Ледяное сердце

Глава 20. Необратимость

С трудом разомкнув объятия, Накки пристально, почти строго взглянула Илье в лицо и промолвила:

— Велхо… ладно, Илкка, мне очень нужно кое-что тебе рассказать.

— Ты уверена? Это не может подождать?

— Не может! Я и так молчала слишком долго, а теперь, возможно, время поджимает еще сильнее. В конце концов ты имеешь право сам решать, как жить, без указок от нас или от старика.

— Ну, милая, теперь скорее приходится думать о том, как выжить. Давай поговорим, но при одном условии, — заявил Илья, — я хочу, чтобы ты чего-нибудь поела. Ты же ни к чему не притрагиваешься, того и гляди совсем испаришься. Понятно, что ты у нас водяная принцесса, но в плотском виде мне с тобой все-таки легче общаться.

— Ты ведь знаешь, что мы прекрасно обходимся без вашей еды, — грустно улыбнулась Накки. — Чем зря переводить, пусть людям больше достанется: кто знает, что нас впереди ждет…

— А чем ты сейчас будешь питаться, когда люди вокруг как полумертвые, и ни в лесу, ни на заливе никто не гуляет? Где вам энергию-то взять?

— Я буду от тебя подпитываться, как прежде.

— Ну да, а то я женщин не знаю! Ты скорее от себя кусок оторвешь, — вздохнул Илья. — Давай, съешь хоть что-нибудь: может, от вкуса и силы прибавятся.

— Ладно, пойдем к нам, раз такое дело, — кивнула Накки и протянула ему руку. Илья попросил немного подождать и быстро вернулся в зал, чтобы предупредить сына. На ходу он столкнулся взглядом с Хейкки, который посмотрел на него сочувственно, и как показалось Илье, — безнадежно.

Быстро накинув теплую куртку, Илья проследовал за Накки в корпус, где жили духи, — она спокойно шла по лютому морозу в тонкой рубашке и юбке, и первые снежинки зарождающейся бури оседали на ее волосах. Он решительно провел ее на кухню, где она поела немного земляничного варенья и поставила на огонь кофейник.

— Так что же? Я тебя внимательно слушаю, русалочка, — сказал Илья, ласково коснувшись ее руки.

— Ты здесь не случайно оказался: старик давно тебя присмотрел себе в преемники, — произнесла демоница. — Твое колдовство не могло ускользнуть от его взора: на нашей земле за этим пристально следят. Правда, я и еще кое-кто из ребят знали тебя и раньше, с детства, но тогда было неизвестно, что из тебя вырастет, — даже прирожденные колдуны в зрелости не всегда способны на что-то толковое…

Илья невозмутимо кивнул. Накки поставила кофе на стол и заговорила снова:

— А в тебе Антти сразу разглядел что-то такое… и отправил меня в ту общину, чтобы помочь разобраться в твоем деле. И потом, когда ты был на грани отчаяния и чуть не вздумал забросить ведовство, он снова меня прислал, исцелить тебя и вернуть вкус к жизни.

— То есть, велел со мной спать?

— Ну как велел, он прекрасно знал, что я не против, — усмехнулась Накки. — Но в общем да, это было его решение. Сильных, но неопытных молодых ведьмаков легче всего склонить к темному миру именно таким образом. Надо же получать что-то взамен потерянной крови, утрат и разочарований.

— Ладно, пусть так, — пожал плечами Илья. — Но старик все-таки счел меня способным на толковое, надо понимать?

— Разумеется, поэтому он и не желал тебя упускать. Это случилось, когда у тебя произошла беда и ты просил о том, чтобы высшие силы защитили других людей, оградили их от таких же страданий. Тогда Антти понял, что ты не просто одарен от природы, но и способен на достойные решения, на уважение к тем, кто наделил тебя этим даром, на заботу о тех, кому его не досталось. Ты не боишься слабости и не молишься на силу — а это и значит быть проводником.

— Он как-то повлиял на исход моего колдовства?

— Нет, ни в коем случае! Ты должен был пройти через это сам, иначе проверка не имела бы никакого смысла. Но мы поклялись оградить тебя от всяких бед с законом и другими людьми, и будем исполнять это обязательство и дальше.

— Ты и Нурию убила в рамках этого обязательства?

— А я вообще особый разговор, Илкка, — усмехнулась Накки. — Что, хочешь, чтобы я рассказала дальше?

Илья снисходительно улыбнулся и снова погладил ее пальцы, осторожно провел по когтям.

— И чем еще ты намереваешься меня поразить? Хорошая моя, ты вправду думала, что я не догадался и принимал все это за череду случайных совпадений? Я принял предложение Антти с совершенно открытыми глазами, только не знал, что же его впечатлило больше всего. Наверное, это даже славно, хотя старик никогда не казался мне особенно человеколюбивым.

— Тем не менее он обставил все так, будто я привела тебя к нему, а не наоборот, — вздохнула водяница. — Ему это казалось более пристойным, но я уже не могла молчать. Понимаешь, с какого-то момента все вообще пошло не так.

— И с какого же?

— Наверное, когда мы снова стали близки. Антти говорил, что когда ты окрепнешь в своем решении, я смогу жить дальше как хочу, а я хотела только по-прежнему быть около тебя. Заботиться о тебе и о твоем детеныше, доставлять тебе удовольствие, делать все, что ты хочешь, и только потому, что ты этого хочешь. Мне было невыносимо думать, что в конце концов ты женишься на обычной женщине, и я уж пыталась сама тебя к этому подтолкнуть, чтобы не продлевать агонию и сохранить себе хоть место любовницы. А эта безмозглая Нурия… да я тогда и не думала про обязательства, все на голом порыве вышло, едва она на тебя замахнулась. Видишь, мне было велено тебя соблазнить, но по итогу я сама влипла в этот дурман, привязалась к тебе — не как к сильному колдуну или источнику энергии, а как к мужчине. А этого нельзя было позволять…

— Почему же? Антти не велел? — усмехнулся Илья. Он понимал, что этот вопрос не вполне деликатен, но очень хотел отвлечь девушку от того опасного поворота, к которому неуклонно шли ее откровения.

И в другое время, при солнечном свете и более-менее ясном завтрашнем дне, она бы, возможно, и обиделась, если духам это вообще свойственно. Но сейчас только бесстрастно улыбнулась и произнесла:

— Потому что ты человек, Илкка. И те несколько десятков лет, которые тебе еще отмерены, для меня ничто, пыль, которая развеется, и я снова останусь одна! Представь, как человеческая женщина узнает, что ее близкому мужчине предрекли год-два оставшейся жизни. Но она еще на что-то может рассчитывать — на кудесников-лекарей, знахарей, сакральные места, молитвы, — лелеет хоть какие-то надежды, пусть самые сумасбродные и пустые, а у меня и этого нет! Для нас все будет так, и никак иначе. Ну что, надо еще объяснять, почему мне нельзя было к тебе привязываться? Мы рождены для того, чтобы забирать ваши чувства, а не отдаваться вам, чтобы потом утратить себя навсегда. Да, у нас нет своей души, но это не значит, что нам вообще терять нечего.

— Это и есть то желание, которое я не могу исполнить?

Накки кивнула и опустила голову, давая понять, что сказала все что могла. А Илья глядел в сторону и просто не знал, куда двигаться. Удивляться было глупо: разумеется, все это он давно предчувствовал. Успокаивать? Так девушка не жаловалась, не плакала, а лишь констатировала со своей обычной непроницаемой улыбкой. Заверять, что все будет хорошо, как он мог бы сказать любой другой женщине? Но она права: будет так и никак иначе, и какой смысл после этого изворачиваться и лукавить?

За окном вновь разгулялась буря и разноцветное стекло жалобно звякнуло от порыва ветра. По спине пробежал холодок и Илья вдруг вспомнил, как летом в городе выдалась очень жаркая неделя и Ян уехал к бабушке в Зеленогорск, поближе к заливу. А они с Накки на несколько дней остались вдвоем в раскаленной от зноя квартире. Она ждала его с работы, потом раздевала до плавок и в ее объятиях он словно окунался в студеное горное озеро. Они вместе пили холодный сок, ели бутерброды и мороженое, занимались сексом когда и где хотели и просто подолгу лежали рядом и разговаривали. Ее губы исследовали на его тонкой коже каждую метку от палящего солнца и бережно гасили жар и боль. Им было так хорошо вместе, что о расставании даже думать не хотелось. И неужели Накки уже тогда одолевали мрачные мысли? Почему же она молчала, переваривала все внутри, вместо того, чтобы откровенно поговорить?

«А что бы ты сделал, если бы она призналась? — одернул он себя мысленно. — Ты что-то мог изменить, раздвинуть рамки мироздания? Она просто не желала отравлять жизнь еще и тебе, так что скажи ей спасибо за мудрость и терпение. А лучше скажи наконец то, что она действительно сейчас ждет».

— Я тоже очень к тебе привязался, Накки, — произнес Илья и крепче сжал ее руку. — Как к женщине. И мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

И она действительно просияла — хоть на миг, но ее глаза заискрились, как изморозь на стекле, а щеки налились нежным розово-яблочным румянцем. Он мог бы еще что-то добавить: что счастье вовсе не зависит от долголетия, что в их силах наполнить радостью каждый день вместе, а пока надо прогнать проклятый мороз. Мог, но понимал, что сейчас она его просто не услышит, потому что все нутро у нее сворачивается и разрывается от никому не заметных рыданий.

Илья осторожно притронулся к ее лбу, чтобы погрузить в сон, — духи-хранители были подвластны этому заклинанию, хотя чаще не давались без боя. Но в этот раз Накки с благодарностью приняла его волю, покорившись скорее как родному мужчине, чем как колдуну. Напоследок, уже задремывая, она еще раз сжала его пальцы, и Илья сам почувствовал болезненную тесноту в горле. Но во сне водяная дева казалась совсем безмятежной, словно ей виделось чистое озеро или весенняя капель.

Он осторожно отнес Накки в комнату, уложил на постель и укрыл ей ноги пушистым одеялом, подумав, как нелепо выглядит со стороны — пытается накормить ее, хотя ей не нужна эта еда, и обогреть, хотя она не мерзнет. Но как еще напомнить, что для него она в первую очередь женщина, нуждающаяся в любви и ласке, а не древняя потусторонняя сущность? Что она видела и слышала от других колдунов, о которых теперь не желает вспоминать? Конечно, Илье не стоило об этом думать, но он чувствовал, что за столь долгую жизнь людского тепла, искреннего, а не вырванного силой, дабы утолить голод, Накки испытала не так уж много.

Он посидел рядом с ней, потом, убедившись, что сон крепок, осторожно прикрыл за собой дверь. Но собравшись идти за Яном в гостевой корпус, Илья у лестницы неожиданно столкнулся с Сашей Силаевым. Парень успел упаковаться в толстый пуховик и уже натягивал шапку с мохнатыми ушами.

— О, какие люди! — удивился Илья. — А что ты здесь один делаешь, где Вера?

— А мы с парнями после танцев в карты решили поиграть, — пояснил Саша почти с гордостью. — Хейкки и Юха меня научили всяким древним приемам, я сначала, конечно, растерялся, а потом и сам стал выигрывать. Сейчас вот к Вере пойду и будем спать ложиться.

— Ну что же, здорово, — искренне отозвался Илья: энтузиазм юноши даже в такое страшное время его радовал. Тем не менее он решился заодно спросить:

— А тебя совсем не смущает, что эти парни тоже демоны? Я в них-то не сомневаюсь, но легко ли тебе с ними общаться и не вспоминать о том, что с вами сотворили?

— Ты про этого отбитого Латифа? Ну, в таком случае и людям не надо верить, раз среди них попадаются сволочи, — улыбнулся Саша. — Ты представь, Илья: меня родители чуть не угробили ради собственных капризов, после такого весь мир впору ненавидеть! И кто нам тогда помог? Значит, не так все просто в жизни устроено: там свои, тут чужие. А эти ребята вообще классные, и все у них почти как у обычных парней. Говорят они, конечно, чудно, но я приспособился, зато сколько знают народных баек, каких при девушках лучше не рассказывать!

— Это замечательно, Саш, — тепло сказал Илья. — Похоже, мы все понемногу учимся у них, а они у нас. А необучаемым, вроде Латифа, все равно не останется места в нашем мире.

— Точно! — кивнул юноша. — А ты, похоже, у своей русалки сейчас был?

— Саша, она на самом деле не русалка, а дух воды, — заметил Илья. — Да, был у нее, но не в том смысле, что ты подумал.

— И что же я подумал? — весело подмигнул Саша. — Да ладно, Илья! Любишь ты ее, что тут еще думать…

— Это кто тебе сказал?

— Да что я, слепой или глупый? — пожал плечами Саша, и Илья невольно растерялся. Он ни разу не думал о том, нуждаются ли их отношения с Накки в каком-то названии. Просто знал, что она всегда рядом, как верный друг и советчик в потустороннем мире, как неистовая любовница, как мудрая и ласковая зрелая женщина, чья заботливость никогда его не смущала и казалась органичной как сама жизнь. Да, порой ему было неловко от такой самоотдачи, но она раз и навсегда дала понять, что это только ее выбор. И даже теперь, после ее признания об участии Антти, Илья в этом не сомневался. Так значит, и его чувство вины, и благодарность, и безграничное доверие к этой безжалостной хищнице, — все умещалось в одно слово, которое он заставил себя позабыть, спрятать в дальний ящик вместе с мечтами и чудачествами молодости.

— Илья, ты чего такой кислый? — смутился Саша. — Может, я что-то не то спросил?

— Да нет, все ты правильно говоришь — люблю, и она меня любит. Но толку-то с этого, если счастливой ее сделать я не могу…

— С чего ты взял?

— Потому что я умру гораздо раньше нее, и она из-за этого страдает, — вздохнул Илья.

Саша посмотрел на него задумчиво и промолвил:

— Ну слушай, мужчины почти всегда умирают раньше, и ничего, до этого же все вполне счастливо живут…

— Саш, тут все немного сложнее, — добродушно усмехнулся колдун, — я умру сильно раньше: на момент моей глубокой старости Накки останется такой же молодой, какой ты ее сейчас видишь. И это если мороз закончится и мы вообще будем целы. Духи-то его переживут, хоть им тоже несладко приходится.

— И ты ничего не можешь наколдовать, чтобы продлить себе жизнь?

— Нет, Саша, не могу, да если бы и мог… Знаешь, на самом деле для человека в этом нет ничего хорошего. Силенок не хватит, волей-неволей максимум лет через сто захочешь прилечь и отдохнуть от этого мира и всех его завихрений. Ты поймешь, когда немного постарше станешь.

— А ты уже больно стар! Да в жизни столько интересного, что и за двести лет не перепробуешь! — возразил парень. — Просто мы большую часть времени как-то бездарно выкидываем. Но слушай, Илья, а разве плохо, что в старости рядом с тобой будет молодая красавица? По-моему, так это просто мужская мечта.

— Да мне-то не плохо, я вообще только рад, что она будет жить долго и потом еще успеет стать счастливой. К тому же, у прирожденных ведьм довольно болезненная смерть — душа тяжело отходит, это нам такая расплата за то, что живем чуть дольше простых людей. Поэтому я бы хотел, чтобы она в этот момент была рядом, так немного легче. Но ей плохо! И что с этим делать, я не знаю, — горестно сказал Илья.

— Да, такое себе… — растерянно отозвался Саша. — Я тоже до сих пор думаю, каково Вере пришлось, когда я чуть у нее на руках не откинулся.

— Вот-вот, — кивнул Илья. — И как только женщины все это терпят?

— Ну тогда, извини за прямоту, но вам остается только забить на то, что будет дальше. Может, от нас действительно уже послезавтра останутся обледенелые кости, но хоть завтра-то еще можно пожить! Вот так ей и скажи, и главное, порешительнее будь, — заявил Саша, — девушки такое любят.

— А, ну теперь все понятно, — улыбнулся Илья и потрепал парня по плечу. — Если без шуток, то наверное, ты прав. Во всяком случае, мы попытаемся.

Он искренне был благодарен Саше и вышел во двор с более легким сердцем. Метель уже набирала обороты, и пришлось поторапливаться, чтобы отвести Яна в комнату, все время прикрывая его от колючего снега. Мальчик то и дело поглядывал отцу в глаза, видя, что его что-то гнетет, но Илья только ободряюще улыбался.

Наутро, когда сын еще спал в раскладном кресле под пуховым одеялом, Илья услышал тихое шуршание босых пяток, открыл глаза и увидел, что Накки присела рядом. Все такая же безмятежная, с ледяными глазами, в которых лишь блестели искорки давно не виденного солнца.

— Ну как спалось, раккаани[1]? — тихо спросила она, погладив его по щеке.

— Пожалуй, сейчас неплохо, — улыбнулся Илья. — А чем так вкусно пахнет?

— Это я принесла к завтраку ваш любимый черничный пирог. Встала сегодня пораньше и подумала: что время терять? — лукаво подмигнула Накки. — Давай будить мальчика и попьем вместе горячего кофе, взбодримся немного.

— Спасибо, — тепло ответил Илья и стал подниматься. Накки осторожно придержала его руку и шепотом произнесла:

— Подожди, Илкка, я хочу, чтобы ты знал еще одну вещь…

Он посмотрел на нее с улыбкой, но глаза оставались тревожными, и девушка поспешно добавила:

— Запомни, что для меня ты никогда не будешь стариком, сколько бы лет ни прошло. Я всегда буду видеть тебя таким, как сейчас, самым сильным, самым красивым, самым страстным из всех, кто мне попадался на пути. Только позволь мне остаться рядом.

Илья так и не нашелся что сказать — слишком перехватывало горло и дрожали руки, поэтому только привлек ее к себе и бережно погладил по голове. Некоторое время они сидели так почти неподвижно, и наконец он промолвил:

— Слушай, мне кажется или метель с ночи до сих пор не прекратилась? Может, туман так сгустился, но что-то за окном вообще ничего не видно.

— Да, снег так и валит, ребята пока даже не брались за уборку, — вздохнула девушка. — Возможно, ты сегодня не сможешь выйти в лес…

— Возможно, — повторил он, как эхо. — Но дома тоже дела найдутся, верно?

— А как же! — тихо отозвалась Накки и стала наливать кофе. Илья немного посидел на кровати, обхватив голову руками, затем подогнал себя и отправился к сыну.

[1] Родной, любимый (фин.)