Ледяное сердце

Глава 22. Пир во время чумы

Когда за Латифом захлопнулась дверь, Гелена с бессильной злостью вцепилась в плед. Вот в этом он весь: как только наступают реальные трудности, а не игра на нервах и гормонах, просто исчезает. И то, что он изменил этому правилу во время ее болезни, теперь скорее вызывало недоумение. Вспомнилось, как они жили в той неотапливаемой лачуге, как он задаривал ее украшениями, кормил черной икрой, но мог бросить на несколько дней одну, в холодных стенах и наедине с алкоголем. За эту осень и начало зимы Гелена безумно устала, но боялась прибегнуть к испытанному способу — почему-то казалось, что на этот раз она совсем увязнет, сопьется и тихо сдохнет в застывшем городе.

А сдаваться не хотелось, особенно после высокомерного взгляда, каким сегодня ее окинула стареющая ведьма, приятельница Латифа. Ясно, что сочла «одной из многих», новой наложницей, способной только носить красивые тряпки и греть властному мужику постель. И так ли она далека от истины?

«Может, он уже решил убраться восвояси, в края, где вечное лето и вода в море как парное молоко», — подумала Гелена. Ему не нужны документы, визы, билеты и вещи, для него нет ни границ, ни языковых барьеров, ни обязательств, кроме как перед ней — хотя бы на словах, которые он произнес, беря ее в жены. Но именно на это Гелена теперь надеялась меньше всего.

Ее сморила полудрема, и в следующий раз девушка открыла глаза когда пробило три часа дня. Однако за окном уже смеркалось, и это была не обычная для Питера декабрьская акварельная синева, а вечерний туман, похожий на комья грязной ваты. Гелена поняла, что надо поторапливаться, и стала рыться в теплых вещах, которые не трогала с переезда, — выбрала самый толстый свитер, шерстяные колготки и палантин, которым смогла обмотать шею и голову. К счастью, Латиф в этот раз не догадался забрать запасные ключи, хотя прежде иногда поучал ее таким образом, — видимо, разговор с Хафизой слишком сильно стукнул его по голове.

Запахнувшись в шубу, натянув сапоги и на всякий случай прихватив паспорт, Гелена вышла за дверь и уже на лестнице почувствовала дикий холод. Она осторожно коснулась батареи, та была практически раскалена и все же не могла растопить этот невидимый лед.

Девушка поспешно сунула руки в варежки, замоталась палантином почти до самых глаз и пошла вниз. На улице она в первые мгновения не ощутила ничего особенного — холод обжигал постепенно, как вода, в которую положили кипятильник. И через пару кварталов нестерпимо захотелось назад, выпить чая, забраться под одеяло и уснуть, но взяло верх молодое упрямство, а еще — какая-то странная ломка, нуждающаяся в быстром и жестоком утолении. Гелена сообразила, что это была ведьминская жажда от незавершенных дел, и второе чутье подсказывало, что разгонит ей кровь и обогреет тело гораздо лучше домашних стен. В памяти всплыла гостиница у леса, где состоялась ее последняя охота на Цыплакова, где она испытывала сладкие чувства пополам с тоской. Бревенчатые стены, неземной свет, мерцающий в цветных стеклах, пряные и хмельные ароматы, широкие улыбки и небывалый градус чувственности, — все это неодолимо манило молодую ведьму, как ее мужа притягивал мир мертвых.

Приняв решение, Гелена гораздо бодрее пошла к автобусной остановке, ориентируясь по световым указателям и голосам — несмотря на погоду, людей вокруг хватало. Они ходили за продуктами и в аптеку, толпились в кондитерских, чтобы перехватить глоток горячего чаю или кофе, и осторожно лавировали на автомобилях. Кто-то держал за руку вкрай укутанных детей, и даже некоторым старикам не сиделось у теплой батареи. У остановки успела собраться толпа, и пока Гелена добиралась «на перекладных» до Приморского шоссе, ей захотелось проклясть все на свете. Автобусы еле-еле проползали сквозь туман, как нож через замерзшее масло, стекла покрылись инеем, и девушка волей-неволей наблюдала за попутчиками. В памяти некстати всплыла беззаботная эстрадная песенка из далекого прошлого — «теплая вода, золотой песок, к Северу лицом — сердцем на Восток…»

Она недоумевала, куда людей несет в такой момент, — для бегства они выглядели слишком спокойно и даже не очень сетовали на давку. Переговаривались, прихлебывали чай из термосов, жевали бутерброды, немного шутили и сдержанно улыбались. Кто-то деловито сообщал по мобильному, что вместе с семьей перебирается в загородный дом, потому что дерево держит тепло лучше, чем бетонная коробка, кто-то делился секретами по самопальному утеплению окон, кто-то показывал соседу навороченный тепловизор на смартфоне. Время от времени в глубине салона начинал плакать ребенок, однако никто из пассажиров не возмущался. Кое-кто, в основном пожилые, сидел нахмурившись, сжав губы и глядя в одну точку, но большинство старалось хоть чем-то себя развлечь.

И тут Гелену осенило: ведь люди не подозревают о том, что знает она, — что аномальный мороз имеет магическую природу и никуда не исчезнет без воли этой одержимой Малефики. Они уверены, что проблема в каких-нибудь циклонах, хотя несчастные метеорологи уже сбились с ног с прогнозами и заверениями. И только она невольно подслушала, что отсчет идет по крайней мере до боя курантов, а что взбредет в голову Хафизы дальше, неведомо и самым умным демонам.

Но с другой стороны, неужели так сложно догадаться, что с природой творится что-то ненормальное, и это не пройдет по календарю или щелчку пальцев? Или люди просто предпочитают утопить тревоги в горячем чае или в чем-нибудь покрепче? И пока рот заткнут бутербродами и пирожками, а в ушах звенит беззаботный трек, кажется, что ничего и не изменилось…

«Думать лень, — мрачно заключила Гелена. — Думать — страшно, думать — больно. Но что хуже, перетерпеть боль и хоть что-то предпринять, или тихо сгинуть под наркозом из жратвы, сплетен и внушений, что все будет хорошо? Старуха ведь на это и рассчитывает! Что если прямо сейчас взять и крикнуть, что мороз не пройдет? Что надо пытаться бежать, а не отсиживаться по углам, и только тогда есть шанс тупо выжить?»

Но порыв угас так же стремительно, как вспыхнул, и Гелена угрюмо зарылась лицом в мохнатые рукава шубы. Во-первых, никто ей сейчас не поверит, примут за сектантку или городскую сумасшедшую и в лучшем случае посмеются. А то и вовсе высадят на мороз. Во-вторых, это просто как-то… подло, что ли? В конце концов, что у них осталось в запертом городе, кроме этого наркоза?

«И у меня ничего не осталось, — заключила она. — Мы брошены в этом городе словно шуты сумасшедшей императрицы, устроившей гулянку в ледяном дворце. И даже если Латиф не уйдет, будет рядом из чувства долга, это лишь затянет мучения. Но сегодня я еще напоследок погуляю».

По пути от остановки к гостинице начался снегопад, и Гелена едва успевала смахивать хлопья с палантина, волос и ресниц, чтобы видеть дорогу. Временами ветер так раскачивал деревья, что девушка ускоряла шаг и смотрела только под ноги, — так становилось чуть спокойнее. Наконец показались знакомые огни, и на мгновение у нее почти потеплело на сердце. Вспомнились дни, когда она приходила посмотреть на жизнерадостных местных духов, гордых девиц и обольстительных парней. Сюда она привела свою последнюю жертву, чтобы хоть как-то скрасить эту унылую работу, и здесь же все и сломалось. Но теперь это был один из немногих источников тепла и энергии, в которой Гелена, пожив с Латифом, теперь нуждалась как в наркотике.

В ресторане она присела с краю общего длинного стола — соседи увлеклись едой и не обратили особого внимания на новоприбывшую. К счастью, ужин не заставил долго себя ждать. Гелена с аппетитом принялась за мясо с грибами и картофель по-деревенски, которые когда-то считала вредной едой, а отогревшись, стала исследовать зал в поисках того манка, кто притянул ее сюда через все преграды.

И наконец заметила Цыплаковых, чинно-благородно сидевших у самой стены. Поспешно накинув палантин на волосы и часть лба, ведьма осторожно их рассмотрела: все тут как тут, Олег улыбается своей потрепанной женушке, дочь оклемалась, да и найденный сынок выглядит здоровеньким. Ясно, что это не совпадение: именно здесь у них нашлись помощники и покровители, сломавшие Хафизе всю малину. Но на престарелую колдунью по большому счету плевать, Гелена не могла им простить что-то другое. Может, всю эту пасторальность, такую глупую и неуместную на фоне общего бедствия, а особенно — после того, как Олег стремился в ее постель, когда жена страдала, а дети чуть не погибли. И теперь, значит, ничего не было? Откровений с другой женщиной, нежных взглядов, рукопожатий, порой более предательских, чем секс? Черт, как же они тошнотворно лицемерны, эти семейные ценности, на поверку сводящиеся к одному «отряхнулись и пошли»…

«Вот только они отряхнулись и теперь сидят рядом, и им даже умирать от холода будет не так страшно… хотя бы чуточку, — вдруг сказал внутри чей-то стальной голос. — А кто с тобой останется? Мать, которой ты не нужна? Парень, которого ты предала? Подружки, которые в красивых ротиках прятали ядовитые зубки и раздвоенный язычок? Или Латиф? Ну да, держи карман шире! Так что, Гели, фиг знает, чем твое искреннее одиночество лучше их фальшивой семьи».

Злость нарастала в ней как в тот дождливый вечер, когда за ней увязались хулиганы из бара, нутро грозило взорваться как стеклянная банка с кипятком. И девушка сообразила, что ночью сможет найти комнату Цыплаковых по ауре и провернуть с ними ту же штуку, что и с теми парнями. «А что, вирус суицидального безумия от аномального холода — уж эта новость наверняка встряхнет нашу сонную массу!» — злорадно подумала ведьма. И что-то подсказывало, что на сей раз Латиф не захочет ей мешать.

Но до этого хотелось немного отдохнуть, и она вновь отправилась в прихожую, чтобы купить место. Потом Гелена выпила чаю с куском сладкого пирога, напомнившего выпечку покойной бабушки (которая по сути растила девочку в куда большей степени, чем мать), и ее совсем разморило, однако отступать было уже некуда из-за снега и тумана.

Ей показали комнату, в которой успели устроиться еще две мамаши с тремя детьми. Соседство не привело свободолюбивую ведьму в восторг, но пререкаться не приходилось. Пока женщины успокаивали отпрысков, она стянула тесные брюки, улеглась прямо в свитере и задремала, несмотря на шум. Когда же она открыла глаза, соседки крепко спали, а за окном вовсю бушевал снегопад.

Гелена осторожно поднялась, надела штаны и без сапог выскользнула за дверь. Прислушавшись к ауре, она пошла на знакомые флюиды, самым острым из которых был запах осеннего парка — размокшей земли, мертвых листьев, стоячей воды в пруду, растворимого кофе, рогаликов, в которых таилась опасная начинка. С досадой Гелена поняла, что придется идти на следующий этаж, и пожалела, что не обладает даром Латифа.

Но у самой лестницы она вдруг услышала скрипение, а затем площадка осветилась небольшим бликом, отразившимся в цветном витраже. Гелена поспешно притаилась у стены, на пару секунд перестав дышать.

«Кого сюда понесло среди ночи?!»

Она прикрыла глаза и оказалась перед ментальным подобием зеркала, которое отражало все происходящее за ее спиной на лестнице. На ступеньках сидел мужчина, точнее совсем молодой парень в просторной рубахе, черных штанах и шерстяных носках. Темноволосый, с глазами небесно-синего цвета, бледными усиками на гладкой светлой коже. Похоже, он еще нескоро огрубеет и станет кряжистым мужичком с пышной бородой, налитыми щеками и хитрыми глазками, как обычно люди воображают духов-хранителей. До тех пор девушки вдоволь налюбуются бронебойным сочетанием мужественности и изящества, свойственной свежим и цветущим юношам.

«Где я его уже видела?» — подумала Гелена и чуть не хлопнула себя по лбу. Конечно, это был тот самый красавец, на которого она недавно глазела подобно влюбленной старшекласснице. А сейчас казалось, что с того момента прошел не один год.

Парень смотрел в полумрак коридора, задумчиво постукивая пальцами по ступеньке. Тут послышались еще чьи-то шаги, и Гелена увидела босую девушку в длинной льняной рубахе, с пышной рыжей косой. В руках у нее была большая фляга из темного стекла.

«Медом им тут намазано, что ли?» — подумала ведьма. Ее способности позволяли отгородиться броней от их чутья, но она как правило недолго держалась. Тем временем рыжая присела рядом с юношей, и Гелена отметила, как они соприкоснулись плечами и бедрами. К тому же, вырез рубахи у девушки недвусмысленно оголял плечи и ложбинку меж грудей, а кожа сияла от какого-то крема или масла. Это выглядело милой и небрежной случайностью, но Гелена без труда поняла, для кого были такие старания.

— Ты чего не спишь? — спросила рыжая.

— Да не по себе как-то, — ответил парень. — Луми ни с того ни с сего забеспокоилась: мечется, шипит и все в эту сторону показывает. Вот я и решил покараулить.

Они болтали по-фински, но чутье Гелены считывало смысл на любом языке — этот подарок Латифа очень помог ей в «мероприятиях» за границей, когда от нее надеялись что-то скрыть. Она сообразила, что речь шла про пушистую трехцветную кошку, которая крутилась в прихожей, сверкая в ее сторону золотистыми глазами. Когда-то Гелена сама была страстной кошатницей, и недоверие этой красотки ее удивило.

— Луми дурного не посоветует, — кивнула девушка. — Мало ли какую дрянь этот морок может нагнать? Я тогда посижу с тобой, все равно которую ночь не спится…

«Блин, да зачем вам дрыхнуть-то?» — подумала Гелена, которая порой откровенно завидовала выносливости духов. Латиф объяснял ей, что без сна они, конечно, не умирают, но хоть пара часов отдыха придает сил и помогает переварить пищу. Впрочем, сейчас ей очень хотелось, чтобы эта парочка все же отправилась на боковую, но у них оказались другие планы.

— Я тут настой из шиповника сварила, он такой сладкий! — сказала рыжая демоница. — Попей, он, по-моему, даже голод немного заглушает.

— Сластена моя, — улыбнулся домовой. — Мне кажется, ты все-таки успела понести, вот тебе и хочется есть постоянно. Жаль, что наверняка узнаем не раньше, чем круг замкнется.

— Но почему это именно сейчас случилось! А если к тому времени здесь все погибнет? — вздохнула девушка. — Куда мы денемся вместе с ребенком?

— Не погибнет, иначе мы бы знали, — заверил парень, осторожно взяв ее за подбородок и посмотрев в глаза. — Ты же мне веришь?

— А старая Нина точно скоро уйдет, душа у нее уже совсем близко, — с горечью сказала домовинка. — Я к ней каждую ночь захожу и рассказываю про холодную реку, а она так тихо дышит, словно младенец… И знаешь, мне кажется, она меня узнает: когда я вечером ей чай приношу, всегда говорит «спасибо, дочка». Догадывается, что именно я ее навещаю. Как думаешь, Хей?

— Конечно, она знает, и тебе не стоит грустить. Ей пора отдохнуть от своих болей, и мы уже многих так проводили и упокоили. И знаем, что их души сейчас в порядке.

— Да, но сейчас мне от каждой новой кончины становится страшнее: будто морок от них еще больше разгуливается. Боюсь, как бы она не потянула за собой и других.

Тут Гелена искренне удивилась, что молодая демоница, да еще, вероятно, беременная, ждет смерти старухи и голодает вместо того, чтобы съесть душу — той она все равно уже без надобности, а у них жизнь впереди. И парень ее хорош: хоть бы намекнул, что ли. Похоже, только мастерить детей горазд, а не думать об их выживании.

Тем временем они опустошили флягу, девушка положила голову на плечо парня и запустила руку ему под рубашку, видимо, решив поднять настроение испытанным способом.

— Ох, перкеле[1], что ты творишь, бесстыжая? — улыбнулся домовой и стал расстегивать пуговицы.

— Да сними ее совсем, — махнула рукой девушка, — никто нас тут не увидит.

Парень охотно спустил рубашку с плеч, показав мощное, красиво очерченное тело с аккуратной золотистой порослью волос на груди. «Да уж, не такими я представляла домовых в детстве!» — подумала Гелена. Ей стало неловко, но любопытство разгорелось помимо воли. Прежде она думала, что духи спариваются между собой только для размножения, а истинный кайф получают с ведьмами и на охоте за людьми. Но эта домовинка смотрела на молодого любовника с такой огненной смесью нежности и страсти, что им явно больше никто не требовался.

Он притянул ее за бедра и заключил в объятия так, словно укрывал от бури или вражеского нашествия. Сорочка домовинки сползла до пояса, они жадно целовались и упивались каждым краешком открытой кожи. Парень прошелся поцелуями по груди и сказал:

— Я чувствую запах! Ох, как это заводит — будь моя воля, ты бы всегда ходила брюхатой. Ты ведь тоже так хочешь? Хочешь всегда носить моих детей? Хочешь, чтобы я снова тебя наполнял, едва ты разродишься?

— Хочу, очень хочу, только не кусайся! — предупредила девушка.

— Я не могу терпеть, — заявил домовой, повернул ее спиной к себе и вцепился зубами в загривок. Она вскрикнула, но тут же соблазнительно выгнулась, опираясь на руки, и парень быстро приспустил штаны. Гелена вконец растерялась, ее даже бросило в жар, но она не могла заставить себя скрыть видение. В нем не было никакой романтики, а только животная похоть, которую Гелена могла принять за изнасилование, если бы не видела их разговор. Но в ней сквозило полное доверие и взаимопонимание любовников, в котором и мужская агрессия, и женское распутство казались родными, трогательными и чарующими. И почему-то казалось, что этим яростным соитием они бросали вызов холодным и мертвым силам, отгоняли их от своей вотчины словно злобных собак.

Домовой резко вошел и задал такой ритм, что девушка еле успевала перевести дух. Она целовала и вылизывала ему руки, парень блаженно постанывал, ручейки пота текли из-под его длинных волос по шее и груди, и разрядка, судя по всему, была уже близка.

«Что творят!» — невольно восхитилась Гелена. В то же время по телу предательски растеклось возбуждение, которое затуманило рассудок, и он больше не мог удерживать блоки.

Парень вдруг остановился и посмотрел в сторону коридора. Гелена, похолодев от испуга, съежилась на месте, видение пропало и до нее только доносились приглушенные голоса домовых.

— Ты чего, Хейкки?

— Здесь действительно есть кто-то чужой, — промолвил домовой и поднялся на ноги.

«Черт, черт!» — бессильно выругалась про себя Гелена и стиснула зубы. Сейчас недавний план казался ей несусветной дикостью, как и вся ее короткая ведьминская жизнь, полная обманов, разрушений и собственных потерь. И когда-нибудь этот момент должен был наступить — она не из тех, кого духи уважают и слушаются, она такая же добыча, и никто не станет с ней церемониться на их территории.

Через мгновение в коридоре над ее головой вспыхнул свет, больно шибанувший по глазам. Молодой демон оказался прямо перед ней и прихватил за шею так, что когти уперлись Гелене в подбородок. Она с трудом сглотнула, стараясь не встречаться с ним взглядом, однако удушье поползло по телу, парализуя мышцы и волю.

Не отводя от нее своих ледяных синих глаз и жутко улыбнувшись, парень произнес:

— Сату, посмотри сюда! Вот кто сует свой нос в наши домовиные дела!

Сату приблизилась и настороженно поглядела на Гелену. Та кое-как отдышалась и пролепетала:

— Извините…

— Что? — удивилась Сату. — Хей, так это же ведьма! Надо Велхо звать.

— Да какая ведьма, одно название, — усмехнулся Хейкки. — Позвать его, конечно, надо бы, но больно уж аура у нее жирная! Видно, с сильными знается, да и на душе много скопилось — есть чем поживиться.

Кровь вконец застыла у Гелены в жилах, она вспомнила слова Латифа — «та же кюретка, только через глотку», «не останется сил даже крикнуть», — и умоляюще посмотрела на девушку, которая спокойно и даже лениво завязывала тесемки сорочки на груди. Сил уже не хватало не то что на крик, но и на слабый шепот.

— Брось ты ее пугать, — сказала наконец Сату. — Пусть хоть скажет, кто она вообще такая и зачем сюда явилась.

Домовой неохотно выпустил ее шею, и кое-как отдышавшись, Гелена произнесла:

— Я Гелена… жена Латифа Кахинни, ифрита…

— Того, который крадет детей, что ли? — изумленно промолвил Хейкки. — То-то я подумал, что лицо твое уже здесь примелькалось! Вздумали за старое взяться?

— Нет, — возразила Гелена и тут же осеклась, вспомнив о своих недавних планах. Глаза домового зловеще блеснули и стали быстро отдаляться, а вокруг Гелены сгустилась полная темнота. Откуда-то послышалось скрипение, сухой треск, словно деревянный настил ломался прямо под ее ногами, а невдалеке снова сверкнули огоньки глаз — только совсем близко к полу. Девушка взвизгнула от страха, когда по ее ногам хлестнул длинный гибкий хвост и острые зубы прикусили щиколотку.

Очнулась она сидя на полу, а Хейкки и Сату склонились над ней и пощупали лоб и виски. Кое-как дотянувшись до лодыжки, Гелена с удивлением не обнаружила ни раны, ни крови. Парень, так и не удосужившись надеть рубаху, улыбнулся ехидно, но уже не зло:

— Куда же ты, девочка, в темную магию-то сунулась, с такими слабыми нервами? Детской уловки испугалась, какими мы мелких воришек прогоняем!

— Пожалуйста, не надо больше, — пробормотала Гелена, — я сейчас же уйду и никогда здесь не появлюсь, честное слово…

— Гелена, ты глупая или считаешь глупыми нас? Не советую, — жестко произнес домовой. — Я бы, может, тебя и выгнал — по такой метели ты все равно далеко не уйдешь, но это не нам решать. Мы просто дом оберегаем, а с тобой все будет так, как Велхо скажет.

— Кто это?

— Колдун, которому мы служим. Он тебя ждет… и похоже, уже давно.

— Выпей, чтобы успокоиться, — добавила Сату и протянула Гелене стакан с какой-то светло-коричневой жидкостью, пахнущей травами и хвоей. — Ты что, в самом деле решила, что мы тебя сожрем? Домовые слишком хорошо знают, какое у вас нутро — ни крепости, ни сладости…

— Спасибо, — с трудом выговорила девушка, облизав пересохшие губы, и сделала глоток. Как ни странно, она действительно слегка успокоилась: колдун все же человек, и с ним наверняка проще найти общий язык, чем с нечистью. Понемногу силы стали возвращаться и Гелена проследовала за духами-хранителями, стараясь не сутулиться и не дрожать. «Все-таки мне повезло, что у них колдун, а не баба вроде этой Хафизы, — уж с мужиком-то я всегда сумею договориться».

[1] Финское бранное выражение, эквивалентное русскому "черт возьми"