Ледяное сердце

Глава 12. Мертвый дом

Разумеется, Илья не намеревался больше ставить Яна под удар, но сам не мог удержаться от того, чтобы подойти к краю бездны. Тем более речь шла про жизнь ребенка, и что-то подсказывало, что счет уже идет на часы. Поэтому Накки согласилась остаться с Яном на ночь, а Илья вызвал Кави и показал ей игрушку.

Из подсказок фамильяра следовало, что ехать нужно на север города, то есть в обратную сторону от обиталища Латифа. Зато это место оказалось недалеко от залива, где днем Ян наткнулся на страшную незнакомку. Они остановились у дикого, заросшего лопухами и крапивой уголка между Сестрорецком и станцией «Курорт». Только остатки забора из сетки-рабицы указывали на то, что здесь когда-то жили люди. Собака уверенно ткнула в сетку мордой, и Илья, немного поколебавшись, раздвинул заросли и пролез туда, где прежде мог быть уютный двор. Посреди возвышалось круглое деревянное сооружение, чуть подгнившее и поросшее мхом. «Видимо, беседка для летнего чаепития» — решил Илья.

Кави шла впереди, предварительно обнюхивая землю. Навстречу им не попалось ни души, но Илья не удивился: кто-то возвел здесь крепкий призрачный барьер, отводящий глаза всем, кроме наиболее чутких и опытных колдунов. Для посторонних территория выглядела обычным пустырем, поэтому охрана не требовалась.

Дом прятался в глубине двора, одноэтажный, будто вкопанный в землю, прежде изумрудный, а теперь выцветший до тухло-зеленого окраса, черепица была покрыта сизым мхом. Поднявшись по старым дощатым ступеням, Илья дернул ручку двери, но она предсказуемо оказалась заперта. Пришлось выбить стекло в одном из окон, и вскоре они пробрались на веранду, а из нее в комнаты, которые изрядно выстыли и пахли плесенью. В одной стояла круглая металлическая печь, в углу притаился громоздкий телевизор. За ней была крошечная кухня с газовой плитой, а напротив — еще одна дверь, за которой обнаружился такой же тесный закуток с большой кроватью. Под толстым одеялом угадывались очертания детского тельца.

Включив свет, Илья с ужасом и надеждой стянул одеяло и увидел ребенка, который не то спал, не то находился в забытье. Личико побледнело, кое-где даже обрело синюшный оттенок, дышал он слабо и с присвистом. Он успел похудеть и осунуться, но это был несомненно Никита Цыплаков — еще живой, хоть и совсем обессиленный. Илья быстро проверил ауру и убедился, что отравляющих заклятий на ребенке не было, однако тяжелая простуда была не менее опасна для столь хрупкого организма.

Мальчик лежал в той же синей куртке и вельветовых штанах, в которых Лариса отвела его в парк, и от одежды исходил густой неприятный запах. Лоб был горячим и влажным, и Илья с тревогой подумал, что ребенок запросто мог заболеть воспалением легких. Он принялся осторожно растирать ручки и шею мальчика, и понемногу дыхание выровнялось и Никита даже приоткрыл мутные глаза.

Кави лизнула горячим языком пальцы мальчика, и Илья с облегчением увидел, что он реагирует на прикосновения. «Только бы не произошло необратимых процессов, — подумал финн. — Но что, черт возьми, тут творилось? Он что, зверь?! Морить холодом и собственную жену, и беспомощного ребенка, а возможно, и еще кого-то! И главное, ради чего?»

Илье хотелось немного в этом разобраться, и оставив мальчика с Кави, он прошелся по дому, который при свете произвел еще более депрессивное впечатление. Большинство вещей явно завалялось с давних времен, на окнах висел полинялый тюль, на диване выстроилось в ряд несколько потрепанных мягких игрушек, зловеще взирающих на Илью стеклянными глазами. В холодильнике он нашел только один начатый пакет молока и несколько уже пустых в мусорном ведре. На плите стоял ковш с коричневой коркой внутри: должно быть, молоко в нем подогревалось. Сразу за кухней располагался примитивный туалет, который из-за холода почти не источал запахов, но стоящее рядом с отверстием ведро явно использовалось не далее как вчера.

Быстро вернувшись в комнату, Илья сообразил, почему от одежды мальчика шло такое зловоние — из-за молочной «диеты» он скорее всего заработал тошноту и понос. Однако сейчас он очнулся и осмысленно смотрел на Илью зелеными глазками, совсем как у старшей сестры.

— Дядя Илья? Ты здесь? — вскрикнул мальчик шепотом, видимо из-за слабого горла.

— Да, Никита, мы сейчас поедем домой, — заверил Илья. — Как ты себя чувствуешь?

— Мне холодно, и горло очень болит. Глотать больно, а днем я сильно кашлял. А который час?

— Около полуночи. Ты давно так лежишь?

— Не помню, — признался Никита. — Я уже несколько дней болею и все время лежу, на меня даже из-за этого ругались.

— Кто ругался, дядя или тетя?

— Тетя. Она мне молоко приносила и игрушки, только они мне не нравились и я не хотел с ними играть. А дядю я тут не видел.

— А она тебе что-нибудь еще говорила, эта тетя?

Никита наморщил лобик.

— Говорила, что теперь это мой дом и мне здесь будет хорошо. А я не хотел тут жить, мне в этом доме очень страшно. Когда я еще не заболел, то зажигал свет, один раз даже бомжей за окном видел, они, наверное, в кустах бутылки искали. Я стал стучать в окно и звать на помощь, но они меня почему-то не заметили. Зато тетя из-за этого на меня тоже ругалась и плакала. Она много плакала… Мне ее жалко, но я к маме и папе хочу, и к Миле… Мы поедем домой, дядя Илья?

— Конечно, прямо сейчас и поедем. Я только сделаю еще кое-что, а Кави тебя посторожит. Не бойся, она добрая, и когда ты поправишься, то сможешь с ней поиграть. Кстати, посмотри на эту вещь, ты ее помнишь?

Илья протянул мальчику игрушечную тыкву.

— Помню, дядя Илья! — просиял Никита. — Это мне мама купила, когда мы гуляли в парке. Они мне понравились, и я очень просил. Там еще большие были, с дырками вместо глаз, и внутри горели фонарики! А потом тетя ее у меня забрала…

— Ничего, теперь она снова с тобой, а ты скоро увидишь маму и папу. И эту тетю мы непременно накажем, чтобы она больше не обижала других детей.

Напоследок Илья решил оставить ловушку для женщины — чутье подсказывало, что она вскоре сюда вернется. Он снова пошел на веранду, зажег спичку из коробки, которую постоянно носил с собой, и стал прощупывать ауру. Она расплывалась густыми парами, в которых смешивался запах молока, пота, мускуса и разложения, будто целый организм в этом аквариуме за считанные мгновения напитался от материнской груди, окреп, оставил потомство и испустил дух. Прикрыв глаза, Илья стал шепотом читать руны, взывающие к миру мертвых. Вдруг его накрыла чернота, в которой только спичка давала чуть-чуть света.

И они откликнулись — маленькие, но цепкие суставы расковыряли землю, стряхнули каменное крошево, пробили трухлявые доски крыльца. Надвинулись на дом, принося с собой сырой дух засыпающего осеннего леса, ядовитых грибов, болотной ряски. Голоса, не успевшие вдоволь наговориться по-людски, перекликались скрежетом насекомых, воем одичавших собак, жалобными переливами ночных птиц. Прямо за хлипкими стенами избушки крохотные почерневшие зубы грызли деревянные щиты, а твердые кулачки бились в стекло. Они очень изголодались, хотя маленькие сердца давно превратились в пузыри с черной жижей, глазницы были пусты и только звериный нюх гнал к свежей крови.

Илья поспешно произнес заклинание, скрывающее его настоящий облик, запахи молодости и здоровья, которые возбуждали и злили нежить. Потянув носом воздух, он с удовлетворением почуял, что от его тела исходит едкий смрад, кожа натянулась и высохла, а кое-где пошла кровавыми трещинами. Жесткие спутанные волосы наполовину закрыли лицо, ногти заострились. Теперь было куда легче сойти за своего для ночных пришельцев, которые уже почти прогрызли дверь.

Вскоре они стали заполнять помещение, осветившееся зеленоватым огоньком. Дощатый пол заскрипел и начал проседать, сквозь щели сочилась какая-то мутная жижа, норовившая лизнуть сапоги колдуна. Существа, едва напоминающие человеческих детей, ползли, протягивая к нему сломанные фаланги пальцев, которые могли легко проткнуть незащищенную кожу, скаля зубы, навсегда оставшиеся молочными. Их было не меньше дюжины, они держались поодаль, выжидали, не решались напасть. Город, построенный на погибельном месте, охотно уносил их маленькие тайны в вечную сырую колыбель.

За ними показалась еще одна тварь, которая уже мало походила на человека. На ней почти не было кожи, бурая иссушенная плоть видом и запахом напоминала вяленую рыбу, а местами из нее пробивались острые хрящи, подобные плавникам. Желтые, подернутые пленкой глаза невольно завораживали своим матовым блеском.

«Твою мать, это еще что такое?!» — мысленно ужаснулся Илья. Однако он взял себя в руки и продолжал проговаривать руны, чтобы и это создание успокоилось и поверило ему. На миг оно учуяло страх колдуна и оскалилось, зашипело, затем поползло к нему, подгребая передними искривленными конечностями. Задние безвольно болтались, словно усохшие.

Тут страх сменился жалостью к этому созданию, которое при жизни не знало никаких теплых чувств, если вообще успело пожить, и даже права на память ему не оставили. Илья мысленно обещал упокоить всех этих несчастных, если только они дождутся и задержат хозяйку дома, и взялся за ловушку. Он положил наземь голубую сумку, хранившую ее запах, затем порезал себе руку и оставил несколько темных капель на полу. Через пару мгновений из всех четырех углов проросли незримые липкие нити, которые затем переплелись в огромную сеть, пропитанную клеем из крови жреца и болотного яда, — теперь владелица сумки никак не смогла бы выбраться отсюда самостоятельно.

Нежить утихомирилась и сидела на полу в ожидании, подобно уставшим зверенышам. Впрочем, Илья и думал о них как о детенышах, вырванных из гнезда, лишенных корма, тепла и любви, ставших игрушками в чьем-то диком развлечении. Однако сейчас нужно было позаботиться о живом ребенке, и он, наконец скинув с себя внешний морок, поспешил за Никитой.

Мальчик уже повеселел рядом с Кави, в предвкушении приезда домой. Илья собрался с оставшимися силами и вскоре доехал до города по пустому шоссе, а Никита по дороге успел задремать. Уже подъезжая к дому Цыплаковых, Илья вынул телефон и набрал номер Олега.

Услышав его растерянный, но совсем не сонный голос, он понял, что приятель в последнее время не знал покоя. «Что же, надеюсь, теперь ты окончательно вылечишься» — подумал Илья, а вслух промолвил:

— Олег, мы нашли Никиту. Он тут со мной, внизу…

Связь вдруг оборвалась, а через несколько минут Олег сам выскочил из парадной, набросив только куртку поверх домашней одежды. Кое-как разбудив ребенка, Илья выбрался из машины и передал его отцу.

— Папа, — тихо сказал Никита: воспаленное горло все еще мучило мальчика. Олег только прижал сына к себе, подавив надрывный болезненный выдох.

Опомнившись, мужчина с благоговением посмотрел на Илью и сказал:

— Ну слушай, Илья, у меня просто слов нет… сам понимаешь… Как тебе удалось?

— У меня есть очень надежные друзья, они помогли провести независимое расследование, — аккуратно пояснил Илья. — К счастью, Никита почти не пострадал, только простудился, так что ему сейчас надо побольше спать и нормально питаться. Ну что, в дом-то пустите?

— Да ты о чем? Спасибо тебе, друг, — просиял Олег и хлопнул его по плечу.

В прихожей их встретили Лариса и Мила — обе, похоже, пребывали в состоянии шока и не могли даже заплакать, только смотрели на спасенного мальчика, будто ожидая, что очередной сон вот-вот развеется. Но затем женщина протянула к сыну руки, и когда он позвал ее своим осипшим голоском, наконец разрыдалась.

— Дядя Илья, ты супер! — всхлипнула Мила и обняла его.

Пока Лариса приходила в себя, а затем мыла и переодевала сына, Илья отвел Олега в сторону и решительно произнес:

— Имей в виду, что расследование мы продолжаем и скоро докопаемся до сути: ваш Никита там явно далеко не первый. Но может стать последним.

— Дай-то бог, — с облегчением вздохнул Олег. — Не знаю, как мне вас и отблагодарить…

— Потом сочтемся, — отмахнулся Илья. — Только сам не вмешивайся и никуда не обращайся: в твоих же интересах помалкивать.

— Ты о чем?

— О том, что к этому причастна девица, с которой ты едва не закрутил.

Мужчина побледнел и тихо ахнул. Илья поспешно положил руку на его плечо и сказал:

— Ну ты же не хочешь, чтобы это дошло до Лары? Успокойся, я, конечно, буду молчать, а ты не мешай нам разобраться.

— Слушай, я в последнее время так и думал, что с этой Ангелиной что-то нечисто, — признался Олег. — Она еще недавно ко мне на работу заявилась и уверяла, что Никиты уже нет в живых! Но чтобы такое…

— Там все нечисто, начиная с того, что зовут ее на самом деле Гелена и она замужем за мутным и опасным типом, который похищает детей. Правда, мотивы у него пока слишком сложные для моего понимания, но я и это непременно вскоре выясню, — уверенно сказал Илья. — Так что будь осторожен: теперь ты можешь оказаться для них нежелательным свидетелем. Я уж не говорю о том, что Лара тебя просто убьет, если узнает, какую роль ты во всем этом сыграл. Надеюсь, тебе понятно?

— Ну еще бы, — горько усмехнулся мужчина. — А я, лопух, даже ее портрет взялся выжигать, только быстро его где-то потерял. Выходит, все с самого начала было подстроено?

Илья с сожалением посмотрел в его глаза, в которых до последнего теплилась надежда, что в интрижке на стороне имелось что-то такое, ради чего стоило попирать семейный покой, рисковать своей и чужой жизнью, тем более жизнью собственного ребенка. Приятеля было немного жаль, но сейчас, когда в памяти всплывал страшный дом, пустые глазницы нежити и полумертвое личико Никиты, Илья почти с удовлетворением раздавил эту иллюзию.

Тут в коридор выглянула Лариса и сказала:

— Илья, иди попей чаю! И вообще, по-хорошему тебе надо у нас остаться. Выглядишь ужасно! Я себя не прощу, если в таком состоянии позволю тебе сесть за руль.

Только теперь Илья посмотрел в зеркало и убедился, что она права. Трещина на губе кровоточила и саднила, глаза воспалились, да и силы, прежде державшиеся на адреналине, стремительно покидали его: контакт с нежитью требовал огромной самоотдачи. Он решил, что разумнее положиться на Накки, которая оставалась с Яном, и передохнуть до утра, да и Никите еще требовалась его забота.

— Спасибо, Лара, ты права, лучше прилечь, — ответил он. — Только можно мне еще разок на Никиту взглянуть, пока он не спит?

— Да, конечно! Я ему сейчас тоже теплого чаю с сахаром сделаю, как он любит, — сказала Лариса и впервые за долгое время умиротворенно улыбнулась.

Подержав ребенка за ручку, Илья с облегчением убедился, что его не развращали и не пытали — если не считать холода и антисанитарии, но это не успело отразиться на легких и на сердечке, которое сейчас билось размеренно и спокойно.

— Я вам завтра привезу кое-какие-лекарства, они безвредные, — сказал он Ларисе. — А всю одежду, в которой Никита приехал, надо сжечь для профилактики. Да и вряд ли она будет вызывать у тебя приятные воспоминания.

— Конечно, сожжем, черт с ней, — согласилась женщина. — Накки тоже передай от нас благодарность, от ее настоек действительно стало легче. Правда, у Олега в последнее время и сердце стало пошаливать, но теперь, думаю, все пойдет на лад.

— Вот когда вылечите Никиту, пусть Олег возьмет отпуск, и поезжайте все вместе отдохнуть, — посоветовал Илья. — Хоть на неделю, но вам надо просто побыть рядом, без всяких «личных пространств». И Милка наверняка будет рада.

— Наверное да, устали мы от этих стен, — кивнула Лариса. — Ох, Илья, если бы не ты… Сам-то ложись, отдохни, а то Яна завтра напугаешь своим видом!

Она ласково коснулась его пальцев, и Илья отметил, какую неуловимую прелесть ей придавала материнская тревога и любовь, и даже этот минутный всплеск отчаяния от семейного кризиса. В супругах своих друзей и знакомых он, разумеется, никогда не видел объект мужского интереса, но сейчас его глубоко тронула эта мягкая зрелая женственность, за которой скрывался прочный стержень.

Уже накрывшись теплым пледом, Илья почувствовал, что аура ночи сменила свой цвет с болотного и искристого на ровный голубоватый, как бескрайнее зимнее небо и детские сны. Страшные видения понемногу ослабляли хватку и уходили туда, откуда пришли.

Наутро Илья приехал домой, пока Ян еще спал и Накки тоже дремала в широком кресле. Он поспешно стащил с себя одежду, связал ее узлом и встал под горячий душ. Тут с новой силой накатили воспоминания о минувшей ночи, от которых он невольно зажмурился и стиснул зубы. И вдруг почувствовал прикосновение ладоней Накки к его спине и знакомую прохладу ее тела.

— Эй, я вообще-то просто помыться собрался, — улыбнулся Илья, впрочем, не выказывая особого протеста.

Она уверенно потерлась щекой о его плечо, поцеловала в шею и шепнула:

— Не хочешь ничего сказать?

— Прости, не сейчас, — промолвил Илья. — Я вообще никогда не любил плакаться в жилетку, а то, что мы умудрились вскрыть… Пока я не в состоянии говорить об этом как колдун, надо хоть немного прийти в себя. Надеюсь, ты понимаешь?

— Понимаю, — усмехнулась девушка. — Иными словами, как человек ты тем более не намерен говорить об этом со мной, верно?

— Даже с тобой, — мягко поправил Илья. — Ничего, я быстро соберусь, ты же меня знаешь.

— Еще бы! Но тогда хотя бы расслабься, — шепнула Накки и погладила его живот, аккуратно пробираясь ниже и поддразнивая наливающуюся плоть подушечками пальцев и острыми коготками.

Он повернулся к ней, доверчиво прильнул к нежным губам и она с жадностью обняла его, упиваясь пряным мужским вкусом. Горячие струйки воды пробегали между их нагими телами как электрические разряды, Накки оплела ногой его бедра, чуть откинулась назад, предоставляя Илье ласкать ее разгоряченную грудь и шею, и он охотно этим воспользовался. Ему казалось, что влага, стекающая по ее коже, — это продолжение самой Накки, природная ипостась, которой тесно в человеческой оболочке. Вода будто ласкала и гладила его одновременно с ее руками, проникала в самое нутро через расширившиеся поры, растапливала боль, которая скопилась в душе подобно куску грязного льда. Сейчас Илью радовала податливость и предсказуемость тела, его тяга к жизни, временно избавившая от мрака. Стремительный разряд отдался сладкой болью в мышцах и ненадолго отключил рассудок.

Пока он одевался, Накки успела исчезнуть, не желая попадаться на глаза Яну, а может быть, заодно решила поохотиться на водоемах, подернутых первым льдом. Отец с сыном позавтракали и отправились развеяться в торговый центр — на следующий день предстояло возвращаться к работе и учебе.

Но через пару дней Накки снова навестила Илью ночью, и на сей раз у нее был какой-то таинственный вид.

— Велхо, я сегодня не одна, — предупредила девушка, — с тобой хочет потолковать один из лесовиков, которые нашли эту пару. Он хоть и совсем молодой, но отменный следопыт, ты к нему прислушайся.

Следопыт оказался весьма колоритным парнем — если бы не белый цвет волос, бледная кожа и серые глаза с желтыми искорками, Илья мог принять его за индейца. Волосы до плеч были частично заплетены в косички с нитками бисера, поверх серой куртки висел амулет в виде сосновой шишки, в ухе серьга, похожая на капельку янтаря. Илье бросились в глаза его массивная нижняя челюсть и тяжелый подбородок, в которых было что-то неуловимо звериное. При этом у юноши оказалась удивительно приятная улыбка: чуть ломаная, тревожная и заботливая, будто он заранее хотел обнадежить, смягчить грозные предчувствия. А в том, что речь именно о них, Илья не сомневался.

— Меня Юха зовут, — сказал лесовик, поклонился и протянул Илье руку. Он действительно был заметно младше Накки и слегка робел перед колдуном.

— Очень рад познакомиться, — тепло ответил Илья и пригласил его на кухню. Накки по-свойски принялась хлопотать с кофе, а парень неуверенно присел на табурет. Из любопытства и желания его подбодрить Илья спросил:

— И кто тебе все это заплетает?

— Банники, конечно: они нас и причесывают, и бреют, и девчонкам красоту наводят, — сказал Юха, словно удивляясь, что этого можно не знать. — У нас вообще разделение труда, зачем самому делать то, что другие лучше умеют?

— Логично, — кивнул Илья. — Хочешь квасу?

— Не откажусь, — промолвил лесной дух, разглядывая затейливое убранство кухни. — Ты сам здесь все мастеришь?

— Да, я всю жизнь вожусь с деревом и зарабатываю этим. Ведовство для меня скорее отдушина, — откровенно сказал Илья, поставив на стол резные кружки и тарелку с соленым печеньем.

— О, я потом покажу тебе наших лесных идолов! В самых гиблых местах есть целые алтари, отгоняющие нежить и всякую черноту. Люди их обычно не замечают, только дети и путники с фантазией могут различить в куске дерева чье-то разгневанное лицо, — улыбнулся Юха.

— С удовольствием приду, — отозвался Илья. — Ну а о чем ты хотел рассказать?

Тут парень переменился в лице и произнес:

— Вот о нежити и хотел… Там, где гулял твой сын, на деревьях нашлись следы кровавых слез — такие остаются от ночных плакальщиц, это кровь из нижнего мира. Ты когда-нибудь с ними встречался?

— К счастью, нет, хотя много о них слышал. Своему сыну я давно уже перед сном заклинания читал, детям друзей подарил обереги, закаленные огнем. Возможно, все это и пригодилось в недавнем приключении.

— А мы с ними то и дело цапаемся, они любят по лесу бродить, особенно осенью, когда ночи длинные. Им же все эти штуки нипочем, — Юха усмехнулся, показав на циферблат часов, — они от темноты кормятся. Иногда превращаются в гусениц и прочих ползучих гадов, а то тенями носятся и воют. Больше всего они не любят детей и беременных, потому что когда-то умерли от родов, или вытравили ребенка да сами погибли. Вот мы и смотрим, чтобы вечером дитя им в лесу не повстречалось, а то заманят ласковым шепотом и сожрут.

— И ты думаешь, что Ян повстречался именно с такой?

— По крайней мере, они часто крутятся рядом с бесами и прочими духами-изгоями, — заявил лесовик, почесывая босую ступню огрубелым краем ладони. — Дрянь к дряни липнет и становится сильнее, таков уж закон.

— Не сходится, Юха: было еще светло, да и демон явно навел морок, чтобы никто не видел, в какую сторону они с женщиной улепетывали. Значит, она человек, как то ни прискорбно, иначе они бы просто перенеслись.

— Велхо, порой не нужно лечь в землю, чтобы стать нежитью, — сказал Юха. — Или для того, чтобы попасть в ад. Можно просто потерять душу, а большое материнское горе часто к этому толкает. А что до этой женщины — вероятно, она дышит, питается и двигается как люди, но она уже не совсем человек, поверь.

— Это как?

— Да я и сам удивляюсь как! — признался Юха. — Если сложить все следы, там будто побывал человек, которому перелили кровь демона, или что-то в этом роде. Но он бы умер, а эта женщина как-то выжила, только превратилась в чудовище.

— Ничего себе! — ахнул Илья. — А что с ней будет, когда она все же умрет?

— Превратится в обычную нежить, и тогда с ней будет легче справиться, — пояснил лесовик. — Если никто ее не упокоит, конечно.

— Но кто же она и что помогло ей выжить? — задумчиво сказал Илья.

— Вот это самое интересное, — вмешалась Накки. — Похоже, тут не обошлось без сильных колдунов, к которым эта дурная Гелена, конечно, не относится. За бесом стоит кто-то очень могущественный и в людском мире, и в потустороннем. Так что без помощи старика нам дальше не обойтись — бес не сегодня-завтра поймет, что ты идешь по его следу, и игра в прятки закончится.

Юха кивнул, увлеченно отхлебывая квас, и добавил:

— Я вам заодно сухой можжевельник принес: спрячь у себя и у сына в спальне, чтобы всякую ночную дрянь отгонять. И друзьям раздай, для детворы: его можно просто в мешочек насыпать и выдать за простое благовоние. Защиты слишком много не бывает!

— Спасибо, Юха, отличный ты парень, — отозвался Илья. — Это все, конечно, хорошо, но пора с этой компанией всерьез разобраться. Я готов поговорить с этим бесом с глазу на глаз, если у него хватит смелости. Только удивляюсь такому совпадению: чтобы мы с ребятами поехали именно туда, где околачивались эти двое и, возможно, отлавливали новых жертв!

— В этом нет ничего странного, Велхо: чутье порой ведет тебя помимо воли и здравого смысла, даже туда, где таится опасность. Но со временем ты научишься справляться и с этим, — сказала Накки, ободряюще улыбнулась и сжала его пальцы.