Ледяное сердце

Глава 35. Гости Водяного Змея

После бури потянулись мирные зимние дни, которые постепенно становились все длиннее и солнечнее, а заснеженный залив походил на сказку. Потом снег стал таять, пробивались черные бугорки оживающей земли и расцветали подснежники. Недавнее погодное бедствие стало историей, хоть и мрачной, оставившей шрамы потерь во многих семьях. Но к наступлению теплых дней им все-таки стало легче, как и предполагал Илья, — этому его научил опыт предыдущего года.

К концу весны у духов ожидались новые свадьбы, в числе которых была и особенная, — колдуны крайне редко женились на девах-хранительницах, тем более своенравных водяницах. Но Илья недвусмысленно пресек все сплетни и домыслы по этому поводу. Его беспокоило только то, что Накки высказала зимой в порыве отчаяния, но он никак не мог на это повлиять и надеялся одарить ее счастьем в отпущенное время.

Вначале они договорились, что при матери и друзьях Ильи Накки будет прибегать к внешней иллюзии старения, — впрочем, до этого было еще далеко, но водяница настояла, что будет использовать этот морок и наедине с супругом. «Потом ты сам поймешь, что я была права, Велхо» — заверила она, пресекая все возражения.

Но особенно Илью удивило то, что и другие молодые демоны вызвались это сделать, когда он начнет стареть. Тут он решительно возразил:

— Ребята, ну вам-то это зачем? Мы прекрасно сможем общаться и дружить без всяких ухищрений, а посторонних это вообще не касается!

— Это тебе сейчас так кажется, Велхо, — серьезно сказал Хейкки, — но лет через тридцать будет куда труднее. Как ты будешь принимать советы и подсказки от тех, кто рядом с тобой выглядит юнцами? А они тебе еще неоднократно понадобятся! Антти легче пришлось: он на момент нашего знакомства уже был не первой молодости, мы привыкли его считать за второго отца. А ты нам другом стал, хоть и старшим, — пусть так и останется.

— И вы у себя отнимете годы молодости? Пусть на ваш счет это и не так много, но все же…

— Так мы потом можем все вернуть как было, — с улыбкой заметил домовой. — А то и не вернем, кто знает? Может, нас и так все устроит. Неужели ты думаешь, что для духов или их детей чересчур важно, как они выглядят?

— Для некоторых, по-видимому, важно, — усмехнулся Илья.

— Надеюсь, в обозримом грядущем мы с такими больше не свидимся, — ответил Хейкки, и больше они не возвращались к страшным воспоминаниям.

Однако в первый день весеннего женского гона невеста снова удивила Илью. Накки сидела на постели робкая и притихшая — щеки порозовели от волнения, глаза блестели, но она никак не могла расслабиться и перейти к ласкам.

— Ну что тебя гнетет, русалочка? — наконец спросил Илья.

— Ты опять? — шутливо возмутилась Накки. — Я с колдуном живу или с мальчишкой, которого тянет дергать девчонку за косички?

— Одно другому не мешает! — улыбнулся Илья, обнимая ее за плечи. — Но все же почему у тебя такой таинственный вид? Вижу, тебе неймется что-то сказать!

— Да, все верно, — вздохнула Накки. — Но я никогда не говорила с мужчиной о подобных вещах, и это оказалось тяжело, тем более с тобой…

— Но придется, раз уж начала.

— Что же… ты помнишь, о чем просил меня осенью, когда венчал молодых? Только не говори сейчас, что ни о чем таком не думал! Я знаю, как ты любишь детей, но не могу от тебя зачать, поэтому есть только один выход…

Она поставила на столик флакон из металла, похожего на бронзу. На ощупь он оказался холодным как лед.

— В нем семя кого-то из водяных — ты с ними не знаком, они свободно живут на дальних озерах и согласились помочь. Чье именно, я не знаю, честное слово. И никто не знает, все решил слепой жребий. Я бы хотела, чтобы мы родили и растили этого ребенка как общего, но только если ты согласишься, — промолвила девушка и опустила глаза.

— Правда? Я об этом и не подумал, — сказал Илья, растерянно улыбнувшись. — Ну конечно, я согласен! Теперь у нас будет большая семья, единственная в своем роде, — так ведь?

— Ну, по крайней мере я таких сумасшедших не знаю, — улыбнулась Накки, приободрившись. — Колдуны всегда любили брать водяных и лесных дев в наложницы, но никак не в жены и матери своих детей!

— Но быть может, мы не последние? — подмигнул Илья. — Только вдруг ты не сможешь сейчас забеременеть? У вас ведь это не так легко происходит — за сезон повезет двум-трем, а остальные ждут дальше.

— О, вот это самое интересное! — лукаво отозвалась Накки. — На самом деле зачатию можно поспособствовать при помощи кое-каких ритуалов. Обычно мы к этому не прибегаем, предпочитаем чтобы судьба сама распорядилась, но у нас с тобой не так много времени, Илкка… И тогда никто уже не посмеет сказать, что не ты подарил ребенку жизнь.

— Спасибо, милая, — искренне ответил Илья и прикоснулся к ее щеке. Его пальцы погрузились в светлый шелк волос, провели по нежной коже, под которой трепетала безграничная природная энергия.

— Но не думай, что ты этим отделаешься! — усмехнулась Накки и обвила его шею, увлекая на постель. В эту ночь он отдал все силы и на пике блаженства его снова окатило беспамятство — совсем как в их первую ночь, с той лишь разницей, что утром Накки была рядом.

Два года спустя

Илья закончил вырезать из дерева голову рыси, выглядывающей из ветвей, и смахнул стружки. Такого зверя он недавно сам встретил в лесу — хищник настороженно смотрел на него янтарными глазами, затем спрыгнул на землю и отправился восвояси, ступая мягкими лапами. Почему-то Илье виделось в рыси нечто странное: не была ли она заблудившимся духом, ищущим свою вторую ипостась?

За раздумьями его застал Ян — в это время он заканчивал уроки и непременно прибегал к отцу. Мальчик заметно возмужал, раздался в плечах и отпустил золотистые локоны до плеч, как любили носить молодые духи. Впрочем, Илья и сам когда-то выглядел так же, и сейчас смотрел на сына с умилением и каплей тоски по юности.

— Ну что ты размечтался, папа? Ты мне обещал, что медведя мы вместе начнем вырезать, — настойчиво сказал Ян.

— Конечно, пришло время и для медведя, — улыбнулся Илья. — Я надеюсь, ты после школы поел?

— И поел, и с Кайсой поиграл! Ну пап, что ты опять со мной как с мелким?

— Ты давай не ершись, — сказал Илья, потрепал сына по затылку и пошел за инструментами. Он уже больше года владел гостиницей после того, как Антти пожелал вернуться на родину, — впрочем, старый колдун чувствовал себя, по его заверениям, хорошо и еще надеялся увидеться со своими преемниками. Илье с сыном нравилось жить на природе, но он не бросал работу на фабрике и старых друзей, да и здесь на досуге постоянно занимался деревом. При активном участии Яна он вырезал для ресторана зала панно из четырех частей, посвященных вотчинам духов, — домашнему очагу, бане, лесу и берегу озера.

В гостинице до сих пор бережно хранились и изделия Олега Цыплакова, которые он мастерил вместе с Халти. Илья не забывал семью друга — раны у Ларисы и детей успели затянуться, но они все еще нуждались в поддержке. Мила уже превратилась в умную красивую девушку и стала более мягкой, Никита поступил в первый класс и рос здоровым смышленым мальчиком.

Саша Силаев за это время женился на Веронике, сочтя, что формат сожительства для них слишком несерьезный. Ребята заканчивали учебу, уже работали и надеялись в ближайшие пару лет обзавестись первенцем, — Саша часто переписывался с Ильей и делился новостями. С родителями парень так и не помирился, а когда в очередном неприятном разговоре они признались, что наняли соблазнителя для Веры, решил подать в суд на размен квартиры, которой владел наполовину.

У Гелены, которую здесь уже привыкли называть Хеллой, тоже все шло хорошо — за два года она стала искусной и сильной шаманкой, а с Ильей они остались большими друзьями. Но о Латифе никто из них впредь никогда не упоминал. Обольстительный и ужасный дух, по природе несущий смерть и раздор, волей-неволей связал нескольких людей и их судьбы, и эти узы после его ухода стали только крепче.

Позанимавшись с сыном, Илья пошел к Накки, которая сейчас возилась с маленькой Кайсой в красиво убранной комнате. Девочка, одетая в расшитое голубое платье и белые носочки, сидела на коленях у матери и та кормила ее кусочками шоколадно-медовой пахлавы, то и дело вытирая пухлые щечки. К ним как раз пришла в гости Сату с непоседливым сыном Илмари. Домовенок уже шустро бегал на крепких ножках и смотрел на Илью веселыми ярко-синими глазами.

— Иса[1]! — радостно воскликнула Кайса и бросилась Илье навстречу.

— Папа пришел, красавица моя, — улыбнулся он, поглаживая распущенные светлые кудри девочки. — А вы, большие красавицы, как поживаете?

— Цветем и благоухаем, Илкка! — весело отозвалась Накки. — Благо с нашими детьми куда меньше забот, чем у вас. Вон Кайса весь день уплетает эту липкую чепуху, и хоть бы что, а у гостей дети давно бы красными пятнами пошли!

— Ну что цветете, это верно! — заметил Илья. — Ты у нас чайная роза, а Сату, видимо, тигровая лилия. Но забот с детьми всегда хватает! Давай я посижу с Кайсой, а ты пока отдохни.

Он сел напротив женщин, покачивая на руках дочку, которая с удовольствием обнимала его за шею, дергала за волосы и старалась угостить пахлавой.

— Ты все-таки будь осторожнее, она еще слишком маленькая, — мягко сказала Накки.

— Ничего, пусть подпитывается, — заявил Илья. — Буду я еще энергию для дочери жалеть! И она уже хорошо воспитана — думаю, скоро можно будет и с друзьями ее познакомить, они давно ждут.

— В ней вообще удивительно много человеческого, — задумчиво сказала Сату, глядя на девочку с теплотой и даже восхищением. — Порой мне кажется, что у нее есть душа.

Илья после всех событий, свалившихся на их головы, уже допускал всякое, но пока его не особенно волновало, чем Кайса отличается от других демонят. Для него она была любимым ребенком, сестрой Яна, ласковой, веселой, любопытной девочкой, с которой Илья заново проходил все яркие моменты детства. И ему не терпелось показать ее Майе и друзьям, которые искренне обрадовались, что в детской команде появился седьмой участник. А еще — свозить в город, посидеть с ней в кафе и покормить мороженым с сиропом, шоколадной крошкой и бисквитами, показать ей реки, каналы и мосты. Маленькой водянице наверняка будет интересно узнать, как люди смогли загнать ее стихию в рамки из нарядного гранита, но по-прежнему боятся, что однажды она вырвется на волю.

— Хорошо с вами, девочки, но скоро придется встречать новых гостей, — вздохнул Илья. — Сейчас бойкие дни грядут, а я все еще не могу привыкнуть к этой суматохе. Так и хочется поскорее в мастерскую слинять, а потом к семье!

— Так на это Хей есть, Велхо! — заверила домовинка. — Он-то в суматохе как рыба в воде! Зачем тебе на себя его работу брать?

— Традиции надо беречь, Сату, да и не хочу я наглеть, — улыбнулся колдун. Домовой, который в столь молодые годы стал отцом семейства и уже мог именоваться Коди-Хенрикки, и вправду прекрасно справлялся с делами. Но про себя Илья считал, что гостям просто необходимо чувствовать человеческую ауру, исходящую от него, — так и еда покажется вкуснее, и сон спокойнее, и воздух чище.

Еще немного поиграв с детьми, поцеловав Накки и улыбнувшись Сату, он вышел в прихожую и посмотрел в окно. До приезда постояльцев еще оставалось время, и Илья выкроил его на то, чтобы перевести дыхание, проговорить для себя успокаивающие руны и просто подумать.

Прошлый год выдался тяжелым, к счастью, уже не для города, а только для Ильи и его ребят: Накки после беременности и родов нуждалась в отдыхе. Старания в особняке Хафизы не пошли прахом — Илья нашел всех, кто был причастен к похищению и убийству детей. Это был очень долгий и кропотливый процесс разбирательств в файлах и записях от руки, фотографиях, базах данных и социальных сетях, местах работы, госучреждениях и творческих тусовках. С помощью духов Илья расковырял до крови чуть ли не все социальные слои в Питере, и в каждом нашлись люди, начисто лишенные эмпатии, алчные, завистливые, недалекие и просто безразличные, сознающие, что большие деньги никто не дает просто так, но не желающие грузить голову раздумьями. Врачи, водители, создатели фальшивых документов, нянечки в детском саду, учителя, соседи, коллеги, «случайные знакомцы», постучавшиеся в жизнь через Интернет или в поезде и под личиной дружеского расположения выведавшие все что нужно…

Еще тяжелее обстояло с теми, кто жил в других городах: тут уж парням пришлось делать самим львиную часть работы. Но кое-где Илья все-таки побывал вместе с ними и убедился, что глупость и подлость везде одинаковы.

Нет, ни один человек не был убит: демоны не намеревались нарушать собственный вечный закон. Но и пощады никому не давали — подкарауливали в лесах и парках, где гнали жертву словно сквозь дикую чащу, полную невидимых зверей и блуждающих огоньков. Незаметно дули или дышали на воду, и купающемуся грезилось, что его заковало в лед или обварило кипятком, в то время как другие люди продолжали беззаботно плескаться. Ставили ловушки в каждом углу и предмете домашнего интерьера, особенно в старых и хранящих много воспоминаний и чувств, — зеркалах, венецианских масках и ракушках, привезенных на память, очагах, каминах, антикварных сервизах, светильниках. Им оставили жизнь, но забрали ее вкус, насыщенность, веру в завтрашний день, а у кого-то и рассудок, — каждый случай Илья внимательно изучал по отдельности и всегда исходил из того, как бы не зацепить посторонних.

Да, работа была тяжелой, но и вознаграждение ребята получали сполна, а в перерывах между охотой смогли и немного развлечься. Но их всякий раз тянуло домой, в край, который они любили больше всего на свете невзирая на суровость великого Старца.

И что лукавить, сам Илья тоже остался доволен. Пока всем стоило отдохнуть, посвятить себя семье, но он рассчитывал когда-нибудь вычислить и заказчиков Латифа, которые обрекали женщин на муки, бесплодие или смерть. Торопиться было некуда — Водяной Змей всегда делал ставку на иные умения. И пока он был сыт, но время от времени нуждался в пряном запахе крови тех, кого все равно невозможно наказать по суду.

Нашептывая руны, он вгляделся в оконное стекло. В нем смутно отражалось спокойное бледное лицо с голубыми глазами, но где-то позади, на стене, чернела тень свивающегося змеиного туловища, вытянутой головы и заостренного хвоста. Эти кольца под синеватой чешуей могли сломать ребра, серебряные глаза замораживали своим взором, зубы хранили неиссякаемый запас сонной отравы, хвост одним ударом вызывал водоворот или бурю. Но куда сильнее было человеческое сердце, которое день и ночь держало эту мощь под неусыпным контролем.

— Спи дальше, — тихо промолвил Илья и тень в отражении исчезла. Услышав автомобильный гул за окном, он надел куртку и вышел во двор, где уже раздавались приветственные голоса и зажигались таинственные разноцветные огни.

[1] Папа (фин.)