…Савва только кивнул, выбираясь на чистое место. И я уж хотел хоть двумя словами его отругать за неосторожность, сам выпуская пар, как слух мой уловил смутное движение за покосившимися домами: стража.
Что-то их насторожило — а может, просто пришло время очередного обхода.
Или они заметили наш след, что, конечно, вряд ли.
Я махнул Савве — мол, давай за мной; приложил палец к губам. Теперь я возглавлял наш маленький отряд, возвращались мы тем же путём, что пришли.
Однако стражников впереди появлялось всё больше и больше. И… странная это была стража. Обычные люди, но и не только. Были среди них и иные, я ощущал это.
И Савва тоже — нагнал меня, подергал за рукав.
— Дядько Ловкач… пахнет тут… пахнут…
Всё точно, малой. Против нас не только люди, но и конструкты Астрала. И их не вызывали специально, значит, это кто-то вроде Наблюдающих, следовательно, не слишком опасных именно в бою.
Если только…
Если только это не окажется чем-то вроде той пары преследователей, с которой началось моё знакомство с этим миром.
Но что, если тот самый «монах» и его напарник как раз и были теми «изменёнными», на которых опираются астралоходцы и менталисты?..
Впереди раздался изумлённый возглас.
— Куды⁈.. Ты хто⁈..
Кажется, стражник, явившийся первым, изумился куда больше, чем следовало бы, обнаружив рядом подоспевшую помощь.
А я в этот самый момент ощутил дуновение Астрала.
Узел ожил, пробудился к жизни, словно предлагая — вот он я, тут, давай, зачерпни силы, освободи меня!..
— Пригнись! — зашипел я на Савву.
Нет, не пронесёт, понял я миг спустя. Тут, подле Узла, чуткие к веяниям тонкого мира сущности могли видеть меня куда чётче.
Сейчас ещё, небось, гончих выпустят, мелькнула мысль.
— Держись ко мне ближе, малой!..
Савва судорожно закивал. И ножик у него уже в кулаке — молодец пацан, труса не празднует.
Я чуть-чуть, осторожно, словно невесомым пером, коснулся Узла. Ощутил его мощь, его глухую ярость, вызванную веками заточения. Вновь узрел, хоть и не глазами, сковывающие его древние руны и сигилы. Мастерами ставлены, не вдруг взломаешь; однако мне это и не к чему. Ловкач — он на то и Ловкач, чтобы собственные тропы прокладывать, а не чужими трактами ходить.
Вы на нас конструкты, а мы на вас —
Мастеру не надо много силы, чтобы создать «шумелку».
Дважды один приём я стараюсь не употреблять, но сейчас в дело вновь пошёл астральный фантом, подобный тому, что я применил, сбивая со следа Наблюдающих. А «шумелка» — потому что должен он был ещё и шуметь, вводя в заблуждение простых стражников.
И точно — серый сумрак питерской ночи засвистел, завопил на разные голоса. Сработало.
— Сюды!
— Здеся он!
— Держи!
— Хватай!
— Заходи!.. Окружай!..
Фантом этот просуществует хорошо если минуту, но большего мне и не надо.
Зато теперь я чётко ощущал — на меня надвигались четверо. И они, похоже, не знали точно, где я, а принюхивались вокруг, подобно ищейкам. «Шумелка» сработала, они решили, что засекли меня.
Тупые, однако. Сильные, но тупые.
Гончие Астрала пока не подоспели, и я ещё не развернулся в полную силу.
Узел за моей спиной вдруг дёрнулся, как мне показалось — от боли.
Что там? Что такое⁈
Словно чьи-то жадные пальцы зашарили по поверхности Узла. Потянулись к укрытым рунам, словно пытаясь снять, расшатать защиту.
Я обернулся — за углом смутная тень, резко метнувшаяся было прочь. Что-то было в ней знакомое, очень…
— Дядько!..
Савва тоже заметил.
Стражники, отвлечённые «шумелкой», ещё не подоспели, однако что этот тип тут пытается сделать с Узлом?..
Согнувшаяся в три погибели фигура метнулась из одного пятна тени в другой, пытаясь зайти мне за спину. Узёл дёргался, вздрагивал, но старые цепи держали крепко.
Неведомый кто-то хочет взломать защиту?..
Он что, спятил?.. Если снять все замки прямо сейчас, тут будет —
Огненный шторм. Пламя до неба. Страшно станет бушевать вырвавшаяся из-под спуда сила, что так долго оставалась взаперти.
А может, не огонь. Может, неведомая эпидемия. Или нашествие ядовитых насекомых, невиданных и небывалых.
Сила Узла принимает множество форм. И если не знать, как ей пользоваться…
Нет, не надо тут сейчас ничего трогать!.. Не зная броду, не суйся в воду!..
Кто бы ни скакал там сейчас по теням, на меня он нападать не пытался. Не я был ему нужен, не ко мне он шёл.
А меж тем там, где гомонила стража, что-то вдруг изменилось. Словно чьи-то новые глаза, открывшись, глянули на меня, вернее, попытались углядеть меня сквозь стены и заросли. Четыре пары чужих глаз, совсем чужих.
Прячущийся у меня за спиной внезапно осмелел, полез у Узлу куда нахальнее, явно пытаясь расшатать один из рунных камней. Нельзя сказать, что у него всё получалось, но кто её знает, эту додревнюю защиту⁈
Я решился.
— Э! Пошёл прочь!..
Если там просто человек, я уложу его, не прибегая к силам Астрала.
Тень метнулась в сторону, а потом угодила в полосу света — и я узнал Мигеля.
Старый приятель. Что ж ты, собака бешеная, тут делаешь⁈
Мигель же не стал тратить слова даром. Револьвер был уже у него в руке, и ствол глядел не на меня — на замершего Савву.
— Без глупостей, Ловкач!..
Холодная, спокойная ярость. Хотя как ярость может быть «спокойной»? — однако у меня так и вышло, глаза не наливались кровью, алый туман не застилал взгляд, я чётко видел всё и понимал.
Мигель уже однажды стрелял в меня, и тогда подсознание моё остановило пулю. Савву мне так уже не спасти.
И я, недолго думая, швырнул в Мигеля первым, что подвернулось под руку, не мудрствуя лукаво, используя собранные с Узла крохи силы.
Так же, как я ударил посягнувшего на меня соратника — бывшего — после взятия последнего города.
Мигель бросился наземь ничком, но, хоть и юрок был, но не юн — вышло недостаточно быстро. Незримый клинок мой врезался в землю, там, где только что мелькнула фигура этого не то испанца, не то цыгана, взметнулись языки огня, полетели какие-то ошмётки, надо полагать, человеческой плоти.
Вот так. Я тебя достал.
— Дядько!.. — взвыл Сапожок с отчаянием.
Кажется, стража сообразила, наконец, что тут делается и, развернувшись, попёрла на нас.
Четверо тех, что пялилсь на меня нелюдскими взглядами, почти столкнулись, кинувшись ко мне всем скопом.
— Малой, падай!..
Савва повиновался мгновенно — тут же слился с землею, ведь брусчатки в таком месте никакой не было.
Мой собственный конструкт родился в следующую секунду. Простой, но мощный. Он, конечно, выдаст меня, покажет им моё точное местонахождение, и гончие попытаются прорваться, но ничего — я готов, я их встречу.
Давеча мои преследователи выпустили на меня Малого Охотника. Наивные. Думали, меня испугает эта тварь; сейчас я, по-прежнему не входя в Астрал, вызвал из самого верхнего слоя на первый взгляд слабое, почти беспомощное создание — Зерновика.
В обычном виде это смесь мельчайших гранул, зёрен света и тьмы, плавно колыхающаяся возле самой границы тонкого мира. Не опасен, им пренебрегают даже астралоходцы-новички. Однако Зерновика можно собрать в тугой комок, так что противоположные по своей сути частицы оказываются слишком близко, и…
Следует взрыв. Если проделать это в Астрале, то возникнет дыра, провал, неожиданно глубокий, чуть ли не до самой границы с Астралом Срединным. Может втянуть и незадачливого подрывника, если тот не знает, как это сделать правильно.
Я — знал.
И в этом разница.
Здесь, в реальном мире, Зерновик был даже красив. Чёрно-жёлтый шарик, угольная тьма и золотистый свет, соединённые на миг вместе.
Ему не удержаться, ему надо разрушиться, чтобы вернуться обратно.
Я послал его к ним — лёгким, легчайшим усилием. Охотники не должны понять, что их достало. Гончие, конечно, поймут, и следящие за всем этим опытные менталисты поймут тоже (а я не сомневался, что к таковым относится и Сергий Леонтьевич); но, когда они разберутся, что к чему, я буду уже далеко.
Туда, где, разом бестолково ринувшись ко мне, сгрудились те четверо, миг спустя последовал свернутый в тугой кокон Зерновик.
Столб огня взвился куда выше крыш, земля подпрыгнула, к самым облакам взлетели горящие брёвна — там разметало несколько домов, самое меньшее.
Накрытие, как сказали бы местные артиллеристы.
— Уходим, Савва, — сказал я почти спокойно. — Вот теперь можно.
Прямо перед нами с небес шлёпнулось нечто тяжкое, металлические, исковерканное почти до неузнаваемости.
Но я-то сообразил сразу — погнутые медные трубки с раструбами, торчащие, словно на спине диковинного морского гада.
Точно такую же диковинку носил на спине тот самый «монах».
И теперь я знал, что это такое.
Астраломеханика.
То есть он действительно не был человеком.
Пора было уходить, пока не явилось подкрепление.
За ближайшими домами гудело, разгораясь, пламя. Отличное прикрытие.
— Савва! За мной!
Угол ближайшего дома заскрипел, покосился, и к нам вышел он, монах — один, толкнув плечом серые брёвна, словно лень ему было сделать два шага в сторону; а, может, мог он сейчас двигаться только по прямой, не в силах свернуть.
Вышел шатаясь, но живой. Ряса обгоревшая, лицо местами обуглено, вместо глаз — мутное стекло линз, а за спиной покорёженный аппарат дымит, и медные трубки, у него оставшиеся целыми, будто жабры выброшенной на берег рыбы, ещё пульсируют, шевелятся, словно живые, выдыхая алое. И с каждым выдохом этой гадости меня словно окатывало липкой волной — не боль, нет, именно вязкий паралич, лишающий сил и воли.
Но на сей раз я не поддамся.
— В сияние не гляди! — бросил я Савве, прикрыв на миг его взгляд ладонью. — На землю смотри, на ноги гада этого!..
Трубки извергали алый свет в такт дыханию. Враг мой надвигался медленно, с явным трудом. Алое сияние усилилось, приугасло, вновь сделалось ярче. Хорошо. У источника, чем бы он ни был, есть ритм, его можно поймать.
— Ловкач, — просипел чужой голос. Искажённый не совсем человеческой гортанью, звучал он глухо, разобрать можно с трудом. — Прекрати. Ты не знаешь, с чем связался…
Ой ли? Я отлично знал, с чем, несмотря на дыры в памяти — и моей, и моего реципиента.
Враг сделал шаг, ещё. Израненный и изувеченный, он, тем не менее, твёрдо держался на ногах.
Тут уж не до жиру и не до экономии. У меня нет сил на формирование и вызов настоящих, боевых конструктов, но и эфирная мелочь, обитающая, как и Зерновик, на самой границе Астрала, в умелых руках — страшное оружие.
Первой пошла Свечная Тень — крошечный огонёк вспыхнул и тут же погас, приняв на себя первую волну алой дряни. Вязкая тишина вокруг уплотнилась, и алое — чем бы оно ни было — распалось, не в силах преодолеть этот барьер, в котором тонут не только звуки, но и многое, рожденное Астралом.
«Монах» же только хрипло хохотнул.
— Прекрати, — повторил он. — Ты должен быть с нами, а не против нас.
Аппарат его, тоже с хрипом и кашлем, но изверг вторую волну алого, и я знал, что повторить фокус не удастся — астральные конструкты не патроны в барабане револьвера.
А про то, с кем я должен быть — слышали, и не раз. Но я — Ловкач, я сам решаю, с кем я и против кого.
Поэтому вторую волну я перехватил Песочными Голосами: сжал их в ладони и выпустил веером. Шорох сухого песка, словно прямо здесь перешёптываются никогда не видавшие влаги барханы мёртвой пустыни. Песочные Голоса ненадолго разрушают простые отдаваемые команды, и «монах» на миг запнулся, мотнув головой, будто сама мысль у него оборвалась на полуслове.
На миг — только на миг. Линзы вспыхнули, аппарат за спиной кашлянул багрянцем, и он ударил. Не руками — и воздух вокруг нас содрогнулся, в ушах зазвенело, в голове помутилось.
«Звонницы». Тоже астральное создание, но «монах» его не вызывал. В его машине стояли свои, механические, и, кажется, настроены они на резонанс Узла. Вызывают дезориентацию, головокружение, в чем-то похожи на Голоса.
— Тебе всё равно не пройти. Ты силён, но мы — куда сильнее.
Голос, как мне казалось, знаком. Да знаком и сам «монах», так похожий на того, что преследовал моего реципиента, пока я не вмешался в игру.
Хорошо. Тогда сыграем в ту же игру.
— Подавись ты своими уговорами!..
Я крутнулся, уходя влево, а там, где я только что стоял, вспыхнул Лоскутный Образ; алый выдох ударил именно туда — фантом тонко вскрикнул и разлетелся хлопьями чёрного пепла, словно бумага в огне.
«Монаха» шатало, аппарат его захлёбывался, из щелей и трещин корпуса сочилась, словно сукровица, тёмная маслянистая жидкость. Используя момент, я атаковал — Стеклянной Лисой. Быстро-быстро замелькали мелкие многоугольные грани астрального создания, махнул длинный рыжий хвост.
Полоснула — молнией, блеснула хребтом и сорвалась под ноги «монаху». Тот, вроде бы только что отбивший удар, не удержался, впечатал тяжёлым сапогом, и зря — грани лопнули, и впрямь словно тонкое стекло, окутав «монаха» и его агрегат облаком сверкающих искр, режущей алмазной пылью. Скрежет, тонкий визг, и жуткая машина поперхнулась, во все стороны брызнула всё та же тёмная жизнь, только теперь ещё и дымящаяся. Трубы затряслись, как в лихорадке, алое сияние сменилось гнилостно-зелёным, распространяя вокруг отвратительное зловоние, но вот паралича от него я уже не чувствовал.
— Есть, — сказал я самому себе.
Он услышал. И понял. Линзы повернулись, нашли меня; поднялась рука в перчатке, на пальцах мелькнули крохотные медные язычки — направляющие. Зная, что агрегат погиб, он готовил удар чистой силой. Сейчас пришпилит, как бабочку.
Я ответил Шепчущим Эхом. Оно разом заискрилось, перекручивая его собственные команды — в моей голове отозвалось обрывками: «— держи… — сюда… — стой…», но для «монаха» это стало какофонией из его собственных приказов, и рука дрогнула, враг мой промахнулся буквально на волосок. Удар пришёл косым веером, лизнул стену избы — и та загорелась сразу, будто была вымазана смолой.
Но я уже подстроился под ритм, с каким дышало отравленное нутро агрегата за спиной у врага. Пора кончать.
— Савва, — сказал я негромко. — Малой?
— Да, дядько, — раздалось у самого плеча. Нож у Саввы был по-прежнему в руке, и рука эта, худая и костлявая, не дрожала.
— Будь готов. Как скажу — кидай железку свою вон туда, где трубки к спине сходятся. В меня только не попади, — добавил я и услыхал, как мальчишка хихикнул, несмотря ни на что.
Так-то оно и хорошо.
Я достал «монаха» уже собственной Звонницей, направив её не в щиты «монаха», а в сплетение медных кишок. Звон раздался, словно разлетелся вдребезги хрустальный бокал; аппарат охватило судорогой; по трубкам пробежали тусклые алые волны, один из раструбов провалился внутрь, ещё два зашипели, извергая пар. Алое сияние на мгновение погасло, потом вспыхнуло вновь — неровно, слабо.
«Монах» не упал. Всё ещё стоял. И от него катились теперь во все стороны волны чистого жара. Последние секунды перед…
— Теперь! — крикнул я.
Савва, как кошка, вылетел из-за моей спины, метнул нож — короткий, уверенный бросок. Клинок влетел в сплетение искорёженных труб, машина захлебнулась; оттуда, из нутра, раздался глухой гул, уже не астральный, а как у закипающего котла.
Он сейчас шмальнёт, понял я. Жахнет взрывом, чтобы забрать нас с собой. Ловкач — не герой, но и не дурак.
Я выкатил Пылевую Тень — облачко безобидной на взгляд пыли, швырнул её ему под ноги. Жуткую фигуру с покорёженными трубками на миг окутало настоящим пылевым облаком, оно втянулось внутрь изувеченного, но всё ещё опасного агрегата сквозь оставленную ножом Саввы прореху.
Раз, два — и…
— Ложись! — прижал я мальчишку.
Из всех щелей аппарата хлынул зеленоватый дым, окутавший «монаха»; я увидел, как лопаются линзы и рвется кожа, обнажая неестественно белый череп. Враг мой захрипел — и рухнул, агрегат застыл оплавленной грудой бесформенного металла.
— Не подходи, — сказал я Савве, дёрнувшемуся было забрать свой ножик. — Пусть остывает. Такой-то даже и мёртвым цапнет — мало не покажется. А перо мы тебе другое достанем, лучше прежнего.
— Дяденька Ловкач… он ведь… он не человек? — Савва кивнул подбородком на лежащую груду останков.
— Нет, малой, — ответил я, не оборачиваясь. — Даже если когда-то и был. Теперь он — астраломеханика.
— Дяденька Ловкач, а эта, как её, астра… астро…
Я едва успел оттолкнуть мальчишку — прежде, чем всё та же пара гончих отыскала-таки лазейку. Призрачные когти впились в края расширяющейся щели, множество причудливо перекрещивающихся граней становились мордой злобного зверя, воплощаясь в нашей реальности.
— Отходим, — процедил я сквозь зубы.
Здесь, около Узла, твари куда сильнее. Мне надо выманить их на место почище, прикончить уже там.
Мы пятились, а воздух там, где мы только что стояли, сверкал и переливался множеством причудливо изломанных жемчужных линий, открывались и вновь схлопывались провалы в тонкий мир, и торчала наружу, жуткая и нелепая, парящая над землёй чёрно-палевая башка адского пса с распахнутой алой пастью.
И если бы только это.
Справа и слева я ощущал приближение целой людской цепи — дюжина, не меньше.
Вот один неосторожно высунулся на открытое место — тёмные одежды, но на груди, словно в насмешку над всеми мерами предосторожности, выделялась яркая, золотистая эмблема — словно кто-то специально хотел, чтобы его опознали, пусть, мол, все знают, кто явился сюда, кто вступил в бой. За ним второй, третий — они словно нарочно показывались, и у каждого слева на груди я замечал всё ту же золотистую эмблему, что-то вроде герба — золотая птица, воинственно подъявшая крылья и развернувшая хвост на чёрном фоне.
— Д-дядя Ловкач?..
Савва дрожал. Оно и понятно, откуда мальцу знать, как противостоять гончим Астрала?
Нам приходилось отступать. Или, как я предпочитаю звать это — «перестраиваться и занимать более выгодные позиции».
Первая гончая материализовалась уже почти полностью. Вцепившись в меня, тварь тут же вновь нырнёт в верхние слои Астрала, унося с собой мою жизненную эссенцию, которую местные прозывают «душой».
Не бывать такому.
— Живее, — я махнул Савве.
Сил у меня немного, расходовать придётся экономно.
Мы не бежали — никогда не поворачивайся спиной к опасности! — но и не пятились, аки раки. Цепь преследователей, похоже, решила вежливо пропустить вперёд гончих, что лишний раз доказывало — ребята эти ой как непросты. Простые смертные с воплями разбежались бы уже кто куда.
Савва шагал рядом, напряжён, внимателен — старается; за нашими спинами подозрительно быстро начал угасать пожар. Пламя опадало, словно какая-то сила не давала ему разгуляться.
— Молодец, Савва.
— Спасибо, дядь Ловкач, — выдохнул он шёпотом, с восторгом глядя на меня. — Дядя Ловкач, а ты меня научишь этим штукам? Ну, которыми ты этого, с трубками, прищучил?
— Научу, — пообещал я, ничуть не кривя душой. У парнишки и впрямь способности. Толк выйдет, только объяснить, поднатаскать.
Сапожок просиял, чуть на одной ножке не запрыгал, несмотря на погоню за нами.
Мёртвый квартал оставался позади. Я ждал этого характерного толчка силы, когда гончая наконец протиснется в эту реальность; как только это случится и обе твари ринутся в погоню, я их встречу.
И, ручаюсь, им эта встреча не понравится.
И тут Савва пошатнулся. Задышал вдруг тяжело, словно таща в гору на спине неподъёмный груз. Споткнулся.
— Ты чего, малой? Держись ближе, от людей оторвёмся, а твари эти пусть нас нагонят, я им покажу!..
Он кивнул, мол, конечно, но лицо у него сделалось странным, словно посерев. Я подумал сперва — от страха, но нет: губы у него потрескались, на висках выступил липкий пот. У моста пацана уже начало трясти мелкой дрожью.
Проклятье, что с ним?..
И тут до меня донёсся тот самый толчок, которого я ждал. Гончие прорвались и мчатся прямиком на нас. А прямо за ними, ничуть не смущаясь присутствием жутких потусторонних монстров, спешит та чёртова дюжина — я не сомневался, чьих-то прислужников.
Бежать нет смысла.
— Держись, малой!..
Но Савва лишь зашёлся в жестоком кашле. По подбородку его побежали тёмные струйки, слишком тёмные для крови.
Гончие приближались.
Неслись прямо на нас по пустой и мёртвой улице, в полном безмолвии, беззвучно, летели, словно не касаясь земли — да, собственно, так оно и было.
Я встал в позицию. Узел уже достаточно далеко, так что…
Выстрел, и пуля свистнула над головой. Ребята с вышитой золотой птицей, подозрительно смахивавшей на петуха, шутить не собирались, но и вступать со мной в ближний бой не думали тоже.
Но прежде, чем я успел им ответить, выстрелы загремели уже у меня за спиной.
Передовая гончая словно натолкнулась на незримую преграду, лапы подкосились, она рухнула, забилась, её товарка резко осадила, замерла, вскинула морду —
Ещё выстрел, и вторая тварь, с жалобным воем, словно и в самом деле раненая земная псина, ринулась наутёк.
— Ловкач!.. — вдруг раздался у меня за спиной низкий мужской голос.
Эт-то ещё что такое?..
Я резко обернулся.
Четверо. Трое чуть позади, с револьверами в руках, и явно заходят мне с боков. Прямо перед ними — немолодой дородный мужчина, хорошо и богато одетый: костюм-тройка с жилеткой, аккуратно повязан галстук, блестит золотая цепочка карманных часов; аккуратно подстриженная, ухоженная бородка.
Боковым зрением я увидел, как еще два молодца появились из пустых окон заброшенных домов слева и справа, отрезая мне все пути отхода., отрезая мне со спины.
— Мы рады встрече, — бросил новоприбывший.
— Вы — это кто? — прищурился я.
Я видел, что меня очень грамотно взяли в «коробочку».
— Мы — это «Детский хор», любезный сударь Ловкач.