Ловкач

Глава 22 Детали и слежка

Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Астрал нас слышал. Астрал отзывался. Волны далёкого эха прокатились и угасли. Мир за окном будто притих — миг тишины перед новым раскатом грома. Сапожок, усевшись на лавку возле печки, аж губу прикусил да ногами приплясывал — так хотелось ему и дальше рассказывать.

Я видел перед глазами другую картину: огонь, каменные пролёты, как в том безымянном городе, взятом мною и моими конструктами. И ту девушку, вставшую на стене, раскинув руки, — смешную, худую, с лицом, озарённым каким-то внутренним пламенем. Она знала, что не выстоит, но всё равно бросила вызов. Я тогда уничтожил её вместе со всем городом. И не думал об этом больше ни дня — пока не оказался здесь, в ином мире, со странно просеянной, очищенной памятью.

Теперь же астральные волны, что прокатились через город, не просто были похожи. Они не смотрелись даже близнецами — они были были тем самым откликом. Та же частота, тот же резонанс, тот же отпечаток отчаянного сопротивления неизбежному.

Только здесь неизбежное удалось остановить. По крайней мере, на время.

— Дядя Ловкач?.. — нерешительно подал голос Сапожок.

— Тихо, — отрезал я.

Всё ещё не открывая глаза, я медленно выстраивал внутреннюю сеть, заставлял растягиваться незримые нити, словно паутинки. Пространство вокруг дрогнуло, я искал и улавливал замершие было отзвуки ментальных ударов. Волны — да, вот они. Отголосок трёх, нет, четырёх мощных ментальных всплесков, сходящихся в одной точке — где-то на Фонтанке. Там работал кто-то из сильных. Не просто защита, не контрудар — нет, там творилось куда более сложное, контроль толпы.

Я провёл ладонью по лицу. До сих пор всё складывалось просто — спрятаться, набрать силы, решить, кого использовать и где ударить — и сделать ход. Но теперь планы рассыпались, как карточный домик. Кто-то другой, не из тех, кого я знал, умел делать то же, что и я — а может, даже больше.

Менталист, способный переломить толпу, заставить её рухнуть на колени — это дорогого стоит. И доселе в сём городе я подобных не встречал.

— Сапожок, ты вот что. Дуй к бабе Вере. Сиди там, носа не высовывай. Ежели Ванда — она же Марья-Искусница ваша — появится да про меня спрашивать начнёт, то отвечай: мол, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. Понял ли?

— А ты, дядя Ловкач?

И в этом вопросе и интерес — что там такое без меня делать будут? — и какой-то странный страх. За меня, что ли?

— А я прогуляюсь. Посмотрю, что там за дела такие, как бояре друг дружке бока наминают.

Он поёжился.

— Ох, дядя Ловкач, нутром чую — неприятностей не оберемся!..

Я поднялся, шагнул к двери.

— Не твоя забота, Сапожок, — сказал я. — Если не вернусь — сожги книги из мешка. Все. Даже ту, что… что я читал всё время. Вот эту, — и я поднял книгу со спиральной надписью.

Савва аж побледнел.

— Так ты ж сам говорил — это такое богатство!.. А ещё трогать не велел…

— Не твоё это богатство, — жёстко оборвал я. — Да и не моё пока что. Делай, что сказано.

Я вложил самые опасные книги в середину стопки, чтобы Сапожок, случись такое, сгрёб их разом в мешок.

Я вышел на улицу. Зашагал, сам не зная куда — наугад, ведомый смутными отголосками донёсшегося до Астрала.

Я должен понять, кто тут на такое способен. Узнать. Выследить.

«Зачем?» — спросил я себя. И сам же ответил — этот менталист должен быть нейтрализован. Он не должен оказаться на стороне моих врагов, кем бы эти враги ни оказались.

Найти это место оказалось нетрудно. На пересечении реки и большого проспекта. Изначальный Ловкач подсказал названия — Фонтанка и Невский.

Толпа уже успела рассосаться. Пожар потушили, но над многими окнами видны были чёрные вытянутые овалы гари, навязчивый запах витал кругом. Полицейские занимали посты у ворот и у входа, отгоняя немногочисленных любопытных.

Я остановился на почтительном расстоянии, вслушиваясь в сохранившиеся отзвуки, в их далёкое эхо, что отдавалось далеко в глубинах Астрала.

Да. Могучий менталист; достойный предводительствовать ратями Лигуора.

Умом я понимал, что на самом деле он мне сейчас не угрожает. Да и боярские рода, сцепившись, едва ли вообще станут думать о поимке Ловкача. Я, наоборот, обрёл существенное преимущество, известную свободу действий; даже приснопамятный Сергий Леонтьевич со своими конструктами должен думать сейчас о княжеской сваре, угрожающей всей имперской столице, а не о том, чтоб непременно схватить какого-то непонятного типа.

С другой стороны, может, оно так и задумано? Любая власть, думал я, была бы недовольна излишним влиянием всяких там родовитых аристократов, что так и норовят урвать кусок побольше.

Я стоял, вдыхая влажный питерский воздух, всё ещё пропитанный запахом гари. Заметил, как из дверей дворца в окружении нескольких полицейский вынырнул худощавый тип в сером сюртуке, с выражением, точно ему только что пришлось слопать лимон целиком, с кожурой. За ним шагал немолодой уже слуга в ливрее, но, судя по осанке и надменному лицу, явно не простой лакей. Управляющий, мажордом, скорее всего.

— Господин Платонов, ну как же так? Их светлости князю неможется, ранены они!.. А вы эвон, бумаги опечатали да вывозить собрались!.. По какому такому праву?

— Смута в столице недопустима, — надуваясь от важности, ответствовал чиновник, названный Платоновым. — Их императорское величество будут очень, очень недовольны. Бумаги подлежат изучению Охранным отделением в установленном порядке…

Человечек в сером сюртуке продолжал что-то упорно бубнить, стоя на своём, слуга в ливрее пытался его не то отговорить, не то запугать — потому что нависал над ним весьма недвусмысленно; а я лишь стоял, всматриваясь и вслушиваясь в мир, открывающийся совсем рядом, и всё же недоступный громадному большинству случившихся здесь людей.

Я же всё прощупывал, искал — те тонкие незримые нити, что тянулись от источника ментального удара. Потоки из Астрала вились, скручивались, будто сами искали меня.

«Кто ты, чья сила отозвалась во мне?» — думал я. Просто случайный резонанс? Едва ли. Нет, я не отступлю, я доберусь до истины!

В голове уже звенело, но я не останавливался. Мне нужно было знать. Не для мести, не для власти — просто понять, кто ещё умеет так чувствовать и так сражаться.

И, может быть, впервые за всё время, с тех пор как я оказался в этом мире, я ощутил не азарт, не страх, а странное, почти человеческое нетерпение. Ну же, давай, где ты, кто ты?

След проступал всё явственнее; от испятнанного гарью дворца вдоль набережной, к северу, туда, где Фонтанка отделялась от матери-Невы.

Я медленно побрёл туда; у Симеонова моста, в виду церкви св. Анны, напротив цирка Чинезелли астральный след уже был явственным, будто тянущаяся по воздуху трещина. Я прикрыл глаза и позволил себе улыбнуться.

— Вот и ты, — тихо сказал я. — Ну что ж, посмотрим, кто кого.

У особняка Куракиных тоже стояла полиция; пожара, правда, тут не случилось. Люди Шуйского прорвались внутрь, а такого менталиста, как старый князь Иван Михайлович, здесь не нашлось.

Аркадий Голицын вступил в приёмную братьев так, словно ничего не произошло. Как всегда, элегантно одетый, с любезной улыбкой, он изящно поклонился князьям, опираясь на трость и с едва заметным превосходством окидывая комнату взглядом.

Выглядели братья Куракины нынче не цветуще— у младшего, Михаила, подбит левый глаз, у Владимира, наскоро переодевшегося в сухое, подрагивают руки и явственно дёргается щека. В камине гасли последние угли, красные, как глаза человека, не спавшего трое суток.

— Господа князья, — начал Аркадий, — то, что вы учинили сегодня, войдёт в историю как образец политического самоубийства. Поздравляю.

— Ты? И у тебя ещё хватает наглости являться сюда? — прорычал Куракин-младший.

— Вы меня не послушались, — Аркадий изящно развёл руками. — Кинулись очертя голову в эту авантюру, не проверив даже как следует, есть ли эти документы у Шуйского в действительности или нет.

Тон он держал отменно, и сочувствия в нём теперь почти не было слышно.

— Меньше ехидства, Голицын, — рявкнул Владимир. — Ты вообще понимаешь, что там творилось?

— Прекрасно понимаю, — Аркадий поправил перчатку. — Ваши люди штурмовали дом Шуйских. Дом Шуйских горел, набережная Фонтанки была перекрыта, толпа ревела, полиция не вмешивалась. Признаться, зрелище редкое. Но если отбросить эстетическую сторону… — он чуть прищурился. — Вы дали Охранке повод вмешаться. А это, поверьте, хуже, чем проиграть в дуэли.

— Люди Шуйских в те самые минуты штурмовали наш особняк!

— Да, но вы начали первыми.

— Ты, Голицын, явился нас учить? — хрипловатым голосом возмутился Михаил.

Однако ни один из них не указал визитёру на дверь.

— Я явился сказать вам, что теперь делать, — отчеканил Аркадий. — Если не хотите, чтобы вас — вместе с Шуйским — отправили на одну и ту же сахалинскую каторгу.

Князья молчали с минуту. Потом Михаил нервно хмыкнул:

— Хочешь сказать, нас арестуют?

— Надеюсь, что всё-таки нет. Но с удовольствием выставят вас со стариком Шуйским опасными дураками, простите за откровенность. Поднимут на смех. Лишат привилегий. Иными словами — обезоружат, лишат влияния и позволят новым людям занять ваше место.

Владимир, едва дослушав, прижал пальцы к вискам, словно от сильнейшей мигрени.

— Ты говоришь, будто всё знаешь наперёд.

— Разумеется, — невозмутимо ответил Голицын. — Иначе зачем бы я пришёл?

— Что ты узнал? — буркнул Владимир.

— И когда успел? — вставил младший брат Михаил.

Плавным жестом, словно это и не нарушало приличий, а было само собой разумеющимся, Голицын чуть повернул свободный стул и сел, а перчатки пристроил на столике.

— Терпение, господа. Ясно, как белый день, что никому из вас — ни вам, ни старику Шуйскому — это столкновение не нужно. Повторяю, никому из вас. А вот кому-то третьему — очень даже.

— Мигель, — бросил, скривив губы, Михаил. — Этот негодяй, плут и пройдоха!..

Аркадий чуть поклонился.

— Приятно иметь дело с умным человеком. Мигель работал на вас, на Шуйских, и… на кого-то ещё. На третью сторону. По моим сведениям, сторона эта — Охранное отделение. Сергий Леонтьевич Меньшиков.

Он выждал. Князья молчали.

— Итак, что мы видим. Меньшиков — посредством втершегося к вам в доверие Мигеля — использовал вас, чтобы столкнуть старые кланы. Главная цель — оттеснить старое боярство подальше от Узлов. Неважно, что Одоевские с Ростовскими сейчас не вмешались. Теперь у Сергия Леонтьевича прекрасный повод действовать открыто — старые роды, мол, опасны, неуправляемы, провоцируют мятеж. И вот тогда… — Аркадий слегка улыбнулся, — старый Петербург перестанет быть боярским.

Михаил хмыкнул. Достал из погребца бутылку бордо, откупорил, налил в бокал, проглотил, словно воду.

— Ты там был, на Фонтанке. Всё видел. Почему нам не помог? Или уж свою чертовски одарённую сестричку мог придержать! Глядишь, мы бы тогда всё и успели!

— Кто попробовал бы удержать мою чертовски одарённую сестричку, горько бы об этом пожалел. Именно потому, что она чертовски одарённая. Так вот, ваши светлости — подумайте, чем вы были очень сильно заняты до того момента, как получили донесение от этого пройдохи Мигеля? М-м?

Князья переглянулись.

— Мы… искали некоего Ловкача.

— Подозревая в нём Старшего, — проворчал Владимир.

— Именно, — Аркадий поднял палец. — Поэтому скажите спасибо моей одарённой сестричке, что не дала свершиться смертоубийству.

— Что ты предлагаешь? — коротко спросил Владимир.

Аркадий обернулся.

— Во-первых, примириться со Шуйскими. Демонстративно. Пусть весь город увидит, что вражды нет. А Меньшиков потеряет почву для дальнейших крайне решительных действий.

— Полно, Голицын. Это невозможно, — фыркнул Михаил. — После сегодняшнего?

— После сегодняшнего — как раз возможно, — мягко возразил гость. — Люди любят спектакли. Дайте им красивый жест — и все забудут, кто начал стрелять.

Он встал, подошёл ближе, заговорил тише:

— Во-вторых, найти того, кто действительно виновен.

— Ты о Мигеле? — спросил Владимир.

— Отнюдь, — Аркадий покачал головой. — Мигель — лишь пешка. Его уже нет — скорее всего. Полагаю, от него избавились, тот же Сергий. Мигель определенно, по любым меркам слишком много знал. Но, повторю, он не важен. А важен именно Ловкач. Ведь охранка же не только получила повод нанести удар по старым княжеским родам и их удельным владениям, нет. Она ещё и вас заставила забыть о Ловкаче.

Братья переглянулись, оба почти синхронно приподняли бровь. Голицын смеяться не стал, но улыбнулся уголком губ — вполне заметно.

— Допустим… — нехотя выдавил Владимир. — Ты считаешь, он и впрямь настолько важен?

— Уверен. Он — ключ ко всему. С его появлением началась цепь событий, которую никто уже не контролирует. И пока вы мерились силами со Шуйскими, этот тип где-то рядом… набирает мощь.

Михаил поднялся, опёрся на стол ладонями:

— Хорошо. Допустим, ты даже прав. Как мы его найдём?

Аркадий приподнял бровь.

— Через мою сестру. Через мою, как ты выразился, чертовски одарённую сестричку.

— Твою… — Владимир нахмурился. — Не могу поверить. Через Александру?

— Да, — просто ответил Голицын. — Сегодня у дворца Шуйских она использовала силу такого порядка, что любой чувствительный в радиусе, — он помолчал, будто бы подсчитывая, хотя, конечно, счёт был давно готов, — десятка вёрст ощутил её. Ловкач, если он действительно связан с Астралом, не мог этого не заметить. Он почувствовал — и он заинтересовался.

— И что ты предлагаешь?

— Оставить приманку, — Аркадий откинулся на спинку кресла. — Она вернётся к своим богадельням, к своим «униженным и оскорблённым», как обычно. А вы, господа, обеспечите ей охрану. Ненавязчивую. Ловкач рано или поздно попытается её найти. Тогда и возьмём.

Михаил с сомнением нахмурился:

— А если он не будет подбираться — если он её убьёт?

Аркадий взглянул холодно, почти равнодушно.

— Не убьёт. Ему нужно понять, кто она. Ровно так же, как и мне.

Он поднялся, снова натянул перчатки, взял трость.

— И последнее, господа. Если решите всё же затевать новую дуэль — делайте это не в Петербурге. Император нынче нервный, а столица и без того слухами полнится.

Гость чуть поклонился и направился к двери. Хозяева снова переглянулись.

— Голицын! — окликнул его Владимир. — А если ты ошибаешься?

Аркадий не обернулся.

— Тогда нас всех уже списали в расход, как говорят в Вяземской лавре. Знаете такое место?

Дверь мягко закрылась.

Я знал, что долго тут торчать нельзя. Хотя силы вернулись ко мне, но всё-таки не полностью — пусть я уже способен очень на многое, время схватки ещё не наступило. У дома Голицыных я простоял совсем недолго. Но мне хватило.

Да, она была здесь. Тонкая, почти неощутимая вибрация — не просто ментальная, нет. Это было что-то глубже, сродни дыханию самого Астрала. Не давление, не случайный всплеск силы, но именно дыхание — ритмичное, узнаваемое.

Сила.

Та, что у Шуйского остановила толпу. Та, чьи волны я уловил на другом конце города.

И в этот миг всё вокруг словно приглушилось — ветер стих, шум улицы угас.

Я знал такие мгновения — когда стены между мирами становятся тоньше.

У настоящих менталистов они случаются в бою. У избранных — в молитве. А у неё это было получалось естественно. Она сама словно постоянно была на полпути в Астрал, сама истончала преграду меж реальностью и тонким миром.

Я вглядывался, стараясь понять. Сила, что шла от неё, была странной — не хищной, не разрушительной, но живой, упругой. Сила защиты, не нападения.

И главное — без тени страха.

Мне следовало уйти. Менталист её уровня может уловить даже наблюдение. Но я медлил. Любопытство сильнее осторожности.

Кто она? Может, она — ошибка, выброс, побочный эффект старого Узла?

Я вспомнил разлом, ту тварь-змею, тянущуюся из глубин, и невольно усмехнулся.

Пожалуй, всё слишком точно совпало, чтобы быть случайным.

Разлом, книга, всплеск силы, девушка.

Астрал никогда не бывает настолько щедрым без причины.

Да, она сейчас там, в этом доме. И не подозревает, что сейчас к её приюту пришёл тот, кого называют Ловкачом, — с руками, испачканными не только в пыли этого города, но и в крови других миров.

— Значит, вот ты какая, — пробормотал я едва слышно. — Светлая. И упрямая.

Смешно. Та, кто остановила бойню, и тот, кто когда-то сам устроил такую же — ну, почти.

Мы стоим по разные стороны одного разлома.

Теперь же мне надлежало вернуться обратно. Как бы там бедолага Сапожок и впрямь не спалил все книги с перепугу.

…До моего убежища на Обводном я добрался, как обычно, сменив нескольких извозчиков.

И точно — Сапожок встретил меня внутри, бледный и дрожащий.

— Дядя Ловкач! Ты вернулся!

Только тут я вспомнил, что ведь велел ему сидеть у бабы Веры.

— Савва, а ты почему здесь? Тебе что было велено делать?

Он понурился.

— Дык, дядя Ловкач, ты сказал — спали, мол, книги, если не вернусь…

— И ты решил, что уже пора?

— Нет. Просто невмоготу уже стало. Да и Марья-Искусница явилась, выспрашивать начала… Я, конечное дело, ничего не сказал… И не бойтесь, дядя Ловкач, она меня не выследила. Я подвалами уходил да чердаками.

— Молодец, — сказал я. — Книги, слава всем силам, жечь не придётся.

Савва обрадованно кивнул, и в этот миг в дверь постучали. Сильно, резко, уверенно.

Только этого мне и не хватало.

— Ловкач, открывай. Я знаю, ты здесь. Не ерепенься, не таись. Поговорить надо.

Будь я проклят, если голос этот не принадлежал Мигелю.

От автора:

Катастрофа Бронзового века. Первая глобальная система торговли рухнула под напором стихии и войн. А ведь все еще можно спасти… https://author.today/work/425225