Ловкач

Глава 20 Конструкты и мятежники

Я сидел в нашей дворницкой — старой, забытой, пропахшей плесенью, но надёжной. Никто из городовых сюда и носа не сунет, слишком уж откровенно заброшено место, даже крысы ушли, похоже.

Вернувшись после вылазки, я, несмотря ни на что, велел Сапожку спать. И сам заставил себя смежить веки. Я-истинный в сне не нуждался, но телу Ловкача требовался отдых.

Поутру Савва отправился на разведку и за едой. Я же взялся за работу и разложил на полу добытое — книги, «чёрные тетради». Отдельно легли те, что по списку Ванды. Пусть разбирается, если, конечно, уцелела и её не сцапали там, на крыше. И неважно уже, подлинный этот список или мнимый. Настоящий — или приманка, сочинённая лишь для того, чтобы я не подумал отказаться в последний момент.

Вот эти — оставлю себе, пусть будут. «Гудят», то есть резонируют с Астралом, они особенно сильно. Посмотрим, что сумели туда понаписать менталисты этого мира. И совсем отдельно — то самое.

Книга со спиральной надписью.

Я держал её в руках, аккуратно надев перчатки. Держал осторожно, словно готовое вот-вот сорваться заклятие. Почерк… да, очень похож на мой. Символы расставлены именно так, как любил я — по спирали, с переходами то по ходу, то против, с ломаными линиями, будто вырезаны острием ножа по кости.

Но всё же… не до конца. Было в этих чертах что-то чужое, будто лёгкий акцент в знакомом голосе. Нет, это не память подводила после переноса в тело Ловкача. Слишком всё выверено, слишком нарочито, как будто кто-то решил отыграть мою манеру, да и переиграл.

«Главное: не оставляй Завязи без кода». Эта фраза всё не выходила из головы. Я знал, что так бы написал сам. Но знал и другое: если это ловушка, то именно такие слова — идеальная наживка.

Я перебирал варианты.

Могло быть, что это я — тот, прежний, оставил себе послание, зная, что придётся стирать память.

Могло быть, что кто-то другой, скопировав мой почерк и манеру, пытался заставить меня поверить именно в это.

И оба варианта были одинаково опасны.

Скрипнула дверь, Савва протиснулся внутрь, ссутулившись и быстро перекрестясь, словно пытаясь сбросить с плеч прилипший к нему чужой взгляд.

— Дядя Ловкач… был я у бабы Веры. Потолковал с ней. Ну и с Гвоздём тоже, — он говорил быстро, горячо. — Баба Вера всё спрашивала, что такое за шурум-бурум ночью был, что она чуть с кровати не свалилась. Марья-искусница, говорит, весточку прислала, про нас спрашивала…

Ага! Значит, Ванде удалось-таки ускользнуть. Ловка, чертовка, что и говорить.

— И ещё баба Вера говорит — все, мол, шепчутся: у бояр замятня началась. Только никто толком не понял, из-за чего. Говорят, Шуйские и Куракины уже людей двигают, будто война скоро. А охранка… охранка словно ничего и не видит. Ни сном, ни духом, молчит, как ни в чем не бывало.

Я хмыкнул.

Вот оно, значит, как. Визит наш к Узлу не остался без последствий. Начались у хозяев разбирательства — кто, откуда, зачем и почему. И неважно, кто этот Узел держит в действительности, главное, что на него кто-то посягнул. И пошла писать губерния, как сказал бы первичный Ловкач.

Савва придвинулся ближе, поглядывая на книги. Словно он тоже мог оценивать, что принесла нам вылазка, стоил ли свеч риск.

— И что мы теперь, дяденька? В бой? Или сидеть тихо?

Я посмотрел на книгу со спиралью. Она словно ждала, когда я открою её снова. Но я медлил.

— В бой… пока нет. Пусть князья да бояре друг другу рёбра ломают, коли так подраться охота. А мы с тобой сперва разберёмся, кто тут и за кого. И что с Узлом на Охте делать. И не связана ли со всем этим та туманная лошадь.

— С Узлом? — не понял сперва Сапожок.

Ах да, ведь малец пока об Астрале ничего и не знает, на одном чутье. Пришлось объяснить, хоть и поневоле коротко.

Хорошо мальчишкам — чудеса и диковинки они воспринимают как должное. Это просто часть волшебного и замечательного мира, арена для приключений.

Савва, выслушав да покивав, отправился разведывать дальше.

Я же уселся поближе к единственному окошку дворницкой — сквозь покрытое пылью стекло едва пробивалось даже яркое июньское солнце. Книга лежала у меня на коленях, переплёт в ладони звенел, словно от нетерпения. Звон этот нам ни к чему, так что я напряг ладонь и аккуратно экранировал книгу. Открыл, пролистнул несколько страниц — их покрывала настоящая паутина знаков и линий, так плотно прилегавших друг к другу, что практически не оставалось пустого места. Неудивительно, что это никто не смог дешифровать.

Диаграммы были безумно детальны. Круги, пересекающиеся треугольники, квадраты, ряды точек, тончайшие штрихи, будто чья-то рука и впрямь старалась заполнить страницу всю целиком. Между рисунками, тоже спиралью или кругом, записаны были короткие пометки, команды, указания: «узел тут», «нить — стальная», «узел второй — фиксирует плотность», «не забывать код повиновения». Я читал всё это, осознавая, что схемы эти не для ритуальных обрядов и не для изложения тайных доктрин. Это рабочие чертежи, это схемы создания конструктов из элементов Астрала.

Мои Скакун Логоса, Пожиратель Сигнатур, Арбитр Излома — все были такими вот боевыми конструктами, созданными из разных элементов тонкого мира.

Я узнавал принципы. Те же самые правила, что и в боевых конструктах Лигуора — только переписанные и сведённые вместе, без всяких ссылок на великую сущность. Взяли элемент из Верхнего Астрала — «световой кокон»; добавили плоть Срединного — «стеклянное волокно»; связали мощным узлом из Глубокого, к которому привязывается код подчинения — и получают существо-инструмент: вот движущая сила, вот несущая оболочка-скелет, боевые органы, управляющая команда. Каждое кольцо схемы соответствовало уровню астрального слоя; каждый знак — команда для «тела».

Я вспомнил, как это делал раньше, в ночь штурма безымянного города: мы вырезали контуры боевых конструктов прямо из тела Астрала, формировали нужные нам оболочки, наполняли их яростью и силой; и тогда вражеские бастионы рушились, а защитные руны на барельефах пылали, словно солома. И последние защитники — девушка в рунной рубахе и у ног её раненый молодой маг — уже могли лишь геройски умереть.

Умереть, но не остановить нас.

Тогда всё казалось легко и просто. Конструкт — он конструкт и есть. Есть несущая рама, есть узел связи, есть движущая сила и есть орган моего контроля. Машина. Наподобие тех, что в примитивных мирах использовались при осаде городов. Сложнее, конечно, но принципиально — всё то же самое.

Эти же конструкты были куда сложнее. Самообучающиеся, они способны были не просто развеивать вражеские ментальные команды. Не только расстраивать чужие мысли, ломать выстроенные образы. Они могли анализировать оружие противника, предвидеть его действия и даже на ходу перестраивать самих себя.

Некоторые страницы показывали готовые «шаблоны»: «Птица-проводник» — легкий скорый дрон из света и пустоты, «Щит-страж» — кольцо из сияющего пространства Астрала, соответствующим образом перестроенного; «Глотатель» — гибрид змея и пробивающей слои реальности воронки, способный втянуть в себя чужое восприятие, то есть обмануть разом все органы чувств врага. Подписи мелкие, но чёткие: сколько «нитей» требуется, какой «код» блокирует обратную связь, где ставить «исток», чтобы конструкта нельзя было перенастроить или перехватить управление им. Это было не просто знание — это была методика создания живого оружия.

И куда более сложного, чем использовавшееся мной раньше. Крылась за всем этим какая-то идея, смутная, ускользающая…

Я задержался на одной таблице дольше. Там была схема, на первый взгляд простая: трёхкольцевой узел, центр — маленький ромб — и стрелы, указывающие на направление «тока». Подпись: «использовать лишь с внешней подпиткой ≥ ⅗ узлов; временные коды не держат более суток. Живая основа класса 1 и 2».

Ого! «Живая основа»!

Вот оно — использование живых существ как основы для боевого конструкта. «Можно взять существо Верхнего как оболочку, слить с живой основой класса 1, но помнить — дух живого должен быть запечатан девятью печатями; иначе он уйдёт в безумие».

То есть автор знал, что можно ничего не измысливать, а использовать уже имеющиеся живые формы. И это, по мнению заполнявшего страницы книги диаграммами, имеет существенные преимущества.

Правда, самому живому существу, послужившему основой, при этом не поздоровится, но кого это волнует, не так ли?.. Люди растят домашний скот, кормят его и заботятся о нём, чтобы в один прекрасный день, когда это будет нужно людям, а не корове или барашку, просто его зарезать.

Взгляд мой бежал по сплетающимся в сложный узор символам.

«Преимущества — живая нервная система конструкта позволяет менять поведение „на ходу“. Против жёстко закодированной астральной „машины“ это решающее преимущество: такой конструкт учится буквально на поле боя и отходит от предсказуемых алгоритмов. Обладает повышенной стойкостью против ментальных ударов. Живая материя может поддерживать короткие операции „на собственных ресурсах“, внешняя подпитка нужна реже и в меньших объёмах, чем для большого астрального голема…»

И так далее и тому подобное.

Тот, кто писал это, был знатоком своего дела.

И чем глубже я погружался в эту книгу, тем крепче убеждался — это не просто сборник чертежей и диаграмм. Это детальное руководство, как строить настоящую армию на принципах, отличных от тех, коими руководствовались мы, когда служили Лигуору.

И армия эта нужна была для одной-единственной цели.

Противостоять Лигуору.

Я сидел с книгой на коленях дольше, чем следовало. Вопросов, увы, и теперь оказалось куда больше, чем ответов.

Что это вообще за текст, кто и зачем положил этот дневник туда? Кто написал фразу моим почерком? Я сам? Я сам измыслил все эти схемы, и все идеи тут — мои? Или…?

Думай, Ловкач, думай.

Итак, у меня в руках сборник схем и чертежей, который можно было озаглавить так: «Как, невзирая на цену, построить армию, превосходящую рати Лигуора».

Значит, это дело рук тех, кто боролся против него, против меня в том числе?..

Правда, у того города, штурм которого я то и дело вспоминал, ничего подобного не нашлось. Имело место раньше? — возможно, я ведь не помню.

Я вновь взглянул на спиральную надпись в самом начале. Содержимое сейчас не важно. Я вглядывался в мельчайшие черточки, скользил взглядом по росчеркам, стараясь отрешиться от всего, не думать, не пытаться вспомнить. Это бесполезно. Самое главное — я писал это или не я?

Сперва я ведь не сомневался. Сперва мне всё было ясно, и мы с Сапожком оказались возле той самой трещины, о которой говорила надпись. Едва не остались там навсегда. Спасибо мальчишке, остановил меня. Не дал утонуть в потоке дармовой силы.

И вот теперь, Ловкач, ты должен дать себе простой ответ. Должен соединить воедино все подсказки, все факты, все предметы, что подбрасывала тебе судьба.

Кольцо на пальце Ловкача-исходного.

Завязь Узла в его сундучке.

Группу «Детский хор», что так удачно спланировала ограбление древлехранилища. Ванду Ланскую… хотя нет, с ней почти всё было ясно. Сведи всё это вместе — и ты получишь ответ, Ловкач.

Аркадий Голицын, как всегда, безукоризненно одетый, в светло-кремовой тройке, в шляпе и при трости, небрежно дефилировал по Невскому, время от времени раскланиваясь со знакомыми. Под руку с ним шла дама, молодая, в глухом сером платье, элегантном, но без малейшей претензии на кокетливость. Серые перчатки, серая же шляпка с опущенной вуалью, из-под которой, однако, блестели большие светлые глаза.

— Саша, дорогая. Ты моя сестра, и я должен о тебе заботиться. Но, скажу по чести, твои занятия с этими… «униженными и оскорблёнными»…

— Брат, — строго ответила она. — Пожалуйста, давай не будем это длить. Ты наследник титула и состояния. Я ни на что не посягаю. И не требую у тебя денег. Ты знаешь, мне хватает того, что жертвуют благотворители.

— Да, и это позор! — вдруг горячо бросил Аркадий. — Моя младшая сестра, княжна Александра Голицына, отказывается от семейных средств!.. Уходит из дома, живёт, словно… словно, прости, Господи, какая-то мидинетка!

— Я живу небогато, но честно, брат Аркадий. И не понимаю, к чему этот наш разговор. Ты, кажется, обещал мне что-то показать?..

Лоб Голицына разгладился, он даже чуть улыбнулся уголком рта.

— О да. Обещал. Редкостное зрелище, Саша. Оживший Рим времён Цезаря и Помпея! Гладиаторские игры!.. Настоящие сражения!..

— О чём ты, брат? Какие сражения? — недоумевала его спутница, но и из её голоса уже пропал всякий намёк на возмущение.

— Князь Шуйский поссорился с Мишелем и Вольдемаром Куракиными, — небрежно бросил Аркадий. — И вот сегодня они решили окончательно выяснить, кто кого.

— Брат, но зачем мне это? От светской жизни, ты знаешь, я очень далека.

— Сестра, — Аркадий неожиданно серьёзно сжал локоток Александры, который прежде надёжно поддерживал. — Ты не уступаешь мне способностями. Скажи, неужели ты ничего не чувствовала в последние дни?.. Или тебе не рассказали, что на Обводном опять видели Туманную Кобылу?

Александра даже остановилась, каблучок её серых ботиночек пристукнул по мостовой.

— Чувствовала, — без удовольствия призналась она. — Но… решила, что это опять твои эксперименты.

— Тссс, дорогая, — Аркадий с шутливым ужасом приложил палец к губам. — Не стоит говорить об этом вслух. Даже на Невском. И особенно на Невском.

— Зачем же ты тогда…

— А затем, что представление вот-вот начнётся, моя дорогая сестрица. И я хочу, чтобы ты присутствовала. Один менталист хорошо, а два — лучше.

Они перешли Фонтанку, привычно окинув взглядом коней Клодта. Неширокая речка вся кишела баржами с дровами и прочими судёнышками, набережной было почти не видно. Аркадий остановился, указал тростью на дворец Шуйских.

— Смотри, сестрица. И запоминай, что почувствуешь.

На одной из гружёных бревнами барж вдруг возникло какое-то движение. Замелькали фигуры людей в серых армяках, с топорами и берданками. Сноровисто выбрались наверх, столпились у запертых ворот дворца.

— Боже, Аркадий, что они там замыслили?

— Кто-то убедил старика Шуйского и этих пижонов Куракиных, что у каждого есть на другого компрометирующие материалы. И сейчас они, сильно подозреваю, отправились штурмовать вражьи твердыни. Князь Иван Михайлович, полагаю, геройствует сейчас на Мойке, ну, а Мишель с Вольдемаром — здесь. Хотя, полагаю, Мишель остался дома, держать оборону. Но против старика Шуйского ему не устоять, разве что пристрелит с дальней дистанции. Ни один не ожидает атаки на его собственный дом. Забавно, правда?

— Что же тут забавного? — Саша сжала руки, глядя, как толпа у ворот дворца становится всё больше. — Это же… беспорядки! Почти мятеж! Куда смотрит полиция, куда смотрит Охранное отделение⁈

— Эти молодцы смотрят куда надо, — весело ухмыльнулся Аркадий. — Чванство и зазнайство этих «старых боярских родов» многим уже изрядно надоело.

— И слышать не хочу! — Александра безо всякого притворства зажала уши. — Это ужасно!.. Ужасно!.. И ты, брат, как я вижу, приложил к этому руку!

Она с чувством и горечью выделила голосом слово «этому»

— Я? Помилуй, Господи, — Аркадий веселился, не скрываясь. — Я всего лишь прочитал вслух донесение одного из агентов князей Куракиных. Но, право же, не ожидал, что всё сведётся к погрому.

Он сделал жест свободными пальцами в воздухе, словно обрисовывая всю тщету и безыскусность бытия.

— Ужасно! — прошептала Саша.

— Можешь отвернуться, — великодушно разрешил Аркадий. — Можешь даже глаза закрыть. Мне нужно…

— Я знаю, что тебе нужно. Колебания и возмущения в ментальном поле, — глаза сестры натурально метали молнии.

— Совершенно верно! — весело подтвердил брат. — Это очень важно, я потом объясню. А пока —

Собравшиеся у ворот люди вдруг, словно по чьей-то команде, развернулись и полезли через ограду чугунного литья.

— Бей кровопивцев! — завопил кто-то, и клич тут же подхватили.

Несколько сторожей кинулись было наперерез, но толпа быстро росла, и выстрелы в воздух её отнюдь не испугали, совсем напротив. Ворота широко распахнулись; человеческая волна, не встречая сопротивления, покатилась, вытаптывая клумбы в регулярном стиле, прямо ко главному входу во дворец.

— Ой!.. — Александра вдруг дёрнулась, скривилась, словно от зубной боли.

Первые ряды штурмующих словно налетели на незримую преграду. Кто-то упал, кто-то катался по земле, обхватив голову руками, истошно воя; а навстречу им с красного крыльца неспешно спускался сам старый князь Иван Михайлович Шуйский.