Ледяное сердце

Глава 6. Очень дождливая ночь

Вечером в пятницу Илья с Яном прибыли в гостиницу и устроились в «семейном» корпусе. Несмотря на ноябрь, постояльцев здесь было довольно много, и для гостей с детьми сдавались номера из двух маленьких помещений. Внутри было очень уютно и красиво, хоть и без лишнего декора — стены обиты деревом, крепко сбитая мебель старых образцов (Илья успел профессиональным взглядом оценить ее стиль и качество), пуховые одеяла и белье с ручной вышивкой в виде птиц, рыб и растений, букеты и гербарии из сухих листьев, бутонов и колосьев в каждой комнате. Они источали целебные запахи, помогающие расслабиться и уснуть. Но самым интересным было освещение — мягкий рассеянный свет лился из неизвестного источника, переливаясь и играя разными красками, от золотистой до нежно-голубой.

Накки уже познакомила Илью с многими духами, которые здесь постоянно обитали и служили, — домовые и банники хлопотали по хозяйству, лесовики и водяные охраняли прилегающую территорию и снабжали гостиницу рыбой, ягодами, грибами и мелкой дичью. Он быстро привык их различать по затейливым амулетам: домашние духи плели их из фасоли, кофейных зерен, серебряных монет, банные — из мешочков с углем и сухих листьев, лесовики — из хвойных чешуек и ягод, а водяные — из ракушек, плавников и высушенных лягушачьих лапок. Кроме того, домовые обычно носили обувь — сказывалась долгая жизнь бок о бок с людьми, а духи природы в отсутствие постояльцев всегда ходили босые. Роднило их всех, помимо клыков и когтей на руках, нечто неуловимо дикое, первобытное в красивых и невозмутимых лицах.

К ужину Илья с сыном спустились в ресторан, где собрались другие постояльцы. У входа их встретил уже немолодой, но крепкий и широкоплечий дух с седой бородой и золотой сережкой в ухе. Поверх алой рубахи у него красовался амулет из клубочка ниток, пучка колосьев и маленького зеркальца. Он приветливо улыбался, но в его зеленовато-серых глазах Илья сразу заметил какое-то лукавство.

— Доброго вечера вам! — промолвил он низким бархатным голосом. — Меня зовут Коди-Халтиа, я здесь за старшего и обычно глаза людям стараюсь без нужды не мозолить. Но сегодня хозяин просил лично вас встретить и проследить, чтобы ужин вам понравился. А эту красавицу зовут Сату — она моя дочь и главная помощница.

Сату подошла по зову отца и поклонилась. Ее ярко-рыжие волосы были заплетены в густую косу с разноцветными лентами, вместо платья она носила зеленую кофту с бахромой и кожаные штаны. Но особенно Илью впечатлила позолота на ее когтях и колечко в носу, как у городской девчонки-неформалки.

— Очень приятно познакомиться, — улыбнулся Илья. — А это мой сын, Ян, я наконец решил ему показать, как вы здесь живете.

— А нам-то как приятно! — весело отозвалась Сату. — Тебе у нас нравится, Ян?

— Ой, тут здорово! — сказал зарумянившийся мальчик и пожал протянутую ею руку.

Затем домовые проводили их к накрытому столу. Главным украшением зала был огромный гобелен с изображением огнедышащего змея, летящего по ночному небу. Столы накрыли заранее, с праздничной щедростью, — лапландский сыр с джемом, душистые овощные запеканки, моченая клюква, ломтики сельди с луком, мягкий ржаной хлеб, картофель, посыпанный зеленью, и мясо со сметаной и грибами. К чаю и кофе также предлагались сладкие пирожки и крендельки.

— Ничего себе сколько вкуснятины! — восхищенно сказал Ян. — Что же тут на Рождество будет?

— Вот мы скоро и узнаем, — улыбнулся Илья. — Здесь вообще полно интересного! Вот завтра мы с тобой погуляем у озера, покажу тебе валун, разбитый молнией, — о нем много легенд ходит.

Мальчик воодушевленно кивнул, дуя на горячий картофель. Тут к ним подошел высокий пожилой мужчина, которого Илья раньше не видел, но быстро догадался, что это хозяин гостиницы. Прежде он держался в тени, и молодой финн знал только то, что его зовут Антти Пайккала и он давным-давно приехал в Питер из города Вантаа на юге Суоми. Теперь же старик решил показаться ему на глаза, и Илья быстро понял, что имеет дело с настоящим колдуном, могущественным, хитрым и куда более умелым, чем он сам.

Он был широк в плечах и осанист, несмотря на возраст, чуть полноват, но это не придавало ему неуклюжести — скорее солидность и основательность. На нем был теплый бежевый свитер из крученой пряжи, клетчатая рубашка и пенсне со шнурком, добавляющее какой-то неуловимой душевности. Лицо гладко выбритое, аккуратно приглаженные волосы сохранили густоту и отличались тем белоснежным оттенком седины, какой бывает у чистых блондинов. Светло-серые глаза из-под набрякших век смотрели внимательно и спокойно.

— Здравствуйте, Элиас и Ян, — промолвил Антти на безупречном русском языке и протянул руку сначала отцу, затем сыну. — Очень рад вас здесь встретить и предлагаю сразу перейти на «ты».

— Вы — пожалуйста, а я все-таки пока не решусь, — ответил Илья, неловко улыбнувшись. — Мне еще только предстоит показать, кто я есть.

— Что же, мудрый ты парень, Элиас, это я и сейчас вижу. И толковый, вон какого славного и умного мальчишку один вырастил. А я уж постараюсь принести вам кое-какую пользу на старости лет.

Ян, услышав похвалу, невольно разрумянился, и старик потрепал его по плечу.

— Пока у меня для вас только скромный подарок, — добавил Антти и вынул из полотняного мешочка расписную деревянную фигурку змея, извивающегося лентой, с тонким и острым наконечником хвоста. Чешуйки на его шкуре были тонко прорисованы красными и золотистыми красками. Илья осторожно взял фигурку и всмотрелся в суженные янтарные глаза твари с вытянутыми зрачками.

— Такие змеи приносят пищу и тепло в те дома, что им дороги, а за дурные дела могут и уничтожить, — поведал Антти по-фински. — Эти твари могут проползти через все три мира к самому древу мироздания и вызнать его секреты, а мы, проводники среди людей, — не что иное как их ипостаси на земле. И все мы разные, Элиас, но нашему сотрудничеству это не помешает.

— Благодарю вас, — от души сказал Илья. — Если честно, мне действительно требуется совет и помощь, но сегодня у вас праздник, так что не стану его омрачать.

— Насколько я понял, это касается не тебя лично, но ты не мог остаться в стороне?

— Да, именно так. Личные проблемы, надеюсь, я уже решил…

— Ну что же, пусть небеса вас благословят, — улыбнулся старик. — Мне тоже есть что тебе рассказать, а пока угощайтесь и устраивайтесь. После десяти часов приходи в тот корпус, где наши ребята живут, а вот Яну пока придется лечь спать.

Мальчик поморщился, но не стал спорить и после сытного ужина погулял с отцом во дворе, полюбовался на деревянных идолов, которым, как утверждал Антти, уже насчитывалось много веков от роду. Потом Илья позволил ему посмотреть фильм на планшете, а после этого велел сразу укладываться.

— У Антти ко мне серьезное поручение, так что мне придется тебя оставить, — пояснил он. — Но ты ведь у меня уже не маленький, справишься?

— А что мне делать, папа? — притворно вздохнул Ян и обнял отца за шею.

В корпусе для персонала, таком же уютном, как гостевой, Илье уделили не меньше внимания, чем самим брачующимся. Его проводили в просторную купальню с камином, в котором уютно потрескивали дрова и искрилось розоватое пламя. Он снял всю одежду и погрузился в деревянную ванну, пахнущую лесом и смолой. Горячая вода тоже источала пряный, чуть грубоватый аромат северной природы и приятно обволакивала тело, быстро смывая усталость и напряжение. За ним взялся поухаживать один из молодых банников, очень рослый, с широкими плечами, жилистыми руками и круглым добродушным лицом. Массаж он делал куда жестче, чем Накки: поначалу Илье и вовсе показалось, что этот веселый великан сейчас нечаянно сломает ему ключицу. Но вскоре он приноровился к его железной хватке и почувствовал, что мышцы налились бодростью и силой.

Затем банник помыл ему волосы, смазал их хвойным маслом и вкрадчиво сказал:

— До гуляний время еще есть, так может быть, тебе кого-нибудь из девчонок позвать, чтобы ублажили? Они знаешь как горят поближе познакомиться!

— Благодарю, но не стоит, — неловко улыбнулся Илья. — Меня все-таки Накки сюда пригласила, так что это будет некрасиво.

Парень изумленно вытаращил глаза на странного колдуна, однако не стал допытываться, подал Илье полотенце и принес голубую рубашку с серебряной вышивкой и льняные брюки. Когда Илья вышел в коридор, его уже поджидала Накки, одетая в длинное серое платье с золотным шитьем. Она лукаво окинула его взглядом, и Илья видел, как ей хотелось поцеловать его в щеку и позлить столпившихся рядом водяных и лесных девчонок — некоторые пришли в гости из других мест. Домовинки и банницы держались скромнее, но тоже украдкой любовались молодым колдуном.

Илья хитро улыбнулся и сказал:

— А я принес тебе подарок! Сначала думал сережки сделать, но ты их не носишь, и выбрал вот это.

Он протянул ей тонкий деревянный браслет с вкраплениями голубых и перламутровых камней.

— Спасибо, — промолвила девушка, которая, похоже, была приятно удивлена. Он застегнул браслет вокруг ее запястья, и тут открылась дверь, на которую Илья прежде не обращал внимания. Все собравшиеся вышли к озеру. У огромного расколотого камня, который напоминал голову какого-то дремлющего чудовища, располагался каменный же алтарь без всяких украшений. Его начинили хворостом и сосновыми шишками и ждали, пока жрецы разведут огонь. Впрочем, несмотря на позднюю осень, на берегу было тепло благодаря магической энергии, и все шли босиком. Небо на горизонте переливалось бледно-золотыми красками и такое же теплое сияние окутывало фигуры духов, сосны на отвесном берегу, грубую поверхность валуна.

Молодые духи, готовящиеся вступить в брак, вышли вперед и ступили ближе к воде. Все были в светлых одеждах скромного покроя, девушки распустили волосы, предоставив легкому ветерку их трепать, их женихи также отличались пышными гривами. Все невесты показались Илье миловидными, но более простенькими, чем Накки, — возможно, в силу юности: если она выглядела на двадцать пять или двадцать семь человеческих лет, то этим было не дать больше восемнадцати.

На некоторое время воцарилось молчание, словно собравшиеся чего-то выжидали. Накки, которая придерживала Илью под руку, тоже притихла. Наконец к алтарю подошел старый Антти, тоже в просторной светлой рубахе, только сверху он накинул теплую жилетку. Все от мала до велика приветственно помахали и кто-то крикнул:

— Хэй, Велхо!

— Вот он, Велхо ваш, а я Антти, — усмехнулся старик, положив руку на плечо Ильи. — Нет, я, конечно, до смерти останусь проводником, но пора уже и дать себе передышку, ребята. Оставлю на себе хозяйство, счета, кладовые, а за вами он пусть теперь приглядывает, — больно уж тревожное это дело!

Илья слегка растерялся и почувствовал, как кровь бросилась в щеки. Слова Антти озадачили, но и пробудили какую-то сладостную тревогу. Тем временем женщины добродушно улыбнулись, некоторые мужчины посмотрели на него искоса, чуть снисходительно, но после предупреждения Накки Илью это не смущало. Старик подозвал его к алтарю, туда же подошла и молодежь, и оба колдуна стали читать воззвания к Вэден-Эмя[1], матери вод, покровительствующей семьям. Затем они подожгли хворост в очаге и после этого один из духов поднес клетку, в которой была крупная белая курица. Антти вручил Илье маленький острый нож, тот перерезал птице горло и жертвенная кровь брызнула в прозрачную гладь озера.

Молодые зашли в воду по щиколотку, склонились и закрыли глаза в ожидании пока богиня примет дар. Остальные слегка расступились, встали полукругом и в центр вышел Коди-Халтиа. Присев на валун, он взял кантеле[2] и стал перебирать грубыми пальцами струны, от которых полилась чарующая мелодия. Илье послышался в ней и шелест прилива в морской раковине, и потрескивание дров в очаге, и трели насекомых, затаившихся в траве, и шипение от раскаленных камней в сауне. Все стихии сливались в одну через зов музыканта к высшим силам, которые оставили своих потомков блуждать в человеческом мире.

— Халти мой давний друг, а еще он здесь самый старший рунопевец, — объяснил Антти Илье, — ему довелось пережить зарождение лютеранской церкви в Ингрии, с первого скромного прихода на Лемболовском озере. А до этого он выучился у предков тем напевам, что исполнялись еще в расцвет славы викингов.

Илье вдруг показалось, что многовековая память, живущая в энергетике этих созданий, наваливается на него неподъемным прессом. Нечисть издала негромкий, но резкий гортанный клич, от которого почему-то загудело в ушах и висках, а затем перед глазами растянулась багровая пелена. Илья подумал, что эти голоса, наверное, разнеслись по всему северному краю ураганными порывами, к которым жители успели привыкнуть и все же невольно вздрагивали от холодка в самом нутре.

От воды пахнуло чем-то металлическим, и ему показалось, что из нее высунулись белые кости, обвитые темными водорослями, а среди них поблескивала серебряная нить, подобная той, которую Илья вручил водянице.

Затем мелодии кантеле стали все более стремительными, веселыми и отчаянными, духи, особенно молодые, бросились танцевать — и парами, и поодиночке. Но в центре, конечно, были новобрачные, которые не стеснялись жарких объятий и недвусмысленных ласк. Было понятно, что они уже прекрасно осведомлены, какое удовольствие их ждет за дверями супружеских спален.

— Похоже, доказательство невинности у вас не требуется? — шутливо спросил Илья у Накки.

— Какое там! — усмехнулась она. — У нас редкие девушки успевают ее сохранить до брака, а про парней и говорить нечего — те еще на людях упражняются…

— В каком смысле успевают? — удивился Илья.

— Потом поймешь, — сказала водяница с какой-то неуверенностью. — По крайней мере мы к этому совсем иначе относимся, Велхо. Сам посуди: девчонки издавна росли в избах, где и хозяева, и скотина плодились да размножались у них на глазах, или в лесу, где зверье веками рождалось, спаривалось да умирало. Ясно, что к моменту созревания они уже все знают и не стыдятся того, что хотят мужчину! У нас скорее смущение и зажатость в первую ночь считается дурным тоном. Нет, травить за это, как вы испокон веков поступали с «порчеными», конечно, не станут, но могут стыдить и посмеиваться.

— Выходит, с женщины все равно спрос больше?

— Ну не скажи! Знаешь, как мы за насилие над женщиной наказываем? Впрочем, лучше не буду говорить, потому-то у нас такого почти не происходит.

Увлекшись беседой, Илья бросил взгляд в толпу веселящихся и вдруг заметил в ней совсем необычный силуэт. Это была девушка в длинном белом платье из кружева и еще какой-то тонкой ткани, под которой просвечивала смуглая кожа, с пышной юбкой, а полуоткрытые плечи сияли глянцевым блеском. Вьющиеся темные локоны спускались вдоль спины. Никто из духов так не одевался, и Илья невольно застыл в изумлении.

— Посмотри туда! — сказал он Накки шепотом.

— Куда, Велхо? — удивилась девушка.

Тут незнакомка на миг обернулась, но Илья не успел разглядеть лица — перед глазами почему-то мелькнул освещенный фонарями городской парк, но не тот, где они были с Яном. На миг он увидел себя на берегу небольшого пруда, в котором отражались искры фейерверков, а рядом возвышалась старая белая беседка.

— Велхо, ты как? — настойчиво повторяла Накки. Илья зажмурился, потряс головой и видение исчезло, как и странная гостья. Однако перед глазами все еще плыл туман и слегка мутило. Он плохо помнил, как вернулся в корпус и оказался рядом с Антти, протягивающим ему под нос какой-то остро пахнущий порошок. Духи тоже возвращались и, похоже, намеревались продолжить праздник под крышей.

— Ты, вероятно, хочешь отдохнуть, Элиас? — спросил старик. Илья растерянно кивнул, и Антти только похлопал его по плечу.

— Успокойся, ты все отлично сделал. Тебя сейчас проводят наверх и станет лучше.

«Наверх? Но ведь наш с Яном номер в другом корпусе» — вяло подумал Илья, словно во сне зашел в купальню, чтобы ополоснуть ноги от песка, и в сопровождении кого-то из парней поднялся на второй этаж.

Его привели в небольшую комнатку, освещенную только лунным сиянием, и сразу закрыли дверь. Тревожная тишина и прохлада отрезвили Илью, он осторожно шагнул вперед и разглядел Накки, сидящую на постели в одной короткой сорочке. Она призывно подалась к нему и шепотом промолвила:

— Благослови еще раз, Велхо!

По правде, Илью смутил ритуальный характер этого свидания, но он был рад, что их оставили наедине. В висках еще гудело, он чуть пошатывался и с облегчением сел рядом с ней.

Девушка, впрочем, и не требовала инициативы. Она поднялась, перекинула через него ногу и села ему на бедра — лицом к лицу, заглядывая в самое нутро глазами, мерцающими подобно трясинному огоньку. Илье снова стало не по себе, будто он очутился где-то в эпицентре разгула стихий. Словно в ответ на эти мысли за окном послышалась морось, а затем хлынул дождь — отчаянный, бесконечный, вырывающий из сна и сладкой неги. Илья мог бы поклясться, что он перебудил всех в доме, что дети гостей прятались под боком у родителей и затыкали уши, а взрослые с тревогой смотрели на оконные стекла, звенящие под очередным порывом ветра.

Прежде чем он успел что-то сказать, девушка так рванула на нем рубаху, что несколько пуговиц отлетело с мясом. Илья хотел ее осадить, тут же вспомнил, что одежда все равно казенная, но когда демоница порвала до самого низа его собственную майку, понял, что рано расслабился. Распахнув обрывки, она стала жадно целовать его и одновременно разобралась с поясом штанов — так же бесцеремонно, как и с рубашкой.

Ее напор и зловещее очарование этой ночи сковали Илью, и поначалу он безвольно дался ей в руки. Она стала двигаться все резче и быстрее, вцеплялась в его плечи, и Илья старался стиснуть зубы, но порой стоны вырывались на выдохе, выдавая его странное удовольствие во всей красе. Девушка притянула его к себе за волосы, и он захмелел от ее терпкого яблочного аромата. Сам распустил воротник ее сорочки, куда аккуратнее, чем она обошлась с его гардеробом, сжал обнажившиеся груди, налившиеся сочно-розовой нежностью, припал губами то к одной, то к другой, словно голодный младенец.

Девушка зашипела и дернулась, попыталась отстраниться — видимо, ее собственное напряжение грозило выплеснуться за край. Но она продолжала сжимать бедра, пока совсем не обмякла в его руках, выдохнула и задрожала от удовольствия.

Но Илья не намеревался надолго покидать ее тело, и так и не сбросив штаны до конца, быстро уложил ее на живот. Она едва не вывернулась, но после пары ударов по ягодицам покорилась и даже подалась назад. Разумеется, Илья знал эту женскую любовь к коктейлю из наслаждения и боли, которая дико возбуждала, выпуская наружу потайную первобытную агрессию. Это было неловко, но до одури сладко: мышцы ныли от приятной усталости, а нутро от желанной пустоты и легкости. Ни одной женщине он не позволял так много, как ей, и ни с одной не позволял такого себе, и все же меру стоило помнить.

— Какая же ты теперь мокрая, — вырвалось у него по-русски. — У тебя опасные дни? Черт, я хочу, чтобы ты мне родила! Роди мне второго ребенка, пожалуйста! Может быть, это как-то можно сделать?

Накки ничего не ответила, так как с упоением сосала его пальцы, и Илья стал ожесточенно набирать темп, будто именно это могло помочь. Ему показалось, что вот-вот над головой сомкнется вода и он ударится о дно, выстланное черным илом, а его терпкий запах залепит вымотанные легкие. «Вот сейчас!» — понял он и даже не застонал, а почти зарычал от удовольствия, хотя не сомневался, что их могли подслушивать.

Аккуратно взяв Накки за подбородок, Илья поцеловал ее в губы, слизнул с них знакомый привкус яблочной кислинки. Его все еще потряхивало, но они обнялись как-то совсем по-родственному, с забавной и болезненной нежностью, — он перебирал ее локоны, она утирала капли пота с его лица и плеч и тихо мурчала.

— А что ты насчет второго ребенка говорил? — вдруг спросила Накки. Илья сообразил, что прокололся, забыв, что она понимает русский, но ответил спокойно и без жеманства:

— Накки, это был просто поток сознания, в котором не надо искать никакого глубинного смысла. Ты же понимаешь, что мужчины в таком состоянии думают не головой, и колдуны тут, увы, не исключение.

— Ну а другим женщинам ты это говорил, когда был в таком же состоянии?

— Нет, и что с того? Может, именно от тебя я и захотел бы, но прекрасно отдаю себе отчет, что этого никогда не будет, а за фантомами я не гоняюсь. Вот чего бы мне по-настоящему хотелось, это сделать для тебя что-нибудь.

— Ты уже сделал, вон какую красивую вещь подарил, — улыбнулась водяница и показала браслет, все еще обвивавший ее руку.

— Ну, этого мало, при том, сколько ты для меня старалась, — ласково промолвил Илья, поднялся и налил в стаканы сладкий ягодный настой.

— У меня есть одно желание, но ты не сможешь его исполнить, так что не бери в голову, — ответила Накки бесстрастно, но Илья учуял в ее голосе что-то странное.

Они выпили, поели янтарного винограда, угощая друг друга из рук, и еще немного поболтали. Потом водяница посмотрела в окно и заметила, что дождь затих.

— С тобой хорошо, Илкка, — вдруг сказала Накки. — Прости, что я иногда не сдерживаюсь.

— Да перестань, все нормально, — ответил Илья, слегка растерявшись. — Мне тоже хорошо с тобой, но я не хочу оставлять сына одного до утра. И так-то неловко представить, какой пример я ему подаю.

— Не надо ничего объяснять, иди к своему детенышу. Твою одежду уже принесли сюда.

Илья собрался, посмотрел на нее напоследок и снова увидел в глазах Накки странную грусть, которую прежде не замечал за нечистью. Она улыбнулась и поцеловала его в щеку.

— Хюваа юёта[3], — шепнула водяница, — иди.

— Киитос[4], — отозвался Илья. Ему было жаль уходить, он знал, как она любит спать с ним рядом, — даже без секса, просто согревая друг друга, особенно когда он уставал или был слегка нездоров. Но он чувствовал, что должен вернуться к Яну, даже не из соображений безопасности, а по каким-то глубинным, интуитивным позывам.

Пройдя через двор, он достиг гостевого корпуса и в прихожей услышал какой-то шорох, а затем уловил дуновение сонной травы, лесной земляники и чуть-чуть свежей крови. Ему стало тревожно, и осмотревшись, он увидел, что со второго этажа спустился высокий парень с волнистыми каштановыми волосами и ярко-синими глазами. Илья его помнил еще с прежних визитов в гостиницу, он точно был из домовых, а по имени, кажется, Хейкки. Только что он тут делал среди ночи?

Само по себе пребывание духов в корпусе постояльцев было нормальным: в их обязанности входило наблюдать за аурой в любое время. Но Илью что-то насторожило, и запах, и поведение парня, — Хейкки заметил колдуна и застыл на месте, однако взгляд не отвел, словно выжидал чего-то. Лицо у домового было красное, глаза странно блестели.

Не желая тревожить гостей в поздний час, Илья только тихо произнес:

— Живо. Иди. Спать.

— Да, Велхо, — отозвался Хейкки, чуть склонив голову, и бесшумно проскользнул к двери. Илья решил отложить выяснение до утра и быстро поднялся в их с Яном номер. Мальчик спал, сложив руки под щеку, так же крепко и тихо, как в тот день, когда его привезли из роддома, и в ту ночь, когда его мать не вернулась домой. При этом воспоминании Илью больно обожгло изнутри, и чтобы успокоиться, он прилег рядом с ним на широком диване, осторожно погладил растрепанные золотистые вихорки. «Наверное, эта боль останется даже когда он будет выше меня, — подумал Илья. — Но я никогда не пущу ее наружу, не позволю, чтобы он меня жалел. Отец есть отец, и никто не может это менять».

[1] Верховное женское божество воды у древних финнов

[2] Струнный щипковый музыкальный инструмент карело-финских народов

[3] Спокойной ночи (фин.)

[4] Спасибо (фин.)