажешь толком, дядя Ловкач… Только если… Пахло от тебя тогда, вот. Пахло.

— Пахло? Это чем же? — я приподнял бровь. — Не тем же, чем в отхожем месте разит, надеюсь?

Савва ухмыльнулся, фыркнул, но тотчас посерьёзнел. Голос понизил, словно боялся, что стены услышат:

— Не… не так. Не вонью. Пустыми запахами. Словно ничем. Это как смотришь в пустую комнату, а там будто кто-то только что был, и след его остался. Вот так же и от тебя тянуло. Будто пустым. Не должно пахнуть, а пахнет. И… не знаю я таковых запахов, дядько. На Сенном у нас чего ж только не нанюхаешься — а тут неведомо что.

Я остановился на миг и глянул на мальца внимательнее. Тот сказал это просто так, даже не понимая, привычно зыркая себе по сторонам, а попал при этом в самую точку.

Пустые запахи. След Астрала. С какими-то астральными фокусами имел дело Ловкач — не оттуда ли те самые «ворсовые загрязнения»?

А Сапожок-то молодец. Он их чует. Без всякой учёбы, без наставников. Чует пустоту, где «пахнуть нечему».

— Смекалистый ты, Савва, — сказал я негромко, и мальчишка засиял, будто ему золотой червонец вручили.

А я подумал: это не просто щенок, что умеет бегать по дворам. Это — стихийный астралоходец. А может, и менталист в зародыше. Правильно я решил с него начать — нельзя пацана просто так бросить. Таких берут в «род» — иначе завтра он окажется в лапах тех, кто научит его служить не себе, а…

А Лигуору.

На мгновение я внутренне замер, ведь мысль эта удивила меня самого. А разве я не тому же служу?..