Ледяное сердце

Глава 5. Послание Мары

Илья вернулся домой с тяжелым сердцем после разговора с Накки, а тут и Ян приехал от бабушки раньше, чем собирался, с жалобами на боль в ухе. Отец осмотрел его сам и, к счастью, не нашел никаких признаков колдовской заразы — по всей видимости, мальчик просто застудил ухо на сквозняке. Однако Яну этого показалось достаточно, чтобы на правах «больного» укутаться в пушистый плед и немного покапризничать.

— Вот когда тебе было пять, так приходилось обещать золотые горы, чтобы ты дал в ухо закапать, — с улыбкой промолвил Илья, проделав эту нехитрую процедуру. — А теперь вон каким послушным стал!

— У тебя, пап, просто рука легкая, — заявил Ян. — Ты всегда умеешь сделать не больно. Я тоже так хочу, и даже решил, кем я потом буду работать.

— И кем, если не секрет?

— Хочу ветеринарным врачом стать! Я люблю зверей, а они тоже болеют и даже не умеют показать, где больно, поэтому их труднее лечить. Вот и буду учиться.

— А что, замечательная идея, — отозвался Илья, подумав, что если сыну действительно передались его способности, целительное дело будет для них лучшим применением, тем более связанное с природой. Вслух он добавил:

— Только ты же мечтал, чтобы мы с тобой в Лоухи на охоту съездили, а на утиные вечерки и так давно гоняем. Как ты теперь будешь охотиться, если тебе жалко зверье?

— Так я хочу лечить домашних животных, они слабые и несамостоятельные, а те, которые в лесу живут, — сильные, они умеют за себя постоять. Это не убийство, это игра — кто кого умнее и проворнее. Сумел зверя по-честному добыть, значит, ты прав, — невозмутимо ответил мальчик.

— Говоришь точно как дедушка Пекка, — улыбнулся Илья. — Давай-ка этим летом наконец и съездим: буду тебя учить зайцев разделывать, жир добывать, а может, и с лисы шкуру снимем. Хочешь?

— Ну еще бы, папа! Жаль, что уже без дедушки, конечно…

— Да, он бы тобой гордился. А мы когда-нибудь непременно и на Уконсаари побываем, это такой скалистый островок в Лапландии. Там до сих пор сохранились пещеры и сейды — жертвенные камни, где саамы, наши родственники, совершали всякие жуткие ритуалы.

— Какие?

— Например, забивали оленей, чтобы задобрить Хозяйку тундры — она походила на человека, передвигалась на двух ногах, но вся была покрыта густой шерстью. А глаза у нее были золотого цвета и светились в темноте так, что издалека было видно. Еще по поверьям в тундре обитали невидимые духи, владельцы больших стад, которых можно распознать лишь по звону колокольчиков. За непочтение все они могли отвести человеку глаза и оставить его умирать от холода.

— Надо же, — промолвил Ян, которого заметно впечатлил рассказ. — А куда эти духи делись потом, папа?

— Они никуда не делись, Ян, духи продолжают жить как хотят. Одни предпочитают оставаться невидимыми, так и обитают в лесах и на болотах, но всегда начеку. И если пожелают, то явятся хоть в зверином обличье, хоть ядовитым испарением, а вот ты от них не скроешься.

— А есть и другие?

— Да, некоторые живут в городах, в человечьем обличье, но они тоже очень ловкие и хитрые. К тому же, водяные духи, например, умеют обращаться в туман или изморозь, лесные — в капли смолы, банники — в пар, а домовые — в золу или дым. Так они еще и предупреждают, что жилищу грозит какая-нибудь опасность.

— То есть, они не люди?

— Ну… получается, что нет, это просто видимость, — ответил Илья, чуть запнувшись. Обычно он предпочитал не думать о том, что Накки не человек, и сам пытался верить в легенду о подруге из Финляндии. Правда все-таки выглядела не слишком удобной — что она стихия, которой нужно питаться, и их отношения тоже своего рода жертвенный ритуал с его стороны, чтобы эта хищница не забирала энергию силой у обычных парней, вместе с их здоровьем и рассудком. Впрочем, как мужчина Илья находил у этого расклада много плюсов.

За разговором Ян понемногу забыл про больное ухо, пообедал с аппетитом, а потом захотел вздремнуть. Илья вспомнил, что провел беспокойную ночь, и тоже немного полежал. Ближе к вечеру мальчик совсем развеселился и сказал, что не прочь бы и погулять.

— Поедем куда-нибудь в парк, пап! А подкрепиться потом в кафешке можно, — предложил Ян. — Не все же тебе у плиты стоять!

— Какой же ты у меня заботливый! — улыбнулся Илья. — А что тебя в парк вдруг потянуло? Уже вроде не сезон для таких прогулок, да и стемнело совсем.

— Научи меня в темноте ориентироваться и находить дорогу! А то вдруг я заблужусь в лесу и на меня тоже какой-нибудь оборотень нападет? Не просто так же все это придумали, — рассудительно заметил Ян.

Тут Илье пришла в голову мысль снова наведаться туда, где Лариса потеряла ребенка. С одной стороны, вести туда Яна было страшновато, но он верил, что их не оставят без подстраховки, и подумал, что наблюдательный мальчик может уловить что-то ускользнувшее от отца в прошлый раз. Поэтому он согласился с условием, что Ян наденет шарфик и теплую шапку, чтобы ухо снова не разболелось, и все время будет держаться рядом.

Ехать пришлось довольно долго, но когда они добрались до большого парка, похожего в это время суток на дремучий лес, Ян пришел в тихий восторг. Впрочем, территория была хорошо освещена фонарями и по дороге попадалось довольно много гуляющих. Сосны и дубы явно росли здесь еще с позапрошлого столетия, и по ночам, согласно городским легендам, между ними блуждали призрачные тени, — возможно, такие слухи появились из-за расположенного невдалеке мемориала.

— Слушай внимательно, Ян: если в городе есть зеленые насаждения, по ним можно находить дорогу не хуже, чем в диком лесу, — сказал Илья. — В позднее время суток смотри на небо: осенью и зимой хорошо видны звезды, к тому же на природе городская пыль не так мешает. Сможешь показать Полярную звезду?

— Сейчас, — Ян с готовностью задрал нос к небу. Держась за руку, они неторопливо шли по протоптанным за много лет дорожкам, все больше удаляясь от индустриального шума.

— Когда выпадет снег, север и юг можно различать по тому, где он крепче: на склонах холмов или в ямках. Но холмов у нас в Питере мало, лучше смотреть по большим камням: с южной стороны снег быстрее оттаивает. Трава на северных окраинах растет гуще, а на южных раньше начинает желтеть.

— А деревья? Они тоже по-разному растут?

— И по деревьям тоже можно различить. Вот взгляни сюда: с северной стороны дерево быстрее зарастает мхом или лишайником, и кора здесь более грубая и темная. Я тебе уже говорил, что в лесу всегда стоит запоминать какие-нибудь странности: причудливые деревья, трухлявые пни, расколотые камни. Сейчас, конечно, мы рассчитываем на мобильные приложения, но интернет может подвести в самый неподходящий момент, поэтому старые способы надо держать в уме. Имей в виду, что иногда меня может не оказаться рядом. И если ты точно потерялся один вдалеке от дома, лучше сразу звонить в экстренную службу, а только потом мне, чтобы не посадить батарейку.

— Понятно, — кивнул мальчик.

— Ну раз понятно, то сейчас мы с тобой прогуляемся вон туда, а потом ты сам поведешь нас обратно. Вот и посмотрим, как ты дорогу запомнил. Хорошо?

Отец с сыном как раз достигли того места, где и случилась беда. По словам Ларисы, в тот вечер там установили большую сцену, где играла музыка, выступали иллюзионисты, а также показывались лазерные изображения. Женщина зашла в самую гущу зрителей, в какой-то момент ее оттеснили от маленького Никиты и он разжал пальчики. Еще несколько драгоценных секунд ушло на то, чтобы опомниться и пробиться сквозь толпу к дорожке, но там Лариса уже не обнаружила сына и никакие расспросы не помогли.

Сейчас сцену, конечно, успели демонтировать, остались только обычные скамейки для отдыха и большой вагончик для продажи горячих напитков и выпечки. Илья заново стал обходить роковой участок, исподволь наблюдая за реакцией Яна. Тот зорко присматривался к местности, явно желая порадовать отца своим прилежанием. К сожалению, не только прошедшее время, но и дикая эмоциональная насыщенность того вечера мешала Илье извлечь что-то нужное из общего сумбура. Слишком много там было и встревоженных матерей, и детей, которые испугались шума и резких красок, и животных, в которых напряженная атмосфера пробудила дикие инстинкты.

Ян задумчиво поковырял ногой заледеневшую лужицу и вдруг спросил:

— Пап, а помнишь, как мы с тобой про Муми-троллей читали? Когда появлялась Морра, то земля под ней всякий раз замерзала, она даже могла погасить собой костер…

— Как ты сказал? Морра? — удивленно переспросил Илья. — Что же я раньше не подумал!

— Ну да, а что такого? Я просто вспомнил, что ты сегодня говорил про духов, как они превращаются в какую-нибудь субстанцию. Наверное, Морра тоже была духом, не знаю только каким — может быть, болезни, или усталости? А о чем ты не подумал?

«Морра… Мор, морок, кошмар, сонный паралич… Мара — умирание природы и помутнение разума! Нижний мир! Вот уж верно, дети всегда зрят в корень».

— Не отходи от меня ни на шаг, — сказал Илья и принялся разглядывать каждую скамейку и стены вагончика с помощью фонарика в телефоне. В прошлый приезд аура в этом месте показалась ему не вполне здоровой, но он списал это на большую концентрацию людей, да и соседство с захоронением не стоило сбрасывать со счетов. И лишь теперь колдуну стало ясно, что все обстоит куда серьезнее, чем на первый взгляд, и тень несчастья по-прежнему висит над этим местом. Может быть, злые силы, укравшие ребенка, возвращались на это место ради потехи или в поисках новых жертв?

— Вот оно! — невольно воскликнул Илья, осветив одну из скамеек. Угол белой дощатой спинки был испещрен черными пятнышками, складывающимися в причудливые узоры. В свете фонаря они отливали неприятным глянцевым блеском.

— Что это? — полюбопытствовал Ян и протянул руки.

— Не трогай, Ян, это черная плесень — такая дрянь, от которой болит и кровоточит нос и горло. А если глубоко в организм заберется, то и печень может отказать.

— И лекарства не помогут?

— Помогут, если у организма достаточный запас прочности и нет хронических болячек, а слабый или истощенный человек вполне может умереть. Поэтому ни в коем случае нельзя допускать, чтобы она росла в доме. Я иногда находил ее под обоями или в ванной, когда ремонтировал квартиры, — приходилось тщательно все просушивать и обрабатывать дезинфицирующими средствами.

Илья был уверен, что «черная метка» в парке является следствием выплеска дурной ауры, а место рядом с захоронением стало катализатором для его визуального проявления. «В любом случае эти существа из нижнего мира не случайно выбирали место для охоты: им здесь так же привольно, как нам в чистом жилище и на свежем воздухе. Значит, и логово у них должно находиться в каких-нибудь промозглых, безжизненных местах».

— Папа, может, тогда давай к выходу? Раз в этом парке такая гадость водится! Давай лучше пойдем куда-нибудь покушать, а то я немного замерз, — сказал Ян, потрепав Илью за рукав.

— Не бойся, на открытом воздухе она не так опасна, к тому же у тебя молодой и крепкий организм. Но пожалуй, нам действительно пора идти, — ответил Илья, подумав, что самое время призвать на помощь своего фамильяра на четырех лапах. Конечно, он не рассчитывал, что Кави напрямую возьмет след похитителей ребенка, но с ней поиски определенно станут безопаснее.

— Только обратно я дорогу буду показывать! Мы же договаривались, — напомнил мальчик.

Ян действительно хорошо запомнил маршрут: все наставления отца не прошли даром и они без приключений достигли выхода. Но Илье за каждым углом, деревом или фонарным столбом мерещились какие-то зловещие тени. В сумерках, разбавленных электрическим светом, парк казался мертвенно-серым полотном, на котором выделялись резкие угольные штрихи деревьев. Слышался стрекот ночных насекомых, ветки потрескивали от легкого ветерка, и прежде эти звуки нравились Илье. Сейчас же его то и дело тянуло обернуться, посмотреть, не крадется ли за ними по следу какое-нибудь голодное незрячее существо, идущее на запах тревоги и боли. Он чувствовал не страх, а скорее некую горькую неизбежность — видимо, устраивать здесь праздники, заигрывающие с темой мертвого и потустороннего мира, и в самом деле оказалось плохой идеей. Но так или иначе, пропавшего ребенка нужно было найти, а его отца — избавить от колдовского яда, пусть и болезненным путем.

— Пап, а что мы на самом деле искали? — спросил Ян уже в кафе, когда они устроились в теплом уголке и заказали жареных пирожков с мясом и повидлом. Золотистое тесто с темной корочкой лоснилось от жира и таяло во рту, так что на миг Илья от удовольствия забыл о проблемах. Себе он взял бодрящий черный кофе, а мальчику горячий шоколад.

Вопрос сына не то чтобы застал Илью врасплох: он понимал, что Ян растет и становится все более наблюдательным, что его не получится вечно оберегать, а уж обманывать тем более не хотелось. Но самому Илье в свое время никто не смог объяснить правду, и он понятия не имел, как это лучше сделать.

— Ну, считай, что мы исследовали опасную зону, — сказал он, загадочно улыбнувшись. — Ты же любишь компьютерные игры про постапокалипсис и радиоактивные области? Так вот у каждого места есть аура — совокупность излучений, и порой концентрация вредного, грубо говоря, превышает допустимый уровень. Тогда атмосфера даже в самом красивом парке может превратиться в ядовитый туман.

— Ничего себе! Выходит, мы с тобой вроде как сталкеры? Как круто! А мы там не нахватались этих вредных излучений?

— Нет, не бойся, у нас с тобой есть защита. Но такая зона может появиться не только в парке, но и в любой квартире. Эта черная гадость, которую ты видел, появляется от высокой влажности, но когда в доме дурная, нездоровая атмосфера, она разрастается гораздо быстрее, и болезнь от нее легче подхватить. Это мой жизненный опыт показал, Ян.

— Ну а в этом парке она откуда взялась? Там же никто не живет постоянно.

— Вот это я и хочу выяснить, — откровенно сказал Илья. — Я умею распознавать кое-какие сигналы, но не могу сразу восстановить полную картину. Но очень может быть, что в этом парке обитают свои духи, которые питаются страхами, обидами, страданиями, — вот типа Морры, про которую ты вспомнил. И чем больше едят, тем сильнее у них аппетит.

— Слушай, а мне тоже показалось, что там живет что-то большое и злое, — задумчиво промолвил Ян, сжевав очередной пирожок. — Оно пахнет чем-то таким… Ну вот помнишь, я сильно ножом порезался и приходилось долго с повязкой ходить? Так когда мы ее меняли, был вот такой неприятный запах.

Ян смешно наморщил нос, и отец невольно снова улыбнулся.

— Кожа всегда так пахнет, если к ней не поступает воздух. Она за это время чуточку мертвеет, — пояснил он. — Но отдельные органы у нас могут отмирать и восстанавливаться, а вот целый организм — увы, нет.

— А организм может быть… ну, почти мертвым? Типа как у зомби? Просто там фонило так, будто у этого существа вся туша какая-то залежалая.

— Я полагаю, что всякое может быть, Ян, просто мы мало знаем. Давай ешь, нам еще обратно ехать, — вздохнул Илья, не зная, как относиться к ранней проницательности сына.

Когда наступил рабочий день, Илья сдержанно поздоровался с Олегом, который поглядывал в сторону молодого коллеги нервно и тревожно. Прежде они всегда обменивались впечатлениями о выходных, но в этот раз Олег до самого обеда держался особняком. Когда наступило время перерыва, мужчина засуетился, собираясь к выходу, но Илья преградил ему путь.

— Ты в кафе через дорогу торопишься? — спросил он, пристально взглянув тому в лицо. Олег заметно растерялся и отвел глаза, затем неохотно сказал:

— А тебе-то что? Извини, Илья, давай говорить как взрослые люди: ты увидел кое-что лишнее, но это не дает тебе права вмешиваться.

— Это уж я сам буду решать, — произнес Илья, чем окончательно ввел Олега в ступор, и тот сделал шаг назад.

— Вот и славно, пойдем-ка на кухню. Я еду на нас обоих захватил, — уже мягче сказал Илья, и мужчина неохотно подчинился. Молодому колдуну показалось, что обед идеально подойдет для задуманного: за едой энергетические каналы у человека были наиболее открыты и уязвимы, почти как во время сна. С другой стороны Илья надеялся на положительный исход разговора, после которого столь крутые меры уже не понадобятся.

Олег не подозревал, что частично уже находился под властью товарища. Он продолжал хмуриться и беспокойно потирать руки, но все-таки сел напротив Ильи и принялся за обед, хоть и без особого желания.

— А откуда ты про кафе через дорогу узнал? — вдруг спросил он.

— Мне Мила сказала! Да, твои жена и дочь давно в курсе, пока ты тут себя мнишь великим конспиратором. А вот ты знаешь, что твоя дочь заболела?

— Ну да, Лара мне вчера рассказала, ей сейчас уже лучше… Спасибо, конечно, что ты приехал и про меня ничего не сказал, но не надо валить теплое с мягким в одну кучу! Дети иногда болеют, и это никак не связано с проблемами родителей! Даже если я разведусь с Ларой, отцом для Милки быть не перестану и никогда ее не обижу.

— Ты прямо уж и о разводе заговорил? Лихо тебя в оборот взяли! А не думал, с чего бы это вдруг?

— Понятно, куда ты клонишь: я и не шибко богат, и фактурой не вышел, и потенциальный алиментщик. Так? Только женщины иногда любят не за что-то, а просто любят, и не пилят из-за каких-то надуманных обидок! Мне иногда кажется, что чем больше для них стараешься, тем тебя меньше ценят, а вот эгоистов и альфачей носят на руках…

— Блин, ну ты как подросток со спермотоксикозом заговорил! — поморщился Илья. — А у тебя, на минутку, двое детей, за которых вы оба обязаны отвечать.

— Вот я иногда и думаю: кругом обязан, а права мои где? — вздохнул Олег. — Ты пойми, Илья: я же у себя дома никому не нужен! Лишь бы деньги приносил да не отсвечивал. По-моему, мы с Ларой уже давно не разговариваем ни о чем, кроме Милкиных школьных взносов, которые, естественно, я и оплачиваю!

— Ну ты герой прямо! Я своему сыну тоже все оплачиваю, потому что кто это должен делать? Может, Пушкин, или Дед Мороз?

— Тебя хоть никто не пилит и не предъявляет бесконечных претензий…

— А ты на мое место хочешь? — жестко спросил Илья. — Чтобы твоя жена тебя бросила с младенцем на руках, а потом умерла, лишь бы не пилила?

— Да, прости, это я сдуру… Но Илюха, вот честно, порой мне кажется, что и у меня не семья, а непонятно что. Дома забыли про мой день рождения, а незнакомая девушка вдруг взяла и поздравила, просто от сердца! И что удивляться, что я не мог остаться равнодушным?

— А кто говорил, что все эти праздники и прочие бабские глупости ему нахрен не сдались? И что глупо поднимать шум из-за того, что на день ближе к смерти стал? Вот они и избавили тебя от этого шума, но ты опять недоволен!

— Да мало ли что я говорил? — Олег сердито поморщился. — Это ее обязанности вроде как… Ну допустим, из меня не вышло хорошего отца, но разве я вообще права на счастье не имею? Все же могут ошибиться! Хотя и сейчас не поздно, мои годы для мужика, знаешь ли, совсем не проблема! Ты же ее, наверное, успел разглядеть? Молодой бабе как раз-таки опытный мужик и нужен, а не сопливый ровесник.

— Олег, а тебе совсем не кажется, что ты о своем счастье вспомнил в самый неподходящий момент? Когда сын пропал, дочь в пубертате и жена в депрессии? Это бить лежачих называется, если ты не понял!

— А может, наоборот, естественно, что именно в такой момент? Знаешь, все в природе стремится жить и размножаться, и боится смерти, — это нормально! И дело мужика все-таки оплодотворять и продолжать род. Как наши предки делали, когда умирал ребенок? Зачинали и рожали новых, только так это и работает. А если бы годами слезы-сопли лили, так мы бы вымерли давно, к чему сейчас и движемся.

— Ну все с тобой ясно, спасатель человечества ты наш, — вздохнул Илья, подумав про себя: «Что же, я сделал что мог». Нездоровый блеск в глазах собеседника, какая-то чужая ухмылка и вызывающие нотки в голосе окончательно убедили, что его рассудок подвержен сильному влиянию. Илье также стало ясно, что физически Олег еще не был близок с ведьмой, но это лишь разжигало в нем аппетит и злость, которая изливалась на его родных. И сама собой такая проблема никак не могла рассосаться. Да, Накки права, нельзя осуждать кота за то, что он не волк, но детские страдания важнее.

Илья поднялся и положил руку на плечо Олега — непринужденно и даже по-дружески, как бы смиряясь с его точкой зрения. Но затем он незаметно сжал пальцы, будто перетягивал невидимый канал, и мужчина отключился на пару минут. Голова Олега безвольно откинулась назад, глаза закатились, рот скривился.

Зрелище было пугающим, но к счастью, на кухне они были вдвоем, и Илья решил сделать еще кое-что. Ему казалось, что Олег наверняка носит при себе какую-то вещь, связанную с ведьмой и хранящую ее запах и ауру. У того всегда на поясе была сумка с запчастями и еще какой-то мелочью, и Илья осторожно заглянул туда. Почти сразу он нащупал какой-то плоский предмет, завернутый в ткань, — это оказалась доска с выжженным портретом девушки. Лишь несколько плавных штрихов: развевающиеся волосы, полуприкрытые глаза, чуть намеченные губы и ямочки на щеках. И разводы на дереве, похожие то ли на облако, то ли на водную гладь позади героини. Даже столь скупой рисунок передал в женском облике тот странный надлом, который Илья сразу почувствовал, увидев девушку в ресторане.

«Ох и талантливый мужик! — подумал Илья без всякой зависти: учиться у Олега власти над деревом было ему лишь в удовольствие. — Только зря думает, что музу встретил, скорее уж какую-нибудь ехидну».

Он спрятал доску и аккуратно застегнул сумку. Вскоре Олег очнулся и стал протирать глаза. Ему казалось, что он лишь на секунду зажмурился.

— Черт, Илья, что-то мне голову прихватило, — пожаловался он. — Я же позавчера отрубился недалеко от этой гостиницы, а очнулся на автобусной остановке, на скамейке. Еще хорошо, что кто-то меня перетащил и даже карманы не обчистил. У самого, видишь, нервы ни к черту, а меня почему-то никто не жалеет! Эх…

Поднявшись со стула, Олег вяло поплелся к выходу, но Илья знал, что минут через пять он оклемается и станет нормально работать. Вопрос теперь был в том, как скоро назреет отторжение и долго ли придется держать его в таком состоянии.

Ночью, когда Ян уже спал или потихоньку от отца читал под одеялом какую-нибудь фантастику с телефона, Илья пошел на кухню и увидел на полу мокрые следы, тянущиеся от подоконника. Он понимающе усмехнулся и почувствовал, как прохладные руки сзади прикрыли ему глаза.

— Что же ты не предупредила? — мягко сказал Илья. — Мне даже угостить тебя нечем.

— У тебя сегодня и так было много хлопот. Как ты себя чувствуешь?

— Да неплохо, по сравнению с прошлым, только слегка тошнит и не спится. Боюсь я все-таки за этого дурака, хоть и понимаю, что иначе ему вообще трындец.

— Садись, я тебе чай заварю и помассирую ноги, — предложила Накки. — Тебе в форме надо быть, мы ведь через неделю тебя ждем на свадьбе. Сынишку тоже с собой возьми, ему будет весело.

— Ну, на церемонии-то ему делать нечего, а так возьму, мне спокойнее, — сказал Илья и положил ноги на табурет. Накки вначале промокнула его ступни влажной тканью, затем смазала себе руки каким-то жирным маслом и принялась их разминать. Вскоре тошнота отступила и усталость сменилась приятной расслабленностью. Илью раньше смущали подобные услуги, но он понял, что Накки совсем не считает себя униженной, и привык получать от них удовольствие.

Однако в этот раз она была как-то тиха и задумчива. После паузы девушка вдруг промолвила словно в такт собственным мыслям:

— Тебе и самому надо бы жениться, Велхо…

— О как! — удивился Илья. — Я что, уже тебе надоел?

— А при чем здесь это? Мы с тобой как были, так и останемся любовниками. Просто у тебя будет жена, у Яна — мать, и вы еще успеете подарить ему братьев и сестер. Таким, как ты, минун культа[1], необходима семейная опора и тепло, потому что у вас чудовищные нагрузки на ум и сердце. Ты же не хочешь сгореть раньше отпущенного времени?

— То есть, завести семью и бегать тайком налево? Нет уж, я один раз в юности попробовал изменить, и мне этого на всю жизнь хватило.

— Ладно, не хочешь тайком — договорись по-честному, что иногда будешь встречаться с одной женщиной, которая ни к чему тебя не обяжет, не забеременеет и не заразит. А все остальное время ты чист и в полном распоряжении жены. Поверь, Велхо, — тут Накки вкрадчиво понизила голос, — многие женщины и не на такое пойдут, чтобы обзавестись своим гнездом.

— А тебе зачем на такое идти? — спросил Илья, аккуратно придержав Накки за подбородок и взглянув ей в глаза. — Просто ты никак не похожа на ту, которая с радостью будет делить мужчину с другой женщиной. Вот я и пытаюсь понять, в чем ты сейчас мне врешь.

— Мне сладко быть первой, а не единственной, — улыбнулась водяница. Она казалась безмятежной, но Илья уловил участившееся дыхание и жар ее хищного нутра, заметил помутневший взгляд, да и массаж понемногу выходил за рамки целебной процедуры. Еще чуть-чуть, и она не выдержит, бросится целовать ему пятки с жадностью голодного, добравшегося до куска хлеба. Не сказать чтобы Илье это не нравилось, но он еще собирался поговорить о походе в парк, а в возбужденном состоянии Накки совсем не могла мыслить. Да и ее внезапные поучения не пришлись ему по вкусу. Он осторожно, но твердо положил руку ей на плечо и произнес:

— Накки, я уважаю вашу вековую мудрость, но о том, что такое семейная опора у людей и чего она стоит, уж точно знаю побольше тебя. И как-нибудь сам разберусь с этим вопросом, даже если ты хочешь мне блага.

Девушка опомнилась и посмотрела на него растерянно, без привычной бесстрастной улыбки. Илья понял, что задел Накки за живое, но не собирался церемониться и сказал мысленно: «Ничего, иногда нужно потерпеть, ты сама мне так говорила». А уж духов нельзя баловать, обманываться обиженным взглядом, иначе непременно сядут на голову, — это ему было известно еще из записей прабабки Кайсы.

[1] Мое золото (фин.)