Ловкач

Глава 3 Трущобы и сумрак

Я сбежал. По обломкам кирпичей, подвижным под ногами, быстро спустился на улицу. Не высоко — второй этаж; дом назывался «Окружным судом» (это мне услужливо подсказала память Ловкача). Астрал — или то, что от него во мне осталось — послушно впустил меня в город.

Ночь, горят газовые фонари и на мокром булыжнике отражается их бледный призрачный свет. Я огляделся — никого. Глухой час, когда спит даже стража.

Уноси ноги, Ловкач.

Я заметил, что называю себя именно так — прозвищем своего носителя, с которым, надо понимать, случилось что-то не сильно хорошее. И ещё я понял, удивительно холодно и отстранённо, как рядовой факт, что не помню собственного имени. И не знаю, как на самом деле звали бывшего обладателя этого тела.

Другой бы запаниковал, задёргался в такой пустоте, но только не я. Маг Астрала, мастер творения призрачных сущностей любое обстоятельство использует к своей выгоде. Моё прошлое отрезано, значит, надо мной не довлеют старые привычки, предубеждения и прочее. Начинаем с чистого листа — это будет даже интересно.

И сейчас я позволил ногам Ловкача нести меня, куда они сами решат. Понимал, что тело поведет меня в место, которое оно само будет считать безопасным. Туда мне и надо — настроиться, принять здешний Астрал и, наконец, разобраться, что происходит. Перво-наперво я должен найти ЕГО.

Узел.

То, ради чего я и оказался здесь. Вернее, одно из.

Блестели рельсы, убегавшие в сгустившийся мрак, и я пустился рысью — всё-таки остатки моей магии многое смогли, в частности — полностью залечить плечо и ногу.

Я знал, что улица эта именовалась Литейным проспектом и вела, в общем, куда мне нужно. Я поднял воротник пальто повыше и ускорил шаг. Сейчас я почти ничем не отличаюсь от простого смертного, и это хорошо — буде кто попытается меня выследить через Астрал, его ждёт разочарование. Таинственный маг, взламывающий стены, исчез, просто растворился в ночи.

Я сейчас жадно втягивал, вбирал в себя, так скажем, аромат здешнего Астрала. Астрал — он повсюду, и везде являет себя по-разному. Маг, владеющий его секретами, часто оказывается слеп к малейшим, легчайшим колебаниям — сила имеет обратную сторону. Но сейчас я шёл, лёгок и свободен, и дышал полной грудью, пусть даже и сырым ночным воздухом, полным миазмов. Шёл и слушал, слушал и искал.

Чтобы слушать, надо молчать, а мастер Астрала слишком привык всё время говорить.

Я не был лишён сил — я обретал новые.

Сейчас я шагал, совершенно не думая, ноги сами вели в нужную сторону. Я чувствовал, как тело, которому я пока не принадлежал, вспоминает маршрут — и позволяет мне идти вместе с собой, словно пассажиру в повозке.

Мы миновали широкий проспект — «Невский», подсказала чужая память. Ветер Астрала, неощутимый прочими, едва коснулся моих щёк; где-то в этом городе, не так далеко, вполне можно дошагать, прятался узел. Я отчетливо чувствовал его.

Совсем небольшой, наверное, ещё очень молодой, не успевший далеко распространиться. Где-то на окраине этого города, в бедных кварталах, там, где в нищих халупах и домишках часто гостят нужда с горем.

Узел. Или — судя по размерам — пока только его проекция — астральный фантом, который не нашёл себе плоти, но уже заявляет о себе. Я не мог сказать точно. Но Лигуор уже посылал сигналы. Что-то здесь явно начиналось.

Лигуор. Имя, прозвание, определение чего-то великого, неописуемого, необъятного. Космического, протянувшегося от края и до края сущего. Я был с ним. Я… был… его… воином?.. Воином, да. Но сейчас я помнил только лишь самые общие основы, ничего конкретного. Есть Лигуор. Есть Астрал. О нём я помню больше, он мой рабочий инструмент, так сказать. Но в памяти очень многое стёрто, исчезло, улетучилось. И я должен верить, что так надо — для вящей славы Лигуора и исполнения нашего долга.

Лигуору нужно отчаяние, нужна беда, чтобы прийти и пообещать утешение. Не словами проповедников, не поучениями, да и вовсе не словами. Но — ощущениями, смутными надеждами. Узел начнёт разрастаться, и всё больше и больше местных станут… сомневаться.

А потом придём мы.

Что ж, таков закон вещей. Что-то зарождается, растёт, расцветает, а потом наступает его время — и является Лигуор. Необходимая часть великого цикла, так, во всяком случае, я себе всегда говорил.

И не сомневался.

Время шло, вокруг меня текла ночь, проспект обернулся улицей, поднялись высокие и не слишком ухоженные доходные дома, и Ловкач подсказал мне — пора сворачивать.

Сенная площадь. Здесь, между ней и рекой Фонтанкой, лежит рынок. А возле него, ближе к набережной — знаменитая Вяземская лавра, район, где уже давно укоренился самый лихой народ. Углубил и без того глубокие подвалы, соединил их, где надо, устроил выходы в подземные коллекторы — и получился настоящий лабиринт, точнее, настоящая крепость, которую можно пройти насквозь, ни разу не показываясь на улицах города.

Именно туда ноги и несли Ловкача, по одному ему известному адресу. И я следовал этим путём, в этом сейчас и состояла моя цель — оторваться от погони, запутать им следы. А потом, когда всё более-менее успокоится, выйти в Астрал. Отчего-то я не сомневался, что тогда прояснится многое, если не всё. Сейчас я просто использую своего реципиента, и — уверен — именно таков и был план. Всё, что сейчас происходит — наверняка часть моего собственного плана.

…Я свернул в узкий проход, заваленный мусором. Впереди — трёхэтажные краснокирпичные флигели, стоят телеги, и, в отличие от всего остального города, тонущего во тьме — в окнах то тут, то там горит свеча.

Вот и нужная дверь. Стучу три раза, потом два и ещё три. Тишина, а потом дверь отворяется.

…Кто видел одно злачное место, видел их все. Тут темно, воняет чем-то кислым, и из темноты на тебя пялятся настороженные взгляды.

Это был не «Малинник», главный и самый знаменитый здешний трактир, а какая-то частная «чайная», только для совсем уж своих. Ночь уже должна была катиться к утру, но здесь этого будто не знали — горели свечи, а за несколькими грязноватыми столами шла азартная карточная игра. Публика… ну, чего ждать от посетителей подобных заведений? Всё предсказуемо — мрачные бородатые мужики, хлыщеватые молодые люди с претензией на элегантность, развязные девки, зарабатывающие тяжким трудом свою копеечку…

За стойкой, где пыхтел двухведёрный самовар, возвышалась монументального вида матрона, настоящая бордель-маман, бандерша, короче — явно главенствующая тут тётка неопределённого возраста, а рядом с ней — пара молодцов, косая сажень в плечах, двое из ларца — одинаковы с лица, со взглядами совершенно тупыми, но, что называется, «в полной готовности».

— О, Ловкач! — услыхал я. — Глянь-ка, жив курилка!.. А болтали, что, мол, спекли тебя лягавые!..

— Не родился ещё лягаш такой, — небрежно бросил я. Сейчас надо было позволить отвечать Ловкачу, это его мир.

И он, похоже, точно знал, что надлежит сделать. Пусть себе, я наблюдаю — потому что Лигуор тут ощутим особенно сильно. Интересно… здесь уже действуют его агенты?

Так или иначе, я небрежно облокотился на стойку, кивнул бабище.

— Привет, Марфа-посадница, поздорову ли?

— Поздорову, — она чуть помедлила. — Что стряслось-то, Ловкач? Ты хвоста за собой ко мне не притянул?.. А то ж и впрямь болтали…

— Враки, — уверенно заявил я.

И тотчас заметил странный взгляд, что Марфа бросила в угол. Кто-то там сидел, кто-то важный… Хотя Ловкачу, которому сам чёрт не брат, тут бояться некого и кланяться тоже некому.

— А коль враки, так говори, чего нать, — слегка нахмурилась Марфа.

— Ключ нать, — я понизил голос. Точнее, понизил изначальный, первый Ловкач. — Ключ давай. Время пришло.

— Клю-у-уч? Ну лады, даю, даю…

Железка брякнула о тёмные, многочисленными ладонями отполированные доски. Ключ с затейливой бородкой. Ловкач оставил его здесь на крайний случай; и вот он — крайний — как раз и наступил.

Теперь следовало отыскать крошечную каморку, снимаемую Ловкачом под самой крышей. И там…

— Смотрите-ка, — сказал вдруг кто-то, голос этот был низкий, с лёгким южным акцентом, и при этом неожиданно спокойный. — Кто бы мог подумать. Ловкач. Явился-таки.

Марфа молчала, но взгляда от меня не отрывала. Словно ждала чего-то.

Проверяют на вшивость, так тут это называется?

Я задержал руку, ладонь замерла на стойке. Все взгляды в комнате обернулись ко мне. Игроки опустили карты, девки перестали елозить у клиентов на коленях. Кто-то замер, кто-то, наоборот, усмехнулся.

В дальнем углу поднялся человек. Я его узнал — точнее, узнал Ловкач. Что-то внутри меня напряглось.

Человек был смуглым, с изломанным, но красивым лицом. Чёрные волосы волной ложились на плечи. Пальто — потёртое, но носил он его с форсом. И на меня глядел слишком уж внимательно.

— Ловкач, — произнёс он, и в этих двух слогах прозвучали и насмешка, и недоумение. — Вернулся, никак? Или… тебя вернули?

Я не ответил. В памяти зиял провал, эта часть оказалась словно выжжена. Я чувствовал, что должен знать этого типа, обязательно должен! Но… не мог. Тот, кого я заменил — знал его до меня, а я нет.

И он это понял.

— Не признал? — он усмехнулся и шагнул ближе. — Бывает. Сломали тебя крепко, раз даже меня забыл.

— Ой, а это кто? — пискнула какая-то девка, совсем ещё молодая. Видать, новенькая у Марфы.

— Дурёха, та то ж Мигель-цыган, — ухмыльнулся бородач, на коленях у которого она устроилась. — С Ловкачом у них давно контры.

«Мигель»? Для Ловкача это многое значило. Для меня же оставалось пустым звуком.

— Что, приятель, скверно делишки пошли, что у Марфы, хозяюшки ласковой, подрабатывать приходится? — я не полез за словом в карман.

Сейчас неважно, что говорить, лишь бы говорить.

— А ты, Ловкач, видать, и в самом деле всё позабыл, — Мигель покачал головой, словно и не заметив моей насмешки. — Ну… что ж, ходи, пока…

Он хотел сказать что-то вроде «пока можешь», но мой взгляд заставил его осечься.

Да, это он зря. Ловкач — и прежний, и я — не забывает ни обид, ни насмешек. И всегда возвращается за своим.

Я пожал плечами.

— Пока собака лает, караван идёт. Прощевай, приятель, у меня дела.

Я ожидал, что он загородит мне дорогу, и уже готовил прямой в горло — свой коронный удар, мой собственный, не своего предшественника — но этот Мигель вдруг посторонился, давая мне пройти.

— Еще встретимся, — с ядовитой усмешкой на губах бросил он.

Публика разочарованно зашумела. Здесь, похоже, ожидали доброй драки.

— Благодарствую, Марфа, благодетельница, — я слегка кивнул и вышел в серое, с явным трудом разгорающееся утро.

Мигель уступил. Уронил авторитет, не вступил в бой. А по законам этого места — почти что потерял лицо. Отчего же он так решил?.. И что у них там было с Ловкачом?..

Впрочем, неважно. Важно то, что память Ловкача вдруг дала сбой, и случилось это явно неспроста. Мы с ним, выходит, как два брата-акробата — помним, что было раньше, но выборочно, который что.

Но вот насчет того, что Мигель уступил — совсем нет. Он, видимо, просто не захотел устраивать разборки внутри чайной.

Я пробирался по узким и кривым проходам меж флигелями, когда из-под ближайшей арки на меня вывалилось трое. Судя по виду — обычный мелкий сброд, промышляющий кто чем, даже не порядочные карманники. Эти, самое большее, пьяного раздеть способны или отобрать последнее у девки из притона Марфы. Хотя нет, Марфа такого не спускает.

Я шагал прямо на них, спиной ощущая устремлённый мне вслед взгляд. Чужой взгляд. Зуб даю, это Мигель.

Один с резкими, дергаными движениями, явно под дурью. Второй — ниже ростом, одолеть было бы легко, но на пальцах тускло блеснул кастет. Третий — просто здоровенный громила, крупнее и выше всех. Наверное, бывший грузчик, теперь, скорее всего, долги выколачивает. Или просто вышибала.

— А ну-ка, стоп, светило ночное, — проговорил самый низкий, тот, что с кастетом. Остальные слаженно рассыпались полукольцом, отрезая пути отхода. — Разговор есть!

Главное действующее лицо ждать долго не пришлось — из ближайшей подворотни вышел Мигель, с беззаботно-фасонистым видом перекладывая револьвер из руки в руку. Пижон чёртов.

— Здорово, Михрютка, — ухмыльнулся тот. — Думаешь вот так спокойно уйдешь?

Михрютка. Значит, в этом мире моего реципиента звали Михаилом. Так себе имечко. Да и вообще, по законам воровского мира блатного зовут так, как зовут. Прозвищем. Ловкач не зря стал так зваться. И поименовать его «Михрюткой» — хуже, чем пощёчину дать.

И тут Мигель вдобавок смачно сплюнул мне под ноги.

Второе оскорбление. Он меня провоцировал, этот цыган с испанской кличкой. А сам-то, небось, какой-нибудь «Яшка» или что ещё попроще.

Я не ответил. Просто чуть отступил назад, позволяя спине коснуться стены. Хорошо. Пусть думают, что зажали, что я испугался. Ловкач, конечно, ловок, но работа у него тонкая, с механикой и механической магией, а здесь требовалось кулаком, коленом, ребром ладони.

— Молчишь, Михрютка-холоп? Объясниться не хочешь? — спросил Мигель, светя револьвером. — Говорить со мной, значит, не желаешь? Али в русскую рулетку сыграем?

Он демонстративно вытащил из барабана револьвера все патроны, кроме одного. Защелкнул барабан обратно и наставил дуло на меня. Я не отводил взгляд. Что за чепуха? Он что, идиот — самому разоружаться? Или настолько в себе уверен, что считает — троих громил более чем достаточно, чтобы я и не рыпнулся? Но если я такое ничтожество, что всё стерпит, зачем вообще всё это? Тот «Михрютка», что не ответил бы на оскорбления Мигеля, уже бы всё рассказывал, обливаясь слезами и соплями. И вообще, каких «объяснений» этот хам хочет? Если б я что и помнил, то объясняться бы не стал.

Но то ли Мигелю собственная идея о русской рулетке уж очень понравилась, то ли посчитал, что я уже совсем «готов» и трясусь от ужаса. Так или иначе, он кивнул своим дружкам.

— Держите его!

Ну, наконец-то. Я тебе покажу «Михрютку»!

Первый, который дёрганый, рванулся вперёд, словно стараясь взять на испуг. Но такие на испуг возьмут лишь такую же шушеру; я чуть отшагнул в сторону и просто выставил кулак, метя в горло — жёстко, без замаха, коротко. Он захрипел и осел на землю.

Второй, что с кастетом, пошёл уже серьёзно, вместе с громилой. Ложный замах, кастетом на разворот, снизу вверх. Я ушёл нырком, извернулся, достав его локтём в висок. Сухой хруст — и кастетный, взвизгнув, упал на колени. Добивать его времени не было, потому что кулачище третьего уже летел мне прямо в затылок.

Я извернулся вторично, но громила оказался неожиданно шустр. Я блокировал удар, хоть и с некоторым трудом; не давая тому опомниться, вошёл в клинч, апперкот снизу в челюсть, а потом ещё коленом в пах.

Громила повалился, завывая и хватаясь за промежность. На мгновение мне показалось, будто остался доволен сам Астрал.

Я выпрямился. Отряхнул пальто. Показно оглянулся.

Прямо на меня смотрело дуло револьвера. Мигель не побежал — как ему следовало бы, но пока и не стрелял. То есть чего-то хотел, чего-то добивался… но у него в барабане всего один патрон — дофорсился, пижон.

— Ну что, Мигель, объясниться не хочешь? — я ухмыльнулся ему прямо в глаза.

Палец его надавил на спуск. А в глазах мелькнуло… что-то странное. Ибо если он пришёл завалить меня (как выразился бы мой реципиент), то чего медлил и зачем форсил?.. А если ему от меня что-то было нужно, то зачем стрелять?..

Мысли эти пронеслись в моём сознании куда быстрее, чем поднявшийся курок револьвера сорвался, ударяя по бойку.

Кольцо на моём пальце сделалось вдруг холодным, как лёд — нет, куда холоднее льда. Настолько холодным, что обожгло.

И я уже знал, что сделать.

Выстрел. Взлетает облачко сизоватого, мгновенно рассеявшегося дымка.

Пуля ударила меня в грудь. Точнее, во что-то плотное, неведомо как оказавшееся во внутреннем кармане моего летнего пальто. Толкнула, но совсем не так сильно, как я ожидал; а я сделал шаг к Мигелю, усмехаясь и протягивая руку:

— Как там насчёт русской рулетки, Мигель? Жалеешь, небось, что патрончиков-то не осталось?..

Лицо его дронуло, но не от ужаса, как можно было ждать. Мигель словно увидел нечто… ожидаемое. Маловероятное, но возможное. И сейчас он, не вдаваясь в объяснения, вдруг повернулся и кинулся прочь.

Причём не просто наутёк, а мигом шмыгнув в какую-то щель; я оказался там мгновением позже, увидав разве что массивную, хоть и узкую дверь, железную, словно в банке. Реципиент умел с ними управляться… но именно, что умел. Я ощущал, что могу разнести её сейчас, эту преграду, но… стоила ли она последней искорки силы, что жила в моём кольце?.. Оно уже не было ледяным, медленно теплело, словно отходя от тяжкой работы.

Рука моя коснулась груди, ощущая твёрдый прямоугольный предмет во внутреннем кармане.

Футляр. Железный футляр с отмычками. Он принял на себя пулю. Но… как он оказался тут? Я ведь точно помнил, что лежал он в брючном кармане!.. И почему на нём нет отметиныы от пули?..

— Спасибо, — негромко сказал я кольцу.

Видать, поистине непрост был мой реципиент, что носил такую штуковину…

Так или иначе, а пора двигаться дальше. Мигель со своими громилами моих проблем не решат.

Но всё-таки хорошо, что на крайний случай есть и такие резервы.

Я шёл по грязному переулку к своей каморке под крышей, и тень узла Лигуора на горизонте пульсировала уже не дальним эхом, а ударами сердца, пусть пока ещё и слабыми. Сумрак ждал, как ждут семена дождя.