Ловкач

Глава 7 Следы и тропы

Не всякая погоня висит у тебя на плечах, орёт «стой!», свистит, завывает и мчит следом, громко топая. Не всякая погоня грозит тебе всеми карами небесными, суля «в Сибирь упечь навечно» или «запороть тебя, каналью!». С этими-то погонями неплохо справлялся и мой реципиент.

Нет. Сейчас за мной идёт пара гончих, твари Астрала чуют сквозь границу миров. Они рядом, просто невидимы, алчно выжидают момент и пытаются отыскать слабое место в границе. Теперь будут рыскать, надеясь, что дичь потеряет осторожность и попытается высунуться в Астрал.

И потом этот наблюдатель. Вполне возможно, он надеялся завести меня в ловушку, ещё одну.

И поэтому мне требовалось сменить позицию.

Я выбирался из Вяземской лавры, как это место звала народная молва, быстро, не мешкая, не оглядываясь. Слишком хорошо знал: кто озирается, тот чего-то боится, и для местных такое поведение может быть словно та самая красная тряпка для быка. Здесь чужие глаза глядят не только из каждой подворотни, но и из-за порога реальности.

Гончие разочарованно отступили, ушли вглубь, потеряв мой след, но не исчезли. Они будут ждать, пока я оступлюсь. Потом, когда поймут, что ждут напрасно, начнут действовать… Ну а пока — пусть, немного, но время у меня есть.

Я уже понимал, почему Лигуор развернул здесь такую операцию: в этом мире действовали могущественные «чародеи», как, наверное, называют их местные. Сильные астралоходцы и менталисты. И здесь, в Петербурге, слишком много тех, кто умеет искать, чувствовать и преследовать.

Погоня продолжалась — кто-то сильно, но грубо, неэлегантно стучался в мой уже успевший остыть астральный след. Чужой взгляд скользил по улицам так же, как и по границе Верхнего слоя. Где-то в вышине, над крышами, я ощущал исходящие касания, зондирующие, настойчивые, навязчивые, так что порой кололо в висках, и ловил себя на том, что потирал их стынущими пальцами. И на утренних улицах что-то было не так, не как обычно… нет, я сам ещё не знал, как здесь бывает обычно, но ощущал это по тревоге, появившейся в теле.

Тут и там на тротуарах и подле ворот торчали какие-то странные типы, на вид совершенно заурядные — то извозчик, то разносчик, то пара ломовиков, занятые чем угодно кроме своих прямых обязанностей. Впрочем, подозрение не есть уверенность, можно и ошибиться.

Ага. Первый перекрёсток — и сразу двое.

Один в затрапезном картузе и дворницком фартуке, другой в потертом пиджаке. Стоят, будто ждут кого-то. Но уж больно ровно держатся: не курят, не переговариваются, не таращатся по сторонам, как делают все честные бездельники. Застыли — и всё. Взгляд мой цепляется за неправильное.

Озираюсь. Вот! На ловца и зверь!..

Мальчишка-разносчик с лотком, на лотке — папиросы. Вышел в этакую рань, искать покупателей. Ты-то, голубчик, мне и нужен.

— Эй, малец! Поди-ка сюда!..

Подбежал рысью, заглядывает в глаза.

— Каких папиросочек желаете, барин?.. Хорошие папиросочки, и дешево, барин!

— Полтинник заработать хочешь, малой? — перебиваю его.

Аж оскалился, ухмыляется теперь от уха до уха.

— Конешное дело, хочу, барин!.. Что сделать? Весть передать? Аль на стрёме постоять?..

— Ишь ты, «на стрёме»!.. — делано хмыкнул я, уже прокручивая в голове задание для этого оболтуса. — Больно умён ты, как я погляжу.

— Виноват, барин!.. Прости дурака!.. Что сделать-то надобно?

Рожицу попроще сделал сразу, прыти поубавил.

— Так-то оно лучше. Видишь тех двоих, на перекрёстке? — я кивнул на парочку.

— Вижу, барин, как не видеть!

— Подбеги-ка до них, папирос им предложи, да так, понастойчивее. За рукав можешь подёргать. Поной, погунди пожалостливее, мол, сирота горемычная, не гоните, люди добрые, купите у меня лучше, Господь вас наградит!.. А потом сразу сюда. Вот тебе двугривенный, остальное — как вернёшься. Всё понял?

— Чего ж тут не понять, барин? — мальчишка закивал головой, как болванчик. — А жалостливо я очень даже умею!.. Вот увидите!..

Паренёк рысью затрусил, куда велено. Я же остался в подворотне, где можно было стоять, опершись спиной о стену и скрестив руки на груди, и неотрывно следить за тем, что происходило дальше. Если это то, что я думаю…

Разносчик уже подбежал к подозрительной паре, запрыгал вокруг; ага, вот он и впрямь того, что в дворницком фартуке, за рукав тянет!..

А те что? Не поворачиваются, не смотрят. Головы ворочаются медленно, словно шеи — из непропеченного теста, руки двигаются еле-еле.

Паренёк оказался, похоже, сообразительным. Попятился, потом отскочил, а потом со всех ног бросился наутёк. Двое этих даже не проводили его взглядами.

Всё ясно. Местные астралоходцы, те, что ведут за мной охоту, выставили на улицы Наблюдающих. Правильно мыслят — обычным шпикам я глаза отведу на раз-два, а вот Наблюдающие…

Прежде всего — никакие это не люди. Конструкты, астральные тени, ненадолго получившие воплощение. Потому я их и заметил — слишком недвижные, чтобы быть даже просто зеваками. Недвижное сложнее заметить, чем преследователя, но если знаешь о существовании таких, то глаз рано или поздно зацепится за чуждое. Они не умеют говорить, но зато прекрасно умеют замечать малейшие колебания Астрала.

Малейшие.

То есть, чтобы проскользнуть мимо них, мне надо полностью скрыть собственную природу, своё изначальное естество. Трудная задача, но ничего…

Мальчишка подбегает — от ухмылки ни следа на лице не осталось, весь бледный, руки трясутся.

— Б-барин… барин, я подхожу, а они ровно неживые!.. только глядят, да тут я и подумал — помру на месте, видать!.. Страшно, аж жуть!.. Барин, что ж это за сила нечистая?..

— Не бойся, — ободрил я его — Они… ну, просто не в себе. Бывает такое. Вот тебе за сообразительность, — и я протянул ему рубль. — Ступай теперь, да никому не говори, что видел!..

— Вот те крест, барин, ни полсловечка!.. Страх-то какой!.. Благодарствую, барин…

— Ступай, ступай, — я втянул ноздрями воздух, не сводя взгляд с Наблюдающих. — И носа не высовывай до вечера. Я тебе, считай, дневную выручку уже сделал.

— Точно так-с, барин, сделали!..

Мальчишка проворно исчез за какой-то дверью, и я мог забыть о его существовании.

Значит, преследование велось с двух сторон. В Астрале — глухое давление, как будто кто-то ищет не столько мой след, сколько брешь в моём щите, высматривает слабину. В реальности — тихая сеть, раскинутая по улицам.

На каждого свой окорот. Наблюдателям будем отводить глаза. Но не так, как я отводил бы обычным шпикам — тем хватило бы самого простого: вселяешь в чужую мысль образ — тощего старика с мешком, подвыпившего извозчика, кого угодно, только не себя. Экономно и не требует много силы — а её у меня по-прежнему очень мало, гончие не дали как следует запастись энергией Астрала.

С Наблюдателями куда сложнее. Вот они, серые, неподвижные. Смотришь — вроде, человек: дворницкий фартук, куртка мастерового, руки-ноги, голова, всё на месте. Но взгляд пустой, стеклянный, глаза не мигают. Не дышат так, как надо. И главное — ты чувствуешь, что смотришь не в глаза, а словно в пустую бойницу, и вот уже за нею-то и замер кто-то совсем иной.

Я попытался проскользнуть мимо, закрывая от себя самого Астрал, растворяясь в пустоте, но вовремя заметил: один из них резко дёрнул головой, прямо за мной. Будто хотел и не мог оторвать взгляд. Значит, на обманку не купился.

Эти видят своим пустым взглядом куда больше, чем шпики. Докладывают куда быстрее. Их сила в том, что они не устают. Будут цепляться за каждую подозрительную нить, за самый слабый астральный след.

Ладно, работаем по-другому. Придётся потратить ещё толику силы.

Я чуть сбавил шаг. Пусть поработает тонкий фантом.

Туманное, дымное нечто. Не призрак, не видение. Поистине «фантом».

Моё астральное отражение свернуло в ближайший переулок, и тут же Наблюдатель развернулся туда — всем корпусом, куда проворнее, чем когда прыгал возле него мальчишка-разносчик.

Клюнул, пёс смердящий, клюнул!

Хорошо. Но это только на минуту.

Пара Наблюдающих с неожиданной резвостью сорвалась с места. Да, когда нужно, они могут бегать очень быстро.

А гончие сейчас, несомненно, ждут подвижек в Астрале. Их хозяева уверены, что мне некуда деваться, что я потянусь туда за силой; наивные. Не на того нарвались!..

А меж тем память того Ловкача вела меня в глухой двор. Заборы, дровяные сараи… ага! Здесь.

Осколок зеркала, пристроенный мною на посеревших досках. Мне все отчетливее становилось понятно, что не так прост тот, в чьем теле я нахожусь, хотя вся его жизнь, словно большая улика, указывала на обратное.

Я зарядил осколок остатком воли, и стекло отразило мой «отпечаток» — живой, настоящий, словно я стою здесь, за стеной.

Через мгновение один из Наблюдателей резко остановился под аркой, вытянул шею. Для него я был уже не на улице, а в доме. Отлично. Пусть ломится в стены.

Быстрым шагом я прошёл насквозь проходным двором, оглянулся — пара Наблюдающих исчезла в доме, им на помощь явно спешили ещё четверо, но меня они не замечали — слишком далеко.

Я оторвался.

Однако с каждым шагом чувствовалось нарастающее давление сверху. Не Наблюдающие, не гончие-конструкты — что-то покрупнее. Как бы не самый главный, кто затеял всю эту охоту. Давит на слой и тут, и там, будто множеством тонких пальцев, словно пробует, где тоньше, где можно продавить щит.

Кто это может быть?..

Жаль, что Наблюдающих бесполезно допрашивать. Ничего не скажут, просто развалятся, растворятся, рассеются без следа. Нужен человек, а их-то пока и нет…

Конечно, первая мысль моя была — уж не от Сергия ли Леонтьевича привет, чиновника с перстнем, где притаился заряженный силой зелёный камень?.. Едва ли сей Сергий был особенно счастлив, узнав, что я проломил стену и исчез.

Сейчас мне надо скрыться, затеряться, никак себя не проявляя. Погасить собственную сигнатуру, побыть в полном покое. Исчезнуть.

А это лучше всего проделывать среди людей.

Я свернул к Обводному, вовремя заметив конку, что тащилась по скользким рельсам. Лошади тяжело переставляли копыта, пар клубился из ноздрей, на подножке успели повиснуть двое — обычные люди, что спешили куда-то к утренней работе. Самое то.

Я вскочил следом. Кондуктор с толстой сумкой на широченном ремне вперил в меня угрюмый взгляд.

Протягиваю ему пару медяков.

Народу, конечно, немного — да и откуда толпе взяться в такой-то час!.. Молочница в сером фартуке, трое мастеровых в рабочих рубахах и грубых башмаках; немолодой усатый околоточный при шинели и жетоне дремлет, откинувшись — видать, работал всю ночь. У Ловкача во мне пробуждается профессиональный интерес — облава была? где? на кого? кого взяли? куда свезли?..

Но мне-то, само собой, это без разницы.

Ни мастеровые, ни молочница, ни полицейский не обращают на меня никакого внимания. А вернее, даже стараются не обращать — ни на меня, ни на мою поклажу, приметный сундучок. Я осторожно просматриваю их — нет, никакой сцепки с Астралом, обычные люди.

И ещё один пассажир, вернее, пассажирка. Игривое розовое платье, глубокое декольте прикрыто шарфом. Розовая же шляпка в тон, густая вуаль опущена. Нет сомнений, чем она занималась всю ночь и как вообще зарабатывает себе на жизнь.

На ней я задерживаю взгляд чуть дольше, чем необходимо — и она вдруг встаёт.

Я напрягаюсь.

Она делает шаг ко мне, приподнимает вуаль так, чтобы никому, кроме меня, видно не было.

Молодая, тонкий прямой нос, правильно очерченные губы, высокие скулы, ореховые глаза. Под глазами синева — устала, но… судя по тому, куда она направляется, деньги ей нужны всегда.

— Не хочете ли разделить компанию?

— Ты вымоталась, — говорю я негромко, глядя прямо в ореховые глаза. — Ступай домой. Нагрей воды. Полежи в ванне. Тебе не до компаний.

— У-у, обижаете, барин! — прелестница вытянула губки. — А в ванну залезть — это вы, барин, хорошо придумали, вот давайте вместе и залезем.

Вскидываю бровь, смеряя девчонку взглядом.

— А у тебя ванна хоть большая, поместимся?

— Поместимся, коли нагишом. Безо всего этого, — оглаживает пышное платье. — Хочете? — ее глаза аж вспыхивают.

— Ты смелая… — ухмыляюсь я и киваю на полицейского в дальнем конце вагона. — Вон околоточный едет, а ты не скрываешься, промышляешь.

Она вдруг хихикает.

— Это вы, барин, про дядьку Егор Иваныча?.. Да он меня знает!.. Я ему кажинный месяц «синенькую» вручаю.

Ловкач внутри точно знает, что речь о пятирублёвке. За такую деньгу и поломаться ещё приходится.

Я вглядываюсь — уж не для того, чтобы ответить на её сомнительной ценности предложение, хоть она и хороша собой. Что-то в ней не так. Чувствует Астрал? Сильные инстинкты?.. Или очень хорошо прикрытый шпик?.. Так или иначе, от неё мне надо отделаться, хотя девчонка симпатичная, всё при ней… да. Возможно, при других обстоятельствах мы и познакомились бы поближе. Сейчас же не хочется втягивать глупышку туда, откуда она уже не сможет вырваться.

Однако девица и сама вдруг отворачивается, скорчив обиженную гримаску.

— Вовсе и зря компанию разделить не хочете, — бросает на прощание.

Не отвечаю.

Мне нельзя терять время, пора запускать обманки. Девчонка еще мнется, но всё-таки отступает, по-прежнему искоса на меня поглядывая.

В вагоне конки я сижу тихо, а вот в Астрале учиняю нечто прямо противоположное. Сбросил печать молчания, выплеснув наружу ложный след, яркий, словно местный газовый фонарь. Мой фантом устремился к Сенной, потащил за собой целый шлейф астральных искр. Пусть гонятся. Пусть думают, что я снова ускользнул в трущобы.

Наблюдатели застыли. Один «разносчик» резко повернулся, со всех ног бросившись в ту сторону и этим движением потянув за собой ещё пару. Хорошо. Значит, поверили.

Я же сидел в тесном вагоне, прижавшись к холодному окну лбом и щекой, слушал скрип колёс по рельсам, ощущая, как очищается улица вокруг меня. Наблюдатели уходили, один за другим.

И всё же давление сверху не исчезло. Кто-то очень сильный так и прощупывал слой, искал брешь, искал меня.

Видно, не купился. Может, слишком опытен.

Конка тряслась, лязгала по рельсам, скрипели колёса.

Я сейчас вновь, как и раньше, доверялся скрытой памяти своего реципиента. Он явно знал, что делать в таких ситуациях, и так же уверенно, как привёл меня к сундучку и Завязи, стремился прочь.

Однако противник не успокаивался. И сделал следующий ход.

Сначала в груди разлился ледяной зимний холод. Потом болезненно завибрировали кости, словно кто-то вёл железом по стеклу, зацепив при этом ещё и струну внутри меня. Тащил туда, куда мне совсем не нужно было.

В следующее мгновение за стеклом пронеслась тень. Стремительная, гибкая, страшная. Нечеловеческая.

Астральная тварь, Малый Охотник. Именно таких выпускают, когда нужно не просто наблюдать, а уже и вырвать добычу из толпы. Ого! Рискнули!.. Где я точно, они не знают, вот и пошли ва-банк, вдруг да и окажу себя, запаникую, попытаюсь сбить тварь на дистанции…

Но нет. Я не шевелюсь. Даже не пытаюсь отыскать бестию взглядом. Сворачиваюсь в комок, закрываюсь со всех сторон. Нельзя себя выдать.

Охотник проносится над улицей раз и другой, и третий. Наблюдающие мечутся из стороны в сторону. И — я уверен — устроивший всё это астралоходец пристально наблюдает за происходящим, ожидая моей ошибки.

Этой радости я вам не доставлю. Вы ещё не знаете, с кем связались, сосунки!..

Охотничью тварь Астрала в нашей реальности долго не продержишь, каждый миг её метаний здесь обходится вызвавшему её менталисту очень и очень дорого. Мне надо лишь немного подождать.

Я не ошибся. Пронёсшись над рельсами и столбами несколько раз, тварь издала высокий, режущий слух визг и исчезла, рассыпавшись сухим инеем.

Иней — петербургским летом.

Невольно я вспомнил первые свои мгновения в этом мире, погоню за собой, ту странную пару, «монаха» с диковинным его аппаратом — тогда тоже среди июня мостовые кое-где, казалось, были скользкими — их покрывал лёд…

У меня появились теперь кое-какие соображения, откуда он там взялся.

— Барин! Барин! Что это было? Господи, страшно-то как! — девушка в розовом платье вдруг кидается ко мне. — Вы ж тоже слышали, барин, да?..

Вот как? И в самом деле чувствующая Астрал?..

— Да что с тобой? — делано удивляюсь я. — Кто слышал? Чего слышал?.. Я лично — ничего.

Брови её страдальчески изломились.

— Неправду речёте, барин… слышали тоже, как и я…

— Чепуху не мели, — я решительно поднимаюсь и, не мешкая, выскакиваю наружу.

Преследователи потеряли меня. Окончательно. Иначе не выпускали бы Охотника. Это они уже… от отчаяния и от того, что не знали, что предпринять.

Отлично. Мой реципиент, несомненно, замешанный в дела с Астралом, и в самом деле знал, что делает — укрыв Завязь в одном месте, и подготовив убежище совсем в ином.

Чужой взгляд ещё пару раз касался темени, словно исполинский палец, наугад пытающийся попасть в меня; но я каждый раз уводил его — то перебрасывал на чужое отражение, то нырял в пустоту, стараясь не повторять один и тот же приём дважды.

Я теперь шёл и уже твёрдо знал: там у меня ещё одно логово. Заготовленное заранее. Вывод напрашивался простой — Ловкач, ещё при своей собственной жизни, готовился к чему-то подобному. Или — будто готовили его, зная, что придётся бежать, унося заветный сундучок. Впрочем, теперь Ловкач — это я сам. Собственное имя так и не вернулось ко мне, да оно пока не очень-то оно мне и нужно.

Я вновь позволил телу вести себя. Оно знало дорогу, знало, где свернуть, в какой двор, в какую дверь, на какой лестнице и ступеньке шагнуть мягче, чтобы не скрипнула доска. Я мог бы вмешаться, но не стал. Пусть работает память реципиента. Пусть он хоть в этом будет полезен.

Наконец, впереди блеснула чёрная вода. Обводный канал.

Тут уже совсем другой Петербург — рабочий. Угрюмые дома, грязно-песочные стены, запах угля и варёной капусты. Люди тут не интересовались чужими делами. Видели — промолчат. Слышали — отвернутся. Главное, чтобы не мешали жить и работать. Много я видел таких городов, но здесь всё было словно особой краской тронуто.

Я свернул в один из закоулков и быстро нашёл нужную дверь.

Она ничем не выделялась — скрипучая, с облупившейся краской и ржавым замком. Но тело Ловкача знало: здесь — укрытие. Заранее заготовленное, тайное, о таком никто не знает, даже в Вяземской лавре. Готовился бывший обладатель этого тела, как есть готовился, но все-таки погорел… с другой стороны, вряд ли этот пусть и элитный, но всего лишь вор, имел в таком замесе хоть какие-то шансы.

А ведь ты провалился, Ловкач, вдруг подумал я. Основательно так провалился, приятель, несмотря на все свои таланты. Тебя раскрыли — потому-то за тобой и гнались. И отнюдь не коллеги «дядьки Егор Иваныча». И не Малый Охотник, нет. Существа куда более могущественные и опасные. Один тот «монах» чего стоил, со своим аппаратусом!.. Уже столько времени прошло, а мне ещё предстоит разгадать, что это за штуковина, потому что она может оказаться опасна. Кто-то тщательно готовил моего реципиента, однако, как оказалось, недостаточно тщательно. Он провалился, и меня, похоже, срочно призвали затыкать прорыв.

Впрочем, это мы ещё посмотрим, кто для кого что затыкать станет. Я меж тем отпер замок, вошёл, задвинул засов.

Сундучок поставил в угол, сам опустился на табурет.

Внутри всё было как надо: голые стены, печка, узкая койка. Старый комод, шкаф у стены. Бедно, но зато тихо. Узкая комната-пенал, задуманная под дворницкую. Дворников давно уже тут не держат, а помещение вот осталось. Да такое, что отыскать его можно, только очень хорошо зная, что именно надо искать.

Я закрыл глаза.

Погоню удалось сбить. Но ненадолго.

Тварь, напавшая в конце, шпики, Наблюдатели — это только начало. Если против меня вывели такую свору, значит, дирижёр стоит за ними сильный. Может быть, тот самый Сергий Леонтьевич с его зелёным камнем. Может — кто-то ещё.

Астрал отозвался во мне лёгкой дрожью.

Они знают, что я есть. И теперь они не остановятся.